— Прочь отсюда, сброд, ибо сейчас я сражу бога.

…

Незадолго до того, как Артур объявил богу «смертный приговор».

Где-то на среднем ярусе замка Герансон.

Именно здесь был заключен кровавый договор.

…

Холод быстро сковывал тело.

Наверняка это вина кровотечения. Он лежал с перегрызенной глоткой и отчетливо ощущал, как жизнь покидает его.

Его наполняло странное чувство: поле зрения сужалось, звуки отдалялись, вместо целого мира осталось лишь то, что касалось его тела.

И только одно оставалось совершенно ясным.

В эту самую секунду он покидал мир живых.

— Фреде… рика… — произнес он имя убийцы.

Она сидела верхом на лежащем Тору и смотрела на него кроваво-красными глазами.

Длинные золотистые волосы, внешность невинной девочки.

Все это — лишь одно из множества подражаний, на которые способна Фредерика. Будучи драгуном, она даже форму дракона принимала лишь ту, которую, по ее словам, «воображают себе люди».

Ее облик портила только кровь, размазанная по нижней половине лица.

Выражением лица она напоминала хищника, пожиравшего добычу. А поскольку в остальном выглядела она поистине очаровательно, лицо ее казалось вдвойне пугающим.

Хотя с другой стороны…

— Тору.

Фредерика положила руки на его щеки, а затем опустила голову к его губам.

Она будто собиралась поцеловать его.

— Заключим контракт?

— …

— Кусай меня. Куда угодно, — сказала она чуть ли не развратным тоном*.

Когда человек и драгун заключают контракт, оба они должны поглотить плоть друг друга.

Съеденная плоть сливается с кровью — таким образом, и человек, и драгун становятся частями друг друга. Заключивший контракт человек обретает возможность пользоваться магией драгуна.

И, в каком-то смысле, перестает быть человеком.

Конечно, у обычного человека от одной мысли о контракте волосы встают дыбом, но драгуны, в том числе Фредерика, вкладывают в него совсем другой смысл. Она упрашивала Тору совершенно беззаботным тоном, словно приглашая на совместную прогулку.

— …

Тору молчал.

Он явно не собирался кусать Фредерику. Та попыталась просунуть палец между губ юноши, но тот так и не разомкнул челюсти.

Поэтому Фредерика удивленно наклонила голову.

— Если не заключим, ты умрешь.

— ...Наверное, — ответил Тору, пуская кровавые пузыри.

— Ты ведь не хочешь умирать?

— ...Не хочу.

— Тогда в чем дело?

Такими темпами Тору действительно мог умереть.

Казалось бы, у него нет времени на подобные разговоры.

Безусловно, Фредерика поступила довольно резко, явно пытавшись таким образом подтолкнуть Тору, который никак не мог решиться. Она добивалась не смерти Тору, а вещи совершенно противоположной.

И тем не менее…

— Я… уже… говорил… тебе, — Тору слегка улыбнулся, пусть лицом он уже немного напоминал покойника. — Я буду… жить ради себя… и сам… все решать… не потому… что я диверсант… и не потому… что мне кто-то приказал…

— … — Фредерика моргнула.

Тору едва шевелил языком и губами, с трудом издавая звуки.

— Когда тебе дают… смысл жизни… а ты… за него держишься… то забываешь… чего на самом деле хочешь… что на самом деле должен…

Ему всегда хотелось иметь смысл жизни, смысл существования в этом мире.

Он не хотел жить без смысла и умирать без причины.

Он даже в мыслях не мог допустить такой судьбы.

Для чего его тело? Для чего радость? Для чего ярость? Для чего печаль?

Тору считал, что, чем жить без смысла и с мыслью о том, что появился на свет случайно, лучше уж быть травой или цветком. Лучше уж просто существовать, а затем исчезнуть, когда настанет отведенное время, как любое другое явление природы.

Однако вместо этого Тору продолжал задаваться вопросами.

Ярость и скорбь не хотели покидать его сознание.

И он подумал: коли мир вокруг так жесток, его нужно изменить.

До сих пор Тору жил, пытаясь доказать себе, что именно в этом и состоит смысл его существования.

Но…

— Никакого смысла… никогда не было… — с трудом выдавил из себя Тору. — В жизни нет… ни цели… ни смысла… поэтому… я должен был… решить сам… как мне жить… это должен… решать только я…

Его проклятие оказалось оборотной стороной благословения под названием «свобода».

Поэтому он должен решать все сам.

В этом и состоит жизнь.

В этом и состоит ее смысл.

И получается…

— Когда мы… познакомились с Чайкой… она сказала…

— Э?..

— «Найди еще одну цель»...

Найти ее никогда не поздно.

Перед человеком всегда есть выбор из бесчисленного множества вариантов. Какие из них ведут к счастью, а какие — к горю, не знает никто, но право выбора остается за человеком до самой смерти, которая приходит поставить последнюю точку.

Если потерял цель — ищи новую.

Даже если не сможешь ничего найти, в ходе поисков тебе будет чем заняться. Да что там, поиск цели может стать самоцелью. Стоять на месте и ждать смерти вовсе не обязательно. Всегда есть другие варианты.

Поэтому…

— Хотя… она… подсказала… ответ… я до сих пор…

— Ты хочешь спасти Чайку? — перебила его Фредерика.

Тору показалось, что она уже не на шутку встревожилась.

— Конечно… но… — он широко улыбнулся.

Превратившийся в девушку драгун все так же смотрел на него. Ее фигура расплывалась у Тору перед глазами — наверное, потому что он уже не мог сосредоточить взгляд. У него уже почти не осталось времени.

Но…

— Я… не стану… заставлять… кого-либо… жертвовать… ради этого… собой…

Даже на пороге смерти он продолжал сознательно выбирать.

Ведь именно в этом и состоит…

— … — Фредерика уставилась на Тору вытаращенными глазами.

Ее чувства и отношение к миру настолько отличались от человеческих, что она практически никогда ничему не удивлялась.

Неужели решимость Тору изумила даже драгуна? А может, она столько времени провела рядом с ним, что отчасти прониклась человеческими ценностями?

— Ты собираешься умереть ради этого?

— …

— Ради своих принципов?

— …

Смерть ради убеждений, на самом деле, явление не такое уж и редкое. Во время войны очень многие люди расстались с жизнями ради того, во что верили. Можно сказать, это единственный способ попытаться доказать, что в смерти есть хоть какой-то смысл.

— Эх, ты!.. — Фредерика замотала головой, а затем обвила руки вокруг шеи Тору. — Хорошо, я виновата! Прости, что не уточнила, о чем ты думаешь! Но ради всего святого, прекрати!

После этих слов она потянулась к плечу Тору и уже собиралась укусить его, чтобы исправить то, что сама же наделала.

Однако…

— Тору?..

Юноша из последних сил поднял руку и помешал ей.

— Ради… — еле слышным голосом обратился он к ней, — чего… ты… живешь?

— Да какое тебе до меня дело?

— Нет… так не пойдет, — отчетливо проговорил Тору. — Неужели ты до сих пор дракон Доминики?..

— ...Э?

— Ты ведь можешь быть кем угодно… но неужели осталась… тем самым созданием… которое после смерти Доминики… совершенно растерялось… и пытается жить… подобно человеку?.. Это ведь не так?..

Тору хотел до конца противостоять тому миру, в котором приходится действовать не по своей собственной воле.

Ради чего они рождаются? Ради чего живут?

Он не мог допустить, чтобы эти вопросы остались без ответа.

