Вот и выдался случай.

Я уже упоминала о супружеской жизни Оиномори-сан.

Не так давно, когда мы ходили выпивать.

После пары кружек она с издёвкой спросила: «Когда ты выйдешь за Атерадзаву-куна?» — и это меня слегка разозлило.

— ... Блин! Отстаньте! Прежде чем за других переживать, о себе бы подумали! Не хочу слышать это от той, у кого за плечами три неудачных брака! И всё из-за собственных измен!

— Ва-ха-ха. Точно, — она рассмеялась, а потом меланхолично вздохнула. — Моих измен... Точно, ты уже так говорила.

— А?.. Я ошиблась?

— Долго и сложно объяснять... Но если вкратце, то немного нет. Из-за измен я развелась во второй и третий раз... А в первый раз был обычный развод.

— Обычный развод...

— Не сошлась с его семьёй, — без особого желания Оиномори-сан продолжала. — Как ты знаешь, я люблю работать. Когда сплю и бодрствую, думаю только о работе, и не считаю это чем-то плохим. Вместо того, чтобы готовить и убирать, я лучше заплачу, чтобы это сделали за меня профессионалы. Вместо того, чтобы тратить время на домашние дела, я его лучше на работу потрачу.

— ...

— Даже выйдя замуж, я не собиралась менять образ жизни... Даже если рожу, меняться не стану. Найму няню, отдам в сад, буду всем, чем угодно пользоваться. Думала, что будет муж помогать, и я смогу работать и присматривать за ребёнком, но, — продолжала она. — Его родители сказали, что это неправильно. «Работа женщины — следить за домом», «когда выходишь замуж, бросить работу — это обычное дело», «такая мать не сможет нормально вырастить ребёнка»... Как-то так они и высказывались.

— ...

Такое вполне можно понять.

Первый брак Оиномори-сан был больше десяти лет назад... И ничего необычного, что у них такие ценности.

Всё это без какого-то злого умысла.

Женщина выходит замуж и входит в семью.

— В общем я избегала общения с его родителями, а мой муж уважал моё мнение. Потому я и собралась за него замуж...

Тут её голос стал раздражённым, уставшим и одиноким.

— Мы поженились... И со временем муж стал говорить то же, что и его родители: «Занимайся хоть немного домашними делами», «где в наше время найти жену, которая для мужа не готовит?»

— Это...

— Перед замужеством я чётко сказала, что не стану менять образ жизни... А он это как шутку воспринял. «Я помню, что ты это говорила, но после свадьбы можно же хоть немного измениться», — повторял он. Муж со своими родителями каждый день меня пилили.

— ...

— В итоге они решили подать на развод. Я и сама успела охладеть, так что причин отказываться не было. Мы всё обсудили и развелись, — сказав это, Оиномори чуть заметно покачала головой. — А... Чего это я? Рассказываю так, будто я тут жертва какая-то. Им тоже есть что сказать про меня... Меня ведь и правда хорошей женой было сложно назвать. Я та ещё стерва была.

— ... Нелегко вам пришлось.

Я не знала, что говорить, и смогла выдать лишь это.

— Второй брак — это я порыву поддалась. Но... Только первый был для меня немного особенным, — говорила Оиномори-сан. — Любовь прошла, и я не считаю развод ошибкой. Но... Всё же сожалею, что ничего не получилось как надо...

Я видела в её глазах печаль.

От одного их вида защемило в груди.

И.

Сейчас... Я поняла.

О чём она тогда сожалела.

Если бы она родила ребёнка.

Похоже никаких «если бы».

И вот после...

— Опозорилась я, — меланхолично сказала Оиномори-сан.

Мы находились в кафе.

После того, как наша слежка была раскрыта, надо было где-то поговорить, и мы впятером пошли в ближайшее кафе.

Я и Оиномори-сан пошли купить еду, Таккун, Миу и Аюму-кун остались ждать за столом на улице.

Пока мы ждали напитки, мы болтали за стойкой. Про такое громко не поговоришь, но к счастью внутри было шумно, и никто нас не слушал.

