Где-то на окраине Мальда среди деревьев терялся брошенный особняк. Стены заросли мхом, внутреннее убранство покрылось многолетней пылью, но здание по-прежнему оберегало от холода и ветра. И сегодня в нём ненадолго приютились неожиданные гости.

В одной из комнат в лучах вечернего солнца стояли двое. Завершив дела, Ниним повернулась перед уходом:

— Что-нибудь ещё нужно?

— Нет-нет. О большем и просить не смеем, — замотал головой мужчина, подняв ладонь.

Это был тот сам раб-фламиец, с которым девушка однажды столкнулась. Недавно его выкупил Уэйн.

— Вы избавили нас от гнета, подарили свободу — мы век будем помнить вашу доброту.

Уэйн для ряда целей приобрёл всех рабов в Ульбете; когда они сыграли свою роль, принц позаботился, чтобы у них появились еда и кров: воспользовался связями Камилла, нашёл пустующий особняк и немедленно занял его.

— Рада слышать, — поделилась улыбкой Ниним. — Я передам ваши слова Его Высочеству.

— Спасибо огромное.

Группа рабов представляла собой разномастную стаю, и, раз Ниним выступала от лица регента, за людей тоже говорил фламиец. К счастью, он оказался весьма смышлёным и хорошо справился.

— Все уже определились, чем займутся? — поинтересовалась девушка.

— Большинство отправится в Натру, — ответил мужчина. — Но некоторые ещё не решили.

Невольники принадлежали Уэйну, тем не менее принц дал им свободу: они могли отправиться на все четыре стороны или помочь ему в Ульбетской лиге, а после переехать в Натру.

— Его Высочество задержится в вольных городах ненадолго. У них будет время подумать, но вечность ждать не станем.

— Могу я сказать от имени всех, кто ещё не решился? — робко спросил мужчина.

— Разумеется. Что-то беспокоит?

— Нет, совсем нет. Просто они, как и я, будто... потерялись.

— Потерялись?

Мужчина кивнул:

— Когда мы были рабами, другого не ведали: горбатились от зари до заката, думали, служить хозяину — наш удел до конца жизни. И вот неожиданно эти дни закончились. Мы до гроба будем благодарить вас, только не знаем, за что нам такое везение, и заслуживаем ли его вообще. Мы и не надеемся отплатить...

Ниним понимала их. В одночасье жизнь рабов перевернулась с ног на голову. Они очутились как не в своей тарелке. Их потерянность и дала девушке повод раскрыть истинную причину, почему Уэйн купил рабов.

— Не волнуйтесь, — недолго думая начала она. — Его Высочество великодушен и всегда с готовностью протягивает руку помощи нуждающимся. Нет для него большей благодарности, чем ваша достойная жизнь в Натре. Также вы вольны избрать и иные края. Тем и хороша свобода.

Дежурные слова не тронули фламийца перед ней, но Ниним и не рассчитывала на это.

— Если вас по-прежнему одолевают сомнения, можете оказать Его Высочеству услугу. Нам нужны люди, которые знают страну. Как вариант...

— Конечно! — выпалил мужчина, не дав договорить. — Ох, простите, пожалуйста. Мы все очень признательны за возможность проявить себя. Для нас, обездоленных, нет ничего лучше, чем с честью служить Его Высочеству.

— Тогда не станем мешкать. Инструкции у меня с собой, но я хочу ещё устно объяснить задание. Не соберёте людей в зале?

— Сейчас же всех созову.

Фламиец было уже рванул из комнаты, как Ниним его окликнула:

— Стойте. Хотела спросить кое-что у вас.

— Что такое? — вопросительно наклонил он голову.

Девушка закрыла глаза:

— Почему вы улыбнулись мне в тот день?

* * *

Дворец дожей Мальда.

— Парочка сбежала — и кто бы мог представить? — вздохнул Уэйн.

Рядом с принцем вместо Ниним стоял Камилл.

