День, когда он отправился в путь, был необычайно солнечным для зимы. Голубое небо, казалось, готово унести его, а снег на земле отражал солнечный свет на столько ярко, что резало в глазах. Такие красивые, солнечные, зимние дни не часто случались в Ньоххире, деревне горячих источников, расположенной далеко в северных землях. Это был красивый, живописный день для начала путешествия, но его слегка беспокоило, что такое начало может истощить всю его удачу.

Однако, когда он бросил взгляд на свой длинный, грубый походный плащ, тот напомнил ему походное одеяние священников. Тогда, он взглянул на свою удачу по-другому, ему подумалось, что такая погода без сомнения Божье благословение.

Причал врезался в реку, протекавшую через селение. Хотя он оставался многолюден в межсезонье, когда гости приезжали на источники или возвращались домой, сейчас здесь было пришвартовано лишь одно грузовое судно. Лодочник, бородатый, дородный мужчина средних лет, грузил его поклажу на борт, суетясь так, как будто его посудина вот-вот пойдет ко дну. Вопреки его внешнему виду, он легко передвигался вперед и назад и быстро закончил работу.

— Скоро поднимем парус!

Лодочник посмотрел на него и окликнул. Вместо ответа он махнул ему рукой и, глубоко вздохнув, закинул свой мешок на плечо. Мешок оказался довольно тяжёл, поскольку был наполнен подарками от тех, кто поддерживал его.

— Коул, ты всё взял?

Услышав своё имя, он обернулся. За ним стоял хозяин купальни, который заботился о нём более десяти лет, а сейчас пристально осматривал поклажу, Крафт Лоуренс.

— У тебя есть деньги, карта, еда, тёплая одежда, лекарства, кинжал, и трут, верно?

Лоуренс, раньше широко известный, как странствующий торговец, занимался походными приготовлениями. В действительности, тот кто сейчас отправлялся в путь и близко не был столь же добросовестен, как опытный хозяин купальни, поэтому Коул полагался на него полностью.

— Господин, я уверена, по крайней мере этот мешок, он проверил. В любом случае места у него больше не осталось.

Женщина, ожидающая позади Лоуренса, проговорила с раздраженной насмешкой. Её звали Ханна и она заправляла кухней в «Волчице и пряности», купальне Лоуренса.

— Ах да, верно, и все же.

— Все в порядке господин Лоуренс. Когда-то давным-давно я отправился в путь имея при себе всего лишь одну сушёную сельдь и потёртые медяки.

Коул впервые встретил Лоуренса, когда был всего лишь ребенком лет десяти. В то время он посещал городские университеты в поисках знаний, на подобие бродячего студента, хотя это было лишь на словах. По правде сказать, он нищенствовал. Не зная куда податься, Коул потратил все деньги и оказался потерянным в чужих землях без надежды на кого-либо. Затем, удача привела его к Лоуренсу, человеку, который его спас.

Уже прошло десять, нет, пятнадцать лет. Всякий раз, когда он задавался вопросом, а вырос ли он с тех пор, его мучило сомнение. Казалось, Лоуренс почти не изменился, и стоял перед ним совсем как в их первую встречу, а Коулу представлялось будто он всё тот же десятилетний мальчишка.

Но руки, подтянувшие подвязки на мешке, окрепли от тяжёлой работы в купальне. Прежняя детская фигура казалась крохотной по сравнению с его сегодняшним ростом, а когда-то серебристые волосы стали почти золотыми.

Хорошо это или плохо, время течет так, как должно.

— Ну да, это верно… Кроме того, сейчас каждый церковник признает в тебе молодого и смышлёного богослова. Я горжусь тобой, к тому же, я бы тоже мог кое-чего усвоить, благодаря твоим вечерним занятиям.

— Господин, пожалуйста. Если бы вы на это решились, мне бы пришлось чаще ходить на рынок за чесноком и луком.

Слова Лоуренса лелеяли сердце, но он съёжился, когда заговорила Ханна.

Коул всегда садился за учёбу после рабочего дня. Более того, когда он работал над манускриптами и читал Святое Писание, ему постоянно приходилось заставлять себя держать глаза открытыми. Что бы не уснуть, он жевал сырой лук и чеснок, что заканчивалось бесконечными нотациями от Ханны, которая оказывалась без приправ для готовки.

— Тем не менее, прошло более десяти лет. Спасибо, что до сих пор помогал нашему делу. Купальня стала такой только благодаря тебе, Коул. Ты, оказал нам огромную помощь, — сказал Лоуренс и протянул руки завлекая его в большие, сильные, отцовские объятия. Не встреть он тогда Лоуренса, Коул не знал, чем бы всё закончилось.

Это он должен был благодарить его.

— Нет, это вам спасибо… Мне жаль, что я уезжаю в такой тяжелый сезон.

— О нет. Мы держали тебя здесь слишком долго. Но если ты отправишься на юг и добьешься успеха, по крайней мере дай нам знать.

Лоуренс, сама квинтэссенция торговца, всегда, подбадривал Коула.

— Да и … извини, что девочки не смогли прийти проводить тебя, — продолжил он, с неожиданно помрачневшим выражением.

— Хоро уже попрощалась, несколько дней назад. Она сказала, что если увидит как я уезжаю, то может попытаться меня остановить.

Хоро, жена Лоуренса, и временами она вела себя как старшая сестра или даже вторая мать для молодого Коула.

— Она не любит, когда люди уходят. Но, может быть это мудро с ее стороны.

Лоуренс сухо улыбнулся, и выдохнул ртом.

— И мне жаль, что Миюри причинила тебе столько хлопот.

— Эмм нет…

Коул был готов возразить, но вспомнив суматоху последних дней, особенно накануне вечером,

— Ну… она угрожала мне клыками, а затем, всё-таки, укусила.

— О Боже.

Лоуренс положил ладонь на лоб, как будто страдая от головной боли. Миюри была единственной дочерью Лоуренса и Хоро, и она постоянно выла о том, что хочет оставить горячие источники и эти дремучие земли.

А когда Коул упомянул, что отправляется в путешествие, не сложно догадаться, что произошло дальше.

— У Миюри и Хоро сильное сердце, но Хоро знает, когда нужно сдаться, и она обладает рассудительностью, приобретенной с возрастом. В этом смысле, Миюри, как солнце посреди лета.

И хотя, она его единственная дочь, самая драгоценная для него в этом мире, её нелепые выходки, доводили Лоуренса до боли в висках. Недавно, Миюри стала поспокойнее, но будучи моложе она часто убегала играть в горы и возвращалась вся в крови.

Сейчас она была в том возрасте, когда разговоры о браке уже виднелись на горизонте, а ведь с этим, тоже, нужно было что-то делать.

— Я её целый день не видел. Может она в горах, дуется и плачется медведю, — сказал Лоуренс.

Коул представил Миюри, цепляющуюся за возмущённое животное в его берлоге, и не смог сдержать улыбку.

— Когда я окончательно обоснуюсь, то отправлю вам письмо. И тогда пожалуйста, привезите всех повидаться.

— Конечно. Но если сможешь, найди где-нибудь побольше хорошей еды. Мне придётся похлопотать, чтобы у этих двоих, в дороге, не портилось настроение.

— Я всё сделаю, — ответил с улыбкой Коул, в то время как Лоуренс протянул правую руку. Это был уже не тот человек, что нанял его и не тот, что спас ему жизнь десять лет назад. Это был хозяин купальни, провожавший путника.

— Береги себя. — Словно, заметив нечаянные слёзы Коула, Лоуренс еще шире улыбнулся и крепче сжал ладонь.

— Будь осторожен с некипячёной водой и сырой едой.

— Вы тоже. Госпожа Ханна… Всего хорошего.

Коул изо всех сил старался скрыть свой гнусавый голос, из-за заложенного носа, пока жал ей руку. Затем, он поднял мешок.

— Эй, ты готов?!, –крикнул лодочник. Он, должно быть, внимательно следил, потому что выбрал подходящий момент.

— Уже иду! — Ответил Коул, смотря на Лоуренса и Ханну. Как только лодка отчалит, скорее всего, он сможет увидеть их лишь через много лет, или уже никогда. Возможно, это последний раз, когда он смотрит на Ньоххиру и вздымающийся пар из её горячих купален.

Коул не мог сдвинуться с места, как бы сильно не старался, и в этот момент Лоуренс хлопнул ему по плечу.

— Иди, мальчик! Выйди в новый мир!

Не ответить было бы неправильно.

— Не называйте меня мальчиком. Мне уже столько же лет, сколько было вам, когда вы впервые меня встретили.

Коул сделал шаг, за тем второй, о третьем он уже не думал.

Когда он обернулся, Лоуренс спокойно улыбался со скрещенными за спиной руками, а Ханна скромно махала рукой. Он перевёл свой взгляд им за спины. Неохотнее всего было расставаться с Ньоххирой, и ему стало любопытно, там ли сейчас эта девчонка-сорванец Миюри. Хотелось бы ему увидеть её надутое от недовольства лицо, выглядывающее из-за дерева, но, ничто даже не намекало на её присутствие. Она столь же упряма, как её мать. Слабо улыбнувшись, он зашагал к причалу.

— Ты закончил прощаться?

— Извините, что заставил вас ждать.

— У нас есть пословица. Нельзя сплыть вниз по реке дважды. Хотя, не то-чтобы сожаления, это плохо.

Вот так, плавая каждый день на лодке вдоль тихих рек, волей не волей, приобретаешь мудрость.

Глядя с пристани, Коул низко кивнул словам лодочника, и взошел на борт.

— Сегодня ты здесь у меня единственный. Можешь спокойно вздремнуть, на той куче шкур, — сказал лодочник, отвязывая верёвку от причала.

Услышав слова «куча шкур», в разуме юноши всплыли воспоминания, история, которую он слышал давным-давно.