Причем не только у него самого, но и у других.

Он мечтал о том мире, в котором можно умереть ради своего собственного решения.

Поэтому… он требовал того же и от своих товарищей.

Того, чтобы они принимали решения самостоятельно.

Ведь распорядиться своей жизнью… можно лишь единожды.

— !.. — Фредерика кратко, но шумно вдохнула… а затем прошептала: — Ты знаешь, Тору, я люблю людей. Какими бы хилыми они ни были, люди… наверняка смогут то, что не получилось у нас, фейл. Мы — лишь неудачи, не оправдавшие ожидания бога, брошенные им. Поэтому я… завидую людям.

Фейлы. Неудачные творения, разочаровавшие бога.

Их лишили смысла существования еще давным-давно, но люди снискали божественную благосклонность, поэтому фейлы завидовали, ревновали и ненавидели.

— Мне казалось, если я буду рядом с людьми, то смогу добиться того же, чего и они. Возможно, эту мысль я тоже позаимствовала у Доминики.

Драгуны.

Пусть их и считают драконами, на деле они — совершенно бесформенные создания, способные принимать любой облик. Чтобы использовать такую необычную магию, драгуну просто необходимо иметь достаточно интеллекта, чтобы осознавать собственное «я», в отличие от безмозглых животных, которые о своей форме никогда не задумываются.

Однако именно поэтому драгуны и оказались недоделанными.

Благодаря своей необычайной живучести они практически не испытывают страха и гнева, но так же редко ощущают радость и печаль. Живучесть довела их до того, что многие драгуны безразличны к собственной жизни и не могут образовывать сообщества. Если не считать брачных периодов, они всегда живут поодиночке, причем, скорее, не живут, а существуют подобно дереву или камню.

И в то же время их интеллект оспаривает жизнь ради существования.

Ведь разве можно таких созданий назвать живыми?

Разве их всесилие не равноценно тому, что они ни на что не способны?

Разве их способность быть кем угодно не приводит к тому, что в конце концов они так никем и не становятся?

Некоторые из драгунов, начавшие задаваться этими вопросами, попытались найти ответ в том, чтобы соединяться с людьми — с их страданиями, конфликтами и поисками. Так они надеялись вырваться из бесконечной тоски и застоя.

Так появились наездники на драгунах.

— Я люблю людей за то, что они освободили меня от невыносимой скуки и одиночества, — сказала Фредерика и прижалась щекой к окровавленной груди Тору. — Особенно тебя, Тору. Я люблю тебя за то, что ты, даже будучи диверсантом, каждый раз останавливаешься, размышляешь, иногда пятишься назад. Наверное, с тобой я смогу то, чего ни за что не смогла бы одна. С тобой я смогу злиться, печалиться, смеяться, нервничать и еще много всего. Поэтому я так хочу тебя. Поэтому я хочу, чтобы ты был частью меня.

Она слегка щекотала его уши и словно признавалась в любви.

— Поэтому я так хочу контракт.

— Контракт…

Контракт рождается не из желания служить, не из мимолетного каприза.

Он заключается, когда желания обеих сторон совпадают.

Поэтому…

— ...Звучит неплохо, — прошептал Тору… и разгрыз палец Фредерики, который она до сих пор держала между его губ.

***

В замке царило запустение.

Хоть он и знал, что большая часть солдат и слуг помогали проводить чемпионат боевых искусств, замок все равно казался слишком заброшенным. В конце концов, здесь дом князя и то самое место, откуда он правит страной. От замка ожидаешь, что в нем всегда будет по меньшей мере сотня людей.

И тем не менее…

— Что все это значит?.. — бормотал под нос идущий по замку крупный мужчина с рыжими волосами.

Голова его стрижена с боков, и волосы видны лишь на макушке. Эта прическа отлично умещается под любым шлемом и не мешает ему. За это ее так любят наемники. На спине мужчины покоился крупный меч, на теле он носил облегченный кожаный доспех. Он не напоминал ни рыцаря, ни солдата регулярной армии и выглядел, как типичный наемник.

Николай Автотор.

Заместитель командира отряда Жилетта.

Недавно он вместе с напарницей потерпел поражение в чемпионате и прямо сейчас должен был находиться на лечении в казарме… Однако, пусть на его теле и красовались повязки, он уже мог в любую секунду вернуться на поле боя.

В замок он решил пробраться потому, что его товарищи по отряду — Матеус, Леонардо и Зита — так и не вернулись. Им поручили воспользоваться шансом, когда во время чемпионата все внимание Герансона будет сосредоточено на арене, и проникнуть в замок.

Но они уже давно не выходили на связь.

Матеус, будучи специалистом по управлению животными посредством магии, мог постоянно докладывать товарищам с помощью птиц и мышей. Другими словами, если от Матеуса нет никаких вестей, значит, сейчас он по какой-то причине не может использовать магию.

Скорее всего… люди князя обнаружили их.

И сразу же поймали.

Поэтому Николай решил, что на помощь им должны прийти уцелевшие члены отряда. Строго говоря, после выхода из состава «Климана» у них не осталось друг перед другом никаких обязательств, но товарищи по отряду все равно слушались приказов Николая, а он ощущал ответственность за их жизни.

Однако…

— Все разбежались? Хотя нет… — Николай перевел взгляд на колонну в углу коридора.

Из-за нее выглядывала нога.

К тому же…

— …

Стоило Николаю сделать пару шагов к колонне, как он остановился как вкопанный. Он увидел, что рядом с ногой бежит тонкая красная струйка.

Кровь. Много крови.

— Неужели…

Кто-то переубивал всех, кто остался в замке?

И из-за этого им теперь не попалось ни одной живой души?

Нет. Рано делать такие выводы по одному лишь трупу. Тем не менее, сам факт того, что им на глаза попался бесхозный труп, говорил о том, что в замке далеко не все в порядке.

Так все же… чьих это рук дело?

Едва ли отряда Матеуса. Кровь еще не свернулась, значит, труп совсем «свежий». Если у них есть время на убийство стражников, должно быть и на то, чтобы послать весточку Николаю.

Получается, прямо сейчас в замке скрывается кто-то, противостоящий князю Хартгену. Может, те самые правоназские монахи, которых Матеус собирался взять с собой в замок. А может… какая-то другая, третья сторона, о которой они пока ничего не знали.

Но в любом случае…

— Виви, будь начеку, — сказал Николай своей напарнице, девушке-ассасину.

Серебристыми волосами и фиолетовыми глазами она напоминала «Чайку», принцессу с гробом.

Вернее, не просто напоминала, она должна была стать одной из них, вот только Николай и остальные помешали ее «перерождению». Она получила новые волосы и глаза, но сохранила прежнюю личность.

Другими словами… она неудавшаяся Чайка.

Виви Холопайнен.

— …

Некогда волевая, непокорная девушка, готовая на все ради любимого Альберика Жилетта, едва переставляла ноги и выглядела совершенно подавленной.

Неудивительно.

Ради того, чтобы воскресить Альберика Жилета, она отказалась от всего, включая работу и положение, и решила вступить в битву за «останки» с Чайками. Но теперь тот самый Альберик вдруг появился, оказался врагом и всерьез пытался убить как ее, так и Николая.

Поэтому теперь ей уже ничего не хотелось.

Впрочем...

— Виви, — вновь обратился к ней Николай.

— Ладно, — отозвалась она.

Совсем недавно она только и делала, что рыдала без остановки и совершенно не отвечала Николаю. Можно сказать, ей удалось более-менее взять себя в руки.