— Мы распространяли слухи об их романе, — заговорил он. — Ваше Высочество уже знало об этом?

— Отнюдь. Просто вбросил. Истина была делом десятым.

Раздобыть доказательства весьма трудно — больше имели значение власть, богатство и репутация обвиняемого и обвинителя. Уэйн сильно уязвил Ореома и Льеджутту, отчего голову подняли их недоброжелатели. Все вместе они обратили сомнительные сплетни в неопровержимые факты.

— И вот молва этой самой истиной и оказалась, — прокомментировал Камилл. — Вся Ульбетская лига выпала в осадок.

Однако Уэйн его уверенности не разделял.

— Сомневаюсь.

— Почему же?

— Весть объявила пара чиновников Ройнока и Факрицы. Ореом и Льджутта же и словом не обмолвились — уж не затеял ли кто свою игру?

— Дожи оставили записку.

— Легко подделать. Доказательств у сановников не более, чем у моих слухов.

Секретарь погрузился в раздумья и лишь спустя время ответил:

— Многим их исчезновение на руку. Но почему побег? Почему Ройнок и Факрица не сослались на трагическую случайность?

— От неё сплошные подозрения, — сходу возразил Уэйн. — И в первую очередь они падут на лелеющих надежду примерить титул дожа. Это как узурпировать корону — в будущем обязательно выйдет боком.

— Ореом и Льеджутта могли подстроить самоубийство. Двое влюблённых наложили на себя руки прежде, чем злая судьба разделила их — правдоподобно, не находите?

— В глазах толпы пара станет мучениками, — хмыкнул принц и высоким тоном добавил: — О горе вам, что разлучили влюблённых! Отчего им суждено быть вместе лишь после смерти? О горе тем, кто уготовил им такую участь! Кто же повинен? Кто свершил грех?

— Я понял, к чему Ваше Высочество клонит. И что-то мне подсказывает, объяви враги дожей об их скоропостижной кончине, вы именно так дело и обставили бы, — отметил Камилл. На его лице смешались благоговение и ужас. — Ройнок и Факрица остановились на побеге, поскольку такая новость меньше всех возмутит народ: дескать, любовная страсть затмила долг.

— Может статься, Ореом и Льеджутта в самом деле сбежали — чем чёрт не шутит? Если же объявление — пыль в глаза, и дожей схватили, то шанс, что они ещё не преставились, — два к одному.

— Неожиданно. Полагаете, их не тронут?

— Положение шаткое, так что козыри лучше приберечь. Ореом и Льеджутта послужат козлами отпущения. Когда растеряют влияние, интриганы заставят дожей объявить о передаче им власти, дабы сохранить хотя бы какое-то доверие. Впрочем, не удивлюсь, если государей отправят на тот свет ещё прежде, чем они станут помехой.

Камилл погрузился в молчание.

— Что-то тревожит?

— А, нет, прошу прощения, Ваше Высочество, — собрался с мыслями секретарь. — Как бы то ни было, исход для нас благоприятный.

Уэйн кивнул:

— Передать бразды правления будет трудно — лучший момент нанести удар, от которого они уже не оправятся.

Регент раскалывал запад и юг. Вскоре Мальд вернёт былую мощь и потягается с Ройноком и Факрицей, а то и превзойдёт их.

— Остерегу: наши недруги позабудут разногласия, если сильно надавим, — добавил принц. — Это тонкая грань — обсудим её позже с Ниним.

— Кстати говоря, не поделитесь, где она?

— С рабами. Не бросать же их на произвол судьбы.

— Я осознаю, какую роль они сыграли в нашем деле, — сдавленно произнёс Камилл. — Но целый особняк...

— Что-то не устраивает?

— Нет, лишь глубоко восхищён. Я наслышан о жизни фламийцев Натре, что их там точно никто не погонит. Вы безжалостны к врагам и одновременно бесконечно добры, Ваше Высочество.

Слова мужчины шли из самого сердца, однако...

— Добр? — усмехнулся Уэйн. — А ведь до отъезда сестра сказала мне то же самое...