Молодой бродячий торговец остановился в некой деревне, и как обычно ночевал в своей повозке, до отказа нагруженной шкурами. Под шкурами оказалась прекрасная девушка, которая попросила отвезти её на родину, у неё были льняные волосы, особенно прекрасные при свете луны, а в придачу, звериные уши на голове и хвост с изысканным мехом. Она назвала себя мудрой волчицей — воплощением волка, что живет в пшенице рядом с деревней и заботится об урожае. Торговец согласился на просьбу девушки, и вместе, они отправились в путешествие. Вместе они пережили радость и грусть, разделили чувства друг друга, и жили долго и счастливо. Конец.

Не способный вообразить для себя такого же счастливого расклада, Коул подошел к груде шкур, и прощупал её. Всё в порядке. Никто там не прятался.

Помимо его импровизированной кровати, лодка была завалена бочками, и мешками с углём. Бочки, вероятно, были заполнены древесной смолой, остававшейся после производства угля. Смолу обычно использовали для защиты от воды и плесени. Её сильный, жгучий запах временами доносился до Коула. Шкуры добывались общинами, разбросанными по горам за Ньоххирой. Люди, живущие в тех местах, усердно охотятся всю зиму, а затем продают меха, благодаря чему они могут купить в городе необходимые вещи. Было бы накладно самим таскать товары на рынок, так что обычно шкуры свозили в Ньохирру, а затем доставляли на судах. Тоже самое касалось угля и смолы.

— В этом году много мехов.

— Ага, дело к счастью прибыльное. Ньоххира всегда процветала, но сейчас товары тащат отовсюду. Ты ведь знаешь, война между северными землями и Церковью закончилась несколько лет назад, так? Мечами уже очень давно никто не машет, но официальный мир принёс чудовищные перемены, — настоятельно объяснил лодочник, скручивая верёвку перед тем, как самому спрыгнуть на борт.

На удивление, лодка совсем не качалась.

— Как только мы отчалим, начнётся твоё путешествие.

Смотря за корму, мужчина взялся за весло. Лодка медленно поплыла вперёд, заскользив по водной глади. Хоть это и был обычный для Ньоххиры зимний день, с борта лодки, знакомые виды казались совсем другими. Вполне возможно, он в первый и последний раз, видит Ньоххиру в качестве путника. Когда эта мысль неожиданно пришла ему в голову, он не смог удержаться, и сел на колени. Затем он помахал Лоуренсу и Ханне рукой, пока те смотрели с берега.

— Спасибо вам!

Лоуренс улыбнулся и неосознанно поднял руку. У Ханны было такое же выражение, какое она делала, когда ее стряпня удавалась на славу.

И перед тем, как Коул понял это, они оба исчезли из вида. Горные реки текут быстро.

— Ну что ж, ты попрощался. Теперь, время взглянуть вперед, — сказал лодочник юноше, чей пристальный взгляд был обращен к деревне. Говорил он мягким, совсем не командным тоном, как будто приободряя Коула. Немного смутившись, он натянуто улыбнулся лодочнику и посмотрел вперёд.

Ах, я отправляюсь в путешествие — его окутало странное, грустное и одновременно волнующее чувство.

— Минуту назад ты копошился в этих шкурах, не так ли? Там была крыса или ещё что?

— Ээ? Ох … Вообще-то, я вспомнил одну историю.

Затем он рассказал лодочнику о встрече бродячего торговца и духа волчицы. Такие сказки встречались повсюду, но лодочник, казалось заинтересовался.

— У тебя будет полно возможностей по рассказывать детям истории, чтобы скоротать время в дороге. Это всегда хорошо, когда их много. Но начинать рыться в шкурах после того, как ты вспомнил одну из них, означает, что ты довольно суеверен для молодого человека.

Лодочник никогда не поверит если Коул скажет, что эта сказка чистая правда, а если он обмолвится, что дочь этой волчицы может прятаться в этих шкурах, тот наверняка будет ошарашен. Как никак, бродячим торговцем в этой истории был Лоуренс, а волчицей, прятавшейся в его повозке, Хоро.

Коул присоединился к необычному путешествию Лоуренса и Хоро, и сопровождал их в грандиозных, головокружительных приключениях, воспоминания о которых, заставляли его сердце биться в восторге, хотя многое из пережитого приводило в ужас.

Но, самым поразительным для него оказались не те, будоражащие кровь события, в которые его затянул водоворот их истории. А то, что он видел находясь с ними рядом, когда они «жили долго и счастливо».

Он не мог не смеяться, изумлённый их неизменным счастьем.

— Так, куда ты едешь? Ты говорил Сувернер, верно? — лодочник назвал город, лежащий внизу по реке на запад, а затем по суше на юг. Город, процветающий благодаря торговле мехами и янтарём.

— Я, узнаю там детали моей поездки. А после, отправлюсь в Реноз.

— Ох, Реноз! Знаю я этот город. Он, стоит на большой реке, по которой непрерывно прибывают и убывают корабли! Я слышал, что там тоже множество застав.

Коул это прекрасно знал. Вдоль реки, на одной из таких застав, он и встретил Хоро и Лоуренса.

— Понятно. А что ты собираешься там делать? Ремесленничество? Нет, не похоже… Значит торговля?

— Нет. — Коул слегка помотал головой и взглянул на небо, давая клятву тому, кто там должен быть. — Я хочу стать священнослужителем.

— Что ж, не знал, что ты священник! Ну и ну.

— Пока что, я только учусь, не знаю смогу ли я им стать.

— Ха-ха-ха. Не говори так, а то может показаться, будто ты сам не веришь в Божью помощь.

Он был прав.

— Но, ты ведь знаешь, что Церковь завязала большую шумиху с королевством Уинфилд, верно?

Лодочник опустил весло еще глубже в речную воду, и нос лодки повернулся, оплывая большой камень. Горы вокруг Ньоххиры были лишены открытых пространств с естественными просеками. Снег лежал на склонах высокими сугробами, а чуть подальше, за ними с любопытством наблюдал олень.

— А вы о многом знаете.

— Реки несут не только воду, но и сведения.

Судя по всему, лодочник не случайно показал ему свою осведомлённость. Он оказался приятным человеком.

На западе от сюда река впадала в океан, а королевство Уинфилд представляло из себя большое островное государство, и находилось еще дальше на юго-западе. Поначалу, оно было известно своими шерстяными мануфактурами, а позднее, развитыми верфями.

Уже несколько лет минуло с начала спора между королевством и Папой, главой Церкви, надзирающим за вероисповеданием.

— Говорят, что волнения начались из-за налогов, верно? Это напрямую касается тех, кто занимается перевозкой, таких как я. Об этом узнаешь, даже если не захочешь.

Когда лодка плывет вниз по реке, она пересекает земли множества лордов. Каждая речная застава, которую проходит лодочник, означает уплату пошлин, а вдоль больших рек таких застав могло быть до пятидесяти, а то и больше. В некоторых местах их насчитывалось около сотни.

Кроме того, хотя землевладельцы взимают пошлину только при проезде через их территорию, Церковь может устанавливать пошлины на всех землях, где господствует её учение. Что в буквальном смысле означало, весь мир. Этот сбор назывался «десятина».

— Если бы мы могли избежать уплаты десятины, нам бы сильно полегчало. Более того, изначально эти деньги собирались на борьбу с язычниками. И сейчас, когда война закончена, в них нет нужды. Мы в долгу перед королём Уинфилда, за его протест.

Налоги, по любым причинам, всегда непопулярны. И ни у кого не найдётся повода дурно отзываться о короле, который хочет избавиться от одного из них.

— Посмотри, как Папа обращается с разумным государем! Боже, я всем сердцем на стороне короля Уинфилда…, — сказал лодочник перед тем, как неожиданно закрыть рот. Он, кажется вспомнил, что его спутник хочет стать священником, чтобы трудиться во славу Господа. — Извини. Я не собирался осуждать твои стремления. –

— Нет. — Произнес Коул с небольшой улыбкой. — Я согласен с вами.

— Эм?

Он прищурился, но не под озадаченным взглядом лодочника, а из-за прохладного ветра, подувшего снизу по течению.

— Я не могу поверить, что Папа, без обсуждения, приказал королевству запретить все религиозные обряды, чтобы принудить его платить налоги.

Вероятно, от злости, пар из его рта, стал еще белее. Этот запрет стал прямым поручением Папы, он означал, что все, кто служат Церкви на этих землях, остаются без куска хлеба.

— Уже как три года, в королевстве не было ни крещений новорождённых, ни венчаний между любящими людьми, ни похоронных процессий для усопших. Всё это, очень важные в жизни людей обряды, за которыми следит духовенство, а Папа прекратил их все. Я не могу смотреть, как нас вынуждают платить налоги, чтобы заработать Божью милость, это не может быть волей Всевышнего. Я невежественен и беспомощен, но…

Коул взялся за деревянный крест, который всегда висел у него на груди.

— Я хочу помочь исправить исковерканные Божьи заветы.

Для того, чтобы спасти королевство Уинфилд, от заносчивого Папы, который, ради денег, три года пренебрегает спасением душ, и чтобы вернуть заповедям их истинный посыл, Коул будет сражаться. Вот, зачем он начал этот путь.

Впереди его ждут невзгоды и страдания. Но сейчас, он уже многому научился, ему даже удалось встретить Лоуренса и его жену Хоро, изумительную пару, будто из сказки. Он способен это сделать. Тут нет никаких сомнений.

Он хотел бы, подарить хотя бы немного счастья и несколько радостных улыбок этому неправильному, жестокому миру.

Впившись глазами за реку, Коул повторил клятву.

Господь, дай мне сил и направь меня.

Он закрыл глаза и почувствовал сильный ветер, как будто ангел бил по его щекам.

— Ээээх…–

Когда Коул услышал за собой вздох лодочника, он словно спустился с небес на землю.

Лицо Коула покраснело так, что он едва ли походил на священника.

— Кхм, по крайней мере это то, чего я хочу…

— Ох, а я, то уж подумал, что ты просто завидовал церковникам в Ньоххире, когда те пили и ели возле горячих источников, пока ты работал.

