Интерлюдия 22.y (Лун)

2-го марта 1997 года

— Ладно, — произнес Даичи. Его японский было легко понять, он лениво растягивал слова. Он остановился на верхних ступенях лестничного пролета, ожидая, пока остальные его догонят, и с усмешкой обернулся к ним:

— Если вы не поторопитесь, они успеют свалить задолго до того, как мы поднимемся.

Со стороны его спутников послышался недовольный ропот.

— Ну почему здесь нет лифта? — протянул Рен. Он был самым грузным из всех присутствующих, чёрный пиджак от школьной формы туго обтягивал плечи. Он выбелил волосы, но до сих пор не подобрал себе причёску. Рен был правой рукой Даичи, и многие вокруг думали, что Даичи слишком ценил габариты Рена, не замечая, что в нём больше жира, нежели мускулов. Те, кто знал Даичи получше, подозревали, что на самом деле тот хотел лучше смотреться на фоне жирного и уродливого помощника. Только члены группы Даичи и те, кто становился у них на пути, знали, что это не так.

— Всего три этажа, — напомнил Даичи. — И мы все равно не поехали бы на лифте, даже если бы он тут был. Они могут за ним следить.

— Даже если их всего двое? — спросил Рё.

— Осторожность не повредит, — заметил Арата.

Кента первым преодолел лестничный пролёт. Даичи хлопнул его по плечу.

— Готов? — спросил главарь.

— Готов, — ответил Кента, его сердце бешено стучало.

Для остальных — для соседей, сверстников — в безликости была безопасность. Быть таким же как все, это успокаивает как себя, так и других. Выделяться плохо.

Но Кента всё равно выделялся. Он был непохож на остальных. Люди знали, что его мать была китаянкой. Он был необычайно высок для своего возраста, учился плохо. Можно было бы постараться, но смысла не было. Он соревновался с одноклассниками, которые уже обогнали его на километры, с теми, кто соперничал между собой, посещая дополнительные занятия после школы и занимаясь по ночам.

Здесь всё было по-другому. Одновременно ужасно и захватывающе осознавать общественные нормы и игнорировать их. Быть наглым, выделяться сознательно. Нарушать правила, плевать на условности. Ему казалось, что это похоже на ощущение, когда уже прыгнул с моста, но не знаешь, что окажется внизу — вода или твёрдая поверхность.

— Наш рассвет, — сказал Даичи, сумев не показаться при этом нелепым. Ему было семнадцать, и он был старше всех.

«Рассвет», — подумал Кента. Даичи всё спланировал. Они заработают репутацию, затем представят себя Якудзе. Если повезёт, они будут приняты в низшие члены «организации рыцарей». В любом случае, свободы больше не будет. Их «рассвет», в каком-то смысле, относился к короткому периоду времени, когда они после жестких школьных правил и до членства в Якудза могли заниматься тем, чем хотели.

— Там только двое китайцев? — спросил Рен, когда они вышли с лестничного пролёта к ресторану на третьем этаже. Стены здесь были толстыми, и входы в номера закрывались деревянными дверями, а не традиционной бумагой. Возможно, они хотели уединения. Это неважно.

— Мой кузен владеет зданием, — сказал Даичи. — Сказал, они расплачивались кучей налички, и другие китайцы не входили. Несколько гайдзинов с запада, но никого опасного.

Кента оглянулся на свою группу. Девять человек против двоих? И кроме того, у них было незаслуженное преимущество.

— Вперёд, — приказал Даичи.

Кента был сильнее Рена, потому выбивать дверь пришлось ему. Он сдвинулся в сторону, пропуская толстяка Рена вперед. Он не был настолько глуп, чтобы забыть о возможности вооружённого отпора от чужестранцев.

Выстрелов не было. Вместо этого он услышал, как кто-то очень спокойно заговорил по-английски.

— Женщину огорчило, что вы не обеспечили достаточных мер предосторожности, — сказал мужчина по-китайски. В его голосе было значительно больше тревоги, чем в голосе говорящего на английском.

Даичи и Рен первыми вошли в дальнюю комнату. Кента последовал за ними и оценил обстановку из-за плеча Рена.

В комнате было пятеро. Двое, скорее всего, были китайцами. Вероятно бизнесмены, они сидели на коленях вдоль одной из сторон низкого столика, на котором аккуратными стопками были разложены пачки наличности и брикеты белого порошка в пластиковой обертке. Между ними стояли различные блюда с овощами и мясом. Во главе стола сидел японец, сложив руки на коленях и выпучив глаза.

Кроме них в комнате находились ещё две женщины гайдзин, сидящие на коленях напротив иноземцев из Китая. Одна чернокожая, в белом пиджаке поверх платья длиной до колен, вторая — молодая женщина двадцати с лишним лет с европейскими чертами лица и с тёмными волосами. Она была одета в чёрный костюм.

Темнокожая заговорила, и японец перевел её слова на китайский:

— Женщина рекомендует нам не вмешиваться. Её телохранительница разберется.

— Женщина спереди — телохранительница, — перевёл Кента для Даичи.

Что-то было не так. Женщины держались слишком уверенно.

Даичи вытащил пистолет и направил на женщину. Вид оружия заставил сердце Кенты пропустить удар.

Даичи выстрелил в воздух, и Кента против воли вздрогнул. Он никогда раньше не слышал выстрела. Громко.

Мужчины пригнулись, пытаясь спрятаться под столом. Женщины не отреагировали.

— Одна телохранительница? — спросил Даичи с насмешкой. Он сделал первый шаг. Он ярко вспыхнул зелёным светом и дёрнулся, когда его призрачная копия прыгнула вперед.

Словно живая молния фантом Даичи пересек комнату, оставив за собой светящийся зелёным дымный след.

Телохранительница, взяв в руку тарелку, уже пришла движение. Она перевернула её и бросила одним плавным движением, как фрисби. Вращаясь, тарелка врезалась в лицо настоящего Даичи.

Тот пошатнулся, и созданный им фантом рассеялся за долю секунды до того, как достиг телохранительницы. Она прикрыла глаза, когда остатки дымного шлейфа, окутав её, пронеслись мимо.

Кента был ошарашен, он никогда не видел, чтобы способности Даичи так его подводили.

Даичи поднял пистолет, женщина подхватила со стола нож, взяв его за лезвие и выставив металлическую рукоятку. Она держала его в вытянутой руке, направив его в сторону Даичи.

Тот выстрелил, и нож взлетел в воздух. Пуля отрикошетила, нож закрутился, ударился о дверную раму за спиной женщины и по широкой дуге перелетел через её голову. Она поймала его левой рукой, приняла прежнее положение и слегка встряхнула правой.

Она негромко спросила, что-то на английском. На ноже, который она снова держала в руке, появилась вмятина.

Чернокожая женщина позади ответила ей.

— Что они говорят? — спросил Даичи.

— Женщина в костюме получила разрешение убить нас, — сказала Хисока. — Но чёрная сказала не проливать крови.

— Надо бежать, — сказал Кента.

— Чё, страшно? — спросил Даичи. — За нами сила.

— За ней тоже, — возразил Кента.

