При квалифицированном содействии Гунъи Сяо путешественники быстро преодолели барьер дворца Хуаньхуа, стремительно приближаясь к цели.

В оригинальном произведении цветку росы луны и солнца уделялось не больно-то много внимания: упоминалось лишь, что он появляется «в пещере, вход в которую скрыт пышной растительностью», ведь этот представитель местной флоры никак не влиял на судьбу главного героя (и ни одной из его многочисленных жён, если уж на то пошло) — напротив, его использовал противник Ло Бинхэ, при одной мысли о судьбе которого Шан Цинхуа становилось невыносимо жаль себя.

Но именно поэтому Шэнь Цинцю и решился на этот шаг: если бы эта травка относилась к числу многочисленных волшебных растений, попавшихся на пути Ло Бинхэ, он бы к ней даже не притронулся.

Законы жанра неумолимы: покушение на имущество злодея ничем не чревато, а вот тот, кто позарится на принадлежащее главному герою, рискует уподобиться тому, кто, пытаясь украсть курицу, в итоге потерял горсть риса [1].

Пусть точное местоположение этой пещеры главам пиков было неведомо, радовало хотя бы то, что на весь лес Байлу она была одна-единственная.

Щелчком пальцев Шэнь Цинцю вызвал ярко-жёлтое пламя, которое, сорвавшись с его руки, принялось кружить вокруг них, освещая проход в темную сырую пещеру.

Сперва им удавалось идти бок о бок, но вскоре проход сузился настолько, что пришлось выстроиться гуськом. Не помогало делу и то, что тоннель петлял, словно кишка какого-то монстра.

Даже с искусственным светом они едва различали путь, и Шэнь Цинцю создал ещё несколько огненных шаров, тянувшихся за ними, словно цепь фонариков. Гунъи Сяо был замыкающим; Шан Цинхуа изначально вообще выразил желание подождать их у входа, но Шэнь Цинцю бесцеремонно втолкнул его внутрь. От робости или неуклюжести его рука то и дело касалась идущего впереди Шэнь Цинцю, отчего по телу заклинателя пробегали мурашки.

Наконец Шэнь Цинцю решил, что не в силах больше этого выносить. Поскольку рядом был посторонний, он понизил голос до шёпота:

— Может, хватит меня лапать?

Ответа не последовало, однако и прикосновения на время прекратились. Откуда Шэнь Цинцю было знать, что, стоит ему вздохнуть с облегчением, как Шан Цинхуа вновь пнёт его по лодыжке. Тут он уже не смог сдержаться, во всеуслышание провозгласив:

— Твою ж мать!

Откуда-то сзади тотчас раздался голос Шан Цинхуа:

— Глава-пика-Цинцзин-шисюн-Шэнь-что-вы-только-что-сказали?

Его голос несколько раз отразился от изгибов прохода в горной породе, доносясь откуда-то издалека.

Как выяснилось, ускоряя шаг, Шэнь Цинцю изрядно оторвался от плетущегося нога за ногу Шан Цинхуа, который, в свою очередь, задерживал Гунъи Сяо. Но если это был не Шан Цинхуа, то кто же тогда до него дотрагивался?

Или, быть может, что?

Шэнь Цинцю встал как вкопанный. Похлопав себя по рукам, он попытался избавиться от ползущих по ним мурашек.

Несколько шаров огня всё ещё болтались в воздухе, испуская слабое свечение.

«Враг во тьме, я же на свету» [2] — пришла ему в голову старая поговорка.

Стремительным взмахом левой руки он извлёк из рукава несколько талисманов, в то время как правая рука медленно вытаскивала Сюя. Исходящее от меча сияние наконец осветило проход. Что спереди, что сзади, их глазам представал лишь влажный чёрный камень теряющихся во тьме стен тоннеля.

Внезапно Шэнь Цинцю сообразил, что, когда он получил по лодыжке, это не очень-то походило на удар ступни, скорее… головы!

Заклинатель медленно опустил взгляд, наткнувшись на обращённое к нему бледное распухшее лицо!

Левая рука Шэнь Цинцю выстрелила сама собой, запуская талисманы, и в тот же момент узкий проход озарился огненными вспышками. Вытащить меч он так и не смог: проход был так узок, что его локоть тотчас врезался в камень.