Лодочник сказал прямо, но в его предположении, была правда. Для того, чтобы посетить такое удалённое горное место, необходимо достаточно денег на дорогу, и ремесло, которое можно оставить на несколько месяцев без серьёзных последствий. Обе возможности были у отошедших от дел глав больших торговых компаний, аристократов, чьи дела шли хорошо, и высокопоставленных церковников.

— Конечно, многие хотят служить Церкви по этой причине. Но, такая цель достойна порицания…

— Нет ничего необычного для священника разжиться множеством «племянников» и «племянниц».

Хотя, лодочник, явно на что-то намекал, истинный смысл этих слов разделял не только он. Это было, что-то вроде, общеизвестного секрета. Священникам запрещалось вступать в брак, а без жён они не могли завести детей. Именно поэтому, вместо детей, они обзаводились так-называемыми племянниками и племянницами. Даже Папа не был исключением, одну из его «племянниц» выдали замуж в королевство Уинфилд, так что, столь порочная практика считалась общепринятой.

— Я постоянно желал миру стать проще и честнее. А не тем, где даже Папа пользуется своим влиянием, чтобы набить карман. — со вздохом сказал Коул, а лодочник ответил, как бы подбирая правильные слова.

— Так что? Ты хочешь сказать, что в Ньоххире, ни разу и пальцем не дотронулся до танцовщиц? — он спросил так будто, такое казалось невозможным. Коул только с гордостью ответил.

— Конечно нет.

— Что ж, это…

Лодочник растерялся.

Коул привык к таким ответам. Не многие из священников, сохраняли верность своему обету целомудрия. Одними из них были монахи, живущие далеко в горах, где даже встретить женщину, считалось не простой задачей.

— Даже если бы я хотел нарушить клятву, не думаю, что смог бы, — сказал Коул с кривой ухмылкой, и лодочник, наконец, тоже неловко улыбнулся.

Танцовщицы и дочери музыкантов иногда звали Коула к себе. И, хотя, они всего лишь поддразнивали его таким способом, Коул не мог с уверенностью сказать, что ему не приходилось прилагать усилия, чтобы следовать клятве.

— Однако, я считаю, мы должны следовать, однажды данному слово.

Пока говорил, Коул принял осанистую позу.

— Хмм. Мда, — проницательно прошептал лодочник, и снова повернул нос лодки. — Говорят, мир как река. Ты не можешь плыть по ней прямо, как бы тебе этого не хотелось. — Он обернулся, и на его лице не было ни самодовольства, ни насмешки над идеалами юноши.

Это был отшельник, который преодолел множество невзгод и пытался спокойно дожить свой век.

— Но, повторяющиеся изгибы и повороты позволяют рыбам жить .

Он вероятно провёл уйму времени в собственных мыслях плавая по рекам, потому что его слова казались достаточно глубоки. В самом деле, один известный богослов дошёл до той же правды, когда окружил себя сплошной пустотой.

— Мне кажется я понимаю, что вы имеете ввиду.

— Конечно, я не хочу клеветать на чьи-то убеждения. В особенности того, кто хочет стать священником. Но, если ты всё время будешь идти лишь одной тропой, о множестве вещей ты так и не узнаешь. Ты набираешься опыта, когда делаешь крюк.

Коул в душе, согласился.

Однако, он до конца не мог понять, куда клонит лодочник.

— Эм…иными словами?

Мужчина почему-то странно потёр свой нос.

— Хм. Ну что ж, ты знаешь. Я вижу, что цель и дух твоего пути весьма примечательны, но…Всё же, я не думаю, что ты сильно рассердишься из-за этого, возможно я лезу не в своё дело…

— Ээ?

Это произошло, тотчас же после того, как он спросил.

— Ладно, назад мы уже не повернём. Выходи давай, — сказал лодочник, обращаясь, в сторону где располагался груз. Но, он смотрел не на кучу шкур, а на бочки, стоящие перед ним. И затем, бэм! Крышка бочки отлетела.

— Ууупс. — Лодочник мастерски поймал крышку.

Из бочки, торчала пара худых ног, обутых в грубые, походные башмаки. Не обращая внимание на беспокойную улыбку лодочника, Коул стоял с открытым ртом.

— Оох! Ооооох!

Раздались глухие стоны, а затем, высунувшаяся рука ухватилась за кромку подрагивающей бочки.

— Пфиииююю!

— Миюри?!

Девочка, выпрыгнув из бочки, скатилась с горки из шкур, и с отскоком прыгнула Коулу на грудь. У неё была тонкая фигура и волосы странного пепельного цвета, с серебристыми прожилками. Чуть старше десяти лет, она всё ещё выглядела слишком юной, чтобы называться девушкой. У неё хватило сил, чтобы свалить Коула с ног, поэтому лодка закачалась вперёд-назад. Единственная причина, по которой она не опрокинулась, заключалась в сноровке лодочника.

— Ах, М-Миюри, п-почему…?

Слова, Ты здесь, а затем, Ты пахнешь гарью, застряли в его горле, чтобы остаться там.

— Потому что!

Крикнула Миюри, изо всех сил, и посмотрела не него со слезами, выступившими на глазах, из-за ужасного запаха в бочке.

— Возьми меня с собой!

Жаркие, как горячие источники, слёзы катились по её щекам. С неожиданным появлением Миюри, напрашивался неоспоримый вывод о том, что она и лодочник сговорились. Лодку обратно, уже не повернуть — но, со всем этим придётся разобраться позднее. Девочка, стоящая перед ним, кажется готова вот-вот разреветься, и её пепельные волосы уже зашевелились.

У него не было выбора. Он поспешно заключил её в объятия и спрятал в руках её маленькую головку.

— Ладно, ладно! Я сказал ладно!

Успокойся!

Затем она вырвалась из его рук, и прильнула к нему лицом.

— Правда ?! Правда?!

— Да, правда, так что, будь добра, успокойся –

У тебя торчат уши и хвост!

Игнорируя его душевный крик, Миюри широко открыла глаза и удовлетворённо ухмыльнувшись, потянула его в объятия, словно волк, пожирающий свою добычу.

— Я люблю тебя, братишка! Спасибо тебе!

Звериный хвост, такого же цвета, как и её волосы, с восторгом вилял из стороны в сторону, выражая огромную радость.

Его лицо побледнело, и он посмотрел на лодочника, который сидел на корме, откупоривая маленький бочонок с вином и, слава богу, не обращал на них никакого внимания. Должно быть он был рад, что секрет наконец открылся, или, странным образом, понял намёк.

В любом случае, Коулу нужно что-то предпринять в этой ситуации. История странствующего торговца и волчицы была чистой правдой, а эта девочка, их единственная дочь. Как правило, она одевалась, как обычный человек и могла прятать и показывать свои уши и хвост, когда ей это заблагорассудится, но, когда она была взволнована или удивлена, хвост с ушами беспокойно вертелись, ненамеренно обнаруживая себя.

— Миюри, Миюри…!

— Хе-хе, хе-хе-хе… Эмм?

Даже целиком залитая слезами, она умела счастливо улыбаться.

Хорошо, когда ты столь богат на эмоции. Но, всё же, Коулу хотелось, чтобы она вела себя чуточку осторожнее.

— Их видно, они выглядывают…!

Услышав шёпот Коула, Миюри наконец спохватилась. Как кошка, умывающая свою морду, она поспешно и энергично потёрла себе голову. Её хвост тоже, сразу исчез. Слава Богу, кажется лодочник так ничего и не заметил. Коул облегчённо расслабил шею, и его голова с глухим стуком упала затылком на дно лодки.

Затем, он снова сел прямо.

— Миюри.

— Эм?

Её рот изображал притворную женскую улыбку, которую она строила всякий раз, когда его голос звучал сердито.

— Слезай.

— …Хорошо.

Но, выражение удовлетворения на её лице, сразу исчезло, то ли Миюри до сих пор не верила, что смогла спрятаться на такой маленькой лодке, то ли ей стало не по себе от того, что она нарушила мнимое обещание, этого не делать.

— В самом деле…, — сказал Коул вздыхая, и уже собирался, когда вдруг, Миюри протянула ему руку.

Вместе они собрали разбросанные по палубе шкуры и поставили бочку, в которой она пряталась, на положенное место.

Эта бочка предназначалась для древесной смолы, так что от неё несло сильным горелым запахом. Миюри пахла так, будто упала в камин с пеплом. Волчья кровь, что текла в её венах, даровала ей исключительное обоняние и, если Миюри смогла вынести такие мучения, значит она была настроена решительно.

Более того, эта девочка, дочь Лоуренса и Хоро. Она не побежала бы плакаться в медвежью берлогу потому, что её не взяли с собой в путешествие.

— И? — спросил Коул после того, как они всё разложили по местам.

— Хе-хе-хе… я убежала из дома.

Сказала Миюри и пожала плечами, изображая кроткую девочку, какой и в помине не была.

Лодку уже не повернуть. Реку, текущую сквозь скалистые горы, с обоих берегов окружали высокие утёсы, а в лучшем случае каменистые выступы. И, даже если им удастся причалить здесь, вряд ли поблизости нашлись бы подходящие дороги. Правда, путешественники могут пройти горными тропами, идущими от речных застав, построенных землевладельцами, ведь некоторые из них, как раз ведут прямо из Ньоххиры. Но, зима всё ещё крепко сковывала этот регион, повсюду лежали высокие снежные сугробы, а погода в любую минуту была готова испортиться. Одинокая девочка со столь худыми ногами не выдержит таких суровых условий. Было ясно, что сейчас они не могут отправить её обратно, поэтому Коул сел напротив Миюри глубоко вздыхая.

— Во что это ты оделась?

Как только Миюри спокойно и ровно уселась, ее лицо неожиданно озарилось.

— Правда мило? Госпожа Хелен сшила это для меня. Она сказала, что на юге все так одеваются.