* * *

Натра, Кодбэлл. С балкона Уиллеронского дворца открывался вид на поистине серебристое море. Северное королевство уже давно утонуло в снегу. Наслаждается ли её брат подобной картиной в далёкой Ульбетской лиге? Неужели где-то ещё на свете оживает самая настоящая зимняя сказка?

Флания так и углублялась бы в свои рассеянные мысли, как вдруг ей на плечи накинули сюртук.

— Нанаки? — обернулась принцесса и обнаружила невесть откуда взявшегося слугу.

Это был юноша с белыми, как падавший снег, волосами. Его огненно-рыжие глаза смотрели на девушку.

— Руки в рукава продень, — буркнул он. — Холодно на улице.

Флания послушно надела сюртук как положено. Она даже не осознавала, что замёрзла, пока не ощутила тепло от одежды. Тем не менее оно не смягчило лица девушки, и принцесса вновь обратила взгляд на зимнюю картину.

Нанаки глянул повторно и спросил:

— Всё ещё в смятении?

— Что? — подняла на него глаза Флания.

— От истории фламийцев, — добавил парень. — Уэйн рассказал тебе, ведь так?

Принцесса посмотрела Нанаки в глаза. Он редко выказывал эмоции. Не сказать, что ему не знакомы горе, радость или печаль. Большинство решило бы, что лицо юноши ничего не выражало, но только не Флания — она замечала мельчайшие изменения в его чертах. И сейчас оно было тоскливым.

О причине девушка тоже догадывалась.

— Да, ты прав. Меня потрясли зверства, что фламийцы некогда чинили.

Прозванный основателем, один фламиец отчаялся найти бога для своего народа и придумал собственного. Так возник «истинный» бог — Всевышний. Уэйн упомянул, якобы основателю снизошло откровение.

Прежде всем божествам требовалось то, чем править. Лесной бог покровительствовал лесам, речной — рекам, горный — горам. Народ тем самым легче представлял их и охотнее верил.

Вера рушилась, когда рушились обиталища божеств. Во время путешествия основатель понял: однажды люди вырубят леса, запрудят реки, разровняют горы — от объектов поклонения не останется ни следа. Иронично — боги нуждались в обереге от собственных же верующих.

Мужчина же искал вечного и священного, далёкого от человечества. И он пошёл дальше.

Океаны не годились — однажды человек укротит морскую стихию, небо не подходило — однажды человек покорит его, даже звёзды — однажды человек прикоснётся к ним. Что же оставалось? Где фламийцам молиться без страха за жизнь?

Ничто не передавало терзаний основателя.

В конце концов в его голове зародилась дьявольская идея. Что, если создать недосягаемую землю? Что, если создать одного бога, что повелевает всем сущим?

Так возник Всевышний.

Вера во Всевышнего быстро распространилась среди фламийцев. Зародилась мысль о собственной стране, в которой они жили бы свободно. С единой верой и под одними знамёнами, народ собрал то немногое, что имел, использовал все знания, какие накопил, и стал упорно трудиться. На пути фламийцы встретили множество препятствий и невзгод, но в конце концов воздвигли своё королевство.

Тем не менее призрак грядущего краха бродил по стране с её первого монарха.

Чтобы построить государство, фламийцам не доставало рук, и они обратились к другим народам. Быть может, страну постигла бы иная участь, переверни некогда гонимый народ чёрную страницу в своей истории, однако он так и не потушил боль и ненависть. Обретя власть, фламийцы несли возмездие, будто им доступное по праву рождения. Воцарили тирания и кровавые расправы.

— Уэйн сказал, как фламийцы прозвали себя? — поинтересовался Нанаки.

Флания покачала головой. Парень покрутил прядь волос.

— Ангелы.

— Ангелы?

— Сказание о Всевышнем не отвечает на вопрос, почему он сотворил всех, а защищал только фламийцев.