Бескостное существо скользило по земле со змеиной грацией, стремительное, словно молния — даже на столь близкой дистанции у Шэнь Цинцю не было ни малейшего шанса в него попасть. Заклинатель дёрнул за рукоять меча ещё дважды, прежде чем ему удалось наконец-то извлечь лезвие целиком, но к этому моменту существо уже скрылось за поворотом в направлении отставших Шан Цинхуа и Гунъи Сяо.

— Внимание, к вам ползёт та самая тварь! — выкрикнул Шэнь Цинцю.

Едва заслышав эти слова, Шан Цинхуа съёжился в испуге:

— Юный герой, быстрее! Уходим отсюда!

Поскольку он занимался снабжением, для него, в отличие от боевых собратьев, делом чести было вовремя отступить. Он хотел шмыгнуть за спину Гунъи Сяо, но проход был так узок, что, даже когда он повернулся боком, между телом и стеной едва проходил кулак. В этот момент до них вновь донесся вопль Шэнь Цинцю:

— Смотрите под ноги! Оно ползёт по земле!

Вновь развернувшись, Шан Цинхуа узрел скользящую с тихим шорохом человекоподобную змею. Недолго думая, заклинатель бросился на землю.

Гунъи Сяо, никогда прежде не сталкивавшийся с подобным монстром, порядком оторопел при виде твари, а когда старейшина Шан внезапно лишился чувств, и вовсе перепугался не на шутку. Однако он быстро взял себя в руки и со словами:

— Прошу меня извинить! — одним прыжком перескочил через Шан Цинхуа.

Как бы нелепо это ни выглядело со стороны, отдел снабжения и авангард тем самым произвели успешную рокировку.

Его ушей вновь достиг крик Шэнь Цинцю:

— Не вытаскивайте меч! — однако, не успел заклинатель докончить фразу, как Гунъи Сяо уже дёрнул за рукоять, совершив ту же самую ошибку: стоило лезвию наполовину выйти из ножен, как локоть адепта повстречался со стеной.

К нему уже на всех парах нёсся Шэнь Цинцю с обнажённым мечом наперевес.

— Вот недотёпа!

Гунъи Сяо почувствовал себя несправедливо обиженным.

Ведь в чём он, собственно, был повинен? Лишь в том, что чересчур быстро отреагировал, не успев дослушать слова старшего — любой на его месте поступил бы так же. Однако откуда ему было знать, что тот, кто имел дело с Ло Бинхэ, привык, чтобы его понимали без слов, в точности исполняя все его пожелания. Невольно сравнивая этих двоих, Шэнь Цинцю в очередной раз с тоской вспомнил своего беспроблемного ученика.

Сырой и тёмный извилистый проход, казалось, был создан специально для этого существа. К тому времени, как Шэнь Цинцю успел извлечь новую пачку талисманов, оно уже исчезло без следа.

— Старейшина Шэнь, это тот самый монстр, которого вы прежде повстречали в лесу Байлу? — недоверчиво спросил Гунъи Сяо.

— Он самый, — угрюмо кивнул Шэнь Цинцю. — Не знаю, как ей удалось улизнуть, учитывая, что мы зажали её с двух сторон в этой кишке.

Шан Цинхуа как ни в чём не бывало поднялся на ноги и неторопливо отряхнулся.

— Переползла через меня, — поведал он.

Казалось, Гунъи Сяо утратил дар речи.

— Ладно, идём дальше, — рассудил Шэнь Цинцю. — И на сей раз не отставайте.

Это замечание было совершенно излишним: теперь Шан Цинхуа даже под страхом смерти не удалился бы от него дальше, чем на пару чи [3]!

Когда от резких поворотов у них слегка закружилась голова, тоннель внезапно закончился.

По правде говоря, ещё на момент чтения Шэнь Цинцю никак не мог взять в толк, отчего цветок росы луны и солнца произрастает в таких глубинах, куда уж точно не проникают ни солнечные, ни лунные лучи — заслышав подобное название, сразу думаешь об организме, зародившемся в результате взаимодействия духовной энергии земли и неба, ниспосылаемой светилами. Теперь-то он наконец осознал причину.

Как выяснилось, в потолке пещеры зияло отверстие, сквозь которое беспрепятственно проникал солнечный и лунный свет, отражаясь в сияющих водах подземного озера. Гладкая и сверкающая, словно полированный нефрит, поверхность воды нарушалась лишь крохотным клочком суши, на котором и рос цветок росы луны и солнца.

— Вау, — вырвалось у Шан Цинхуа. — Это и вправду озеро Лушуй [4]!