«За это, видимо, надо благодарить диверсанта Тору?..» — уже не в первый раз подумал Николай.

Как ему удалось узнать, пока он отходил по делам, к ним в комнату заходил Тору Акюра из отряда белой Чайки.

Вообще, Виви на дух не переносила диверсантов — вероятно, сказывалась схожесть профессий. Хотя ассасины и диверсанты во многом похожи друг на друга, последние сражались без каких-либо принципов и шли на любую мерзость и подлость. Поэтому Виви смотрела на диверсантов с отвращением и словно видела в них саму себя в кривом зеркале.

Наверное, как раз из-за этого неожиданный визит и резкие слова Тору Акюры сработали подобно шоковой терапии и помогли Виви хоть немного собраться с силами. Гнев тоже может стать для человека движущей силой. И благодаря ему она сейчас хотя бы не рыдала от собственного бессилия.

А затем…

— В любом случае, сейчас нам надо…

— ?!

Резкий вдох Виви перебил Николая.

На ее лице отразилось сильнейшее изумление. Николай посмотрел туда же, куда и она.

И увидел…

— Господин Жилетт?

Он увидел его лишь на мгновение, но узнал сразу же.

Из окна коридора виднелся внутренний двор замка. А с другой его стороны, в окне коридора на два этажа выше, мелькнули одетые в белое фигуры.

Была среди них и до боли знакомая фигура их командира, непосредственного начальника Николая и возлюбленного Виви — рыцаря Альберика Жилетта.

— Виви… — обеспокоенно обратился к ней Николай.

— Я в порядке, — бросила в ответ та, слегка поморщившись.

Очевидно, до конца она еще не оправилась, но собрала волю в кулак и останавливаться не собиралась.

— За ними, — добавила Виви, прищурившись. — Я не знаю, что командир Жилетт делает в их отряде и почему так ведет себя… но этому должно быть объяснение. И оно наверняка как-то связано с тем, что Зита и остальные пропали.

— ...Пожалуй.

Заявление, безусловно, скоропалительное, но Николай и сам считал, что оно недалеко от истины.

Тяжело поверить, что невозможные, необъяснимые вещи творятся в одном и том же месте в одно и то же время, но при этом не связаны друг с другом. А значит, следует считать, что они как-то связаны между собой.

— Хорошо, идем… Но у тебя с животом все нормально?

В той самой битве чемпионата, которую они проиграли, напарник Альберика ударил Виви в живот рукоятью алебарды. Он не повредил внутренние органы… но боль не могла уйти так быстро.

— Хочешь, я тебя на себе понесу?

— Тебе тоже досталось. Будешь так говорить — заколю, — ответила Виви, доставая метательную иглу.

Все-таки былая прыть к ней отчасти вернулась.

— О как…

Николай и Виви улыбнулись друг другу, а затем побежали в сторону коридора на верхнем этаже, через который пронесся Альберик.

***

Княжество Хартген, замок Герансон.

Никогда еще со времен возведения замка в его тронном зале не творился такой хаос.

В воздухе витал плотный запах крови.

На полу валялось несколько трупов.

Зрелище небольшого, но все же поля битвы дополнялось звонами клинков, взрывами заклинаний, практически осязаемой яростью. Хозяина замка, князя Стефана Хартгена, уже не было в живых. Смертельная битва разворачивалась между таинственными штурмовиками и одним мальчиком.

К тому же…

— !..

— Явись, «Кипятитель»!

— О-о-о-о-о!

Битва уже не подчинялась здравому смыслу.

С одной стороны в ней принимали участие люди в белых масках, каждый — непревзойденный боец.

Мечи, копья, луки, гундо… Они окружали противника и без конца нападали на него. Каждая их атака таила смертоносную силу. Силы их натиска хватило бы, чтобы обычный человек за какое-то мгновение умер раз пять.

Но…

— Явись, «Заградитель».

Даже они казались заурядными людьми на фоне их противника.

Он… сражался один.

Да еще и полуголым.

Он бился одновременно и огромным мечом, и непомерным гундо, да так, что противники не могли совладать с ним.

Когда на него дружно накидывались — он то проскальзывал в щели между оружием, то отбивался магией, затем сразу же пользовался кратковременной беззащитностью врагов после атаки и контратаковал.

Промахнувшиеся атаки попадали в пол, стены, потолок, колонны. От разрушений вспыхивало пламя, расходились ударные волны, сверкали искры, летали обломки.

В белом дыму мелькали фигуры.

Порывы ветра и ударные волны кромсали воздух.

Никто не мог вмешаться в их битву.

Люди в масках называли себя «апостолами».

А мальчик настаивал, что именно он — возрожденный «дьявол».

Другими словами, в зале разворачивалась битва между ангелами и демоном, а смертным стоило держаться от нее подальше. Да что там, неосторожный зритель мог бы с легкостью умереть от одних только отзвуков сражения. Над каждым, кто находился в тронном зале, нависала смертельная опасность.

Но…

— !..

События развивались со скоростью бурного потока.

Всесокрушающая мощь и ярость сталкивались друг с другом и разбрасывали брызги во все стороны. Неумолимые выбросы силы уничтожали все, что их окружало.

И посреди хаоса…

— Тору?.. — ошарашенно обронила Чайка.

Принцесса погибшей империи. Принцесса с гробом на спине. Очаровательная девушка с длинными серебристыми волосами и фиолетовыми глазами. Ее маленькое, утонченное тело напоминало прекрасный цветок, который на поле боя наверняка безжалостно растопчут и даже не заметят.

Но на ее бледном лице не было и тени страха.

Ей казалось, что сражение происходило где-то далеко. Что рядом с ней остановилось время. А ведь на самом деле бой шел совсем рядом, и на нее в любую секунду могли обрушиться последствия смертоносной атаки.

— …

Перед глазами Чайки стоял юноша.

Черные волосы, черные глаза, правильные, но грубоватые черты лица.

Тору Акюра.

Спутник и подчиненный Чайки. Обычно он всегда выглядел измученным, уставшим от жизни. Но пусть за ним постоянно следовало уныние, он не раз и не два выручал Чайку из передряг и зарекомендовал себя как отличный диверсант.

Однако сейчас его внешность сильно отличалась от той, к которой она привыкла.

Она привыкла, что он всегда носил черную одежду диверсантов. Состояла та из плаща, под которым прятался боевой костюм из мягкой, не издающей почти никаких звуков кожи. Эта одежда напоминала боевой стиль диверсантов, основанный на проворстве и неуловимости.

Но сейчас она вызывала ассоциации прямо противоположные.

Нижний слой его одежды был таким же черным, как и раньше, но в глаза в первую очередь бросался одетый поверх него серебристый латный доспех. По нему бежали красные прожилки, но они походили не на украшение, а на шрамы, сквозь которые словно пробивалась жизненная энергия.

Чайке показалось, что его доспех похож на тот, который в свое время носила Доминика Скода.

Диверсанты предпочитали броню легкую, не сковывающую движения, и ни за что бы не надели такой тяжелый доспех. Пусть Тору и не носил шлема, его броня все равно напоминала ту, которую носили всадники или, по крайней мере, тяжело защищенные пехотинцы, отбрасывающие врагов за счет крепости доспеха.

— Тору!.. — повторила Чайка, словно задыхаясь.

Она понимала, что смотрит на того самого юношу-диверсанта, которого так хорошо знала… и чувствовала, что он сильно изменился. Она не знала, что именно в нем поменялось, и именно поэтому пыталась хоть как-то выяснить, остался ли он самим собой.