Очевидно, единый бог защищал фламийцев, потому что его «создал» фламиец. Основатель же не терпел даже малейшего недостатка, и оттого придумал причину.

— Основатель свёл к тому, из-за чего нас угнетали — глазам и волосам. Он сказал, дескать, фламийцы не люди, но ангелы, посланные с небес, якобы мы превосходим простых смертных, а волосы и глаза — доказательства.

Белоснежные волосы и алые глаза и впрямь создавали впечатление, словно их владельцы — неземные творения. Обычных людей они отталкивали и пугали. Основатель перевернул всё с ног на голову: не просто не стал отрицать нечеловеческую природу, а прямо сказал, что фламийцы — не люди вовсе.

— Фламийцов так долго угнетали, что мы попали в ловушку рабского мышления. Основатель назвал народ ангелами, чтобы под корень срубить его.

План принёс плоды. Прежде фламийцы считали свою внешность проклятием, теперь же — благословением. Людей переполнила гордость, народ воспрял духом.

Только основатель никогда бы не подумал, во что выльется вера в исключительность.

— Фламийцам чинили одно зло, — продолжал Нанаки. — И вот они возомнили себя небесными посланниками и обрели силу — что ответят обидчикам?

— Уэйн сказал, зеркально.

— Не то слово. Страх и ужас — вот, что мы сеяли.

Свидетельства о жутких, неописуемых зверствах находятся по всему западному Варно. Они рассказывают о жестоком народе, что погружал бесчисленные жизни в пучину отчаяния.

Построенная на крови и горечи страна обречена на крах. Фламийское владычество вскоре пало, и беловолосых обратно загнали в рабство. Нет, их положение стало ещё хуже. Угнетённые превратились в угнетателей, а пав вновь, уже были в глазах прочих народов сущими демонами.

Один из героев, который повёл восставших против тирании, многое почерпнул из фламийской веры, дополнил нужными деталями и распространил новую религию по всему Варно. Он основал величайшие учение на континенте, и звали его — Леветия.

— Но это было давно. Прошлое не изменить, — пробормотал Нанаки и заглянул Флании прямо в глаза: — Или ты теперь боишься фламийцев?

Его народ отнял жизни многих тысяч. Если сюзерен сейчас признается, что страшится, то больше никогда не покажется ей на глаза, — так он решил.

— Нет, совсем нет. — Принцесса взяла юношу за руки, будто хватала его решимость.

Он вырос? Пальцы и ладони, некогда одного размера с её, теперь казались больше.

— Правда потрясла меня, — признала девушка. — Но ты сам сказал: это было давно. Сюртук, который ты дал мне, занимает мои мысли больше, чем дело минувших дней.

— Ясно, — слегка кивнул Нанаки. Флания обнаружила, что на лице парня еле заметно промелькнуло облегчение. — Тогда почему ты здесь?

Подданный счёл, что принцесса никак не могла прийти в себя, как узнала тёмное прошлое его народа.

— Я сказала Уэйну, что он и вся наша династия очень добрые, раз даём прибежище фламийцам. В Натре у них есть право жить в мире. Брат слабо улыбнулся и спросил, в самом ли деле добр к ним? — объяснила Флания и опустила лицо.

Девушка не нашлась с ответом. Уэйн был не разлей вода с Ниним, давал выходцем из её народа важные должности. Взвалив на себя бремя регентства, он ни разу не дал повод усомниться в своём великодушии.

Тем не менее всякий политик однажды принимает трудные решения. Оставайся Флания той же принцесской, что носа из дворца не показывает, мгновенно бы кивнула на вопрос брата, ведь всей душой верила в его доброту.

Нечто её остановило. Пусть Флании и не доставало опыта, она уже посетила несколько стран. И что-то теперь не позволяло девушке ответить без раздумий.

— Уэйн души не чает во фламийцах. Нет, во всех людях. Но...

«Что он хотел ей сказать? Отчего она не ответила?» — такие мысли одолевали Фланию в одиночестве.

— Просто узнай, — предложил Нанаки.