— Я так удивилась. Так у вас ребёнок есть. К тому же такой взрослый.

— Я ведь не рассказывала.

— Он ведь от него...

— Да. От первого мужа, — нехотя сказала она. — Я и не думала это скрывать... Просто смысла рассказывать не видела. Всё же... Мы десять лет не виделись.

— Д-десять лет?

Надо же.

Десять лет.

Если Аюму-куну тринадцать... А они почти сразу после его рождения развелись, то выходит, она с сыном почти не виделась.

— Опека им досталась, да и муж с его родителями были против. Не хотели, чтобы такая как я матерью была.

— Как же так...

— Вообще я бы могла с ним увидеться под присмотром... Но мне было неохота. Если честно, как родила, я большую часть обязанностей по уходу на няню скинула. Мне казалось, что ребёнку будет лучше не видеться со мной.

— ...

— «Ради ребёнка», — как по-матерински звучит, только я толком ничего не сделала. Только родила.

Женщина, которая только родила.

Прозвучало это очень печально.

— Но... Почему вы сегодня вместе?

— Не так давно обстоятельства изменились, — со вздохом продолжила она. — Во время развода мне сказали: «Алименты не нужны, так что просто не приближайся к ребёнку...» Но сейчас алименты понадобились.

— Алименты...

— Как я поняла, дела у них не очень идут. Он хотел что-то сделать, но ради ребёнка решил, что не стоит. К счастью кубышка-то была. Ну и... — она снова вздохнула. — Однажды он сказал: «Можешь встретиться с сыном».

— А...

— Ну, у него тоже гордость есть. Если бы просто деньги попросил, это всё равно что милостыню клянчить, потому он и сделал такое предложение.

Предложил встречи в обмен на алименты.

Вполне можно понять.

— ... Но это ведь хорошо. Вы смогли увидеться с сыном.

— Ага... Верно. Хорошо... Наверное, — неуверенно проговорила она и озадаченно улыбнулась. — Я и сама хотела когда-нибудь встретиться, но... Не представляла, как себя с ним вести. Мы же десять лет не виделись. Ему ещё двух не было, когда мы развелись, и я оборвала все отношения с той семьёй.

Она ушла ещё до того, как ребёнок стал что-то понимать, и десять лет с ним не виделась.

Сейчас Оиномори-сан для него как посторонняя.

Пусть они и связаны кровью, никаких других отношений между ними не было.

— Сегодня с ним всего в третий раз вижусь... Ха-ха. Но получается так себе. Я пытаюсь вести себя как мать, но что-то не выходит. И он меня матерью звать не собирается.

Я вспомнила, как они общались.

Их разговор... Был довольно неловким.

Оиномори-сан пыталась что-то сделать, а Аюму-кун холодно отказывался.

Тёплыми отношениями это не назвать.

— Разочарована?..

— А?..

— Обычно я так самоуверенно про отношения разговариваю, и при этом не могу наладить отношения с собственным сыном.

— Нет, что вы... — больше я ничего сказать не смогла.

Разочарована?.. Вряд ли.

Удивлена и озадачена.

Ведь.

Я впервые вижу самоуверенную Оиномори-сан такой.

Тем временем... Наши напитки были готовы.

Мы забрали их со стойки и пошли на террасу. Кстати, угощала Оиномори-сан.

А там...

— Это... Аюму-кун, эта игра, это ведь «Сумеречный мастер»?

— ... Ага.

— Она вроде популярная. Рекламу часто крутят. Интересная?

— Была бы неинтересной, не играл бы.

— ... А-ха-ха. Ну да. Точно...

Атмосфера была не такой уж и лёгкой.

Таккун старался наладить контакт, но Аюму-кун вёл себя так же. И Миу... Капалась в своём телефоне. Разговаривать с Аюму-куном она не собиралась.

Хм.

Вся молодёжь в наше время такая? Предпочитают в телефонах сидеть.