Имя, которое упомянула Миюри, принадлежало известной танцовщице и гостье купален. Перед ним, сидела девочка с кроличьей меховой накидкой на плечах, в рубахе с пышными плечами, и корсете из медвежьей кожи, или чего-то похожего. Если, его знания верны, похожие наряды носили придворные несколько десятилетий назад.

Но то, что причиняло ему сильную головную боль находилось внизу.

— Жалко, что я не такая крупная, как Госпожа Хелен…хе-хе-хе, и всё же, как тебе?

Её тонкие ноги оказались обёрнуты двумя облегающими кусками льна, сшитыми вместе. Поверх них, она носила, очень короткие штаны — специально обнажая всё, что находится ниже. Она даже щеголяла грубыми походными башмаками, и не из-за практической пользы, а вероятно, чтобы подчеркнуть свои стройные ноги.

— Даже не знаю с чего начать, но так откровенно оголять свои ноги, юная девушка точно не должна.

— Ничегошеньки я не показываю. Всё прикрыто, вплоть до ногтей. — Настаивала Миюри, оттягивая тканевую вышивку, покрывающую её худые бёдра. Её движения были по странному неприличны так, что Коул невольно прокашлялся.

— Я говорю не о том, что кожа прикрыта.

Её внешний вид оказался далёк от образа простых деревенский девчонок, с их льняными юбками, простыми передниками, и заплетёнными в косички волосами.

— Во-первых, это совсем не подходит для путешествий. Тебе ведь холодно, не так ли?

— Я в порядке. Госпожа Хелен и остальные говорили, что красота — это боль! — заявила Миюри с широкой ухмылкой, но взглянув чуть внимательнее, Коул мог заметить её бледные губы и дрожащие, как у оленёнка ноги.

Он глубоко вздохнул, и потянувшись к кипе шкур, стал укладывать их ей на колени.

— Я был так рад, когда ты наконец перестала ставить ловушки для кроликов и белок, откапывать спящих лягушек и бросать их в купальню, но…

Раньше, Миюри была такой непоседой, что выделялась даже среди деревенских мальчишек. Потом, однажды, она вдруг стала более женственной, и Коул вздохнул с облегчением. Сейчас, она заставляла его волноваться уже по совершенно другой причине.

Поскольку, доставлять удовольствие гостям оставалось ключевой частью работы в купальнях, им нельзя было давать скучать. Приезжавшие гости, оказывались из тех, кто любил повеселиться, так что читать Миюри проповеди о целомудрии и аскетизме, становилось совершенно бесполезно.

Отец Миюри, Лоуренс, мог пожурить её разок другой, но, если она начинала вести себя хоть чуточку приличнее, его сердце сразу смягчалось. Миюри это усвоила и, вскоре выговоры перестали оказывать на неё хоть какое-то влияние. В придачу, недавно, она скорбным голосом, научилась выдавать фразу, «Но Папа, я думала, что это тебя только порадует…,» и всё становилось напрасно.

Её мать, Хоро, знала, что взбучки Лоуренса не шли ни в какое сравнение с её способностью заставить кого-то в страхе поджать хвост, поэтому обычно, Миюри пыталась оценить серьёзность её выражения. Однако, Хоро, которая жила на свете уже несколько сотен лет, была не из тех, кто стал бы беспокоиться из-за пары тряпок, и скорее сама интересовалась у Миюри экстравагантной одеждой.

В итоге, Коул оказывался единственным, кто был с ней строг.

— Братишка! Ты ведь сам мне сказал стараться одеваться как девушка!

Фыркнула Миюри из кучи шкур.

— Ты заходишь слишком далеко. Я это сказал потому, что ты шастала по горам одетая словно дикарка, в одной лишь набедренной повязке. Всё хорошо в меру. Ты понимаешь?

— …Ага, — уныло ответила Миюри, и отвернувшись от него, рухнула в шкуры. –Хе-хе-хе, но это ничего. Наконец-то, я выбралась из этой маленькой деревеньки, — сказала она, и вытянула руки, глядя в ясное, голубое небо.

Ему не хотелось вечно гасить её энтузиазм, но кто-то ведь должен играть эту роль.

— Когда мы доберёмся до Сувернера, мы отыщем людей и лошадей, чтобы отвезти тебя обратно.

Если они вступят в этот город, то непременно найдут множество добрых знакомых среди тех, кто торгует с купальнями Ньоххиры. Все они люди надёжные, так что он мог без опаски вверить им Миюри.

И хотя, живот Коула всё ещё сводило от неизменного наряда Миюри, похоже, она не собиралась поднимать суматоху по поводу его плана.

— Миюри?

Позвал её Коул, и она, всё ещё глядя на небо, медленно закрыла глаза и вздохнула.

— Хорошо.

Казалось, она всё поняла, но у него появилось неприятное предчувствие. Впрочем, возможно, Миюри просто ненадолго хотела оставить Ньоххиру? Но стоило ли это, той решительности, с которой она задерживала дыхание сидя в бочке, которая вполне могла сжечь ей ноздри своим ужасным запахом. Более того, всю неделю перед его отъездом она, буквально бросалась на него с зубами.

Коул подозрительно посмотрел на неё, но Миюри просто зевнула.

— Уаааахх…ах. Я начала готовиться еще до рассвета, так что очень устала…

Не важно, как сильно он переживал, это её не волновало. Для беспечной Миюри, всё было занудством. Она обладала незаурядной смелостью, и талантом засыпать в любой ситуации, как только она решала, что хочет спать. Он уже мог слышать её мягкое сопение из-под кипы шкур.

Коул облегчённо вздохнул, затем накинул еще несколько шкур на Миюри, и убрал одну с её макушки, потому что она, по-видимому, ей мешала. Когда Миюри спала, её лицо выглядело прелестно, но эта очаровательность всегда заставляла его беспокоиться.

Убедившись, что ей тепло, Коул оставил шкуры в покое.

Лодочник умело подцепил веслом ручку деревянной кружки и протянул её Коулу. Благодаря острому запаху, он мог с уверенностью сказать, что там была выпивка.

— Она пришла ко мне перед рассветом, когда я дремал.

Коул сразу понял, что он говорит о Миюри. Конечно, он не собирался упрекать лодочника за то, что тот помог ей.

— Она ревела, «Позвольте мне остаться в лодке — иначе я умру!», я не знал, был ли это обман зрения или что-то вроде того, но, когда я увидел эти золотые глаза, сияющие в темноте, я подумал, а ведь, она не шутит.

Потягивая из кружки напиток, скорее кислый, чем сладкий, Коул нервно улыбнулся. За прошедшую неделю, он на своей шкуре прочувствовал насколько решительна была Миюри, когда просила взять её с собой.

— Что ж, на этой работе частенько приходится пересекаться с беспомощными бродягами и людьми у которых есть причины скрыться. Поэтому, ты должен обладать достаточно трезвым рассудком, чтобы знать, помогать им или нет.

— Вам показалось этого достаточно?

— Ну, как никак, её спутником был строгий молодой человек. Но, он оказался еще более серьёзным, чем я мог себе представить, поэтому я беспокоился, что ты рассердишься.

Лодочник улыбался, хотя и произнёс это со вздохом. Он сделал глоток пикантного напитка и опустил плечи.

В любом случае, как только они достигнут Сувернера, он отправит Миюри обратно. Коул не знал, чего она затевала, но он должен оставаться твёрд в своём решении. Миюри всегда отличалась беззаботностью и своенравием, она была из тех девчонок, которые обычно вели себя смирно, но, если гость их поощрял, начинали плясать в откровенных нарядах вместе с другими танцовщицами. Пока она росла, то становилась необыкновенно похожей на свою мать, однако, истинное сходство заключалось не во внешности, а в мудром взгляде. В перерывах между её шалостями, эти глаза смотрели сквозь судьбу и были такими же, как у её матери, которую когда-то почитали, как мудрую волчицу.

— Однако я не ожидал, что вы окажетесь братом и сестрой. Я мог поклясться, что вы любовная парочка, но ошибся.

— Мы не кровные брат и сестра. Она единственная дочь хозяина купальни, который заботился обо мне. Когда она родилась, я слышал её первый плачь, и мне постоянно приходилось менять ей пелёнки.

Даже сама Миюри, до недавнего времени считала Коула своим старшим братом. Это по-настоящему доказывало, что Хоро и Лоуренс думали о нём, не как о простом помощнике, они считали его семьёй. Он не мог должным образом их отблагодарить.

— Что ж, я уверен, такая неугомонная девчонка скрасит твой долгий путь.

Коул планировал как можно скорее отправить Миюри обратно в Ньоххиру, хотя понимал, что до тех пор, поездка не будет тихой и спокойной.

— Я не против её неутомимости, но я хочу, чтобы она вела себя пристойно.

— Что правда, то правда, для речного потока это тоже важно.

Лодочник улыбнулся и слегка приподнял кружку, Коул в ответ поднял свою, и помолился Богу за их безопасную дорогу.

Лодка пересекла несколько речных застав, и каждый раз, останавливаясь, они платили пошлину, а их груз проверяли.

Миюри проснулась после обеда и принялась с любопытством рассматривать всё вокруг, как будто всё было новым и незнакомым, поэтому она вела себя необычайно тихо.

Когда солнце в небе стало ярче, пейзажи вокруг них тоже изменились. Хотя, их по- прежнему окружал горы, снега стало меньше, а гальки на берегах, наоборот, прибавилось. Кроме того, время от времени они замечали дороги, петляющие вдоль реки.

— Ух ты! Невероятно! — воскликнула Миюри.

Товары были кучами свалены на берегу. Должно быть, их переправляли через реку, или сплавляли дальше, к следующей заставе. На краю причала стояли вооруженные копьями солдаты, готовящие факелы для ночного дозора. Несколько человек, привязывали суда к причалу, давая понять, что сегодня они больше никуда не поплывут, в то время как остальные уже весело выпивали, сидя в своих лодках.