Только он мог по достоинству оценить собственное творение. Даже будь оно зелёным, словно трава, или белым, будто снег, он бы ни с чем его не спутал.

При этих словах Шэнь Цинцю испустил вздох облегчения. Похоже, они наконец-то нашли то, что искали.

Это была не обычная вода — углубление в земле было до краев полно росой.

Вода без прямого источника, как и утренняя роса, была полна чистой духовной энергии, которая подпитывала цветок росы луны и солнца. Созревая, он погружался в воду, обогащая её в бесконечном цикле, обеспечивающем нескончаемый круговорот энергии.

Гунъи Сяо со вздохом осознал, что за причина сподвигла двух глав пиков хребта Цанцюн на это путешествие.

Однако он не ведал о том, какое значение имеет для них цель, и потому в голове не укладывалось, чего ради заклинатели Цанцюн, собирающие бесчисленное количество чудотворных трав каждый день, взяли на себя подобный труд ради одного-единственного растения. Конечно, цветок росы луны и солнца достаточно редок, чтобы за ним охотиться, но ведь они могли просто-напросто послать кого-нибудь из адептов, а не являться за ним самолично!

Тем временем, в глазах Шэнь Цинцю мир сузился до ослепительно-белой поросли на островке посреди озера. Она воплощала в себе все его надежды на спасение!

Подобрав подол, он бестрепетно ступил в воду — в самом деле, чего ему бояться, если эти воды нельзя было счесть не чем иным, как целебными!

Пройдя несколько десятков шагов, он погрузился по пояс, но по-прежнему не чувствовал ни тепла, ни холода. Казалось, пропитав одежду, вода просочилась и сквозь кожу, дойдя до сердца, которое тотчас наполнилось ощущением счастья и покоя. Подняв взгляд, Шэнь Цинцю воззрился на нежные белые ростки. Сделав глубокий вдох, он протянул руку и извлёк их прямо с почвой, отправив прямиком в рукава.

«Воистину, безразмерные карманы в рукавах — необходимейшая вещь для любого путешествующего заклинателя», — с благодарностью подумал Шэнь Цинцю, которому это одеяние одолжил Юэ Цинъюань под обещание никому об этом не рассказывать.

От крохотных ростков будет толк, только если выходить их, посадив в месте с подходящим фэн шуем — тогда-то они наконец вырастут в ту самую спасительную соломинку, за которую намеревался ухватиться Шэнь Цинцю.

Перекладывая их в рукав, он боялся даже дышать: казалось, хрупкие проростки растворятся, если положить их в рот.

В какое-то мгновение он заколебался, чуть не отправив их обратно: в конце концов, цветок росы луны и солнца был неотъемлемой частью экосистемы, так что забирать все ростки было бы не очень-то хорошо с его стороны. Не мешало лишний раз всё обдумать. Он ведь даже не знал, сработает ли его идея должным образом; а может, он просто не довезёт ростки, и бесценное растение погибнет напрасно? Однако, по сути дела, выбора у него было немного, если он всё ещё собирался спасти свою жизнь — оставалось лишь надеяться, что он не ошибается.

Он всё ещё держал в руках последний росток, когда за спиной послышался отчётливый звон меча.

Обернувшись, он увидел Гунъи Сяо с обнажённым клинком — юноша осторожно приближался к берегу бок о бок с Шан Цинхуа.

Шэнь Цинцю задержал дыхание — внезапно под поверхностью воды мелькнула тень вроде гигантской рыбы, устремляясь к нему. Из тьмы проступило знакомое застывшее лицо — та самая тварь, что преследует их с леса Байлу!

В этот самый момент Гунъи Сяо сложил печать из пальцев, и его меч устремился к монстру, подобно сверкающей молнии. Однако тварь оказалась слишком проворной: поняв, что её манёвр разгадали, она тотчас погрузилась в глубину и больше не показывалась. Её трепыхания взбаламутили веками слежавшийся песок и ил, превращая чистую воду в мутное облако. Зачехлив меч, Гунъи Сяо позвал:

— Старейшина Шэнь, скорее, выходите из воды!

— Нет повода для беспокойства, — невольно расцвёл в улыбке Шэнь Цинцю. — Я всего лишь собираюсь малость позабавиться рыбалкой.

Он вновь застыл, медленно доставая из рукава талисман.

— Не думаю, что единственный талисман против подобного существа… — начал было Гунъи Сяо.