Поставив напитки, мы сели.

— Аюму... Сними кепку в помещении.

— ... Мы не в помещении.

— Не придирайся... И хватит уже играть...

— Мне ивент пройти надо.

— Это я уже поняла...

— Э-это, мы не переживаем из-за этого. Это ведь важно, временный ивент.

Я попыталась поддержать... Но получилось, что я пошла против Оиномори-сан, потому поддержка та ещё получилась.

Тяжело.

Следующие пять минут мы провели в странной атмосфере, ни о чём толком не болтая. Аюму-кун всё время играл, и Миу из телефона не вылезала.

И тут...

Оиномори-сан позвонили.

Она встала, повернулась к нам спиной и ответила.

— Алло... А? А? Да как так?.. — лица было не видно, но голос суровый. — Тогда живее... Нет, я сейчас...

Она бросила взгляд на нас, точнее на Аюму-куна.

В глазах была горечь и сомнение.

— ... Хорошо. Свяжись с ними. А я что-нибудь придумаю, — она вздохнула и отключилась.

— ... Что-то случилось?

— ... Так, кое-какие сложности.

— Я могу помочь, если мне это по силам.

— Нет, к тебе это не относится, и я только время потрачу, пока объяснять буду. Я сама должна со всем разобраться... — она виновато посмотрела на Аюму-куна. — Аюму... Это...

— Ничего. Иди, — даже не поднимая головы, ответил он. — Со мной всё будет в порядке. И можешь не возвращаться, — холодно, без всякой надежды говорил он.

— ... Прости. Я постараюсь побыстрее, — с болью в голосе сказала женщина и посмотрела на меня. — Катсураги-кун... Прости, могла бы ты за Аюму присмотреть? Полчаса... Нет, я через двадцать минут вернусь.

— Х-хорошо.

Взяв сумку, с телефоном в руке Оиномори-сан в спешке покинула кафе. Жаль, что здесь бесплатного Wi-Fi нет.

Будь он здесь, можно было бы с планшета всё попробовать решить.

Мальчик не переменился в лице и так же смотрел в телефон.

— Это... П-похоже у Оиномори-сан сложности. Она ведь директор.

— ...

— Она потрясающая, столько работает. Потому все и могут положиться на неё и часто вызывают на выходных.

— ... Знаю. Она и сегодня еле время выкроить смогла.

— В-вот как. Значит она дорожит временем, которое проводит с тобой...

— Только проблем больше, — сказал Аюму-кун.

Как отрезал.

— Вместо меня могла бы выбрать любимую работу. Так бы и я мог спокойно дома посидеть.

— Н-не говори так. Оиномори-сан как мать думает о тебе.

— Мать? Хм, — на детском лице появилась усмешка. — С тех пор как родила, она меня десять лет не видела. Я для неё всё-равно что чужой. И я её не помню, поздно уже как к матери к ней относиться.

— ...

— Все вы одинаковые. Я когда спрашивал у отца и бабушки про мать, они не рассказывали, а тут говорят: «Встреться с ней». Прямо счастье. Они меня совсем за дурака держат потому, что я ребёнок, — раздражённо... И печально говорил он.

Я его понимаю.

Скорее всего бывший муж Оиномори-сан не стал про алименты рассказывать... Но мальчик и сам догадался.

Дети куда взрослее, чем кажется, и понимают, о чём говорят взрослые.

И этот мальчик понимает, в каком положении он оказался... И ничего весёлого в этом не видит.

Конечно он жалуется, что его в сложности мира взрослых втянули.

Не зная, что делать, я посмотрела на Таккуна, а он смотрел на меня так же.

Воцарилась неловкая тишина.

— ... Эх, — её нарушил вздох Миу. — Не могу. Понимаю, что лучше помалкивать, но просто не могу.

Всё же её это бесит.

Она оторвалась от телефона и посмотрела на сидевшего напротив Аюму-куна.

— Аюму-кун, ты в «сумстер» играешь? «Сумеречный мастер»?

— ... И что?