Даичи ухмыльнулся.

Бежать нельзя, а если мы останемся, пострадаем…

Рен размял плечи, затем вдохнул.

Поднялся сильный ветер и небольшие предметы начало притягивать к Рену. По мере того, как толстый парень всасывал больше и больше воздуха, сила притяжения росла.

Телохранительница ударила по кромке невысокого столика, и ветер подхватил его, опрокинул. Деньги, тарелки и упаковки с белым порошком упали на пол, заскользили, покатились в сторону Рена.

Даичи снова выстрелил наугад, но она даже не обратила на это внимания. Нож выскользнул из её руки и отразил первый выстрел, направленный в сторону темнокожей женщины, остальные выстрелы прошли мимо телохранительницы, ей не пришлось даже уворачиваться. Она ухватилась за ножку столика, и хотя тот был слишком тяжел, чтобы его можно было таким образом поднять, всасывание Рена оторвало его от пола. Две пули застряли в толстой древесине.

Даичи активировал силу и создал ещё одну призрачную копию. Невероятно быструю и гораздо более сильную, чем он сам.

Женщина пнула ногой стол, тот повернулся в воздухе и полетел в Рена, задев по пути призрака. От удара фантом потерял руку и часть грудной клетки, но собрался с силами и вновь кинулся на телохранительницу. Однако нанесённый урон оказался слишком велик, и в шаге от неё призрак рассыпался на зеленую светящуюся пыль.

Летящий стол врезался в Рена с достаточной силой, чтобы того отбросило назад на Кенту, Хисоку и остальных бездействующих членов группы.

Рен подул, и стол полетел через всю комнату обратно. Сердце Кенты замерло, когда он увидел женщину, припавшую к полу. Её рука взметнулась и ударила по летящему в сторону китайцев столику, несколько изменив его траекторию движения. Стол прошел к ним так близко, что Кенте показалось, будто он находится в тех мультиках, в которых кровь начинала течь спустя несколько секунд после пореза.

Вот только стол никого не задел, а женщина пригнулась слишком низко, чтобы ветер мог оказать на неё ощутимое воздействие.

— Всасывай! — прокричал Даичи.

— Нет! — воскликнул Кента, хотя это ничего не решило.

Было уже слишком поздно. Рен перестал дуть, предоставив женщине возможность действовать. Она шагнула вперёд, приближаясь к группе. Даичи создал уже третьего призрака, который бросился к ней, но от первого удара она увернулась.

Рен начал снова засасывать воздух. Призрак Даичи разразился серией беспорядочных ударов, вдвое более быстрых, чем раньше, но ни один из ударов не достиг цели. Телохранительница сделала шаг назад и носком своей блестящей черной туфли поддела сверток с порошком. Она подбросила его, и когда он взлетел справа от Рена, движение воздуха ещё больше увеличило его скорость.

Фантом Даичи оказался достаточно быстрым, чтобы увернуться, а вот сам Даичи не смог. Сверток ударил его в голову и фантом снова рассеялся. Женщина пнула столик, и ветер снова его подхватил. Стол ударил Рена по голеням и тот упал.

Трижды, оба, и призрак и Рен, были обезврежены, практически мимоходом.

Даичи закричал с необычной для него яростью. Необычной, наверное, потому что он ещё никогда не проигрывал в драке.

Остальные начали теснить Кенту сзади. Разве они не видели бой? Они правда думали, что у них что-то получится?

Но напор стоявших сзади заставил его сделать несколько шагов вперед, он был вынужден продолжать идти, ведомый вперёд расплывчатой, бессвязной идеей о том, что может случиться, если он, самый большой и физически крепкий член банды Даичи, струсит.

Он понимал, что это было ошибкой. Призрак Даичи, вдвое более быстрый и сильный, расходный материал для нападений, ничего не добился. Что же смогут шесть-семь малолетних гопников?

Она разметала их всех точно рассчитанными движениями, обездвиживая, сокрушая, ослепляя, оглушая и заставляя пошатнуться. Они наталкивались друг на друга, оружие вылетало из рук. Она не была быстрой, не обладала навыками боевых искусств, но в её движениях присутствовала некая элегантность. Ни одно не пропало напрасно.

Её нога угодила Кенте под диафрагму. Когда тот согнулся от удара, женщина положила руку на его затылок и впечатала Кенту лицом в пол.

Его зубы погрузились в упаковку с порошком и порвали пластик. Кента попытался встать, но она наступила ему на затылок, второй раз с силой втискивая его лицо в свёрток.

Кто-то упал рядом. Кента повернулся посмотреть, но закашлялся, порошок взметнулся, заклубился вокруг его лица, попал в глаза.

Порошок забился ему в нос, наполнил рот до такой степени, что Кента не мог сглотнуть.

На востоке наркотики не были в ходу, даже среди бандитских группировок. Он не знал свойств разных видов порошков или других веществ. Знал только, что они были вредными, и даже потенциально смертельными в случае передозировки. Он попытался отплёвываться, но, судя по ощущениям, он больше глотал, чем выплёвывал. Он задыхался под весом телохранительницы, давящей на его затылок.

Он почувствовал, как без какого-либо видимого предела его захватывает непрерывно нарастающий экстаз. Его лицо было пыльным и грязным, но его переполняло парадоксальное ощущение, что он стал королём мира.

Экстаз закончился слишком быстро, он чувствовал, как тот нарастает, пока не стало казаться, что сердце вот-вот взорвётся или развалится на кусочки. Он ощутил тошноту, словно нужно, но не получается блевануть.

Левая рука Кенты начала неметь. Он знал, что это означает.

С леденящим чувством ужаса, он подумал, что у него случился сердечный при…

Он обнаружил, что находится вне тела. Он был наблюдателем, внешним агентом, лишённым тела и разума. Он не мог думать, мог только существовать как часть некоторой последовательности событий.

Две сущности, по мере сближения общающиеся всё более короткими вспышками. Две сущности, каждая из которых складывалась и разворачивалась сквозь реальности, через множественные миры одновременно. Две сущности, поющие в эфире идеи, которые он едва мог постичь. Через свет, тепло, пространства, полураспад и гравитацию.

А ещё они смотрели. Смотрели на обширную планету, где больше газа, чем твёрдого ядра. Мир непрерывного шторма. Там были жизненные формы, жизненные формы в бесчисленных возможных вариантах этого мира. Всплывающие мешки из газа, текущие через шторма, образуя калейдоскопические картины.

Он видел, на чём они сосредоточились, видел, как они исследуют эти возможные миры, объявляют что-то. Собственность здесь. Права там. Территория где-то ещё.

…ступ.

Мысли Кенты смешались, когда он ощутил, как накатил кайф. Его ошеломили три вещи. Штуки, которые он только что видел, ускользяющие из его воспоминаний. Его собственное тело, умирающее непостижимым образом. Мир за пределами…

Он моргнул покрытыми пылью глазами, почувствовал, как они горят. Он видел лишь тени, слышал пульсацию крови в ушах.

Телохранительница отступила назад, дав ему возможность поднять голову. Она пошатнулась, но ей помогла удержаться на ногах чернокожая женщина.