— Что узнать?

— Добр или нет. Я так не считаю, но не ручаюсь. Да и всё равно ты не поверишь. Лучше убедись и реши сама.

Как ни странно, слова Нанаки нисколько не удивили Фланию — наоборот: напомнили кое-что. Как-то Уэйн сказал, что чаяния людей многогранны. Очень многое определяет их поступки. И каждая грань — часть человека.

Тут Фланию точно молнией пронзило. Уэйн перед ней всегда представал безупречным братом, но что, если она замечала лишь те качества, что делали его таковым? Наверняка Уэйн спросил, чтобы раскрыть Флании глаза; брат хотел сказать, что он не просто добр.

Внезапно принцесса подняла голову:

— Ты прав, Нанаки. Раз я не знаю, как Уэйн относится к людям, выясню это сама.

— Похоже, тебе уже лучше, — смягчился парень.

— Приступлю сейчас же. И сперва... я поговорю с Сэргисом — Уэйн велел ему помогать мне.

Фланию посещала она идея за другой, а Нанаки задумчиво смотрел.

Рано или поздно девушка решила бы узнать обо всём и без подсказки. И как только она поймёт, что брат старается преподать жизненный урок, остановить её будет уже невозможно.

Главная загадка — почему Уэйн в качестве примера избрал себя. Если желал научить сестру смотреть на мир шире, то мог найти что-то безобиднее. Отчего именно он?

Нанаки не находил Уэйна добрым. Чего принц добьётся, когда Флания решит так же и разочаруется? Он сделал это непреднамеренно? Уверен, что она не разочаруется?

Или как раз к этому и стремился?

«Бесполезно. Я понятия не имею, что у него на уме», — сдался Нанаки и сосредоточился на своём долге. Он — страж Флании. Оберегать её — всё, что необходимо. Нанаки защитит принцессу. От любого.

* * *

Поговорив с представителем рабов, Ниним переулками возвращалась в особняк, где её ждал Уэйн. Спустились сумерки, на улице не остались почти ни души — в самый раз для той, что старалась не привлекать внимания. Только сейчас незаметность девушку нисколько не волновала.

Стук сапог по мостовой с эхом разносился по округе, но мыслями Ниним находились совсем не здесь: «Почему это никак не вылетит из головы?»

Перед глазами девушки стоял разговор с фламийцам, и она неустанно сокрушалась: о чём думала, когда спрашивала? Он бы никогда не вспомнил, и всё равно надо было задать вопрос.

Мужчина находился не в том положении, чтобы отказать в ответе. С затруднённым лицом он тщательно подобрал слова.

«Хотел утешить ребёнка, что чуть не плакал», — сказал фламиец.

Слова резанули точно кинжал. Где была она, а где — он? Кто из них вправе горевать о незавидной участи? Но мужчина не взмолился о помощи, не выплеснул зависть и обиду — он успокоил ребёнка, такого же фламийца.

И всё это время Ниним силилась выкинуть его из головы!

Если нынче фламийцы размышляли бы также, как их предки, в живых давно бы уже никого не осталось. И девушка думала, что оно было бы к лучшему.

Но сейчас они другие — добрые и простые люди. Королевская династия Натры для Ниним — превыше всего, и в то же время сердце фламийки колебалось. Узы, семья, общность — кровь Ниним Рэлей тесно переплетена с судьбой её народа, хотела оно того или нет. Связь не раз уже заставляла мучиться от безысходности девушку, которая желала служить Уэйну безо всяких оков.

Но никакое желание не освободит её.

Не вмешайся Уэйн, Ниним предприняла бы что-то сама.

«Это слабость, — думала она. — Это не доброта во мне, а слабость».

Так девушка и шла по улочкам с тяжёлым сердцем, как вдруг её окликнули:

— А, госпожа Ниним.

Она обернулась и обнаружила Камилла.

— Возвращаетесь в особняк?

— Да, — ответила Ниним, выкинув лишнее из головы. — А что насчёт вас?