— Я тоже... И сейчас там временных ивентов нет, — сказала Миу.

А Аюму-кун... Напрягся.

— Ты ведь сказал «идёт ивент, который только сейчас пройти можно», чтобы взрослых обмануть... Но увы. Я тоже на эту игру подсела. Тут мало ивентов, которые всего раз проходят.

— ... М.

— Может ты с Оиномори-сан общаться не хочешь или просто общаться не умеешь... Может тебе это неинтересно... Не знаю, что у тебя там за причина, но завязывай уже, смотреть жалко. Занимаешься таким перед посторонними, — не скрывая раздражения, говорила Миу.

Холодно и безжалостно.

— Говоришь, что с тобой как с маленьким обращаются, а сам своим положением ребёнка пользуешься. Дуешься и доставляешь неудобства взрослым. Ты же в средней школе, пора бы уже начать о других думать.

— ... З-з-замолчи!

Чуть ли не ударив телефоном по столу, Аюму-кун поднялся.

Он уставился на Миу, лицо его было красным от стыда.

— Т-тебе какое дело? Ты вообще никто!

— Никто. И на тебя мне плевать. Но мне не нравится, что ты доставляешь неудобства Оиномори-сан. Она присматривает за моей мамой, и я сама восхищаюсь ей как самостоятельной женщиной.

— Д-да сдалась она мне! — закричал он. — Родители достали! Сказали, что мать объявилась... А мне-то что?! Может встретиться только в выходной! Прямо одолжение делает! — это был не столько гнев, сколько обида.

Он продолжал говорить.

— Да и не пришла она, потому что считает, что это правило. Просто хочет избавиться от чувства вины, что не растила меня! Это же очевидно! И мне это терпеть, чтобы она самоудовлетворение получила! Это вообще всё из-за этой... — тут он замолчал.

Плесь.

Аюму-куна окатило льдом и водой.

И сделала это... Миу.

Она взяла кружку со стола и вылила всё прямо на Аюму-куна.

— Пха... Холодно...

Мальчик принялся вытирать лицо.

Даже кепку снял.

— Т-ты чего, Миу?..

Я посмотрела на неё... А Миу смотрела всё так же резко.

Лицо серьёзное, но в глазах виднелся гнев.

— Не называй мать «эта», — холодно сказала она.

В голосе был... Гнев.

Я наверное впервые виду её такой.

— И-иди ты!.. Что вообще с тобой не так!.. Чёрт! — лицо Аюму-куна от обиды скривилось... А потом он сбежал.

Выбежал через дверь и убежал.

— А-Аюму-кун!

Я поднялась, но мальчика и след простыл.

— ... Н-не может быть. Что теперь делать?..

— Я за ним.

Я была в шоке, и тут поднялся Таккун.

— Таккун...

— Вы подождите здесь Оиномори-сан, — спокойным голосом сказал он.

Вроде кажется, что беспокойный, но он хладнокровнее меня.

— ... Полагаюсь на тебя, братик Таку, — тихим голосом сказала Миу.

Теперь она выглядела виновато, будто того гнева и не было.

— Прости. Занесло...

— Ничего.

Он похлопал приунывшую Миу по голове, взял кепку Аюму-куна и выбежал.

***

Аюму-кун нашёлся сразу же.

Хотя грубо так говорить... Но я не думал, что убежит он далеко.

Должен поблизости прятаться.

В месте, где его должны найти, если последуют.

Подумав об этом... Я его нашёл.

Менее чем в пяти метрах от кафе в проходе между домами.

Он сидел там в тени.

— ... Нашёл, — вздохнул я и подошёл.

Мальчик посмотрел на меня, но сбегать не думал.

Кепки на нём не было, так что можно было рассмотреть его лицо. Такое детское, настоящий ребёнок.

В метре от него я присел.

— Это... Прости, Аюму-кун. Уже всё правда хорошо.

— ... Ты за что извиняешься?

— Да просто.

Не мог же я сказать, что делаю это за будущую дочь.