Он повернул голову, перевернулся. Рядом виднелась жирная фигура Рена, стоящего на четвереньках, Даичи лежал плашмя.

Телохранительница быстро пришла в себя и сразу вернулась в бой.

Она сильно ударила ногой в горло Даичи. Пнула ботинком в нос Рена.

Чернокожая женщина сказала что-то на английском.

— Она исключит из стоимости сделки цену потерянного продукта, — произнёс на китайском отдалённый голос переводчика.

Кента, тяжело дыша, лежал неподвижно. Он почувствовал себя сильнее, ощутил, как сердце возвращается к некой норме.

Однако он понимал, что не сможет победить. Он лежал, изо всех сил притворяясь, что умирает, пока китайцы не собрали наличку и наркотики в сумку и протянули её чернокожей женщине.

Она заговорила, и японец перевёл:

— Она хотела бы обсудить доставку продукта на обратном пути.

Кента лежал ещё долго после того, как две женщины и китайцы ушли. Он вытер порошок с лица, несмотря на то, что его действие ослабло, покалывание и пульсация исчезли. Что бы с ним не произошло, наркотики сейчас не имели значения.

Он вытер лицо рубашкой, затем проверил друзей.

Даичи был мёртв, задушен, глаза выпучены. Рен лежал рядом с ним, глаза закатились, нос был вбит в мозг, однако в ноздрях не было крови.

Хисока задохнулся порошком, примерно так, как мог бы погибнуть и Кента. Арата задыхался, не имея возможности втянуть воздух в лёгкие. В голове у Рио была вмятина, глаза разведены в разные стороны. Дыхательные пути Джиру были заблокированы, также, как у Даичи. Такео и Суджи были мертвы, несмотря на то, что ран у них не было.

Все убиты или на грани смерти, и технически кровь не была пролита.

Кента взял Арату за руку и держал, пока тот медленно умирал. Затем он поднялся.

«Идиоты», — подумал он с ноткой ярости. Глупо было продолжать бой, после того, как стало понятно, на что способна женщина. В будущем ему следует внимательнее выбирать врагов.

* * *

2-го ноября 1999 года

Лун играл с пламенем в руке, наблюдая за неистовством гигантского человекоящера.

Элита Сентаи при поддержке героев-гайдзинов, сражалась с тварью. Каждые несколько минут кто-то пролетал мимо, унося раненных. Лун не обращал на них внимания. Дело было в точном расчёте времени. Если уж он взялся за это, то сделает всё правильно.

На район обрушилась приливная волна, и Луну пришлось вцепиться в ближайшее здание, чтобы удержаться на ногах. Поток воды разметал героев, некоторые здания обрушились.

Его переполняло ожидание боя. Он чувствовал под кожей чешуйки, которые жаждали вырваться на поверхность. Огонь тоже, жар в глубине тела.

Бой обещал быть достойным. Штука была в том, чтобы не погибнуть до того, как силы сделают его неуязвимым. Это было самой большой его слабостью. Идущий бой… Герои как могли тянули время. Он видел это по их передвижениям. Они сражались по очереди.

Сейчас дрался Эйдолон. Он метал в Левиафана налитые энергией шары размером с небольшой дом, каждый из которых мог сбить тварь с ног, содрать с него кожу и одновременно замедлить. Собственный гидрокинез героя позволял отражать дальние атаки ящерицы, направлять их вверх или в сторону. Левиафан не обладал способностью атаковать на расстоянии, и не мог приблизиться, не получив удар. Он попытался бежать, вот только на его пути стала передовая японская команда, Элита Сентаи.

— Ты сражаешься?

Лун повернулся и посмотрел на говорившую. Женщина в жёлто-чёрном костюме Сентаи.

— Да, — прогрохотал его голос. Сила давала ему дополнительную мощь, выносливость, регенерацию и умение управлять огнём даже в его обыденной форме, но изменения тела искажали голос.

Она взглянула на бой, словно не могла решить, следует ли ей принять участие, или продолжить разговор с Луном:

— Ты янки?

— Нет.

— Ты злодей?

— Я — это я.

Следующая приливная волна накатила на берег. В этот раз вода достигла Луна, поднялась до уровня пояса. Ему пришлось ухватиться за подоконник, чтобы удержаться на ногах. Он схватил запястье женщины Сентаи, чтобы её не унесло потоком.

Он почувствовал, как чешуйки под кожей нетерпеливо пришли в движение, угрожая подняться.

— Сумимасен десита, — сказала она, когда большая часть воды схлынула.

Лун только хмыкнул в ответ.

— Зачем вы здесь?

— Я жду, — ответил он. — А тебе следует драться.

— Я ничего не могу сделать. Моя сила наносит раны людям, но его даже не царапает. Мне не разрешено уходить.

Герои побеждали. Медленно, но верно. Хотя больше медленно. И каждая приливная волна наносила катастрофический ущерб.

«Я буду драться», — подумал он.

Вместе с этой мыслью, его сила начала пробуждаться. Чешуйки начали расти, медленно и уверенно, выступали, словно иголки морского ежа. Ожидание боя питало его способности. Когда он начнёт меняться — всё произойдёт быстро, и чем большую угрозу представляет противник, тем быстрее пойдут изменения.

Он оставил свою точку опоры и зашагал по затопленным улицам к Левиафану и остальным.

Он дал себе обещание. Больше никогда не проигрывать. Победа не значила ничего. Но поражение? Этого он не мог принять. Только не так, как от рук безымянной женщины.

Эта мысль, эта определённость, подтолкнула силу ещё больше, как будто она была чем-то живым, отдельным от него.

Ударила очередная приливная волна. Левиафан исчез в ней, и вновь появился в другом месте. Лун слышал звуки ударов, когда чудовище кромсало и рушило здание, на котором располагались герои. Он ускорил шаг, ощущая, как по мере приближения становится сильнее.

Чудовище было занято… Вот он, момент.

— Ты погибнешь! — крикнула женщина Сентаи в чёрно-жёлтом.

«Я никогда не умру, — подумал Лун. — Я могу проиграть, но я буду возвращаться снова. Я могу оступиться, но вернусь с удвоенной яростью».

Сейчас волны накатывали чаще. Здания были выстроены по стандартам, которые гарантировали способность выдержать землетрясение или цунами, но этого было недостаточно. Между ударами не проходило и минуты, каждая волна проникала всё дальше и дальше, и там, где ещё час назад был город, сейчас возвышался лишь десяток зданий.

В один из коротких моментов передышки земля сотряслась. Лун едва устоял на ногах. Когда он взглянул в ночное небо, то увидел, что высочайшие здания качаются, словно пальмы на ветру.

Где-то во мраке, одно из зданий сильно накренилось и рухнуло на землю.

Эйдолон вышел из боя, и Александрия сразу же подлетела к чудищу и обрушила на него град ударов. Он попытался скрыться в воде, но героиня, пролетев под ним, разделила поток воды, используя силу и скорость полёта. Путь к отсуплению оказался отрезан. На открытом воздухе существо двигалось медленнее, хотя и не медленнее остальных, и Легенда нанёс удар ему в грудь. Левиафан на секунду запнулся, и этого оказалось достаточно, чтобы Александрия схватила его за хвост.