Но не успел он вымолвить слово «поможет», как полоска бумаги в руках Шэнь Цинцю обратилась в целую пачку.

Гунъи Сяо так и застыл в немом изумлении.

Не дожидаясь его реакции, Шэнь Цинцю, мысленно досчитав до трёх, одним движением руки отправил их в воду. На счёт «три» пещеру сотряс чудовищный шум.

Поверхность озера разверзлась, выбросив фонтан в дюжину чжанов высотой [5]. Укрывшаяся на дне озера человекоподобная змея взлетела в воздух, приземлившись прямо у ног Шан Цинхуа.

Шэнь Цинцю выбрался на берег, орошая его текущими с одежды струями. Росная вода так освежала, что даже сырая одежда не казалась помехой. Скрестив руки на груди, он заявил:

— Поглядим-ка, кто эта шалунья.

Гунъи Сяо послушно перевернул существо.

При виде открывшейся перед ними картины все трое застыли в немом изумлении. После продолжительного молчания Шэнь Цинцю повернулся к Шан Цинхуа:

— Ну и что это за штука?

— Понятия не имею, — поёжился тот.

Он и правда не знал, кем было это бескостное существо с копной грязных волос на голове и покрытым пятнистой чешуёй телом. Местами чешуя отсутствовала, словно её небрежно соскоблили.

Изначально Шэнь Цинцю думал, что это призрак женщины, однако теперь он видел перед собой, хоть и раздутое почти до неузнаваемости, но несомненно мужское лицо.

Порывисто махнув рукавом, Шан Цинхуа бросил:

— Я определённо не…

«…писал о таком», — закончил про себя Шэнь Цинцю.

— Верю, — лаконично отозвался он.

Если не сам автор, то уж он точно запомнил бы эдакого красавца!

Ничего не понимая в этом обмене репликами, Гунъи Сяо растерянно бросил:

— Если уж старейшинам не ведомо, что это такое, то этому адепту и подавно.

— Я бы не сказал, что это создание — монстр, — рассудил Шан Цинхуа. — Не похоже, чтобы оно таким уродилось.

Шэнь Цинцю отметил, что это замечание не лишено смысла: это деформированное создание меньше всего напоминало что-то естественное — скорее уродливую особь или же какой-то гибрид.

— Возможно, перед нами жертва наказания небес, проклятия или самосовершенствования, которое пошло как-то неправильно [6], — пробормотал он.

Все три возможности могли привести к подобному исходу с весьма высокой долей вероятности.

Существо не сводило глаз с рукава Шэнь Цинцю. Несмотря на то, что внешность этой твари была столь отвратительна, что при одном взгляде на неё начинало тошнить, сияющий из-под копны спутанных волос взгляд был ясен, словно воды озера Лушуй.

Внезапно Шэнь Цинцю осенило.

— Немудрено, что он нас преследовал.

Спутники наградили его непонимающими взглядами.

— Это создание — порождение вод озера Лушуй, — пояснил Шэнь Цинцю. — Вот, взгляните, — он указал на глаза существа, — подобная ясность взгляда могла развиться лишь благодаря питью росных вод. На чешуйках можно заметить красный и зелёный мох — тот же, что произрастает на стенах. Должно быть, он долгое время не покидал пещеры.

Это объясняло всё произошедшее. Забрав ростки цветка росы луны и солнца, Шэнь Цинцю не только нарушил бы круговорот духовной энергии: лишившись подобного компонента экосистемы, со временем само озеро превратилось бы в лужу затхлой воды. Потому-то это существо не оставляло их в покое, выжидая подходящей возможности для нападения.

Чтобы подтвердить свою гипотезу, Шэнь Цинцю извлёк из рукава один из ростков и покачал им перед собой. Глаза существа незамедлительно загорелись — оно подняло голову, обнажив в оскале белоснежные зубы.

— Смерти ищешь? — схватился за меч Гунъи Сяо, явно собираясь покончить с жалкой тварью.

Человекоподобный змей безуспешно попытался отползти. При взгляде на его потуги Шэнь Цинцю невольно проникся состраданием.

— Постой!

— Старейшина? — непонимающе воззрился на него Гунъи Сяо.

— То, что живущие близ Байлу люди никогда не подвергались нападениям, свидетельствует о том, что этот человекоподобный змей по сути своей безвреден. Нет нужды его уничтожать.