— Ничего не понимаю... Что с этой дурой?.. — скривившись от обиды, говорил он. — Она ведь меня вообще не понимает... У неё добрая мать, которая любит и растит её!..

— ...

Я сдержал то, что рвалось наружу.

Сомневался, стоит ли рассказывать ему про Миу.

Но... Наверное стоит сказать.

Миу сама попросила.

Думаю, её просьба включала и это тоже.

— Миу... У неё не такая уж и счастливая жизнь, — сказал я. — Когда она была маленькой... Её родители погибли.

— ... А?

— Уже десять лет с тех пор прошло. Пока она была в садике, её папа и мама попали в аварию.

Глаза Аюму-куна округлились.

Он просто не мог поверить.

— Т-тогда... Кто эта грудастая тётя?..

... По внешним признакам определил Аяко-сан как «грудастую тётю». Так и подмывало что-то сказать, но я решил не делать этого.

— Аяко-сан сестра матери Миу... То есть её тётя. Много всего случилось, и она стала для Миу матерью.

— Чего?..

— Вот такие дела... Так что она не та девушка, которая счастливо живёт, как ты сказал.

— ... Н-ну и что! Что бы у неё там ни было, она ко мне никакого отношения не имеет! — голос возражавшего Аюму-куна дрожал.

Выражение на лице мальчика дрогнуло.

— Да, никакого. Что бы у неё в прошлом ни было, причин обливать тебя водой у неё не было. Но... Я бы хотел, чтобы ты немного её понял. Чтобы задумался. Почему Миу сделала это.

— ... Э-это, — детский голос становился тише. — Я бы... Тоже взбесился. Если бы с моими родителями так нагло обращались.

— И это тоже... Но не только. Думаю Миу... Считает это глупостью...

— Глупостью?

— У тебя есть возможность быть с матерью, а ты не дорожишь этим... И она считает это глупостью.

Глупость.

Думаю, так Миу и считает.

Из-за гордости он притворяется, что играет в игру и избегает общения с матерью, и это раздражает.

— ... З-знаю, — выдавил он. — И вообще... Кто ты такой?

— ... М?

— Говоришь так, будет всё знаешь... Кто ты для них? Вряд ли брат...

А, точно.

Всё слишком внезапно случилось, я даже не представился.

— Я-то... В будущем возможно стану для Миу отцом.

— ... А? А? — Аюму-кун был в прострации.

Он моргал, глядя на меня.

— З-значит эта грудастая тётя...

— Да... Верно. Мы встречаемся...

— Т-тебе сколько?

— Двадцать?

— А тёте?..

— ... За тридцать.

— ... Д-да ты крут.

Он меня похвалил.

Хотя я решил не вдаваться в то, какого вида эта похвала была.

— Ну, в любом случае... У всех свои обстоятельства и свои сложности. И у взрослых, и у детей. Всё едино и в десять, и в двадцать, и в тридцать... И в сорок лет.

— ...

— Ты прости. Я не думал поучать тебя, — я протянул ему кепку. — О ваших семейных обстоятельствах думать только вам. Мы, посторонние, ничего сделать не можем. Но... Всё время играть в игры и отводить взгляд от матери немного неправильно.

— ... Ага, — взяв кепку, он едва заметно кивнул.

— То, что она тебя родила, не значит, что ты обязан с ней сблизиться и проникнуться чувствами. Если это доставляет тебе неудобства, так и скажи...

— Н-нет, — возразил он. — Я не думаю... Что это доставляет мне неудобства. Я сказал это... Из-за того, что она мне всего наговорила, — он уже был готов расплакаться. — Не знаю... Я не знаю, что делать... Передо мной внезапно появилась мать, и я не знаю, как себя вести... Не знаю, что она обо мне думает, не знаю, о чём разговаривать... И потому не смотрю на неё и просто играю в игры...

— ...