— Как раз работал над нашим следующим шагом.

— Вот оно что...

Подданные Агаты исполняли приказы Уэйна. Даже секретарь Агаты, Камилл, который всегда находился после сюзерена, точно проклятый носился по Ульбетской лиге. Принц послал бы и своих слуг, однако в незнакомой стране от них мало проку. Натрийская делегация помогала по мере сил, и всё же львиную долю работы взвалили на подчинённых дожа.

— Я могу чем-то помочь? — поинтересовалась Ниним.

— Благодарю, но на носу у меня переговоры с элтийцами, — развёл руками Камилл. — Боюсь, чужестранцев они не жалуют.

— Жители северного соседа столь замкнуты?

— Элт — город ремёсленников средней руки, а подобные им во всех концах Варно не рады приезжим. С потерей правящего дома положение усугубилось. Впрочем, горожане сами казнили государя и его семью — вот и получили по заслугам.

Голос Камилла прозвучал на редкость холодно. Он помотал головой, чтобы собраться с мыслями, и улыбнулся:

— Простите, увлёкся. Не беспокойтесь, Усталость лишь в радость, пока я знаю, что труд идёт на благо господина Агаты. Но что же вы? Как-то слабо стоите на ногах.

— Мне совесть не позволит посетовать на усталость в вашем присутствии.

— Вы прямо меня в тупик ставите, — смешался мужчина.

— Шучу, — поспешила разубедить его Ниним. — Немного утомилась — всё столь быстро меняется. Доложу Его Высочеству о проделанной работе и пойду спать пораньше.

Камилл кивнул:

— Правильно. Будьте начеку — скоро стемнеет. С вашего позволения.

— Непременно. До встречи.

Ниним проводила его взглядом и пошла дальше. На души уже не было столь паршиво — из-за лёгкой беседы?

«Хватит думать лишь о себе», — выругалась девушка. Как Ниним и сказала, на сегодня остался только доклад Уэйну.

Внезапно её мысли оборвались. Тело бросило в жар, глаза сверкнули блеском кинжала. Фламийка нырнула в переулок.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, дорогу накрыл непроглядный полог.

Ниним бежала что есть мочи.

За спиной донеслись голоса. Её преследовало несколько человек, но девушка сохраняла спокойствие, ведь вовремя заметила «хвост».

Рабов разместили на окраине Мальда, который Агата твёрдо держал в руках. Рук не хватало, и девушка пошла без охраны, решив, что быстро доберётся.

Оторвётся ли? Или попросить помощи у кого-то поблизости? Ниним перебирала варианты в голове, но так и не успела решиться — ей перегородил дорогу мужчина в маске.

— Вы подданная принца Уэйна, не так ли? — уверенно произнёс он. — Вы пойдёте с нами.

Фламийка нутром чуяла: опыта ему не занимать. Один на один она бы победила, но сзади подкрадывались его сообщники, а против нескольких куда сложнее.

«Звать на помощь бесполезно, — заключила Ниним. — Если узнают, что я фламийка, то назовут сбежавшей рабыней. Придётся сражаться до прибытия стражи».

Мужчина по взгляду понял её намерения и шагнул вперёд:

— Будете сопротивляться — пожалеете.

— Угрожаете? — огрызнулась Ниним.

— Нет. Мне велели обращаться с вами предельно вежливо. Однако я волен дотла сжечь один дом на окраине со всеми рабами внутри.

На лице девушки застыл ужас. Оторопь брала оттого, что человек перед ней использовал несчастных как заложников, но поражало и то, что он вообще видел в рабах какую-то ценность. Никому бы и в голову не взбрело ставить вместе слугу принца и неприкасаемых — загадочный мужчина знал о чувствах девушки.

Ниним не выказывала симпатий, однако поведение и действия раскрывали её. Стало быть, информатор — кто-то из окружения. И это пугало больше всего.

Девушка пронзила взглядом:

— На кого вы работаете?

— Увы, я не имею права разглашать.