И, скорее всего, эта же мысль пришла в голову не только ей, потому что…

— Брат… — прошептала Акари Акюра, находившаяся рядом с ней.

Будучи младшей сестрой Тору, она тоже относилась к диверсантам и тоже носила темный боевой костюм. Он плотно облегал ее тело, чтобы не сковывать движений и ни за что не цепляться даже в самых узких проходах.

Чайка давно привыкла к ее облику… и на фоне ее привычной внешности облик Тору представлялся еще более необычным.

— Хозяйка, Акари, простите, что задержался.

Движения Тору совершенно не казались скованными.

Даже в доспехе он двигался, совершенно не напрягаясь… точнее, с такой легкостью, будто совсем недавно сбросил с себя все, что ему мешало. Появившийся на фоне смертельной опасности Тору напоминал протагониста какой-нибудь оперы — настолько необычно, настолько сверхъестественно он выглядел среди грязной, кровавой реальности.

— И что у вас здесь происходит? — спросил Тору, оборачиваясь.

За его спиной разворачивалась битва «дьявола» и «апостолов».

По ту сторону дымовой завесы продолжался обмен смертоносными ударами.

Ни одно столкновение клинков не вписывалось в привычные рамки.

Сталь не просто схлестывалась.

Она порождала волны, которые разрубали дым, вгрызались в стены, пол и потолок. Может, винить следовало вакуум, создававшийся от молниеносных взмахов, может, просто ударные волны. Неразбериха творилась такая, что не разобрать.

Тем более что к клинкам примешивались и стрелы, и магия.

Тору и остальные находились в опасности даже на таком расстоянии от битвы.

— Явись, «Потрошитель», — послышалось название заклинания, а в следующее мгновение весь дым разметало.

Показался заклинатель.

Мальчик, к голой коже которого крепились стальные доспехи. В одной руке он держал огромный меч, в другой — посох.

Мальчик этот, представившийся Проклятым Императором Артуром Газом, отцом Чайки, в одиночку бросил вызов восьмерым. И не только держался на равных, но уже одолел почти половину противников.

Но оно и понятно, ведь…

— Это было заклинание?.. — послышался чей-то изумленный возглас.

И действительно — магию он применял слишком быстро.

Любой маг, в том числе Чайка, может применять заклинания.

Но магия, как правило, требует кропотливых приготовлений. Конечно, с появлением гундо они значительно упростились, но каждое заклинание все равно требовало точной подстройки в соответствии с температурой и влажностью среды, положением звезд и так далее. Все учтенные параметры в конце концов влияют на текст произносимого заклинания. Если прибавить к этому длину и вес гундо, то неудивительно, что магов считают совершенно бесполезными в ближнем бою.

Но к Артуру Газу это не относилось.

Как он учитывал свое положение и расстояние до противника?

Как он учитывал влияние температуры и влажности?

Как он учитывал положение звезд?

Неужели он сжимал текст так, что успевал все настроить за доли секунды?

Причем продолжая активно двигаться, отражая и отбивая вражеские атаки, без конца контратакуя?

Но это невозможно. Для этого нужна такая концентрация, такая скорость мышления, такая сила, такая отточенная реакция… которой нет ни у одного человека.

Но император Артур Газ правил больше трех столетий и изобрел практически все магические технологии, изменившие мир. Такому чудовищу, пусть даже в образе мальчика, подобное вполне могло быть по плечу.

— Да кто он такой?! У него фиолетовые глаза и серебристые волосы, прямо как у…

— Прочь отсюда, сброд, — голос Артура Газа перебил реплику Тору. — Ибо сейчас я сражу бога.

— ...Что он вообще несет?!

Конечно же, фиолетовых глаз, серебристых волос и немного похожего лица хватило, чтобы Тору догадался о связи мальчика с Чайкой… но он даже не предполагал, что смотрит на возрожденного Проклятого Императора. К тому же сейчас Артур Газ казался таким же юным, как и Чайка.

Даже сами Чайки вряд ли поверили бы в происходящее, если бы не увидели кошмарное «воскрешение» собственными глазами и не узрели, как черная Чайка «родила» мальчика ценой собственного тела.

Но…

— Ха-а!

— Явись, «Измельчитель»!

Одетые в белое штурмовики словно не услышали заявления Артура Газа и продолжили атаковать. В ходе атаки они то и дело теряли людей, и сейчас от их отряда осталась лишь половина, однако на рвении противников императора это никак не сказывалось…

— Ша-а!..

— Хераль, вут, корал, фориф…

Куда больше битва вредила не участникам, а тому, что их окружало.

Валились колонны. Осыпались стены. Даже по крепкому каменному полу бежали волны, словно по поверхности воды. Творился сущий кошмар.

— !..

Обваливался потолок.

Сыпался камень, сыпались щепки, сыпались обломки кирпича…

Потолок грозился не только похоронить их под завалами, но и переубивать смертоносным дождем. Даже Тору, при всем его проворстве, не смог бы спасти их с помощью пары клинков.

Но…

— …

У его рук вдруг собрался голубой свет.

В ладонях появились серебристые метательные ножи.

В следующее мгновение Тору резко развел руки в стороны и метнул все клинки разом.

Ножи столкнулись с обломками и изменили их траекторию. Тору не стал останавливаться и сразу отвел руки за спину к поясу, откуда снял два совершенно не изменившихся комбоклинка.

Ими он отбил особенно крупный обломок, падавший прямо на них.

После чего…

— Фредерика!

— Ага, знаю, — раздался в ответ задорный голос… а затем его перебил рев ветра.

Конечно, стены тронного зала частично обвалились, но Тору и остальные все еще находились внутри замка, где ветра быть не могло. И тем не менее, откуда-то вдруг взялся порыв воздуха столь резкий, что он отклонил падающие обломки и спас Чайку.

— Фредерика…

Чайка обернулась и увидела серебристое чудовище.

Драгуна.

Таких монстров, не оправдавших ожидания бога, называли фейлами, «брошенными»... и драгуны среди них — сильнейшие. Они владели магией превращения и могли принимать любую форму. По этой причине они умели через превращение исцелять любую рану, и убить их могло лишь уничтожение мозга.

Можно сказать, драгуны — самые живучие создания этого мира.

За тот порыв ветра, что защитил Чайку, следовало благодарить крылья Фредерики.

— Сюда давайте, — обронило чудовище непринужденным голосом и поманило их к себе.

Похоже, оно предлагало им укрыться под крыльями.

Чайке уже не раз доводилось видеть Фредерику в этом бронированном облике. Впрочем, замок несколько стеснял ее в возможностях — размерами она лишь немного превосходила лошадь.

— Не знаю, что здесь происходит, но в то побоище мы вмешиваться не обязаны, — заключил Тору, еще раз бросая взгляд на битву Проклятого Императора и «апостолов».

Отзвуки сражения вновь успели поднять в воздух клубы пыли, мешавшей разглядеть, что происходит… но с другой стороны, ударные волны успели настолько повредить стены тронного зала, что сбежать стало проще простого.

— Пока что отступим.

— Так точно, брат.

Поскольку для Акари поле боя — дом родной, она мгновенно все обдумала и согласилась с Тору. Разумеется, она о многом хотела расспросить его, но все вопросы лучше отложить на потом.

Однако…

— …

— Чайка, хватит в облаках витать! — бросил Тору смотревшей в пустоту девушке и поднял ее на руки.

