Разумеется, Гунъи Сяо тоже подумал о том, чтобы использовать какого-нибудь случайного адепта в качестве противовеса. Когда Шэнь Цинцю проделал это сам, молодой человек вздохнул с облегчением, что ему не пришлось нападать на товарища по школе. После этого они наконец покинули платформу. Глядя на то, как Шэнь Цинцю бессознательно запахивает потуже полы чёрного одеяния, Гунъи Сяо ощутил ком в горле.

У него болело сердце за Шэнь Цинцю, которого положение горного лорда не спасло от заточения и унижений, венцом которых стало то, что ему даже нечем было прикрыть тело, кроме одежды своего же мучителя. Воистину, это зрелище переполнило бы состраданием любое сердце!

При виде того, как глаза Гунъи Сяо блестят от сочувствия и праведного гнева, Шэнь Цинцю оставалось лишь сохранять безучастное выражение лица.

— Старейшина, прошу, снимите это! — наконец не выдержал Гунъи Сяо.

Шэнь Цинцю воззрился на него в немом изумлении: “Что?”

Не дожидаясь его реакции, Гунъи Сяо принялся стягивать собственное верхнее платье. Прежде чем Шэнь Цинцю успел решить, не стоит ли осадить этого чересчур сердобольного юнца, Гунъи Сяо уже протянул ему свое одеяние обеими руками.

— Прошу, наденьте это!

В мозгу Шэнь Цинцю наконец-то забрезжила догадка.

Так вот что он имел в виду! Одежды Ло Бинхэ были черны, словно его душа — ученик Шэнь Цинцю не устоял перед столь эффектным способом подчеркнуть свою мнимую невиновность, вырядившись столь отличным от прочих обитателей дворца образом. Эти одежды неминуемо притягивали взгляд, так что Шэнь Цинцю и впрямь лучше было переодеться в гораздо менее заметный здесь белый — как выяснилось, Гунъи Сяо на поверку был весьма предусмотрительным юношей.

Мужчина решительно скинул чёрное одеяние, переодевшись в белое с плеча Гунъи Сяо. Прежде чем уйти, он потратил пару мгновений на то, чтобы аккуратно сложить верхнее платье Ло Бинхэ, и только после этого положил его на пол.

Стоило Шэнь Цинцю покинуть Водную тюрьму, как ноги сами понесли его вперед, и всё же он воочию убедился в том, что лабиринт дворца Хуаньхуа — поистине ужасающее место. Пещеры и переходы соединялись друг с другом так, что на каждые три шага приходилось по девять поворотов, отчего у мужчины вскоре немилосердно закружилась голова. Он шёл, чуть не наступая на пятки своего провожатого, но при этом несколько раз умудрился почти потерять его. Если бы Гунъи Сяо не знал этих подземелий как свои пять пальцев, то неизвестно, на сколько патрульных команд они бы уже наткнулись.

Полчаса спустя они наконец выбрались на свет божий и, прошагав с десяток ли [1], вышли к лесу Байлу. Поскольку по пути они так и не услышали сигнала тревоги, пропажу пленника, по-видимому, ещё не обнаружили. Положа руку на сердце, Шэнь Цинцю не мог не признать, что отчасти успеху побега способствовал сам Ло Бинхэ, запретив остальным посещать Водную тюрьму.

— Молодой господин [2] Гунъи, дальше я управлюсь сам, — немного передохнув, заявил Шэнь Цинцю. — Вам следует вернуться, пока никто не заметил вашего отсутствия. — Помедлив, он добавил: — Если в течение этих семи дней вам случится проезжать через город Хуаюэ [3], то вы непременно найдёте меня там.

— Раз старейшине больше не требуется помощь, то этот адепт его оставит, — отозвался Гунъи Сяо. — Хотя старейшина наверняка знает, что делает, я всё же попрошу его проявлять предельную осторожность. Что до суда, то старейшине не следует тревожиться по этому поводу: как он верно заметил, правда будет говорить сама за себя. Главы школ и прочие члены суда наверняка очистят ваше имя от всякой клеветы.

При этих обнадёживающих словах Шэнь Цинцю не смог сдержать горькой усмешки. Прежде всего, его тёмное прошлое никуда не денется. А во-вторых, на самом деле предстоящее судилище нимало его не занимало. Небрежно сложив руки в вежливом жесте, он поклонился:

— Мы ещё встретимся.

Дорога, ведущая от владений дворца Хуаньхуа к городу Хуаюэ, проходила прямиком по Центральной равнине — многолюдному процветающему региону, а это значило, что и недостатка в больших и малых заклинательских школах здесь не наблюдалось.

Заклинатели этих мест отличались тем, что делали упор на защиту с воздуха. Подобно городу Цзиньлань, места их обитания окружали гигантские защитные купола. Потому-то любой, пролетающий по этой местности на мече, будет немедленно замечен, и о нём тотчас донесут главам господствующих школ.

Иными словами, воспользоваться этим видом транспорта было всё равно что объявить о своём появлении из рупора на полной громкости.