Расспросы оказались бессмысленны, а тем временем товарищи человека в маске окончательно окружили Ниним. Бежать стало некуда.

— Будь по-вашему, — бросила сквозь зубы девушка. — Ведите, куда вам нужно.

Ниним и незнакомцы скрылись в тени утопающего во мраке города.

* * *

Дворец дожей Мальда. В окнах рабочего кабинета Агаты сквозь ночь ещё мерцали тёплые огни. Дож и принц регулярно встречались здесь обсудить дела, и этот вечер не стал исключением.

— Видно, всё идёт по плану, — мерно заметил Агата изо стола.

— Без вашей помощи ничего бы не удалось, — отозвался Уэйн, сидя в кресле. — Держу пари, к Четверному конвенту чаша весов склонится в нужную сторону. Прекрасно, не находите? Ульбетская лига наконец сплотится под вашим стягом.

Дож не клюнул на уловку.

— Не станем праздновать победу преждевременно.

— Страшитесь чёрных лебедей?

— Нам должно всегда готовиться к неожиданностям.

— Неожиданностям, говорите? — ехидно повторил принц. — Мальд возвышается, Ройнок и Факрица тонут в хаосе — кто остался? Элт? Без государя и шагу не ступят. Мне даже жаль их: сперва правящий дом за сговор отправили на суд божий, а затем унизили и сам город.

— Никакого сговора не было, — жёстко отрезал Агата. — Дож севера ни с кем не спевался.

— Вот как? А я слышал обратное, да и ульбетские записи это подтверждают.

— Такова официальная версия. Правда в том, что Герд Крун стал жертвой покушения. Преставился он от руки собственных подданных.

Агата явно не шутил. Глаза Уэйна вспыхнули любопытством:

— Отчего народ убил своего заступника?

— Двадцать лет назад Ульбетская лига переживала упадок: торговля умирала, ремесла топтались на месте, обычаи ни во что не ставились. Слепая вера в собственную исключительность вогнала страну в разруху, — как есть рассказал Агата, выдержал паузу и продолжил: — Боль за отечество нещадно терзала Круна с женой, и они решили действовать. Вне сомнений ими двигала любовь к родному городу. Супруги знали, что соседи поглотят союз, если ничего не предпримут.

— Учуяли, куда дул ветер? Затем и обратились к другому государству?

— Из лучших побуждений они посетили Касскардское королевство, что лежало севернее Элта. Крун с женой изучили местные новшества в надежде применить их в Ульбете и тем самым подарить стране второй шанс. К несчастью, усилия пары оказались тщетны. Закостенелая знать Элта с холодом встретила реформы, назвала их чуждыми Лиге и выступила против государя. Так бы супруги и ушли на покой мирно, но весть о неудавшихся начинаниях облетела всю страну. Круна с женой обвинили в предательстве. Тогда элтийцы преподнесли городам головы всей семьи Гердов в доказательство своей невиновности.

Лишившись дожа, Элт превратился в добычу для Мальда, Ройнока и Факрицы. В итоге жители пожалели о содеянном, только было уже поздно.

— Но вернёмся к разговору, — поднял голову Агата. — Я не намерен недооценивать противников. Элтийцы живут надеждой, что однажды к ним явится герой и подарит возможность искупить вину.

— Разве род не пресёкся? — усомнился Уэйн.

— Пресёкся. Тем не менее в летописях вы найдёте немало историй, как благородные потомки якобы исчезнувших династий возвращались, дабы спасти народ.

Элтийцы верили в истории из летописей. Они каждый день терпели и ждали, что однажды придёт спаситель.

— То есть утверждаете, Элт ещё может сказать своё слово? Что ж, осторожность в самом деле не помешает.

У Уэйна были лишь слова Агаты. Он не видел повода сомневаться, и всё-таки сколько в истории правды — вопрос открытый. А вот в чём принц бился об заклад — дож против него что-то замышлял.