Она полетела вертикально вверх, не отпуская чудище. Тёмная чешуя Левиафана и чёрный костюм Александрии сделали их неразличимыми во мраке.

Левиафан упал, и сила удара странным образом не соответствовала его массе. Вода отреагировала чересчур сильно, удар смёл жидкость, область вокруг него очистилась от всей воды.

Лун сгруппировался и ощутил, как вода налетела на него с силой локомотива, схватила, потащила его, попыталась утопить.

Чешуя прокалывала кожу, сила нарастала, пирокинез испарял, превращал потоки воды в пар.

Другие герои были отброшены на сотни метров, но Лун уже поднялся, испарил с себя воду и бросился к месту сражения, где Эйдолон атаковал Левиафана.

Налетела новая приливная волна, лишая обороняющихся времени на восстановление после предыдущего удара. Луна сбило с ног и отбросило ещё на несколько метров.

Прорастало всё больше чешуек, они появлялись уже повсеместно. Кровь струилась по венам с удвоенной скоростью. Огонь полыхал вокруг уже непрерывно. Он был обнажен, опалённые остатки его одежды смыло водой, но ему было всё равно. Он снова ощущал себя в свободном падении, но его ждала не земля. Это был Левиафан.

Пламя метнулось к Губителю, но не нанесло ощутимого вреда.

Лун побежал, мгновение ушло на то, чтобы приспособиться к новоприобретённой силе, чтобы найти темп и ритм.

Земля сейчас сотрясалась почти непрерывно. Лазеры, атаки Эйдолона, удары, которые наносила Александрия, атаки Сентаи, заградительный огонь со стороны других героев. Какофония шума, света и насилия.

Он ударил Левиафана, и получил удар в ответ. Кости сломаны, внутренние органы порваны.

Он едва не потерял сознание, но ярость одержала верх. Он вскочил на ноги, но обнаружил, что бедренная кость сломана. Тогда он опустился на одно колено, поставил другую ногу на землю, вонзив огромные когти в асфальт, направил непрерывную струю огня в Губителя.

Ударом хвоста Левиафан заставил его растянуться на земле.

Но Лун знал, что достиг критической точки. Его ноги уже исцелялись, изменения тела набирали обороты. Он остановился поправить ногу, сдвинуть кости в более-менее верное положение, чтобы они могли срастись.

«Каждый, кто встанет у меня на пути, заплатит дважды», — подумал он.

Сентаи в фиолетово-зелёном предложил ему руку. Лун проигнорировал мужчину и поднялся сам. Снова поток огня, но цвет пламени был скорее голубым, чем красным.

К нему присоединились Сентаи, прикрывая его выстрелами. У них был кто-то, массово производящий оружие, у каждого было по бластеру на бедре и по лазерной пушке на запястье. Шестнадцать или семнадцать человек открыли огонь одновременно, задействовав всё имеющееся оружие.

Левиафан развернулся и ударил. Некоторые из Сентаи использовали силы, чтобы смягчить или отразить водяную косу.

Левиафан бросился на них, и Лун вызывающе взревел и вышел вперёд, чтобы перехватить гиганта.

Сил не хватало. Левиафан отбросил его в сторону, и Лун покатился, подобрав под себя когтистые руки и ступни. Поднявшись, он сразу же рванул вперёд, передвигаясь короткими прыжками над потоками воды, доходившими людям до колен. Ему же вода едва покрывала ступни.

Он ухватился за неглубокие раны на спине и плечах Левиафана. Монстр повернулся и следовавшие за ним потоки воды ударили по Луну. Недостаточно, чтобы его сбросить.

Не хватило ни удара цунами, ни скорости Левиафана, когда существо поплыло. Лун вгрызался всё глубже, сдирая когтями скользкую от ихора плоть, которая становилась все прочнее.

Лун заревел, окутывая себя пламенем и погружая когти ещё глубже. Если мышцы Левиафана прочны как сталь, жар Луна будет плавить сталь!

Левиафан вынырнул, и Лун добрался до шеи чудовища. Он попытался обхватить её, и рука сдвинулась, изменилась, став немного длиннее. Ноги, руки и когти Луна тоже росли.

Сильнее, больше. Другой мог бы испугаться того, во что превращается, но он лишь продолжал свободное падение. Свобода.

Левиафан сбросил его, но Лун без труда оказался на ногах. Его рот растянулся, открылся шире чем должен был, четыре раздельные части челюстей растягивались, ощетинивались зубами, а изменённые губы спрятались где-то глубоко.

Вода у ног Луна кипела и испарялась, когда он встал настолько прямо, насколько мог. Он ещё больше изменился, плечи расширились, грудь обросла новыми мышцами. Для равновесия пришлось упереть руки о землю. Его чувства как лазер были сосредоточены на Левиафане, улавливая всё, даже лёгкий скрип мышц чудовища, бесконечно малые капли ихора, стекающего из ран Левиафана.

Земля постоянно дрожала, и местных героев, похоже, уже начинал больше беспокоить окружающий город, чем сам Левиафан.

Раздался треск, и Лун вспомнил выстрел Даичи, что прозвучал больше двух лет назад. Громкий звук. Неправильный звук.

Земля пыталась уйти из-под ног. Герои бежали в укрытия, спеша спастись или помочь друзьям, вода устремилась вперёд. Лун лишь вонзил когти в землю, не обращая внимания на воду, мусор и людей что неслись мимо.

Левиафан бросился на него.

«Сейчас он не может меня игнорировать», — подумал Лун. Он был вдвое меньше Губителя, но этого было достаточно. Огонь против воды, когти против когтей. Левиафан бил сильнее, но Лун быстро исцелялся. Каждая секунда, которую Левиафану не удавалось разорвать его пополам, означала, что у него было преимущество.

Земля разошлась, и Лун услышал шум воды, стремившейся заполнить пустоту. Суша разделилась, и океанская вода устремилась туда со всех сторон.

Левиафан попытался подтащить его к разлому, явно собираясь сражаться в этой бушующей бездне. Лун вцепился в землю и не поддался.

Через мгновение на помощь подоспела Александрия, не давая Левиафану нырнуть внутрь. Она оттеснила чудовище назад, обеспечив Луну преимущество.

Она что-то сказала по-английски, но Лун не знал этого языка. Тех, кто говорил по-японски или по-китайски, уже не было. Они эвакуировали всех, кого смогли, остальным оставалось лишь тонуть. Бой продолжали только непобедимые, и сейчас Лун был среди них. Они сражались ради того, чтобы остановить буйство Левиафана, чтобы не дать ему разрушить всю Японию. Лун просто сражался.

Сражался минуты и часы. Сражался, пока из его спины не выпростались две пары крыльев, а пламя не разгорелось настолько, что прочная как сталь плоть Левиафана чернела и превращалась в пепел лишь от его приближения. Пока он не стал больше Левиафана, так что даже Александрия опасалась подлетать слишком близко.

На это короткое время Лун стал королём мира.