Пролетев часть пути, Шэнь Цинцю спешился и шагал без остановки, пока не достиг города Хуаюэ к исходу следующего дня.

Уже подходя к городу, мужчина понял, что выбрал крайне неудачное время для визита: он прибыл аккурат в канун празднования дня основания Хуаюэ, так что украшенные венками фонари заливали мостовую ярким светом всю ночь напролёт. Улицы кишели парящими драконами и танцующими львами, грохот музыки оглушал. Люди и лоточники вперемешку толклись на улице, не давая пройти — похоже, в эту ночь всё население города высыпало из домов.

Но ещё более неудачным было то, что аккурат к его прибытию плотные облака затянули светлый лик луны.

Без лунного или солнечного света вероятность неудачи многократно возрастала. Сознавая это, Шэнь Цинцю решил, что, пожалуй, придётся выждать хотя бы до завтрашнего дня, но если облака так и не разойдутся, придётся действовать на свой страх и риск: дольше медлить он не мог. Пан или пропал. Всяко лучше рискнуть, чем потом рыдать над перезревшим цветком росы луны и солнца. Он подозревал, что даже если результат аграрных усилий Шан Цинхуа хорошенько приправить специями и подать с вином, это всё равно не отобьет стойкого химического привкуса получившегося блюда.

Хоть Шэнь Цинцю шёл не торопясь, он то и дело натыкался на расшалившихся детей. Проходя мимо стаек смеющихся девушек, он невольно пожалел о том, что, подстёгиваемый смертельной опасностью, не может беззаботно гулять по праздничному городу.

Внезапно на него вышли несколько мужчин в одеяниях сходного цвета и покроя с длинными мечами за спиной — по надменным позам [4] и самоуверенно выпяченной груди в них можно было без труда признать гордых [5] адептов заклинательской школы.

Как это ни парадоксально, чем меньше была школа, тем старательнее её адепты подчёркивали принадлежность к ней — с тем же успехом они могли бы вышить её название гигантскими иероглифами на одежде. Шэнь Цинцю как ни в чем не бывало подхватил валяющуюся на обочине дороги маску демона и прикрыл лицо. Поскольку шесть из десяти празднующих также носили маски, у него были все шансы затеряться в толпе. Проходя мимо, он услышал, как один адепт говорит другому:

— Шисюн, а это правда, что меч Сюя сейчас в Хуаюэ, где завладеть им может любой?

— Как ты можешь сомневаться в словах четырёх великих школ, сулящих меч в качестве награды? — упрекнул его старший. — Разве ты не видел своими глазами, сколько людей прислали, чтобы окружить город? Полагаю, что тут сыграло свою роль обещанное дворцом Хуаньхуа вознаграждение — разве ты сам здесь не из-за него?

На Шэнь Цинцю разом нахлынули тысячи противоречивых мыслей. Выходит, он уже обратился в беглого преступника, за голову которого назначена цена.

— Неудивительно, что дворец Хуаньхуа расщедрился, — вступил ещё один адепт. — Ведь их постигло такое несчастье…

«И какое же, хотел бы я знать? — мрачно подумал Шэнь Цинцю. — Я всего-то вырубил одного средней руки адепта, а они опять раздули из мухи слона?» — Он хотел было выведать побольше, но адепты уже удалялись, отделяемые от него потоком людей, так что в конце концов он сдался. Когда заклинатель принялся оглядываться в поисках временного приюта, одна из его ног внезапно налилась тяжестью. Опустив взгляд, он обнаружил, что на ней повис ребёнок.

Он медленно поднял бледное худое лицо с большими блестящими глазами, свет которых словно пронизывал Шэнь Цинцю насквозь, и ещё сильнее обхватил его ногу.

Заклинатель ласково похлопал ребёнка по макушке:

— Из какой ты семьи? Ты потерялся?

Тот кивнул, вымолвив дрожащим голоском:

— Потерялся.

Этот ребёнок показался Шэнь Цинцю смутно знакомым, так что он, не задумываясь, поднял его на руки, усадив на сгиб локтя.

— С кем ты сюда пришёл?

Тотчас обхватив мужчину за шею, мальчик ответил:

— С наставником [6].

Может, он тоже маленький адепт какой-то школы? Если взрослый заклинатель его ищет, это может быть чревато проблемами. Однако что-то в растерянном голосе мальчика затронуло потаённые струны в сердце Шэнь Цинцю, так что он просто не мог бросить этого несчастного ребёнка на обочине дороги. Похлопав дитя по попке, он посетовал:

— Твой наставник плохо о тебе заботился, должно быть, ему сейчас очень стыдно. Ты помнишь, где вы с ним расстались?

— Конечно, помню, — хихикнул мальчик ему прямо в ухо. — Наставник сшиб меня одним ударом — как ты мог это забыть?

Внутри Шэнь Цинцю всё похолодело.

Его охватило чувство, что он держит на руках не ребёнка, а ядовитую змею, которая кольцами обвилась вокруг его шеи, обнажив ядовитые клыки.

С силой отшвырнув эту тварь, он обернулся, чувствуя, как по спине бегут мурашки, а волосы встают дыбом.