— Это застава лорда Хэлвиша, вторая по величине на этой реке.

Как только лодка причалила, несколько других лодочников, которые, судя по всему, были с ним знакомы, поприветствовали его.

— Вторая по величине? Значит, это вторая самая большая?

За руслом реки, они увидели два постоялых двора, где под сводами крыш, были выставлены столы и стулья, и начиналось вечернее празднество. Поскольку, стены не стесняли пространство, обстановка казалась вполне спокойной.

— Самый большой находится внизу по реке, в двухдневном переходе. Там рядом нет таких маленьких постоялых дворов. Зато, стоит величественная каменная крепость с колокольной башней, а гигантские цепи, тянутся от неё до другой башни на противоположенном берегу. Когда ты проплываешь под этими цепями, становится не по себе, будто направляешься в саму преисподнюю.

— Цепь? — Миюри казалась озадаченной. — Но ведь лодки не могут проплыть через цепи, верно?

Её замешательство, очевидно, позабавило лодочника, и она повернулась к Коулу за помощью.

­– В этом и смысл, — сказал он.

— Верно. Рядом море. Они бросают цепь для защиты, тогда пираты не смогут заплыть в город из открытого моря. А ещё, они висят как предупреждение, если пираты нападут на город, то будут закованы в эти цепи и приговорены к рабскому труду.

Миюри широко открыла глаза, словно прямо сейчас цепь была над ней.

— Пи…раты…? Пираты? Вы говорите, о тех самых пиратах?!

Для Миюри, которая родилась и выросла в Ньоххире, где даже самая высока горная вершина давала возможность взглянуть только на такие же вершины, это был незнакомый мир.

В восторге, она ещё шире открыла глаза и, до боли, сжала Коулу руку.

— Ух ты! Пираты, Братишка! Пираты?! Этой самой цепью?!

Пока Миюри, на радостях, танцевала вокруг, на них с любопытством смотрели лодочники. Но, когда они догадались, что девчушка, только-только спустилась с гор, они ласково заулыбались, и словно дедушки, до обожания, любящие своих внуков, сами были готовы, в любой момент, превратиться в пиратов.

— Ух ты, здорово! Братишка ты тоже отправишься в море? Правда ведь?

— Нет, — холоднее обычного, сказал Коул. Если восторг Миюри продолжит расти, в любой момент могут появиться её уши и хвост.

И, что важнее всего, если она слишком заинтересуется внешним мире, будет сложно отправить её обратно домой.

— Пираты почти не заходят вглубь большой земли, по крайней мере я никогда об этом не слышал.

— Ну, конечно. Это, всего лишь предостережение… или, может быть, просто хвастовство, мол, наш город слишком важный, чтобы какие-то пираты дерзнули на него напасть. Каждый, кто спускается по реке, или прибывает морем, будет потрясён, увидев эти огромные цепи у себя надо головой.

Миюри энергично кивала на каждое слово и уважительно вздыхала.

— Мир очень сложный, — сказала Миюри с такой серьёзностью, что казалось, она готова завопить, «О Боже!». Тут, даже Коул не мог не улыбнуться.

Но, нельзя терять бдительность. Он должен держаться на расстоянии и владеть собой.

— Миюри, пойдём. Сегодня мы переночуем здесь.

— Ох, ээ, хорошо!

Послушно смотря на речную гладь, Миюри немного успокоилась и поспешно вытащила свои пожитки из бочки, в которой пряталась. Коул не знал, что она с собой прихватила, но, кажется, она немного подготовилась к путешествию.

— Благодарю что взяли нас на свою лодку.

— Да, чего уж там.

Миюри поняла, что настало время прощаться с лодочником. Она поправила свой мешок, на вид такой же, как у Коула, и с улыбкой, помахала ему рукой.

— Спасибо вам!

— До встречи!

В ответ на её беззаботную улыбку, лодочник помахал веслом, которым всё это время правил лодкой. Продолжая улыбаться, Миюри кивнула, а пока они уходили, она обернулась к нему, и снова помахала.

Пока они шли вдоль причала, стуча башмаками по деревянному помосту, Коул посматривал на Миюри уголком глаза. Как только, они ступили на дорогу, выложенную речной галькой, Коул, почувствовал облегчение, ощутив под ногами твёрдую почву. Пускай, путешествовать на лодке всегда удобно, постоянное укачивание слегка нервировало его. Он бросил взгляд на Миюри, чтобы проверить не страдала ли она морской болезнью, у неё было мрачное выражение лица.

— Тебя не тошнит?

Миюри взглянула на него и слабо улыбнулась.

— Нет. Мы только недавно с ним подружились… мне немного грустно.

Она принуждённо улыбнулась, и её маленькая, худенькая фигура в лёгкой одежде, сразу приобрела довольно жалкий вид.

Но, Коул не должен проявлять сочувствие. Он собрался с силами и сказал.

— В купальнях ты прощалась со множеством людей.

— Да, но… гости это гости.

­– В данном случае, ты Миюри, всего лишь ещё один гость.

­– . . .

Идя позади него, она подняла глаза. Лёгкая обида отразилась на её лице.

— Ох…

Путешествие, это череда встреч и расставаний. Не всегда оно бывает весёлым.

Если Миюри, это поняла, значит есть шанс, что она вернётся в Ньоххиру не закатывая истерики.

И всё же, рассуждая так, его сердце сжималось от её печального вида,

— Но, лодочник продолжит плавать по реке. И, если он вернётся в деревенскую пристань, ты сможешь увидеться с ним в любое время.

Миюри подняла на Коула глаза. И когда они встретились взглядами, она облегчённо улыбнулась.

— Спасибо, братишка.

Её улыбка чуть не сбила его с ног.

Вместе, они направились на постоялый двор возле берега, и сняли комнату. Первоначально, Коул планировал остановиться в самой дешёвой комнате из возможных, но поскольку теперь, с ним была Миюри, у него не оставалось выбора. Чтобы как-то возместить расходы, в дальнейшем, ему просто нужно быть бережливее.

Коул вошёл в комнату и с облегчением поставил свои вещи на пол, а Миюри открыла деревянные ставни и выглянула наружу. Затем, она оживлённо обернулась.

— Братишка! На улице жарят мясо!

Выросшая в Ньоххире, Миюри и без того, любила вечерние застолья. Еще больше она любила хорошую еду. А, как только она достигнет совершеннолетия, то уж точно,станет неспособна сопротивляться выпивке.

Она потянула Коула за рукав, что бы он посмотрел в окно, и действительно, над костром, обставленным камнями, несколько человек, жарили роскошного поросёнка.

— Видишь? Видишь? Они жарят поросёнка. Это так здорово. Я думаю, там какой-то праздник или, что-то вроде того.

В Ньоххире было по-своему весело, но из-за расположения, глубоко в горах, тамошним товарам не хватало разнообразия. В тех землях местные жители могли охотиться на оленей и кроликов, но, так как поблизости не было свиней, жаркое из свинины казалось им заморской роскошью. Еще реже удавалось посмотреть на сам процесс приготовления такой изысканной пищи.

Не обращая внимания на охваченную восторгом Миюри, Коул думал, как бы ему убедить её обойтись сегодня ужином из сушеного мяса и варёных бобов. Но вдруг, он почувствовал на себе чей-то взгляд. Внизу, среди других, путников и ремесленников, пивших вместе, сидел человек, который смотрел вверх и махал ему рукой.

— Эй, братишка, можно хотя бы кусочек, пожалуйста? — донимала его Миюри. Тогда он взял несколько медяков из своего кошеля и аккуратно вложил ей в ладонь.

— Найди еды для нас обоих. Тут не очень много, но ты сможешь купить немного жаренной свинины.

— Ох…Хорошо.

По-видимому, Миюри сбили с току незнакомые медные монеты, которые были в ходу в здешних местах.

— Братишка, а как же ты? Ты не идёшь?

— Мне нужно помолиться, а затем я буду читать Святое Писание. Или ты хочешь присоединиться ко мне?

Миюри нахмурила лицо и спешно направилась к входной двери, стараясь держаться от Коула как можно дальше, словно опасаясь, как бы он её не остановил.

— Я скоро вернусь!

– Никакого вина.

— Ээй…

— Я сказал нет.

Миюри ничего не ответила, и, обиженная, вышла из комнаты.

Коул с раздражением вздохнул. Какое-то время он смотрел из окна за происходящим. Миюри трусцой бежала к жареному поросёнку, затем неожиданно обернулась в его сторону и помахала ему рукой. Она сразу же выделялась из толпы, и не из-за необычного наряда, который ей насоветовали танцовщицы. Миюри, сама по себе, была изумительна. Словно фигурка, озарённая по краям слабым сиянием.

Скорее всего, он видел Миюри в выгодном свете потому, что всегда лелеял её как свою родную младшую сестрёнку.

Пока Коул сухо улыбался, раздался стук в дверь.

— Войдите.

Его улыбка сразу испарилась, и он закрыл окно.

Затем, Коул открыл дверь. За ней стоял странник, который недавно смотрел на него с улицы.

В то время, как фигура странника не отличалась высоким ростом, нельзя было назвать его слишком низким. Он казался не особо крепким, но и совсем не тощим. Путник производил загадочное впечатление, возможно потому, что служил кем-то вроде шпиона.

С надетым на голову капюшоном, странник походил на юношу, но уже начавшие появляться на лице морщины, выдавали в нём довольно взрослого мужчину.

— Надо же. Не ожидал встретить вас здесь.

Коул предложил ему сесть, но мужчина замотал головой.

— Я не на долго. Извините, что заставил избавиться от посторонних.

— Ах… Эта девочка вынудила меня взять её с собой из Ньоххиры. Она спряталась прямо в поклаже. А точнее, в бочке со смолой. Я и представить себе не мог, что она способна прятаться в таком гадком месте.

­– Оо? — Мужчина удивился и его плечи затряслись от смеха. — Эти бочки и вправду зловонны. Я прятался в них много раз.