— На самом деле... Я всегда хотел встретиться. Мне всегда было интересно, что за человек мама... Когда узнал, что она красивая, крутая, ещё и директор компании... Я был рад... Но боялся, что я ей вообще не интересен буду... Хоть она меня и родила... Она ведь десять лет меня не видела, так что я для неё никто... — искренне говорил он.

Всё время он прикидывался безразличным, но вот впервые открыл сердце и рассказал, что чувствует.

Его холодность — это защитный механизм.

Боясь того, что не получится сблизиться, он решил просто избегать общения.

Если не получится сблизиться, он решил, что будет вести себя так, будто она ему не нравится, так ему самому будет не настолько больно.

Всё это звучало противоречиво, но он делает то, что доступно ребёнку.

— ... Такого ведь не может быть. И всё же я, я... — голос становился тише, и он скрыл лицо под кепкой.

Я ничего не сказал и погладил его по голове.

***

Таккун сразу же сообщил, как нашёл Аюму-куна.

Через двадцать минут вернулась Оиномори-сан, как и обещала. Она пересказала, что случилось, и каким бы умелым директором женщина не была, за двадцать минут всё было не решить, но временное решение она нашла.

Когда она пришла, мы рассказали, что здесь случилось, и втроём отправились к Аюму-куну.

Но сразу же выходить не стали и подслушивали, о чём они говорили.

Таккун написал: «Пока подождите. У нас тут мужской разговор».

— ... Жалкая я.

Это случилось после того, как мы послушали их...

Оиномори-сан бессильно сказала это и присела.

— Я думала... Что он меня ненавидит. При том, что я его на десять лет бросила, вполне ожидаемо, мне и возразить нечего. И пусть ненавидит, как мать я должна была попробовать наладить контакт... Да уж. Всё же я его вообще не понимаю, — усмехнулась она над собой, а потом улыбнулась, и в этой улыбке можно было увидеть облегчение.

Аюму-кун не ненавидел Оиномори-сан.

У него была причина так себя вести.

Понимание этого принесло облегчение и понимание, что она ничего о нём не знает.

— Всё же я полностью провалилась как мать.

— ... Это не так, — сказала я.

А потом немного хитро улыбнулась.

— Провалились вы в прошлом. А сейчас снова на стартовой линии стоите.

— ...

— Мать не определяется только кровным родством... Даже если не ты родила, это не значит, что ты не можешь стать хорошей матерью.

Кровная связь.

Рожать, испытывая боль.

Это важно... Но это не всё.

Этим семейные ценности не определяются.

— Родить и стать матерью, удочерить и записать в семейный регистр... Не думаю, что семья — это только это.

В голове всплыли дни, которые длились все эти десять лет.

Дни, проведённые с Миу.

Я не выходила замуж и не рожала, но однажды стала матерью, мне было непросто, но я справилась.

Я и Миу стали матерью и дочерью...

— Когда проходишь через многое вместе, справляешься с трудностями, создаёшь общие воспоминания... Вот так и получается семья, — сказала я.

Не как подчинённая начальнице.

А как опытная мать более молодой.

— Всё только начинается. Оиномори-сан... Вы сможете постепенно стать матерью.

— ... Начинается, — улыбнулась она. — Хи-хи-хи. Странное чувство. Вот и настал день, когда Катсураги-кун меня поучает.

— Я-я не думала поучать...

— Но... Вот как. В вопросах материнства у тебя на десять лет больше опыта, чем у меня.

— ...

— Возьму на заметку слова опытного семпая, — меланхолично улыбнулась она.

Я тоже улыбнулась.

И.

— ... Красиво сказано, — своим холодным голосом вмешалась Миу. — Говоришь так, будто всё понимаешь, мама, а сама-то вначале что подумала? Когда увидела Аюму-куна с Оиномори-сан, переполошилась, подумав, что она теперь сахарная мамочка.

— Что! М-Миу!..

— ... Вот что ты подумала, Катсураги-кун.

— В-всё не так, Оиномори-сан... Да, я немного поспешила... Но ведь тогда... А, нет, это.

Они уставались на меня, и я вся сжалась.