Однако он начинал слабеть. Младшие герои исчезли, были унесены потоком или помогали другим с эвакуацией. Старшие герои отступили.

Луну нечем было питать свою силу. Он вступил в бой, в десятки раз более трудный, чем когда-либо раньше, но сила уже покидала его.

Суша под ними исчезла, остатки земли были сметены потоком, и Луну пришлось бороться с Левиафаном в его родной стихии.

На мгновение он подумал, что погибнет, но Левиафан, раненый, вырвался и бежал в глубину.

Лун начал тонуть, слишком тяжёлый, чтобы плыть, ощущая всё большую усталость вместе с тем, как сила покидала его. Бой закончился.

Он рассчитывал на чувство удовлетворения, но он знал, что не нанёс смертельного удара, что до него было очень, очень далеко. Несмотря на то, что он сумел нанести ущерба больше, чем кто-либо за последние годы.

Его враг не может быть убит. Лун стал чем-то более страшным, чем Губитель, но некому было это увидеть. Никому, кто узнал бы его, выразил уважение или страх.

Он тонул, ощущая отчаяние. Слишком уставший, чтобы двигаться, он коснулся дна.

Александрия нашла его в глубине и вытащила на поверхность.

* * *

13-го августа, 2002

Стены тюрьмы И.С.К. возвышались вокруг.

Лун злился, но сила подвела его. Он ходил по камере, колотил стены, жёг бетон при помощи силы. Всё вокруг было покрыто отметинами, свидетельствующими о его борьбе.

Раньше они держали его в обычной камере. Им пришлось учиться на собственных ошибках. Он выяснил, что для выживания в подбной тюрьме надо быть настоящим чудовищем, и поэтому подчинился одному из боссов. Когда этот босс обнаружил, на что Лун способен, то напал на другого тюремного лидера. В результате войны Луна перевели в более охраняемое место, где он набросился на человека, который приносил ему еду, и чуть не сбежал, прежде чем Тон Лин Та, которая так никогда и не показалась, не заточила его под горой камня.

И в итоге, прошло три года после боя с Левиафаном. Два года, как он с матерью переехал сюда в Чао-ху. Год и восемь месяцев как его арестовал Янбань.

Год и четыре месяца после того как Тон Лин Та погребла его на дне этой ямы. Каждый день одно и то же. Дважды в день, две упаковки с едой. Каждый день он ходил, пытаясь подключиться к своим силам, но они оставались вне досягаемости. Он злился, буйствовал, кричал и думал, не сошёл ли он с ума от одиночества. Иногда шёл дождь, и он оказывался по колено в воде. Иногда было так холодно, что он не мог спать. И каждый день он был здесь, в яме такой глубины, что когда он вытягивал руку над головой, отверстие наверху казалось не больше ладони.

Каждые семь дней Тон Лин Та применяла свою силу на стенах. Пол она не трогала, но стены очищались, её манипуляции с камнем превращали четыре невероятно высокие стены в идеально гладкие поверхности. Она впитывала весь мусор, что оставался от его пайков, любую случайно попавшую в яму живность, и все выделения Луна, которые он всегда оставлял в одном углу его узилища.

Каждые четырнадцать дней, как по часам, Янбань открывал связь.

Сейчас Лун ждал. Ждал, когда Тон Лин Та применит свои способности. Он увидел, как её сила побежала вниз по стенам его клетки, подобно кругам на поверхности воды. Изменения добрались до основания стен и перебрались на пол.

Лун не сопротивлялся, когда камень потёк вокруг, запечатав его ноги до колен.

Они появились и начали снижаться, паря в воздухе. На этот раз двое. Они ничего не сказали о том, что у него нет одежды или о растрёпанных волосах. На обоих была одинаковая форма, красные куртки и штаны, красные маски превращали лица в огромные лишённые черт самоцветы, с выступами над ушами.

На их плечах были числа. Один-шесть и два-семь. Этих он ещё не встречал. Ни имён, ни каких-либо отличительных черт.

— Ты присоединишься к нам?

Всегда одни и те же вопросы, всегда на китайском. Он не ответил.

— К тебе обращались американские герои. Какую сделку вы заключили?

Он снова не ответил. Он пробовал сказать им правду, что он сказал героям уходить. Губителей нельзя было убить. Не было смысла с ними сражаться. Дважды они подходили к нему со всё лучшими предложениями, обещали ему целый мир, и дважды он отказывался. Он уже думал принять третье предложение, но вместе с матерью переехал в И.С.К. и потерял связь с американцами.

Это не важно.

— Ты будешь здесь до тех пор, пока не ответишь на наши вопросы.

— Я присоединюсь, — сказал он им.

Они обменялись взглядами.

Он повёл рукой, и они вздрогнули. Гореть они, как и другие члены Янбаня, не могут, но всё равно его боятся.

Он почувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние долгие месяцы.

— Янбань — это выход, — сказал тот что повыше, — вы согласны, что это так?

— Нет, — сказал Лун.

— Очень жаль.

— Я хочу выбраться отсюда, — сказал им Лун, — вот и всё. Если надо подчиниться, я подчинюсь.

— Мы должны услышать правильные ответы, прежде чем сможем следовать дальше. Мы придём через две недели и снова зададим вопрос. Если вы дадите нам ответ, который мы ожидаем, мы сможем перейти к следующему этапу.

«И, — подумал Лун, — будете продолжать цепь вопросов, этапов и процедур, пока я не ошибусь; будете ломать меня и обрабатывать, пока я не стану одним из вас».

Самое плохое, что они возьмут его силу, большую её часть, и дадут взамен другие. Для этого они заключили его тут, для этого старались его сломить.

Он рискнёт и примет предложение. Сделает всё, что от него требуется, а потом убьёт тех, кого надо, и сбежит.

* * *

23-го марта 2011 года

После каждого падения, обязательно наступает подъём.

— Азиатские Плохие Парни — дерьмовое название, — сказала Бакуда.

Лун посмотрел на неё, никак не отреагировав.

— Просто сказала.

— Так называлась группа, к которой я присоединился, когда приехал в Америку.

— Видишь ли, я этого не понимаю. Ты — задира, ладно. Ты прощупал почву, напал на команду местных героев в полном составе, и тебе это с рук сошло, так?

— Я сражался с Оружейником, Бесстрашным, Мисс Ополчение, Скоростью, Претендентом, Наручником и Батареей, — ответил он. — Да.

— Вот только ты здесь недавно. Ты захватил столько власти… И что ты можешь показать?

— Страх, — ответил он.

— Я тебя не боюсь, — ответила Бакуда. Её бледно-голубые глаза, не мигая, смотрели на Луна.

— Будешь бояться, — ответил он.

Онa пожала плечами, и принялась ходить, осматривая здание. Две шлюхи Луна вжались в диван, явно испытывая дискомфорт, не зная, как держать себя, какую позу принять.

— Есть два вида страха, Бакуда, — сказал Лун. — Первый страх — обычный. Страх неизвестного. Страх вопрошающий.

— Ага, — ответила она, и он понял, что завладел её вниманием.

— Это страх вопросов без ответа. Если я сражусь с ним, смогу ли я победить? Как он собирается атаковать? Кто он и что он?