Он основывался на простейшем соображении: если бы это существо нападало на людей, обитатели дворца Хуаньхуа давным-давно бы с ним покончили — следовательно, сам факт того, что оно ещё живо, свидетельствовал в его пользу. По всей видимости, оно каждый день возвращалось в пещеру, чтобы испить росы, и, если уж на то пошло, это Шэнь Цинцю со спутниками помешали ему, а не наоборот.

Поразмыслив над его словами, Гунъи Сяо нехотя убрал меч. По правде говоря, в этом мире лишь Шэнь Цинцю да буддистские монахи из храма Чжаохуа могли испытывать сострадание к подобным тварям. Что до Шэнь Цинцю, то у него всегда имелась слабость к сверхъестественным существам: как уже упоминалось, фауна этого мира занимала его куда больше флоры в лице сотен цветущих сестричек — потому легко понять, отчего скрючившееся на земле существо вызывало в нём подобную нежность.

Но даже он не заметил, что создание мелко трясётся всем телом. Глаза украдкой прижавшегося к тонкому побегу существа прямо-таки источали экстатическое сияние.

***

Выйдя из пещеры, Гунъи Сяо тотчас забрался на место кучера.

— Старейшина Шэнь, — впервые после эпизода в пещере заговорил он. — Этот адепт не понимает одной вещи. Почему этот… человекоподобный змей никогда не срывал побеги, а довольствовался одной лишь водой из озера?

— Ты же видел сноп лучей, исходящих из отверстия на потолке? — ответил вопросом на вопрос Шэнь Цинцю. — Когда мы впервые повстречали это создание в лесу Байлу, то лишь отражённый от меча свет заставил его отступить. Я полагаю, что оно не способно выносить прямых солнечных и лунных лучей, без помех скользя в тени лесной поросли или во тьме пещеры. Ростки цветка росы луны и солнца всегда освещены, потому-то он попросту не мог до них добраться.

В противоположность теоретическому подходу других школ, дворец Хуаньхуа отдавал предпочтение практическому направлению боевых искусств, поэтому Гунъи Сяо не всё понял в его рассуждениях, но предпочёл согласиться:

— Должно быть, так оно и есть. Старейшина Шэнь не только достиг больших высот в сострадании всему живому, но и обладает обширными познаниями и превосходной памятью. Этому адепту ещё многому предстоит научиться.

Шэнь Цинцю издал несколько смущённых смешков, изображая признательность. Не сказав ничего особенного, Гунъи Сяо умудрялся так выражать своё восхищение, что в итоге его объект чувствовал, будто его исподволь принизили. От подобного комплимента свело бы челюсти кому угодно. Пусть умом Шэнь Цинцю понимал, что должен бы чувствовать себя польщённым, отчего-то он ощущал нечто прямо противоположное — раздражение и бессилие.

На выезде из леса Байлу Гунъи Сяо принялся уговаривать их заехать во дворец Хуаньхуа, чтобы вкусить заслуженный отдых и отдать почести старому главе Дворца, однако Шэнь Цинцю вывернулся:

— Вы уже столько для нас сделали, что, право, нам совестно вас обременять.

«Шутишь, что ли? — подумал он при этом. — И что нам, спрашивается, делать во дворце Хуаньхуа? Хвастаться ростками цветка росы луны и солнца, который мы только что добыли, чтобы твои наставники предъявили на них права?»

Вновь улыбнувшись, он добавил:

— Хоть нынешнее путешествие вышло для вас незапланированным, молодой господин непременно должен в будущем посетить хребет Цанцюн. На пике Цинцзин вы всегда будете желанным гостем.

— Верно, — угрюмо добавил Шан Цинхуа. — На пике Аньдин вам всё равно делать нечего, а старейшина Шэнь как следует о вас позаботится.

Подобная перспектива явно порадовала Гунъи Сяо: он был наслышан о пике Цинцзин, атмосфера которого полностью соответствовала названию — «безмятежность и гармония», так что обычно там не привечали гостей извне. Расплывшись в улыбке, он пообещал:

— Старейшина Шэнь, этот адепт ловит вас на слове и вскоре побеспокоит вас своим визитом.

При этом изгиб его бровей и лучезарная улыбка с такой силой напомнили Шэнь Цинцю о Ло Бинхэ, что он на мгновение застыл словно громом поражённый.

— Да-да, само собой, — наконец пробормотал он слабым голосом.

Едва юноша удалился, сидящий рядом Шан Цинхуа задумчиво вздохнул:

— Похож, ничего не скажешь, чем-то похож.