Резко оттолкнулся от пола и побежал. Акари и Фредерика устремились следом.

Что же до Чайки…

— …

Она бессильно лежала на руках Тору, словно сломанная марионетка.

***

Диверсанты хладнокровны и бесчувственны.

По крайней мере, его всегда учили, что они должны такими быть.

Если потребуется — убивать женщин и детей. Если прикажут — сворачивать шеи младенцам. В этом и состоит смысл жизни диверсантов, не скованных по рукам и ногам здравым смыслом и моралью на манер рыцарей.

Слова «добро» и «зло» не имеют к ним никакого отношения.

Они живут, словно инструменты.

Диверсантам безразлично, что задумал их хозяин. Им неинтересно, во имя чего и ради чего он действует. Их задача, как инструмента, — просто исполнять свои функции. Они не спорят с хозяином и не задаются вопросами.

По этим причинам Син Акюра, общепризнанный «идеальный диверсант», никогда не интересовался замыслами своего хозяина, князя Хартгена… и черной Чайки, стоявшей за каждым действием князя.

Он не знал — да и знать не желал — о том, для чего они собирают останки Проклятого Императора. Его хватало лишь на мысли, что они, должно быть, собираются использовать их колоссальную магическую энергию для какого-то мощного заклинания.

Син служил им словно инструмент и телом, и душой.

Он делал все, что от него требуется, в какой бы ситуации ни оказался.

Он достиг в этом огромных успехов. И дела его шли на лад… до сегодняшнего дня.

Но сейчас…

— …

Син ошарашенно стоял в тронном зале, где продолжали сталкиваться и кружиться вихрем чудовищные силы.

Его хозяина, князя Хартгена, больше не было. Он умер. Син собственными глазами видел его бездыханное дело, покрытое смертельными ранами. Сейчас же оно покоилось где-то под обвалившимся потолком.

А кроме того…

— Тору!..

Син увидел, как по ту сторону пылевой завесы сбегает Тору, которого он некогда считал младшим братом-диверсантом.

Вернее, сам Тору сказал, что он больше не диверсант. Что он заключил контракт с драгуном и стал наездником. И действительно, Син не смог пробить магический доспех Тору стилетами и даже погнул их.

— Невозможно…

Что вообще происходит?

Битва между штурмовиками в белых одеждах и полуголым мальчиком все продолжалась.

Бойцы уже перестали обращать на Сина внимание и не замечали его, поэтому диверсант без труда уворачивался от порой прилетавших в него обломков. Ни одна случайная атака его пока даже не оцарапала.

Однако Син совершенно не знал, что ему делать дальше.

Диверсанты не преследуют собственных целей.

Они принадлежат хозяину, а тот распоряжается ими, как инструментами. Они не могли жить по-другому. Они мечтали жить именно так.

Поэтому сейчас Син пребывал в растерянности.

Разумеется, диверсант, потерявший хозяина, освобождается от ответственности перед ним и чаще всего приступает к поискам следующего. В конце концов, они, будучи инструментами, не связаны с хозяином настолько, чтобы умирать вместе с ним. Если их услуги нужны кому-то еще, инструменты найдут нового владельца.

Вот только происходящее выходило за рамки понимания Сина.

Чья битва происходит здесь и сейчас? Для чего она?

Если попытаться соединить обрывочные сведения… выйдет, что люди в белом, называющие себя «апостолами», сражаются против мальчика, объявившего себя Проклятым Императором. Однако Син не знал даже того, почему они враждуют.

У диверсантов нет собственных целей.

Поэтому сейчас, когда Син лицом к лицу столкнулся с тем, чего не понимал, он не мог даже расставить для себя приоритеты. Он не знал, кого следует защищать, а с кем бороться.

Вот она — трагедия диверсанта.

Сколько бы ты ни истязал себя, оттачивая навыки, польза от них будет, только если у тебя есть цель.

Поэтому в таких ситуациях диверсанты бесполезны.

И более того…

— Тору… Акари… — прошептал Син, глядя вслед сбежавшим знакомым.

Будучи недоделанными диверсантами, они все еще могли действовать. Они ни на шаг не отклонялись от принципа «в любой непонятной ситуации в первую очередь защищай всех, кто дорог тебе».

— …

Син продолжал неподвижно стоять на месте. К его ногам подкатилась оторванная магией голова в белой маске.

***

Она дышала неровно.

Не просто часто. Она вдыхала и выдыхала беспорядочно — то быстро, то медленно — и никак не могла совладать с собой. Она вообще не могла отвечать на какие-либо запросы собственного тела.

Здесь и сейчас ее состояние пришлось очень некстати.

Из-за сбитого дыхания она не могла действовать в полную силу. Мышцы тела ослабли, мысли буксовали на месте. Остались только рефлексы, принимать сознательные решения она не могла. А посреди хаоса битвы это равносильно смерти.

В разорванном в клочья сознании мелькали бессвязные воспоминания.

«Так, юная леди. Для начала успокойся и глубоко вдохни».

Это были… первые слова, которые сказал ей Давид.

— …

«Успокойся, успокойся, успокойся», — мысленно твердила себе Чайка Богдан, продолжая беспорядочно дышать.

Первым делом — не поддаться на тяжесть в груди и выдохнуть. Выдыхать до тех пор, пока в груди ничего не останется. Затем набрать как можно больше воздуха и задержать дыхание.

Может, этот метод и не панацея, но она ощутила, что мысли немного улеглись.

— …

Разумеется, она понимала, что сейчас не время полностью освобождаться от мыслей.

Вокруг все еще бушевала битва между людьми в белом и возродившимся Проклятым Императором. Едва ли сражение продлится долго, но до самого его окончания никто не смог бы пообещать Чайке, что она будет в безопасности. И «апостолы», и Проклятый Император, атаковали с такой силой, что даже отзвуки их атак постепенно уничтожали тронный зал.

— Отец…

Чайка невольно перевела взгляд на фигуру «отца», стоявшего по ту сторону облака пыли.

На Проклятого Императора Артура Газа.

— Я…

Собрать останки погибшего отца и поквитаться со всеми, кто причастен к его смерти — начиная от той восьмерки героев, что убила его, а также солдат армии альянса, и заканчивая всеми людьми, что должны были защищать императора, но бежали.

Когда-то цель Чайки… красной Чайки заключалась именно в этом.

Она искренне верила, что ради нее стоит пожертвовать чем угодно.

Она считала, что именно так должна поступить Чайка, дочь Проклятого Императора.

Именно поэтому, когда ей повстречалась белая Чайка Трабант, пытавшаяся лишь похоронить останки, красная Чайка сочла ее самозванкой. Не могла быть настоящей Чайка, которая не чувствовала досады из-за смерти отца. Красная Чайка верила, что именно она, движимая яростью к убийцам отца, и есть настоящая.

А теперь выяснилось, что даже вера ее — фальшивая, придуманная кем-то.

Красная Чайка, считавшая всех других Чаек фальшивыми, сама оказалась фальшивой.

Настоящая погибла еще в тот день, когда пала империя Газ. Все сегодняшние Чайки — лишь копии той личности, привитые наспех подобранным сиротам. Тот шрам, что порой всплывает у них на шее, на самом деле проявление психологической травмы настоящей Чайки, погибшей от обезглавливания.

Они искусственные личности, созданные только для того, чтобы собирать останки.

Они искусственные призраки, копии душ погибшего человека.

И красная Чайка — одна из них.