— А второй вид?

— Страх известного. Реальности. Если я сражусь с ним, то проиграю. Я знаю его, и я дрожу в его присутствии. Я знаю, что он со мной сделает, и знаю, что это будет боль худшая из возможных.

Бакуда не ответила.

— Я обнаружил, что первый страх слаб. Он разрушается. Заканчивается в тот момент, когда на вопросы даны ответы, когда кто-то окажет поддержку. Но второй? Этот страх питает сам себя. Это болезнь, и когда с ней борешься и проигрываешь, она становится только сильнее. Местные знают меня. Тех, кого я хочу взять в банду, я беру. Моё влияние растёт, мои враги знают, что лучше не вставать у меня на пути, потому что я не оставлю их безнаказанными.

— Но «Азиатские Плохие Парни­?»

— Это напоминание моим врагам о том, что я делал раньше, и о том, что могу повторить.

Бакуда нахмурилась.

— Я сражался со многими бандами, многими группировками. У некоторых были люди с силами, у некоторых нет. Некоторых я нанял. Демон Ли один из таких. Остальных я убил.

— И герои не остановили тебя?

— Герои считают меня обоюдоострым мечом. Они боятся меня. Они знают, на что я способен, в требующих этого ситуациях, они знают, что моя группа слишком сильна, чтобы её можно было победить. Пока я жду. Они оставят меня в покое, потому что всё, что они видят, это войну с другими преступниками, я же набираю силу и создаю репутацию.

— А то что ты, полукровка, завербовал меня — полукровку и собрал банду из дохреналиона разных рас — совершенно не фрейдистская штука, и ни капельки не связана ни с какими детскими обидами.

— Так и есть, — прорычал Лун.

Бакуда улыбнулась:

— И что случится дальше?

— У меня есть враги, — продолжил Лун. — Те, кто оскорбили меня, те, кто одержали верх.

— Как Левиафан?

Лун покачал головой:

— Левиафана я победил, если вообще его можно назвать врагом. Это сила природы. Нет. Я говорю про других врагов, про обиды старые и новые. Я уничтожу каждого их них, по очереди, и затем я буду править.

Женщина в костюме. Янбань.

— Как мелочно. И ты хочешь, чтобы я тебе помогла?

— Ты поможешь, — ответил Лун. — Потому что мыслишь также, как и я. Насчёт силы и страха.

Бакуда села на краешек дивана. Две шлюшки отодвинулись от неё.

— Ладно, — улыбнулась она. — Я твоя.

* * *

14-го июля, 2011

— …и в этом вся суть, — сказала Амелия.

Лун наблюдал, как по мере обдумывания идеи, меняется выражение лица Учителя. Он казался таким заурядным, таким невзрачным. Однако, судя по гуляющим сплетням, до того как герои сфабриковали против него обвинения, он был одним из наиболее выдающихся преступных гениев.

— Возможно, я неверно объяснила, — продолжила Амелия. — То, как работает моя сила. Это трудно передать. Но мне кажется, я во всём разобралась.

— Я понимаю, что для тебя всё звучит разумно, — сказал Учитель. — Но остальным из нас, кто не воспринимает эти дающие силы сущности, трудно найти аргументы в поддержку этой идеи.

Амелия нахмурилась.

Учитель покачал головой:

— В твоих рассуждениях имеются пробелы. Что насчёт Губителей?

— Я не понимаю, как они укладываются в эту картину, — признала она.

— Эволюционное развитие вперёд?

— Нет, — покачала головой Амелия.

— Значит, деградация?

— Нет. По крайней мере, я так не думаю. Нечто совершенно другое.

— Честно говоря, — сказал Учитель, — не знаю, на что стоит надеяться: на то, что ты права, или что ты ошибаешься.

— И то, и другое, — сказала Амелия. — Всё плохо, но по крайней мере, мы знаем, насколько плохо.

— И до тех пор, пока нас отсюда не выпустят, мы ничего не можем по этому поводу предпринять, — сказал Учитель.

Амелия нахмурилась. Она села на кровать Маркиза, сложив локти на коленях. От движения пластик заскрипел. Татуировщик, работавший над её руками, раздобыл пластиковые листы от упаковок еды, которую спускали в шахту, простерилизовал их и прикрепил сверху татуировок. Под ними свежие рисунки и раздражённая кожа вокруг них казались размытыми.

Панацея пожаловалась на глупость подобных действий, ведь она не могла заболеть, однако у мастера были правила и условия, и Маркиз сказал ей выполнять их.

— Ну что же, — произнёс Маркиз. — Это пища для размышлений. С учётом того, насколько всё серьёзно, я бы предложил попытку побега, но мы все знаем, чем это закончится.

— Да, — согласился Учитель. — Наша сделка в силе? Вы не станете замещать моих дантистов и докторов?

— Сделка была не такая, — упрекнул Маркиз. — Мы установим равные цены. Небольшая конкуренция поможет твоим сотрудникам вести честную игру.

Учитель нахмурился.

— Это лучшие условия, которые я собираюсь…

Маркиз резко замолчал. Лун обернулся, и увидел у входа в камеру Щегла.

— Эй, босс, — сказал Щегол.

— Что там? — спросил Учитель.

Щегол насмешливо взглянул на него, затем повернулся к Маркизу:

— Телевизор. Важные новости.

Лун неторопливо отправился к телевизорам. Маркиз, Щегол и Амелия спустились вниз, туда, где уже собралась толпа. Такое случалось не часто, когда одни и те же новости передавались по всем работающим телевизорам.

«Благодаря совместным усилиям сегодня нам удалось остановить Александрию и избежать ещё большего ущерба».

— О чём это? — спросила Амелия и нервно взглянула на подошедшего Луна.

— Александрия двинула коней, — сказал Пепел.

Услышав об этом, каждый подходящий заключённый поворачивался к экрану.

« …узнают Тейлор Эберт, всего неделю назад раскрытую в качестве Рой в ходе вызвавшего жаркие споры столкновения в школе. Столкновения, произошедшего по прямому приказу Александрии. Тейлор Эберт сыграла решающую роль в том, чтобы остановить Александрию — в критический момент она поставила точку в этом бою».

— Охренеть, — сказала Панацея.

Лун сохранил молчание.

— Это одна из тех, что тебя арестовала, да? — спросил Пепел, взглянув через плечо на Луна.

— Нет, — ответил Лун. — Мы дважды сражались, арестовали меня другие.

— Но она побила тебя? — спросил Пепел.

— Тихо, Пепел, — сказал Маркиз.

«Он знаменует начало изменений, и он знаменует шаг вперёд. Возможность сражаться с Губителями и другими угрозами без саботажа, без сомнений в тех, кто стоит рядом, и без опасений, что руководство может быть скомпрометировано».

— А никто ещё не считает, что мы заслужили шанс на пересмотр наших дел? — спросил кто-то из толпы. — Если организация настолько прогнила, наши аресты не могут считаться законными.

— Да, — сказал Маркиз снисходительным тоном. — Я совершенно уверен, что Протекторат извинится перед обществом, а затем распахнёт двери Клетки и отпустит нас на свободу.