Кажется, такая грязная работа, совсем не редкость. Человек, оказался посланником большой и могущественной организации, известной как компания Дива, её влияние распространялось на все северные земли. Компания Дива встала на одну сторону королевства Уинфилд, которое сейчас боролось с Папой. Компания, вероятнее всего, была нацелена на получение особых торговых привилегий, если сможет вытащить Уинфилд из кипящего котла.

Таким образом, Дива действовала в качестве посредника между королевством и теми, кто желал оказать ему поддержку, людьми подобными Коулу.

— Мне не кажется это смешным…, и всё же, почему вы здесь? Я полагал что мы встретимся в Сувернере?

— Касательно этого…, поездка в Реноз отменяется. Я здесь для того, чтобы сообщить вам об этом. Вместо Реноза мы поедем в Атиф.

— Атиф?

Так называлось поселение, возле заставы с огромной цепью, для защиты от пиратов. Как раз сегодня, лодочник рассказывал им про неё.

— Он довольно далеко от Реноза… Что-то случилось?

Поначалу, река текла от Ньоххиры немного на юг, а дальше меняла свой курс на запад. После блужданий через узкие горные цепи, она выходила на равнины, называемые Равнинами Долана и, в конечном итоге впадала в море. Реноз же, стоял дальше на юго-западе, позади горных хребтов.

— Переговоры, с кафедрой архиепископа, провалились почти сразу.

— Что…?

— Принц Хейланд хотел присутствовать лично, но поскольку, этот важный регион граничит с севером и югом, граф Лафорк станет наблюдать за переговорами вместо него.

Когда Коул был ещё ребёнком, в городе Реноз не было даже церкви, а сегодня, тамошнее вероисповедание достигло такого страстного поклонения, что его можно было назвать великим религиозным центром севера. Прошло около десяти лет с тех пор, как утвердили кафедру, которая главенствует над окрестными церквями, и уже почти десять лет архиепископ держит свой жезл.

Коул поник духом, но не из-за неудачных переговоров в Ренозе.

— К большому огорчению принца Хейланда, конечно.

Он переживал именно за этого человека.

— Не волнуйтесь. Все мы наслышаны про его стойкость, он легко не сдастся.

Хейланд принадлежал к высшей аристократии, в нём текла кровь королей Уинфилда, а посланник говорил о нём так, словно тот был ему другом. При обычных обстоятельствах, такое отношение могло быть расценено, как неуважение, но Коул прекрасно понимал его чувства. Хейланд обладал, по странному, непритязательным и прямым характером, благодаря которому, окружающие видели в нём близкого товарища.

Конечно, Коул хотел помочь Уинфилду из-за собственных убеждений, но он решился на это, когда Хейланд приехал отдохнуть в купальнях Ньоххиры и лично попросил его о помощи.

— Значит, следующие переговоры пройдут в Атифе? Но, обращаться к Атифу после Реноза . . .

— Хотите сказать, что раз в Ренозе нас постигла неудача, то можно ни на что не рассчитывать?

Коул податливо кивнул на наводящий вопрос.

— Разумеется, даже обладая кафедрой в своей церкви, Атиф относительно новый для религии город. Может это не так очевидно, но за прошедшие несколько лет, Атиф хорошо разбогател за счёт торговли, судя по всему, город продолжит расти. Если мы сможем их убедить, то обезопасим треть северного моря.

Если так считает компания Дива, держащая под контролем каждый уголок севера, значит, в правильности решения можно не сомневаться.

Кроме того, Коул понятия не имел, что Атиф разросся столь быстро. Как же долго он был оторван от жизни в этих далёких горах Ньоххиры?

— К тому же, Атиф, независимый город, все королевские короны там бессильны, так что, это не плохое место,чтобы начать. Если, они пойдут на встречу и внемлют нашим словам, другие города-государства могут последовать их примеру. Что важнее, от Атифа до королевства Уинфилд менее двух дней пути морем. Пусть, он стоит, на краю света, но на самом деле, город чрезвычайно важен.

Раньше, Коул не сомневался в своих географических познаниях, однако, мир быстро менялся. Возможно, стоило освежить себе память.

— В любом случае, от королевства Уинфилд и принца Хейланда, потребуются огромные усилия. Мы никогда не действуем в слепую, иначе, лишимся прибыли.

Коул криво улыбнулся на эти своекорыстные слова, но в правде им не откажешь.

— Господин Коул, у вас ведь тоже есть цели, не так ли? Может быть присматриваетесь к посту священника при королевской семье?

— Что ж . . .

Коул хотел возразить, но запнулся. Вместо этого, он смущённо заулыбался, признавая свои собственные амбиции.

— Нельзя сказать, что лично не заинтересован в успехе. Однако, прежде всего, я не могу смириться с откровенной тиранией Папы и своевольной трактовкой Святого Писания. Более того, я был тронут, увидев, насколько твёрд принц Хейланд в своей вере. Я, в самом деле, желаю видеть правителем человека, подобного ему. Если бы я смог помочь создать правильный путь, то был бы счастлив. И…

— И?

— Если, десятина вырастит, товары, идущие в Ньоххиру, тоже взлетят в цене, верно? А отменив её, мы сможем обезопасить прибыль Ньоххиры.

Мужчина, был поражен, улыбаясь, он хлопнул себя ладонью по лбу.

— Господин Коул, вы совсем не похожи на монахов, зарывшихся в монастырских книгах. Смотря на вас, камень падает с души. Вы твёрдо держите весы в своей правой руке, а Святое Писание в левой.

— Или, я плохо держу и то, и другое.

— Ничего, с каждым шагом хватка будет становиться всё крепче и крепче.

В конце, каждый приобретёт то, к чему стремился. Пускай, Коул и не был лишен своих собственных интересов, простое желание действовать вместе с Хейаландом играло не последнюю роль. Однако, стало бы преувеличением сказать, что он сделает это, не получив чего-то взамен.

Коул ясно помнил свой разговор с Хейландом, когда они сидели в тихой гротт-купальне, предназначенной исключительно для высокопоставленных гостей, желающих погрузиться в думы. Страсть и вера Хейланда были настоящими, а его сердце всерьёз болело за свою страну, которая встала перед лицом трудностей, рождённых прихотями Папы. С незапамятных времён, церковники, бывшие у власти и стоявшие за происходящим, зачастую оказывались их друзьями. Коул мог гордится, если всё чему он научился в жизни до сих пор, могло помочь такому прекрасному человеку.

— Я с нетерпением хочу узнать амбициозные планы принца Хейланда, — ухмыляясь сказал мужчина. — Создание Нашей книги Бога, это, даже для моего возраста, захватывающее предприятие. От вас я тоже многого ожидаю, господин Коул.

— Вы слишком добры.

Без всякой скромности, он искренне так считал, но мужчина загоготал.

— Мы позаботимся, что бы всех разместили в торговом доме компании Дива. Как и предполагалось, я обеспечу вас всем необходимым.

— Спасибо.

— Ну что ж, надо идти. Как только я запрыгну в свою лодку, направлюсь в следующий город. Принц Хейланд должно быть, уже морем, подходит к Атифу. Да хранит вас Бог.

Мужчина улыбнулся и вышел из комнаты.

Стоя перед закрытой дверью, Коул сделал глубокий вдох. Судя по всему, он неосознанно нервничал.

Он знал, что был, всего лишь, одним из многих единомышленников, и что перед ним стоит серьёзная проблема их веры. Несмотря на это, Коул чувствовал, как что-то пылало глубоко в его груди — Папа, который забыл свой долг, и королевство Уинфилд, которое выступило против него.

Коулу казалось, он никогда раньше не чувствовал в себе такого возбуждения перед лицом столь грандиозной задачи, и столь сильного желания отправиться в приключение.

Сначала он решил, что даже если его решение поддержать Хейланда в Атифе окажется излишне самонадеянным, он всё равно как-нибудь поможет. Потом –

— Эй! Братишка!

Его мысли разбились, когда он услышал слабый голос Миюри по ту сторону двери.

— Открой!

Раздались глухи пинки в дверь.

Он вздохнул и открыл её.

— Сколько раз я говорил тебе, не бить ногами в дверь?

— Ой! Ой! Отойди! Отойди!

Миюри не слушала его нотаций, а сразу ввалилась в комнату врезавшись в Коула. Её руки были заняты едой, которая каким-то образом не упала на пол, и она, в конечном итоге, смогла положить её на кровать.

— Ай, ай рукам горячо! Мне кажется я обожгла их…

Она сильно подула на ладони, а Коул всё ещё стоял, потупившись.

— Миюри? Зачем ты купила столько еды?

Он дал ей самые дешевые медные монеты, бывшие в ходу в этих местах. Двух или трёх хватило бы купить порцию еды, так что они идеально подходили для покупки нескольких ломтиков свинины и старого, высохшего хлеба.

Но, каким-то образом, Миюри обзавелась, множеством яств, завёрнутых в большие листья, и тремя кусками отличного хлеба толщиной с её бёдра. Как бы он на это не смотрел, этих денег не могло хвать, что бы купить такое количество дорогой еды. В довершение ко всему, она принесла небольшой бочонок с вином.

— Я вроде говорил никакого вина.

Миюри надула губы, как будто ей было слишком тяжело его игнорировать.

— Я это не покупала.

— Не покупала?

— Они мне это дали.

— Это не — Стой, всё это?

Затем Миюри гордо улыбнулась.

— Я ждала пока жарился поросёнок, и они попросили меня потанцевать. Когда я танцевала под музыку, все вокруг так радовались!

Она положила руки на щёки, и весело закружилась так, что сразу выскочили её уши и хвост. Миюри обожала любое веселье, и часто присоединялась к танцовщицам в купальне Ньоххиры.

Коул посмотрел на не и вздохнул, его рука коснулась лба. Затем, пока она гордо расхаживала, шелестя и махая пушистым хвостом, он остановил её, положив руку на голову.