Все прохожие замерли, глядя на него.

И те, что в масках, и те, что без них, словно остолбенели, задержав дыхание.

Кривляющиеся демонические личины были поистине пугающими, но ещё больше страху нагоняли те, что без масок — у них вовсе не было лиц!

Первым побуждением было выхватить Сюя, но Шэнь Цинцю тотчас одёрнул себя: он не мог их атаковать!

Именно этому он некогда учил Ло Бинхэ: нападая на «людей» из своего сна, он на самом деле ранил бы собственную душу.

Лоб Шэнь Цинцю покрылся холодным потом. Он не понял, как очутился здесь, но ведь люди никогда не замечают, как соскальзывают в сон. Быть может, его тело истощилось до такого предела, что он попросту свалился на обочине дороги?

— Учитель! — окликнул его из-за спины юный нежный голос.

Когда-то он и впрямь был усладой для ушей Шэнь Цинцю, теперь же в мелодичном звучании ему чудилась скрытая угроза.

За его спиной стоял маленький Ло Бинхэ.

— Почему ты больше меня не хочешь? — тоскливо позвал он.

Однако Шэнь Цинцю решительно двинулся вперёд, не оглядываясь.

Безликие горожане продолжали таращиться на него — вернее, учитывая, что у них не было глаз, их лица просто поворачивались в его направлении, и всё же спиной Шэнь Цинцю безошибочно ощущал их пристальные взгляды.

Делая вид, что не обращает на них внимания, мужчина ускорил шаг. Когда на пути попадались прохожие, он попросту отбрасывал их в сторону. Внезапно его замах блокировала чья-то рука; она была тонкой, будто тростинка, но при этом её сила наполняла душу невольным страхом: Шэнь Цинцю словно натолкнулся на железный прут.

Его запястье крепко обхватил четырнадцатилетний Ло Бинхэ, и, несмотря на покрывавшие лицо мальчика синяки на разных стадиях выцветания, его выражение было грозным, будто туча. Угольно-чёрные глаза впились в лицо Шэнь Цинцю.

Ты и тут меня настиг!

Шэнь Цинцю пришлось трижды тряхнуть рукой со всей силы, прежде чем он сумел высвободиться, чтобы сорваться на бег, расталкивая толпу. Сперва ребёнок, теперь подросток — если подтянется ещё и взрослая версия, его хрупкой психике этого точно не выдержать!

Однако улица всё не кончалась. Пробегая второй раз мимо лотков, возле которых резвились дети и смеялись сбившиеся в кучки девушки, Шэнь Цинцю понял, что эта улица закольцована — он не сможет покинуть её, двигаясь вперёд!

Поскольку идти назад было бы столь же бесполезно, оставалось поискать иного пути. Оглянувшись по сторонам, Шэнь Цинцю поспешил к винной лавке.

Тусклый красный свет висящих высоко над дверью фонарей манил путников тёмной ночью. Деревянные двери были плотно закрыты, но Шэнь Цинцю распахнул их и вошёл. Стоило ему переступить порог лавки, как двери сами собой захлопнулись за ним.

Внутри его встретила непроглядная тьма с гуляющими по помещению сквозняками — казалось, он очутился не в лавке, а в какой-то пещере.

Подобная метаморфоза ничуть не удивила Шэнь Цинцю: в конце концов, законы здравого смысла ко сну неприменимы, и любая дверь может открываться куда душе угодно.

Стоило Шэнь Цинцю подумать об этом, как его ушей достигли странные звуки.

Более всего они походили на тяжкие хрипы человека, раненного в грудь.

Кроме того, похоже, он был там не один!

Шэнь Цинцю щёлкнул пальцами, и с них сорвалось пламя, устремившись к источнику звука.

Едва огонь осветил происходящее, зрачки мужчины резко сузились от шока.

Стоявший перед ним Лю Цингэ приставил к груди меч Чэнлуань, готовясь вонзить его в себя.

Примечания:

[1] Ли 里 (lĭ) — около 0,576 км.

[2] Молодой господин 公子 (gōngzǐ) — гунцзы — в пер. с кит. буквально «сын дворянина/чиновника» или «сын общества».

[3] Город Хуаюэ 花月城 (huā yuè chéng) — название города в пер. с кит. означает: Хуа — «цветок», Юэ — «месяц».

[4] Надменная поза — в оригинале чэнъюй 昂首挺胸 (ángshǒu tǐngxiōng) — в пер. с кит. «высоко держать голову», обр. в знач. «держаться самоуверенно, горделиво».

[5] Гордый — в оригинале чэнъюй 趾高气扬 (zhǐgāoqìyáng) — в пер. с кит. «стопы высоки и манеры возвышенны», обр. в знач. «важничать, задирать нос».

[6] Наставник — здесь в оригинале употребляется слово шифу 师父 (shīfu) в пер. с кит. означает «наставник, мастер», в то время как Ло Бинхэ обычно зовёт Шэнь Цинцю «учитель» 师尊 (shīzūn)— шицзунь.