«…надежда. Мы исследовали портал в другой мир и убедились, что там есть ресурсы, и что он может стать пристанищем, местом для эвакуации на случай чрезвычайного положения…»

«И новые союзники, кем бы они ни оказались».

Панацея уставилась на девушку на экране, которая шагнула вперёд из объятий Шевалье, сняла чёрную фуфайку и штаны, изготовленные СКП, и явила новый светло-серый костюм.

Амелия поднесла руку ко рту.

Маркиз взглянул на Амелию. Лун понял, что означал этот взгляд. Две девушки были противоположными сторонами одной монеты.

Лун посмотрел на новую героиню, затем сузил глаза.

«Я призналась в предосудительных поступках. Я не стану этого оспаривать или делать вид, что не совершала их. По всем правилам я должна отправиться в тюрьму. Если так решит суд, я понесу наказание. Я не буду с этим спорить».

— Разве не утешительно, — пробормотал Учитель.

Осознав, что Учитель обратился к нему, Лун повернулся:

— В смысле?

— Ты проиграл ей, но она достаточно сильна, чтобы победить Александрию. Меньший удар по самолюбию.

— Один раз я проиграл, — сказал Лун. — Коварный трюк, но всё же поражение. Я признаю это.

— Мм… хмм, — ответил Учитель без слов.

«Я захватила территорию в Броктон-Бей, — продолжала девушка. — Я повела за собой местных злодеев, и мы одолели всех, кто оспаривал наше право. Моё положение было прочным. У меня были богатство, дружба, любовь и уважение. Множество людей зависели от меня. Это было всё, чего я когда-либо желала, пусть и не совсем в той форме, как я изначально представляла. Я могла остаться и жить в комфорте. Но есть вещи, которые больше нас. Важнее всего этого».

— Раньше она была сильнее, — высказал Лун свою мысль.

— Могущественнее? Возможно, — сказал Учитель. — Сильнее? Не уверен.

Лун покачал головой.

«Я верю в идеи новой СКП, о которых говорил Шевалье. Я верю в них достаточно, чтобы сдаться и принять шаги к их осуществлению. Чтобы бросить всё что у меня было. Если мне придётся провести время в тюрьме, значит, так тому и быть. Если мне придётся пойти в Клетку… я надеюсь, что не придётся. Но по крайней мере, я смогу сказать себе, что если суперзлодей сделал шаг вперёд, это может убедить других вернуться. Изменить мнение тех героев, которые по той или иной причине махнули рукой на СКП».

— Благородно, — сказал Маркиз. — Но и глупо в то же время. Хотя граница между глупостью и благородством тонка, а может, и вообще зависит лишь от точки зрения.

— В этом мы могли бы согласиться, — пробормотал Лун.

— Я постараюсь считать, что это утверждение нечто большее, чем замаскированное оскорбление, — сказал Маркиз.

«Это то, чего я хочу больше всего. Если мне предоставят такую возможность, я буду служить людям. И так же, как я дралась с Левиафаном, Бойней номер Девать и другими порождениями зла, я буду сражаться до последней капли крови, чтобы защитить всех вас. И когда… когда и если я вступлю на этот путь, вы можете называть меня Шелкопряд».

Передача закончилась, ведущие новостей приступили к обсуждению и повторению отдельных деталей.

Их голоса были заглушены пением, эхом разлетевшимся по всей Клетке. Погребальная песнь.

«Девушка с жёлтыми перьями, что была в фургоне», — подумал Лун.

— Плач по Александрии, я полагаю, — громко сказал Маркиз. — По моему мнению незаслуженный, но, вероятно, благодаря Люстрации весь её тюремный блок оказывает почести погибшей женщине.

— Не мог и представить, что тебе есть до этого дело, — заметил Учитель.

— На самом деле, нет, — ответил Маркиз. — Однако я глубоко уважаю людей, которые придерживаются определённого кодекса, в чём бы он ни заключался, и презираю предателей и изменников.

— Вроде новоявленной Шелкопряд? — спросил Учитель.

— Насчёт неё я доверяю мнению своей дочери. Она знает Шелкопряд.

— Она… и то и другое? — нахмурилась Амелия. — Она придерживается своего кодекса, даже если он вынуждает её становиться предателем.

— Понятно, — произнёс Маркиз и потёр подбородок.

Лун нахмурился. Всё бессмысленно, всё это не имеет значения. То — там, а это — здесь.

— Лун, на пару слов? — спросил Учитель.

Лун кивнул. Всё что угодно, чтобы избавиться от невыносимых разговоров о морали и этого пения. Камера не избавит от последнего, но будет хоть немного тише.

Они ушли, однако Учитель направился не в камеру Луна, а за пределы блока Маркиза.

— Я уверен, что могу быть тебе полезным, — сказал Учитель.

— Тебе нечего мне предложить, — ответил Лун. Ему не понравилось, к чему вёл Учитель.

— Ты же знаешь как действует моя сила?

— Ты делаешь других умнее.

— Я превращаю других в слабых Умников и Технарей.

— Ценой их независимости.

— Да.

— Это меня не интересует, — ответил Лун.

— У тебя есть сила, хорошие врождённые инстинкты, и огромный потенциал. Но ты терпишь неудачи, снова и снова. Ты здесь, в конце концов.

— Как и ты, — сказал Лун.

— Об этом я и говорю, — кивнул Учитель. — Подумай. Мы почти уже добрались до моего блока.

— Тебя поймали из-за нехватки физической силы, — сказал Лун. — А меня поймали, из-за…

Луну не понравилась конечная мысль. Из-за недостатка мозгов?

— Из-за некомпетентности подчинённых, — закончил Учитель. — Которые в тот момент, когда ты был в заключении, превратили противостояние с героями в полноценную войну, и вынудили тебя продолжить то, что они начали. И, возвращаясь к нашему обсуждению, твоя сила имеет врождённые недостатки. Она полагается на определённое душевное состояние.

— Да.

— Амелия, девчонка Маркиза, не сможет этого исправить.

— Я бы ей и не позволил, — сказал Лун.

— Поскольку это подразумевает вмешательство в твои мозги, — сказал Учитель. — Моё предложение, предполагает меньшее вмешательство. Мы можем сломать барьер, дать тебе способность контролировать изменения.

— Ценой моей личности, — сказал Лун. — Нет.

— Ценой временной потери силы воли, — возразил Учитель и протянул руку, приглашая войти в его блок.

В тюремном блоке Учителя разговоров не велось. Обитатели были аккуратные, опрятные, ухоженные. Некоторые казались адекватными, читали или смотрели телевизор. Другие пребывали в растерянности. Лун заметил, как один качается на месте, выстукивая что-то на столе. Другой ходит маленькими, узкими кругами.

— Моё групповое мышление, — сказал Учитель. — Будь уверен, тебя бы я не подверг чему-то настолько серьёзному. Мы бы погрузились достаточно глубоко, чтобы определить истинную природу твоей силы, и сделали это достаточно быстро, чтобы ты не ощутил худших побочных эффектов. После этого мы бы использовали нечто вроде гипнотического транса, чтобы освободить твою силу, привести её к тому состоянию, в котором она и должна быть. Если Амелия права, сущности, которые дают силы, будут сопротивляться… но мы найдём способ с этим справиться.