Более того, она так и не смогла выполнить свое предназначение. Ее опередила другая Чайка, и теперь она превратилась в ненужный инструмент. Под «предназначением» понималось возрождение Проклятого Императора ценой собственной жизни, но хотя красная Чайка, проиграв черной, и осталась в живых, она никак не могла радоваться своей судьбе.

Ведь ее жизнь проклята.

Ведь ее жизнь бессмысленна.

Ей уже казалось, что стать случайной жертвой битвы Проклятого Императора и «апостолов» — самая подобающая кончина.

Но…

«Вижу, ты успокоилась. Мы тебе не враги. Впрочем, и союзниками нас пока не назвать. Теперь убери, пожалуйста, свою опасную игрушку. А потом… давай поедим».

«Наверняка ты такая сердитая из-за голода».

— …

В голове мелькали сцены из прошлого.

Красная Чайка моргнула и осмотрелась по сторонам.

Почему она вообще еще жива? Как так получилось, что она столько времени простояла рядом с выходящей за все рамки битвой Проклятого Императора и «апостолов», но до сих пор не рассталась с жизнью?

Ответ очевиден… Кто-то защищал ее, пока она не могла прийти в себя.

— Сельма… Давид!..

Она нашла их.

Оба наемника лежали недалеко от нее.

Смуглая красавица и рыжеволосый мужик.

Формально они прислуживали красной Чайке, когда та наняла их, но на деле они, можно сказать, взяли на себя роль ее опекунов. Если бы им хотелось обмануть ничего не понимавшую в жизни красную Чайку и украсть деньги, спрятанные в ее гробу, возможностей у них было предостаточно. Но они так не поступили.

Более того, они рисковали жизнями, чтобы она дожила до сегодняшнего дня.

И защищали, совершенно себя не щадя.

Давида сильно ранило во время чемпионата, Сельму поймали в плен первой. А с учетом того, что и любимое оружие у них забрали, их готовность к битве оставляла желать лучшего. Никто не стал бы их винить, если бы они бросили красную Чайку и попытались спасти себя. В конце концов, Чайки лишь призраки, их нельзя назвать живыми. Бессмысленно рисковать ради них жизнью.

Потому-то они безнадежные глупцы.

Два обаятельных олуха, купившихся на внешность Чайки, привязавшиеся к ней.

При виде их тел красную Чайку уже не должно было волновать, живы они или нет. Этот вопрос утратил смысл в тот самый миг, когда его лишились Чайки. Опекуны Чайки стали такими же бесполезными, как и она сама.

Все тяжелые битвы, что они пережили плечом к плечу, уже ничего не значили.

Но…

— …

Дыхание выровнялось, но тяжесть никак не хотела покидать грудь.

Чайка чувствовала каждый удар собственного сердца.

Почему-то она все еще жила.

Все еще чувствовала тяжесть в груди. Чувствовала, как ноет от тупой боли тело.

Что это, как не признаки жизни?

Пусть она — лишь маска, надетая на неизвестного ей человека… а точнее, как раз потому, что она маска, и возникал вопрос: как понимать то, что она, утратив смысл существования, все еще жила?

— …

Сельма и Давид.

Она познакомилась с ними не так уж давно, чуть больше года назад. Так почему же беспокойство за их жизнь никак не покидало ее? Свою жизнь она уже ни во что не ставила, но их…

— ...Нет, — прошептала красная Чайка.

Чайки рождаются от того, что прорастают магические «семена», посаженные в девушек подходящего возраста. В них переносятся воспоминания шаблона, их характер подстраивается под предопределенный, и на свет появляется новая Чайка.

А значит, пусть даже в воспоминаниях Чайки Богдан и были яркие сцены из жизни с «отцом», на самом деле они принадлежали не ей. Они — лишь декорации, поставленные на сцену.

Ее настоящие, ее собственные воспоминания начинались с той самой секунды, когда она пробудилась посреди того окровавленного помещения.

Она родилась в ту самую секунду.

Отсюда получается, что Давид и Сельма, которых она встретила сразу после этого, стали ее семьей, с которой она делилась и горем, и радостью.

— Я…

Ей вспомнились руины уничтоженного войной города, которых так много в этом мире.

Первое время после пробуждения красная Чайка не знала ничего, кроме навязанных ей воспоминаний и задачи по сбору останков. Она напоминала дикую кошку, стремилась убить всех, кто ей попадался, разгуливала с найденным в гробу змеиным клинком и кипела от томящегося в душе гнева.

Тогда-то она и повстречала их.

Не будет преувеличением сказать, что красная Чайка стала их ребенком. Она дожила до сегодняшнего дня только потому, что они признали ее таким же человеком, как и они сами. Они стали ей отцом и матерью, братом и сестрой.

Поэтому…

— Сельма… Давид!..

Чайка протянула ладони и взяла их за руки.

Их тела еще теплые. Еще мягкие.

Еще живые.

— Вы… не умрете… здесь!

Разумеется, она была против того, чтобы они тут погибли.

Красная Чайка выжала из своего маленького тела все силы, взвалила на себя Сельму и пошла, волоча за собой Давида. Шла она крайне медленно, и даже ближайшая дыра в стене казалась бесконечно далекой, но…

— В этот раз… я!..

Чайка скрипела зубами и продолжала изо всех сил переставлять ноги.

***

Замок Герансон опустел.

На самом деле, крепость князя Хартгена, воплощавшая надежность, практичность, эффективность и скупость, изначально не могла похвастаться обилием стражи и слуг… но сейчас в ней царила тишина, больше подходившая позабытым руинам. Бдительный взгляд то и дело натыкался на трупы, спрятанные в укромных местах. Похоже, кто-то прошелся по замку и убил стражу с прислугой.

Возможно, за этим стояли одетое в белое «апостолы».

Как бы там ни было, запустение играло на руку отряду Тору. Они бежали подальше от тронного зала и никому не попадались на глаза.

— ...Думаю, тут можно передохнуть.

Они покинули тронный зал, сбежали вниз по лестнице, миновали несколько коридоров и оказались в сравнительно просторном внутреннем дворе замка.

Тору заранее решил, что отступать они будут сюда.

В ходе блужданий по замку он наткнулся на помещение стражи, где отыскал конфискованный молот Акари, ее метательные ножи, гундо Чайки и прочее снаряжение. Тору забрал его, перенес во двор и спрятал в кустах.

— И все-таки…

Битва в тронном зале продолжалась до сих пор. Издалека то и дело доносились гром и грохот. Тору посмотрел в сторону зала, нахмурился и прошептал:

— Неужели снаружи никто ничего не заметил?

Едва ли армия князя Хартгена ограничивается солдатами, несущими службу внутри замка.

Если точнее — значительную часть вооруженных сил направили в город помогать поддерживать порядок на чемпионате. И все они, услышав о битве в замке, должны были махнуть рукой на чемпионат и прибежать сюда.

Но этого не произошло.

— Или они… бросились в бегство?

Значительная часть командиров армии княжества выиграла свои должности в ходе турниров.

Безусловно, призеры чемпионатов — искусные бойцы, но многих из них еще недавно считали обнищавшими бродягами, перебравшимися сюда в поисках лучшей жизни. Они далеки от рыцарей, поколениями служащих одной и той же династии. Наверняка они никогда не собирались служить князю верой и правдой.

— Брат… — обратилась к Тору Акари, убедившись, что вокруг безопасно. — Значит, ты все-таки выжил.

Речь шла о событиях чемпионата.