— Миюри, отныне, ты должна быть с этим ещё осторожнее.

— А?

Сбитая с толку Миюри, выглянула из-под его ладони.

— Ох… Эм, Я думала, что, может быть, эм, взбираться на стол в башмаках была плохая идея, но…

Её уши опустились, а хвост безжизненно повис.

Коул почувствовал головокружение — она творила такие вещи?

— Но…но… Я проверила, есть ли там другие танцовщицы! Я знаю, что не должна отбирать у них хлеб!

Миюри гордо выпятила грудь, как будто говоря, что она многое знает.

Когда она присоединялась к артистам в Ньоххире, то светилась ярче всех, благодаря своей жизнерадостности и невинности.

Но затем, вместо того, чтобы заплатить настоящим танцовщицам, и, возможно, получить небольшую улыбку в ответ, гости начинали давать мясо и хлеб невинной Миюри, чтобы посмотреть, как она их проглатывает. Такое поведение, оказалось серьёзным вторжением на территорию танцовщиц, и вызвало тогда много споров. Видимо, Миюри намекала сейчас именно на эту историю. Коул отпустил её голову, сжал кулак, и легонько стукнул ей по лбу.

— Я говорю не об этом.

— …?

Миюри, протестуя, сильно надавила головой на руку.

Неожиданно почувствовав сильную усталость, Коул открыл окно и выглянул на улицу, вспоминая, что были времена, когда она его слушалась.

— Это не Ньоххира. Для девочки, опасно танцевать здесь перед пьяницами.

Недавно жарившийся поросёнок, сейчас представлял из себя лишь кучку костей. А гости изрядно выпили, и теперь, развлекали себя борьбой на руках.

На этой заставе обычно собирались лодочники, торговцы, покупающие и продающие меха или лес, и всякий простой люд, подряжавшийся таскать товары. Принимая это во внимание, народ тут встречался довольно грубый, хоть им было и далеко до наёмников.

— Опасно? — в нерешительности повторила Миюри.

— Это значит, что далеко не все мужчины будут падать на колени и протягивать цветы после того, как ты поразила их сердце прекрасным танцем.

Миюри и без того, выглядела беззащитной.

— Ах, ты об этом. Всё нормально! — Сказала Миюри и полезла за едой, лежавшей на кровати. Она развязала аккуратно связанный лист, обёрнутый, как оказалось, вокруг по-настоящему аппетитной свинины, по которой, всё ещё стекало сало.

— Госпожа Хелен меня многому научила. И мама сказала, что ценность женщины зависит от того, скольких мужчин она отвергла, — сказала Миюри, взяла в руки свинину и положила себе в рот, чтобы потом слизать с пальцев жир.

Иногда, Миюри развлекалась с детьми аристократов, а как только те уставали от горной охоты, с ними оставалось только скучать. Всерьёз или ради шутки, но многие звали её поиграть.

Привлекать мужское внимание, казалось для неё естественно. Когда Коул отчитывал её, предупреждая, что она никогда не сможет выйти замуж, если продолжит так себя вести, она попросту не слушала его.

— Честно говоря…

Возможно, девушки её возраста ничего не боятся. В этот момент, Коулу показалось, что он состарился лет на десять, нет, на двадцать, и сказал,

— Не каждый благоразумен.

Поедая свой второй кусок мяса, Миюри осела, давая понять, что, возможно, его упрёки наконец достигли цели.

— Если бы с тобой что-то случилось, уже было бы слишком поздно. Ты понимаешь, Миюри? Ты ещё слишком молода и незнакома с миром. Когда я прошу тебя быть осторожнее я не издеваюсь над тобой, а пытаюсь защитить.

Пока он бегло объяснялся с ней, Миюри положила свёрток с мясом на кровать, разломила хлеб и поместила мясо между ломтями.

Проделывая это, она наклонилась к нему задом и её пушистый, пепельный хвост замахал вперёд-назад. Как-будто, уверяя его, что — Всё в порядке, всё в порядке.

— Ты меня слушаешь?

— Агааа. Держи, это тебе.

Улыбаясь, она предложила ему огромный кусок хлеба, толщиной с её бедро. В него оказалось втиснуто довольно много мяса, и сыра.

— …Я смогу всё это съесть.

— Что? Вот поэтому ты такой тощий.

— Т-тощий…

Пускай, он не дотягивает до охотников и наёмников, но Коул всегда считал, что у него хватает мускулатуры, поэтому такое замечание было довольно обидным.

Кусок хлеба, который Миюри взяла себе, оказался значительно больше того, который она передала Коулу, он был такой огромный, что Коул почувствовал сытость лишь от одного взгляда на него.

— Глотай!

Миюри широко открыла рот и яростно вгрызлась в хлеб. Её уши и хвост блаженно покачивались — как она находит столько места в этом тонком теле.

— Боже мой…

Коул уже не знал сколько раз вздохнул за день. Он посмотрел на Миюри, поглощенную своей трапезой, и уже потом, сам принялся за хлеб. Стоит сказать, Коул немного завидовал её взгляду на мир. Наполненный удивительными вещами, красивыми видами, улыбками и счастьем.

При этом он совсем не хотел, чтобы Миюир потеряла свою невинность и смотрела на всех с подозрением. Ах, если бы он мог вырастить её такой же открытой, как она есть сейчас, не беспокоясь, что ей могут навредить.

Коли так, пусть она знает о внешнем мире как можно меньше, и тихо живёт в Ньоххире.

— Нам нужно поговорить о твоём возвращении в домой.

Когда он поднял этот вопрос, Миюри неожиданно перестала чавкать хлебом и с досадой наклонила голову на бок.

— Не играй со мной в дурака, — сказал он.

Конечно, Миюри была не на столько глупа, чтобы подумать будто он так просто смирится и возьмёт её с собой.

Как и ожидалось, затронув эту тему, её выражение изменилось, и она откусила кусок хлеба. Кажется, её примерное поведение имело место только на лодке.

— Нет. Я не вернусь назад.

— Да, вернёшься.

Когда он оборвал её одной лишь фразой, её хвост ощетинился.

— Я планировал взять тебя в Сувернер, там, мы бы смогли найти кого-нибудь надёжного, чтобы вернуть тебя домой, но планы изменились. Завтра утром, я отправлю быстрой лошадью письмо в Ньоххиру, чтобы кто-нибудь забрал тебя.

В это время года, в купальни приезжало много гостей, так что все были очень заняты. Из-за этой мысли он сам хотел привести её домой, но утомительный обратный путь, через заснеженные горные тропы, вместе с Миюри, займёт два или три дня.

Сейчас, когда нанявший его Хейланд, мог уже быть в Атифе, Коулу необходимо срочно торопиться.

— И Лоуренс и Хоро в Ньоххире, наверняка о тебе волнуются.

Скорее всего, Лоуренс сейчас находился в полном отчаянии. Вполне возможно, мать Миюри, Хоро, явится под покровом темноты в своём истинном обличии гигантского зверя, известного, как мудрая волчица, способная проглотит человека целиком.

Вообще-то, Коулу такой вариант даже нравился, поскольку Миюри слушалась только свою мать.

Но, как только эта мысль пришла ему в голову –

— Они не волнуются, — сказала Миюри, с ноткой отчаяния в голосе. Для девочки её возраста, раздражаться на вмешательство родителей в свою жизнь, считалось вполне естественно. Если он станет настаивать напрямую, она может просто заупрямиться, поэтому он пытался понять, как её убедить. Пока Коул старался найти в своей памяти нужный отрывок из Святого Писания, Миюри, держа во рту кусок хлеба, она полезла руками под рубаху.

— Экхе-хей, кхм-хм-кхм, хээм-хэм-хэм.

— Прости, что ты сказала?

Когда он спросил, то заметил, как она вытащила что-то из-под одежды.

— Хмм… Ах, вот где он!

Миюри отнюдь не была в отчаянии, она сердилась.

Она держала маленький мешочек, завязанный шнурком. На первый взгляд, в нём не было ничего особенного, но этого хватило, чтобы заставить Коула замолчать.

— Эххо…омн-омн. Я бы не смогла уйти из дома без ведома мамы.

Этот мешочек принадлежал матери Миюри. Он был достаточно мал и мог поместиться в кулаке. Хоро постоянно носила его у себя на шее. Всё потому, что в нём хранилась особая пшеница, в зёрнах которой жила сама Хоро, которая, некогда, властвовала над урожаем.

— Когда я рассказала о тебе маме, она положила немного пшеницы в мешочек и дала его мне. Она сказала позаботиться о тебе, а если он будет со мной, то я смогу защитить тебя нужный момент.

Услышав это, ему показалось, что небо и земля перевернулись.

Не ему присматривать за Миюри, а Миюри заботиться о нём?

Она уставилась прямо на него, пока Коул стоял в изумлении.

— О чём вы сейчас говорили?

От её взгляда он похолодел до мозга костей.

— Сейчас?

Это была ненужная месть, но, пока он стоял потупившись, на кончике её хвоста вздыбилась шерсть.

— Ты встречался здесь с незнакомцем!

— Ты подслушивала…

— Когда я пришла вы разговаривали в комнате, так что я просто ждала снаружи! — Хоть она и оправдывалась, наверняка навострила свои волчьи уши, чтобы послушать. — Но, не важно! Ты собираешься отправиться в какие-то далёкие земли, чтобы стать священником! Я так и знала! Ты врун!

Она оскалила клыки, которые, благодаря её волчьей крови, выступали чуть дальше, чем у обычного человека, и громко зарычала. Шерсть на хвосте ощетинилась, как лохматая щётка.

Он открыл Лоуренсу и Хоро, истинную цель поездки. Однако, посчитав, что Миюри его не поймёт, а объяснения могут всё усложнить, он сказал ей, что едет помочь своему знакомому в дальние края.

— Этот блондинчик тебя дурачит.

У Хейланда были красивые, бросающиеся в глаза, светлые волосы, что очень шло особам королевской крови.