— В этом нет смысла, — нахмурился Лун.

— В этом есть смысл, будь уверен! Пойдём. Я покажу тебе. Но сперва скажи мне, ты и Маркиз — друзья?

Лун покачал головой.

— Значит, ровня?

Лун обдумал значение слова. В английском всё ещё встречались понятия, с которыми он не вполне освоился:

— Да.

— Значит, ты можешь сохранить секрет? — спросил Учитель.

— Я сохраню секрет, — ответил Лун.

— Хорошо, хорошо, — Учитель подвёл Луна к одному из телевизоров. — Трикстер?

Лун приподнял бровь. Имя… показалось знакомым. Это не важно.

— Налаживай связь, — сказал Учитель.

Трикстер потянулся к кнопке питания, затем начал воспроизводить последовательность включений и выключений, с чётко выдержанными паузами. Код.

Последовательность ещё не завершилась, когда Учитель сказал:

— Стой. Оставь как есть.

На экране появилось лицо, изображение было зернистое, мигающее. Через всё лицо проходила татуировка.

— Лун, познакомься со Святым, — сказал Учитель.

Лун не ответил.

— Он говорит, когда мы даём ему возможность что-то сказать, — пояснил Учитель. — Однако, возможно, я чересчур жаждал получить способ связаться со внешним миром, и я изрядно надоел ему. Святой объяснит, что случилось. СКП показало ему оборудование Дракона, попросила дать ответ, сможет ли он управлять им, и Святой сумел воспользоваться моментом, чтобы вставить небольшую закладку. Сейчас у него есть доступ, возможность наблюдать, однако наш исходящий канал связи весьма ограничен.

— Для меня это ничего не значит.

— Это имеет огромное значение, — сказал Учитель. — Святой способен видеть то, что видит Дракон. Даже если сам он отрезан от Клетки, а Дракон где-то занята. Это даёт нам возможность передать информацию, закодированные сообщения. Программа, при помощи которой Дракон следит за нами, в каждый момент времени следит за работой телевизоров. Включи его, выключи, делай это с некоторой систематичностью, и появится шаблон, который Святой сможет обнаружить. Это помогает нам координироваться. Он не может спасти нас, или открыть Клетку, но это что-то. Мы можем связаться с внешним миром, а учитывая гипотезу, о которой говорила Амелия… ну, это информация, которая может изменить мир, можешь себе это представить?

Лун не ответил.

— Альтернатива, Лун, заключается в том, что мы освободим твою силу, и мы используем информацию, которую собирает Святой через свою закладку. С её помощью мы выберемся из Клетки.

— Сбежим?

Учитель покачал головой:

— Мы будем ждать, и мы направим усилия на то, чтобы они сами захотели открыть двери и выпустить нас, ради помощи, которую мы сумеем оказать. У Дракона есть записи, предусматривающие подобный сценарий.

— Они не дадут нам полной свободы, — сказал Лун. — Мы настоящие чудовища.

— Вероятно нет. Вот в чём вопрос: стоит нам рискнуть или же мы удовлетворимся знанием, что мы возможно спасли мир от величайших бед и сохранили статус-кво? Текущее положение вещей, если тебе не знакомо это понятие.

Лун скрестил руки на груди:

— Я нисколько не привязан к текущему положению вещей.

— Значит, ты согласен? Следует ли мне сказать Святому предать забвению информацию, возможно тут и там направить в нужную сторону события, если это может поспособствовать нашему выходу на свободу?

Лун кивнул.

— А твоя сила? Если я…

— Моя сила останется при мне, — сказал Лун. — Этого достаточно. Если после того как мы выберемся на свободу, тебе будет нужен телохранитель, ты его получишь. Пока я сохраню твой секрет насчёт Святого.

— Увы, — сказал Учитель. — Однако я принимаю твоё предложение. К тому времени, как это случится, в моём распоряжении будет армия из паралюдей. Некоторые будут… под моим влиянием, но я бы предпочёл, чтобы твои дикие инстинкты компенсировали мою собственную хитрость, это лучше, чем иметь тебя в качестве раба.

— Если бы ты попытался, я бы убил тебя, — ответил Лун. — Используешь на мне свою силу, и будешь мёртв.

— Очень хорошо, — сказал Учитель и улыбнулся. — Значит, Трикстер отправит Святому сообщение. Мы удалим из записей Дракон этот разговор и все моменты, когда Амелия говорила о дающих силы сущностях, и мы, вероятно, сделаем запрос. У меня припрятаны огромные суммы денег. Этого должно быть достаточно, чтобы убедить Святого, скажем, привести в движение некоторые события, в надежде, что ситуация станет достаточно безнадёжной, чтобы двери Клетки открылись.

Лун кивнул:

— Делай, что должен. Меня заботит только наша сделка. Я буду свободен и буду помогать тебе в течение некоторого времени после. Остальное для меня не важно.

— Очень хорошо, — Учитель протянул руку, и Лун пожал её.

Лун повернулся, чтобы уйти.

«Будет как и с Янбань, он останется с Учителем ровно настолько, чтобы получить то, что ему нужно: свободу. После этот человек умрёт».

Женщина в чёрном костюме, Янбань, Рой и теперь Учитель. Люди, которые когда-нибудь получат его отмщение. Люди, которые смотрели на него свысока, которые пытались манипулировать им.

Он чувствовал, как его сила движется под поверхностью кожи. В сражении с Левиафаном он ждал несколько часов, прежде чем выступить против чудовища, он сражался дольше, чем когда-либо. Теперь, когда он знал, что он может выбраться на свободу… понадобится два года подготовки.

Масштаб событий, о которых говорил Учитель? То, о чём рассуждала Амелия? Страх и могущество большее, чем он когда-либо испытывал, свобода без границ. Именно эта идея дала Луну возможность ощутить радостное возбуждение, которое он так долго не испытывал.

Лун вернулся в блок Маркиза. Маркиз и Амелия сидели за столом, пили зелёный чай и разговаривали.

Маркиз взглянул на Луна, затем без вопросов налил чай в ещё одну кружку. Он указал на скамейку и толкнул кружку в сторону Луна.

Признание. Эта неожиданная мысль ошарашила Луна. У него было здесь пристанище, как бы нелепо это ни звучало. Несмотря на все различия между ним и Маркизом.

Бакуда насмехалась над тем, как он пытался общаться с остальными, как он нанимал банду, чтобы заполнить внутреннюю пустоту. И в то же время он задумался о запретах, с которыми столкнулся в школе, в юности, о радости мятежа против правил, о Янбане и всём, что они угрожали у него отнять.

Возможно, это был компромисс между принятием и подчинением?

— Маркиз, — осторожно сказал Лун.

— Хм, — Маркиз поднял бровь.

«Учитель работает над тем, чтобы разрушить всё, чего ты с твоей дочерью пытаетесь достичь», — подумал Лун.

— Хороший чай. Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — рассеянно ответил Маркиз.

Лун погрузился в молчание.