«Надо бы попросить Ниним навести побольше справок», — только подумал Уэйн, как с грохотом отворилась дверь.

— Прошу прощения! Его Высочество здесь? — ворвался в кабинет Камилл, жадно глотая воздух.

А ведь прямо сейчас он должен был вести переговоры с Элтом.

— Что такое? Элт хлопот доставил? — со смешинкой полюбопытствовал Уэйн.

Камилл яростно замотал головой без кровинки в лице.

— Н-нет, переговоры прошли успешно, но... Взгляните! — Секретарь протянул Уэйну письмо.

Юноша удивился, что Камилл показывал послание в первую очередь ему, а не Агате, озадаченно прочёл и... замер.

— Принц Уэйн? — позвал его Агата, не ожидая ничего хорошего.

Уэйн не отрывал взгляда от письма. Он снова и снова пробегался по нему глазами, но содержание не менялось. Молчание тянулось невыносимо долго, и наконец юноша сдавленно ответил:

— Ниним... схватили.

На лицо Агаты упала тень, Камилл с горечью посмотрел на Уэйна.

— Оставим Ройнок и Факрицу в покое — вернут её невредимой. Если принять написанной за чистую монету, то похищение — дело рук или запада, или юга.

— Как вы намерены поступить? — раздался голос Агаты.

Значимость вопроса говорила сама за себя. Собравшиеся в кабинете знали: ответом Уэйн положит конец всему.

Принц тяжело вздохнул:

— Мы отступимся. Не назвал бы слова в послании фортуной, но авторы требуют лишь остановиться — не отказаться от достигнутого. Мальд наберёт силу иным путём. Нужно только подстроиться.

Уэйн не бросит Ниним, но будет сотрудничать с Агатой как можно дольше — таков его ответ.

— Не сочтите за труд отозвать людей, Камилл, — обратился к нему регент.

— Видите ли... — глянул он на дожа. Старик чуть кивнул:

— Делай, что говорит. Без принца Уэйна свадебная кампания провалится.

— Как прикажете... — поклонился секретарь. — Ваше Высочество, если они потребуют что-то ещё...

— Я убью их прежде, — безучастно прервал принц.

Никаких сомнений — он так и поступит.

— Пусть ваши люди ищут Ниним. Пересмотрим стратегию, когда вернём её.

— Д-да!

Камилл стремглав вылетел из кабинета.

— И подумать не смел, что они решатся на подобное, — пробормотал Агата в бороду, когда остался с Уэйном наедине.

Если догадка дожа верна, то фламийка цела и невредима. Любой похититель, которому достанет ума понять, что попало ему в руки, и пальцем к ней не прикоснётся. Но упади с головы девушки хотя бы один волосок...

Неистовая ярость дракона, что находился с Агатой в одном кабинете, спалит Ульбетскую лигу дотла.

Уэйн и глазом не моргнул, однако за долгий срок дож повидал бесчисленное множество людей и осознавал, какой вихрь бушевал в сердце принца. Не останови Агата Камилла, то больше бы он не сказал ни слова. Гнев дракона пылал адским пламенем, и столь просто его не унять.

— Тем не менее это весьма кстати, — отметил дож. Он достал из нагрудного кармана бумажку и положил на стол перед Уэйном.

— Что это?

— То, что вам нужно.

Уэйн взял записку в руки и прочёл. Ярость сменило замешательство. Юноша на мгновение задумался, а затем задал всего один вопрос:

— Что это значит?

Дож востока полностью понял суть неясных слов.

— Полагаю, вам уже известно: объединение Ульбетской лиги под одной рукой — прикрытие. Я смотрю куда дальше.

— И поэтому вы дали мне это?

— Четверной конвент уже начался, — продолжил Агата. — В обмен, когда всё закончится, я бы хотел, чтобы вы выслушали мою просьбу.

Двое пристально и долго прожигали друг друга глазами. Наконец Уэйн ответил:

— Я прослежу, дабы вы всё рассказали.

— Уговор, — улыбнулся Агата, опустив голову.