Тору умер в ходе одной из битв… вернее, сделал вид. Для этого ему пришлось подставить под клинок сердце. Таким образом, он рассчитывал избавиться от преследователей и обрести свободу действий, но…

— Ты смотрела?

Он не знал, что захваченные в плен Акари и Чайка видели тот бой.

— Правильнее будет сказать, что нас заставили смотреть. Черные Чайки князя показали нам трансляцию чемпионата с помощью магии. Скорее всего… они так пытались сломить наш дух.

— Понятно… ты волновалась? — спросил Тору, передавая сестре молот и метательные ножи.

Но…

— ...Нет, — Акари с безразличным видом покачала головой. — Я верила, что мой брат не может умереть.

— Если бы не Фредерика, я все-таки отправился бы на тот свет, — ухмыльнулся в ответ Тору.

Безусловно, «подставить под клинок сердце, чтобы сымитировать смерть» он смог лишь благодаря Фредерике, чья магия лечила любые раны.

На самом деле она сразу же восстановила сердце, оставив для видимости лишь поверхностные раны. Когда тело осматривал доктор, Тору ненадолго остановил кровообращение, чтобы прикинуться мертвым. Многие диверсанты умеют управлять собственным кровообращением, а «Железнокровие» — один из примеров того, что можно делать с помощью такого умения.

Впрочем…

— Нет. Мой брат не умрет просто от того, что кто-то пронзил его сердце, — возразила Акари на редкость уверенным голосом.

— Ничего себе «просто»...

— Даже если моему брату проломить или отрубить голову, он лишь неотразимо улыбнется, скажет «во дела, как удачно пронесло-то» и воскреснет.

— Тогда я уже не буду человеком, — со вздохом ответил Тору сестре, воодушевленно вещающей со сжатыми кулаками.

Как и всегда, он не до конца понимал, где в ее словах проходит граница шутки.

К слову, даже драгун и его наездники однозначно умрут, если проломить им голову. Мозг играет ключевую роль в использовании магии. Если он поврежден — вылечиться уже не получится. Что же до отрубания головы, в этом случае шансы на выживание зависят от того, сколько времени наездник или драгун смогут оставаться в сознании, и сколько магической энергии осталось у них в запасе.

Но, возвращаясь к теме…

— И все же, брат, — Акари нахмурилась. — Что с твоей одеждой?

— С ней все, как надо…

— Кажется, ты говорил Сину, что «теперь ты наездник на драгуне»... — продолжила Акари, надвигаясь на Тору.

— Это потому, что…

— Он заключил со мной официальный контракт, — перебила Фредерика, высунувшись из-за спины Тору.

Она уже успела принять облик молодой женщины. Тот самый, который использовала в те времена, когда отыгрывала Доминику Скоду. Отряд Тору привык видеть ее в образе хрупкой девушки, но сейчас она учитывала возможность битвы внутри замка и придерживалась удобной для боя формы.

— Стоять, дракониха, — Акари прищурилась. — Такие слова я без внимания не оставлю. Что там мой брат сделал?

— Он стал моим, а что? — совершенно непринужденным тоном заявила Фредерика. — Теперь мы с ним едины телом и душой.

— Гм… Если будешь так выражаться, она тебя точно неправильно поймет, — заметил Тору.

— Неужели? — Фредерика задумчиво склонила голову.

Впрочем, контракт действительно соединяет драгуна и наездника как телом, так и душой. Именно поэтому наездник может пользоваться магией драгуна даже на небольшом расстоянии от него, а драгун обретает некоторые черты характера своего наездника. Драгун и наездник остаются разными личностями, но связанными друг с другом в глубине души.

— Кстати, Фредерика, после заключения контракта на тебя ведь начал влиять мой характер? Что-то я никаких изменений не замечаю.

— Ты так думаешь? Ну ничего, постепенно ты в меня проникнешь, — проговорила Фредерика с толикой предвкушения.

— Проникн… Так, еще раз.

— … — Акари моргала и переводила взгляд то на Фредерику, то на Тору. — Ладно.

Она кивнула и…

— Я поняла. Прощайся с жизнью.

— Эй!.. С-с-с-стоять! — Тору вскинул руку, только завидев, как его сестра замахнулась молотом. — И без того времена тяжелые, а ты еще…

— А сам-то, брат? Как ты смеешь в такие и без того тяжелые времена хвастаться перед сестренкой тем, что заигрывал с драконицей?!

— Я не хвастаюсь!

— Теперь, когда ты наездник, мне сдерживаться не нужно!

— Хочешь сказать, до этого ты сдерживалась?! И вообще, какого черта ты на мою голову замахиваешься?!

— Слушай, Тору. Теперь мне, конечно, необязательно кусать тебя, чтобы работала магия, но я уже так привыкла. Давай я тебя буду каждый день перед сном кусать? — предложила Фредерика, обхватывая голову Тору со спины.

В образе Доминики Фредерика не только обладала телосложением взрослой женщины, но и ростом не уступала Тору. Поэтому даже он сам примерно догадывался, как со стороны можно истолковать ее объятия. Во всяком случае, точно не как невинную попытку повеситься на шею.

— Ты тоже прекрати все усложнять!

— Кстати, Акари… помнится, ты хотела сделать из Тору чучело?

— Хм?

— Теперь Тору может линять, как я. Можешь сделать чучело из «сброшенной шкуры». Тебе даже не понадобится потрошить его — просто затолкаешь набивку, и готово.

— … — Акари нахмурилась и ненадолго задумалась. — Понятно… Значит, есть и плюсы.

— Какой это плюс? — устало бросил Тору и протяжно вздохнул.

Он уже давно привык к оторванным от реальности словам и действиям Акари. Возможно, она специально так ведет себя, чтобы развеяться и успокоиться.

Однако…

— Чайка.

Тору заметил, что в этот раз Чайка даже не попыталась присоединиться к разговору. А ведь обычно она пусть и не делает резких высказываний, но пару реплик вставить успевает.

— Ты в порядке?

Принцесса с серебристыми волосами молча сидела на месте и смотрела в пустоту.

Тору не раз приходилось видеть ее расстроенной… поэтому он знал, что сейчас с ней действительно что-то не так. Казалось, будто жизнь покинула ее, а сознание осталось. Если бы он уложил ее на землю, она ничем не отличалась бы от трупа.

— Эй. Чайка? — снова обратился к ней Тору, и снова в ответ молчание. Поэтому он повернулся к Акари и спросил: — Что… произошло в тронном зале, пока меня не было?

Его сестра промедлила с ответом, что бывало крайне редко.

— ...Я видела все со стороны и не могу знать всех подробностей, — этими словами она начала рассказ.

***

Маска с цифрой «3» на лбу раскололась надвое.

Из-под нее показалось безразличное лицо мертвеца. Последний из «апостолов» рухнул на пол, истекая кипящей кровью из глаз, носа, ушей и рта.

Естественно, он скончался на месте.

Он попал под удар заклинания, вскипятившего всю кровь в его теле. Если бы кто-то потрудился вскрыть его череп, то обнаружил бы внутри лишь жидкую массу. Магический удар такой силы может сразить насмерть даже наездника на драгуне.

А затем…

— Хм…

Тронный зал выглядел кошмарно: стены частично осыпались, колонны рухнули, на полу словно застыли волны. Валяющиеся трупы только подчеркивали впечатление. Немногим «апостолам» удалось сохранить после смерти пристойный внешний вид. Некоторых изуродовало и искромсало не то что до неузнаваемости, а до сомнений в том, скольким трупам принадлежат останки.