Шэнь Цинцю от души пнул его, радуясь, что рядом нет посторонних свидетелей.

— Бредишь наяву?

— Ты отлично понимаешь, кого я имею в виду, — ничуть не смутился Шан Цинхуа. — Я ведь уже давно за тобой наблюдаю, и должен кое-что у тебя спросить, а то на душе будет неспокойно: по кому ты на самом деле тоскуешь — по Ло Бинхэ или по тому маленькому послушному ученику, чей образ запечатлелся в твоём сердце?

Шэнь Цинцю закатил глаза, демонстративно затыкая уши. Хоть Шан Цинхуа чувствовал, что вступает на зыбкую почву, он всё же рискнул продолжить:

— Я слышал, как твои адепты говорят о том, что шисюн Шэнь будто утратил душу, которая взлетела к небесам на собрании Союза бессмертных. После этого ты несколько раз звал Ло Бинхэ. Сам выбил иероглифы на могиле меча. А ведь ты… не лишён трепетной мазохистской жилки, а?

«Вот, второй раз мне твердят о том, что я якобы “утратил душу”! Неужто эти слова теперь будут преследовать этого старика до самой могилы? Конечно, я понимаю, что мои адепты под завязку набиты всякой поэтической бредятиной, но когда это они успели стать такими сплетниками, что ради красного словца не боятся уронить образ своего учителя в глазах посторонних?»

Внезапно Шэнь Цинцю ощутил, как по спине ползут мурашки.

С каких пор само Великое Божество этого мира Сян Тянь Да Фэйцзи донимает его вопросами, которые больше пристали бы шушукающимся в спальне общежития старшеклассницам? «Признайся, а ведь ты запала на N.!» «И не отнекивайся — тут нечего стыдиться!» Вот уж воистину полное безумие!

Подобные фантазии о двух взрослых мужчинах просто отвратительны!

На самом деле, вопросы Шан Цинхуа вовсе не несли в себе подобного подтекста — он лишь совершенно искренне выражал своё беспокойство. Это сердце Шэнь Цинцю выворачивало всё наизнанку, придавая словам спутника какой-то странный оттенок.

— Чего ждём? — нетерпеливо перебил он товарища.

— Чего? — ошарашенно переспросил Шан Цинхуа.

Шэнь Цинцю сунул поводья ему в руки.

— Гунъи Сяо ушёл, теперь ты за кучера.

— Почему бы тебе для разнообразия не заняться этим самому?

— Ты что, хочешь заставить смертельно больного работать?

Нашёл тоже инвалида! Который только что сюсюкал над тварью, которую сам же обстрелял талисманами! Имей уже совесть!

Забравшись в повозку, Шэнь Цинцю оправил рукава. В них покоился ключ к его спасению. До того дня, когда Ло Бинхэ воскреснет из мёртвых, осталось ещё пять лет — вполне достаточно, чтобы завершить этот шедевр.

Он не учёл лишь одного.

Что Ло Бинхэ возвратится так рано.

Примечания:

[1] Пытаясь украсть курицу, в итоге потерял горсть риса 偷雞不成蝕把米 (tōu jī bù chéng shí bǎ mǐ) — кит. пословица, означающая, что в попытке достичь выигрышной позиции человек может оказаться в ещё худшем положении.

[2] «Враг во тьме, я же на свету» 敵暗，我明 (Dí àn, wǒ míng) — кит. поговорка, означающая, что враг в более выгодной позиции.

[3] Чи — 尺 (chǐ) — единица длины, равная около 32,5 см.

[4] Озеро Лушуй — 露水 (Lùshuĭ) — в пер. с кит. «роса».

[5] Дюжина чжанов - около 40 метров. Один чжан — 丈 (zhàng) — около 3,33 м.

[6] Жертва наказания небес 天罚 (tiānfá), проклятия 诅咒 (zǔzhòu) или неправильно пошедшего самосовершенствования 修炼禁术失败 (xiūliàn jìnshù shībài) — эти явления весьма часто встречаются в романах о заклинателях, в особенности первое и третье. В данном случае наказание небес подразумевает не гнев богов, а рок или предначертание. Совершенствование тела и духа изначально считается чем-то противоестественным, потому занимающиеся им рискуют навлечь на себя кару. Те, что не сумели довести совершенствование тела и духа до победного конца, обычно плохо кончают (чаще всего гибнут), частный случай этого — искажение ци.