По какой-то причине Миюри относилась к нему со слепой враждебностью. Она сама обладала волосами загадочного сочетания, пепельного и серебристого цвета, так что, возможно, воспринимала Хейланда в качестве соперника.

— Никто меня не дурачит. То, что делает принц Хейланд, чрезвычайно важно.

— Именно, что дурачат. Ты слишком мягкосердечен, и люди могут заманить тебя во что угодно.

Он мог бы принять «мягкосердечный» за комплимент.

— В таком случае, как же, по-твоему, меня дурачат? — парировал Коул, поедая ужин, который сделала для него Миюри. Если он всё расскажет этой непоседе, не дав ей шанса, то рискует измотать себя. Как и в случае с его нравоучениями, единственным выходом оставалось, дать ей возможность говорить и говорить, прежде чем она не запутает сама себя и не сдастся.

Именно так, всю прошлую неделю, справлялся он с её яростными нападками.

Но, кажется, Миюри тоже поняла эту стратегию. Она таращилась на него чавкая хлебом, и похоже набиралась сил.

— Ом-ном-ном…. Так и есть. Потому что, это странно. Ведь этот блондинчик, большая шишка в королевстве, или кто он там? Так зачем такому как, он понадобилось ехать к тебе за помощью?

Коул знал, что от природы кроток, и гордился своей скромностью. Миюри тоже об этом знала, о чём открыто ему и сказала. Коул прекрасно понимал, что должен просто принять себя таким. Но, есть вещи, в которых он не может уступить.

— Богословы и высокопоставленные церковники, которые приезжали в Ньоххиру всегда высоко меня оценивали. Может ты так не считаешь, но… — Ему было неловко хвалить себя, но выбора не оставалось.

— Хмм.

Миюри посмотрела на него прищуренными глазами, а затем фыркнула. Это не был взгляд младшей сестры, которая невинно виляла хвостом и звала его «Братишка, братишка!»

В этот раз, на него смотрела глаза строгой танцовщицы, наблюдающей за громким бахвальством пьяного гостя.

— Эм, братишка? Даже я знаю, что приезжие священники, люди важные. У важных людей есть достоинство, и это делает их великими. Ты не такой.

И это были слова ребёнка, никогда не покидавшего свою горную деревушку.

— Фух… Слушай, Миюри. Об этом есть упоминание в Писании. Однажды, Господь удостоил своими словами пророка, который вернулся в родную деревню. Его родственники сказали ему: «Ты не сомневаешься, рассказывая нам, что Господь говорил с тобой, но мы просим тебя перестать выдумывать. Мы знаем, что ты всегда был обычным ребёнком». Тогда пророк сказал своим ученикам: " Возьмите любой предмет в свою руку и поднесите близко к глазам своим. Чем ближе вы смотрите, тем хуже вы видите его истинную форму.»

С этой точки зрения, Святое Писание было наполнено мудростью. Пока Коул раздумывал над словами, Миюри сказала.

— Но ведь есть вещи, которые ты можешь разглядеть только вблизи.

— …На пример? — вздыхая спросил Коул.

Глаза Миюри хладнокровно блеснули.

— Когда госпожа Хелен и другие танцовщицы поддразнивали тебя, ты мгновенно краснел и смущался.

— Че-ео?

Ледяной кинжал метнули в него с неожиданной стороны.

— Всякий раз, когда я смотрю на это, мне становится очень грустно. Братишка, ты так много знаешь о Писании, но разве Писание научило тебя общаться с девушками?

Пока дыхание выдавало его, Миюри откусила от, уже почти съеденного, хлеба ещё один кусок и разочарованно жевала.

— Если на-то пошло, гости постарше умеют обращаться с девушками. Они знают, когда нужно вести себя застенчиво, чтобы выглядеть привлекательнее. Я думаю именно это делает человека значимым.

Даже, хорошо образованные богословы, оставались всего лишь стариками, когда купались в водах Ньоххиры и кокетничали с полуголыми танцовщицами. Коул не мог заставить себя заговорить с ними об этом напрямую, а других способой узнать, сколько племянников и племянниц было у этих мужчин, несмотря на их обет безбрачия, не существовало.

Тогда, Коул думал, что раз он строго придерживается целомудрия, то безусловно, достигнет гораздо большего чем они. Однако, Миюри считала иначе.

— Мама много раз говорила это папе. — Миюри прокашлялась и, имитируя голос своей матери Хоро, сказала. — Ты ведешь себя так, будто понимаешь всё вокруг, но ты не можешь видеть больше половины, если не понимаешь женщин! В этом мире нет ничего, кроме женщин и мужчин!

В его груди было столько боли, что он почувствовал слабость, и в этот момент Миюри нанесла окончательный удар.

— Да и потом, братишка, ты хоть когда-нибудь держался за руки с другой девушкой помимо меня?

Коул уже хотел возразить, что делал хотя бы это, но первая кто пришла ему в голову была мать Миюри, Хоро. Однако Хоро, являлась образом матери не только для Миюри, но и для самого Коула. Если он станет доказывать, что держался с ней за руки, Миюри будет кататься по полу от смеха и возможно начнёт о нём беспокоиться.

— В любом случае, я верю, что правда на стороне принца Хейланда и королевства Уинфилд, поэтому, я решил поехать, и оказать им посильную помощь. И пусть я останусь чужд с противоположенным полом, обет целомудрия только укрепит мою веру!

Он стал дерзок — никто не понимал его гордости. На самом деле, обет целомудрия часто оказывался предметом насмешек, а священники, которые ему следовали попадались редко.

Но, Коула это не волновало. Если, он не способен умереть за свою веру то, как о может двигаться вперёд?

— Вот почему …

Он уже был готов обратиться к Миюри, как она затолкала остатки хлеба в рот, облизала пальцы, и прервала его.

— Вот почему я должна быть рядом с тобой.

— Ах… Что?

— Мама тоже волновалась. Она сказала, что на тебя всегда можно положиться, но поскольку, девушки твоя слабость, будет ужасно, если ты, завершишь все свои дела, и довольный собой, вернёшься в Ньоххиру, с какой-нибудь чудной девчонкой.

— . . .

— Мама переживает, что папу кто-то надует, поэтому она не оставит Ньоххиру. Это значит, что с тобой останусь я, потому что я должна приглядывать за тобой, — с ухмылкой сказала Миюри.

Коул задался вопросом, почему улыбка Миюри казалась столь пугающей, и ответ крылся в её сходстве со своей матерью. Мудрая волчица частенько смеялась подобным образом, когда развлекала себя, обращаясь с Лоуренсом, первоклассным торговцем, который десять лет назад участвовал в суматохе, навсегда изменившей северные земли, как с ребёнком.

Миюри размахивала хвостом вперёд-назад, как волк наблюдающей за, пытающейся спастись, добычей.

Коул сглотнул, и Миюри скользнула ближе к нему.

— И я тоже переживаю о тебе, братишка. Я серьёзно.

Он был выше неё на целую голову, поэтому, когда Миюри встала рядом, она дотягивала ему только до груди.

Миюри глядела на него с широко раскрытыми глазами.

Их магия разметала все слова, которые он хотел произнести, но каким-то образом ему, всё же, удалось остаться в реальности. Хлебные крошки и кусочки сыра прилипли к её губам.

— . . .Во-первых, вытри свой рот.

— Ааа? Ох.

Она в спешке вытерла губы рукавом. Затем, взглянула на него. Её улыбка, казалась попыткой утаить раскрытую шалость.

— Ты растёшь необычным человеком…

Коул повесил голову, и Миюри встала на носки, чтобы его похлопать.

— Чшш, чшш, всё нормально. Мама сказала позаботиться о тебе. Оставь это мне.

— . . .

Миюри была вдвое младше его. Когда она родилась, Коул слышал её плачь. Он часто пеленал её. Бессчетное число раз, она забиралась к нему под покрывало, спасаясь от холода в зимние месяцы, чтобы в итоге обмочить кровать и начать рыдать, пока он всё убирал и успокаивал её.

Эта девочка, имела причины, чтобы стать такой.

Безусловно, Хоро прекрасно владела оружием, известным как женственность, так что не пришлось удивляться, когда её дочь научилась им пользоваться, вслед за матерью.

Хотелось бы ему поговорить об этом с Лоуренсом.

— Ну что, могу я путешествовать вместе с тобой, да?

Коул не понимал, почему она, вдруг, стала говорить так беспечно, но он прекрасно знал, если Хоро была на её стороне, он не сможет с ней справиться.

А Миюри отлично знала, что нужно ей.

— Конечно, я не буду тебе мешать. Я ничего не знаю о Боге.

Это определённо было проблемой, но, возможно, обладая кровью древних духов, текущей по её венам, Миюри имела право игнорировать Бога, чье существование, казалось неясным.

— Но, я, обязательно, тотчас же буду указывать тебе на всё, что ты упускаешь, мой беспечный брат.

Откуда же взялась такая уверенность? Может быть, всё та же, пресловутая волчья кровь, кровь хозяина леса.

— Ах да, братишка?

— … В чём дело? — утомлённо ответил Коул, пока Миюри неуверенно на что-то показывала.

— Ты будешь это доедать?

Она указала на почти съеденный ужин, и вздохнула.

— Вперёд.

Коул отдал ей остатки своего хлеба, и она счастливо вгрызлась в него, хотя, только недавно слопала огромную порцию. Пока Коул на неё смотрел, его лицо расплылось в невольную улыбку.

И как только это произошло, он проиграл.

— Стото-о-ии-ак? — («Что-то не так?») спросила Миюри, с набитым хлебом ртом. Тогда, Коул погладил её по голове, и указал на кресло.

— Сядь и ешь.

Миюри тихо подчинилась, и плюхнулась в кресло.

Её притворное повиновение, временами казалось ещё одним хитрым трюком. Он всё понял.

— О Господи, прошу дай мне силы. . .

Произнеся имя своего вечного спутника, Коул вздохнул.