— ... Хи-хи. Ну и ладно. Может я и правда как сахарная мамочка.

Оиномори-сан поднялась.

И на лице её была привычная победоносная улыбка.

— Чтобы стать настоящей матерью, надо действовать.

***

Внезапно... Появилась Оиномори-сан.

В тёмном проулке она гордо стояла и смотрела на нас.

Я и Аюму-кун поднялись.

Она точно подтянулась. Стала выше. А до этого выглядела совершенно неуверенной в себе.

Но не сейчас.

Я виделся с ней всего несколько раз, но каждый раз она была уверенной в себе.

Гордая и высокомерная Оиномори Юмеми...

Она прошла мимо меня и встала перед Аюму-куном.

— Э-это... Я.

— ... Аюму, — сказала женщина.

Будто она сама с собой разговаривала.

— Аюму... Пишется «идущий к мечте»... Аюму. Не знаю, что тебе рассказывали, но имя придумала я.

— А?..

— Меня ведь саму Юмеми зовут. И подумала, что будет просто шикарно использовать в имени «мечту». Потому, когда забеременела, решила, что в имени будет этот иероглиф.

— ...

— Я серьёзно думала об имени ребёнка, которого буду любить и растить. Я не верю во всякие гадания... Но тогда накупила кучу книг, изучала всякие числа... — прикрыв глаза, она слабо улыбнулась. — Прости... Я не смогла ни вырастить тебя, ни дать любовь. Как мать я смогла дать тебе лишь имя.

— ...

— Так что... Хотела бы дать тебе то, что могу сейчас.

Сказав это, Оиномори-сан нагнулась.

Её взгляд оказался на уровне глаз Аюму-куна.

— И я бы многое хотела получить от тебя.

— От меня?..

— Да, верно. Чтобы у нас... Были равные отношения, — уверенно улыбнулась женщина.

Саркастично и нагло.

— Да, точно. Равные. Ага. Так будет лучше. Из-за того, что на тебя всё это взвалили и заставили считать меня матерью, у нас ничего и не клеилось, — уверенно продолжала она. — Мы же десять лет не видеть. Странно внезапно считать меня матерью, да и я на неё не похожа. Для начала... — Оиномори-сан бросила взгляд в бок.

Оттуда выглядывали Аяко-сан и Миу.

Посмотрев на них, женщина улыбнулась.

— Для начала считай меня просто тётей, — сказала она.

Смысл этих слов... Я прекрасно понял.

Тётя.

Именно ей была Аяко-сан для Миу.

Сестра матери, тётя.

Но в итоге Аяко-сан... Стала матерью для Миу.

За десять лет они превратились в настоящую семью...

Не заставляй считать меня матерью, и если не хочешь, можешь не звать мамой. Но благодаря нашей связи мы вновь встретились. Потому надо её беречь и веселиться.

— ... Ага, — Аюму-кун слабо и смущённо кивнул. — П-полагаюсь... На тебя.

— ... Хи-хи. И я тоже, — Оиномори-сан довольно улыбнулась и развела руки. — Ну, иди сюда.

— А?

— Ну ты чего? В такие моменты время для пылких объятий.

— ... Нет, но.

— Что за упрямец.

— У-ува...

Аюму-кун смущался, а Оиномори-сан обняла его.

— Ва-ха-ха. Ну как?

— П-прекрати... Хватит! Ты чего?!

— Прости. Обычно я вот такая.

— П-пусти! Не делай так без разрешения! М-мы ведь на равный вроде!

— На равных — это значит, что можно не стесняться и делать всё, что вздумается.

— А ты точно не ошиблась?!

— А, блин, вот разорался. Дети должны помалкивать и матерей слушать.

— А теперь мамочку включила?!

— Ва-ха-ха-ха.

Аюму-кун вырывался, а женщина крепко обнимала его.

Крепко-крепка.

— ... Ты вырос, Аюму.

Оиномори-сан улыбнулась, и на лице у неё была материнская доброта и тепло.