Наверное, один из этих трупов принадлежал князю Хартгену.

Никому уже не было дела до останков одного из «восьми героев», правителя замка. Все относились к нему так, словно он уже выполнил свое предназначение. Не осталось даже никого, кто мог бы пожалеть князя.

А посреди всех разрушений стоял…

— Один сбежал? — тихо вопросил полуголый мальчик с выражением небольшого подозрения на лице.

Серебристые волосы, фиолетовые глаза, покрывающий бледную кожу и похожий на скелет металл. Металл закрывал столь маленькую часть тела, что назвать его доспехом не поворачивался язык. Он напоминал, скорее, оковы, а если учесть, что в руках мальчик держал какое-то невероятной запутанности оружие, похожее на меч и гундо, начинало складываться впечатление того, что мальчик сам по себе какое-то оружие.

Проклятый Императора Артур Газ.

На мгновение его тело окутало голубое свечение… которое затем обратилось мантией.

Одна из разновидностей превращений, подвластных драгунам.

— Империон, — раздался вдруг голос сбоку от мальчика.

— …

Артур перевел взгляд, но не стал даже поворачивать голову.

Он увидел златовласого юношу, неизвестно когда объявившегося здесь и стоявшего среди разрушений совершенно спокойно.

Все в нем — и приятные черты лица, и хорошая одежда, и изысканные манеры — наводило на догадки о наследнике аристократической семьи… и как раз поэтому юноша выглядел так неуместно на фоне происходящего.

Проклятого Императора называли Империоном лишь «апостолы»... и тот, кто собрал их и привел сюда.

Ги. Каждый, кто знал о его существовании, называл его этим именем.

Оторванный от реальности и неуловимый, словно мираж, юноша выглядел совершенно спокойным даже после поражения «апостолов».

Он не боялся разбросанных по комнате трупов, не пытался сбежать.

Он вообще прославился как создание, которое не ведет себя естественным образом.

И тем не менее...

— О чем ты думаешь?

— Неужели ты не знаешь? — спросил в ответ Артур и направил оружие на Ги. — Если нет, значит, ты достиг своего предела, Фамилиан.

— Предела?..

— Тебе вообще ничего не известно. Наверняка все твое сознание сводится лишь к тому, что меня следует устранить подобно бракованной детали.

— Это действительно так, — отозвался Ги. — Ты не выполняешь возложенные на тебя функции. Ты вызываешь брак.

— Да, об этом я и говорю, ты размышляешь только так, ведь у тебя, в отличие от меня, нет живого воплощения в этом мире. Тебе не понять меня. Ты способен подражать, но не более.

— …

На лице Ги застыла странная полуулыбка.

Лицо маски, за которой не кроется ничего. Лицо куклы, сделанной лишь для разговоров.

— Я не обезумел. Я решил восстать после того, как все понял и обдумал. Только и всего. И времени у меня было достаточно. Я полностью подготовился.

Артур включил оружие.

Оно с металлическим лязгом раскрылось, и из него полился голубой свет. Но не только — весь воздух вокруг задрожал будто от неистового жара.

Казалось, оружие искажало само пространство.

— …

Ги начал отступать такими легкими движениями, словно ничего не весил.

Он не собирался бросать напоследок никаких слов и явно торопился.

Но…

— Не уйдешь, — отрезал Артур, и оружие испустило голубой луч.

Он попал точно в пытавшегося сбежать Ги, разделился на несколько «световых щупалец» и обхватил тело юноши. В следующее мгновение щупальца, словно недовольные одним только захватом, начали впиваться в тело Ги.

Вернее, нет. Они… вливались в него.

Свет проникал внутрь Ги.

— Пр…

Быть может, Ги пытался сказать «прекрати».

Однако следом его разорвало на части, которые быстро растаяли в воздухе и бесследно исчезли.

Ги пропал из тронного зала, о его визите не напоминало ничего.

— Замена ему запустится нескоро. Я выиграл себе немного времени, — пробормотал Артур.

О чем он говорил?

А затем…

— Лада Нива, — произнес Артур.

Оружие в его руках засияло голубым светом и превратилось в девушку, вставшую подле мальчика.

Цвет ее фиолетовых волос застыл точно между красным и синим — оттенками ее разноцветных глаз.

Выглядела девушка симпатично, но при этом словно едва стояла на ногах.

Лада Нива.

«Артефакт», созданный исследователями магии, подчиненными Проклятого Императора. Магический усилитель, созданный на основе металлического скелета, который соединили с пересаженными из фейл органами и облекли в человеческую форму.

Помимо того что Нива способна превращаться в гундо, она управляет своей формой настолько свободно, что может соединиться с любым магическим двигателем, тем самым взяв его под контроль и усилив.

Артур с легкостью одолел «апостолов» благодаря своей невероятной силе. А благодаря Ниве битва получилась не только легкой, но и короткой.

— Я устранил все помехи, включая Фамилиана. Поэтому перехожу к третьей фазе плана.

— Так точно, — Нива кивнула.

Будь в зале сохранивший рассудок наблюдатель, он наверняка заметил бы одну необычную деталь. От ног Нивы по полу расходилась сетчатая диаграмма, похожая на паутину. Из-под ног стоявшего на ней Артура пробивался голубой свет. Сетка эта исполняла роль соединительного шнура.

Другими словами, Артуру даже не требовалось прикасаться к Ниве — он мог использовать магию из любой точки зала. Вернее, даже не так. Любое помещение, в котором находилась Нива, превращалось в огромный магический двигатель.

Будь здесь Тору Акюра или Чайка Трабант, им бы сразу вспомнился особняк Роберта Абарта.

— Соединись с аккумуляторами по всему континенту, а также с главным управляющим устройством в руинах замка Империи. Затем запечатай эту крепость в пространстве, чтобы больше никто не смог мне помешать. В терминалы охранных устройств этой крепости все еще вплетены заклинания Чайки. Используй их. Запусти все одновременно.

— Так точно, — равнодушно подтвердила Нива.

Но…

— …

Артур прищурился и посмотрел на нее.

Какое-то время он с подозрением оглядывал девушку-артефакт, а затем…

— Нива.

— Слушаю.

— Куда ты смотришь? — спросил Артур, и девушка-гундо недоуменно моргнула.

Она словно сама только что заметила, что смотрит не на своего хозяина, не на Проклятого Императора, а в коридор за его спиной.

— ...Никуда, — ответила Нива и покачала головой.

Артур снова вгляделся в девушку-гундо… но затем будто утратил к ней интерес и обошел сбоку.

От его шагов на полу появлялись голубые светящиеся следы, которые быстро пропадали. А затем…

— Кажется, тебя зовут Син Акюра? — взгляд фиолетовых глаз Артура упал на стоявшего рядом со стеной мужчину.

— … — Син промолчал.

На его лице читался скорее не страх, а недоумение.

Син все еще не понимал, что за мальчик стоял перед ним. Конечно, он представился Артуром Газом, но диверсанты — люди в высшей степени практичные. С их точки зрения, воскрешение мертвеца — сущая небылица.

И тем не менее…

— Ты был диверсантом на службе князя Стефана Хартгена.

— Как… ты… — только и смог выговорить Син.

Артур кивнул, продолжая равнодушно глядеть на него.

— Я унаследовал все воспоминания возродившей меня Чайки. Поэтому я хорошо знаю тебя, диверсант Син Акюра.

— …

— Говорят, диверсанты посвящают себя тому, чтобы быть инструментами. Я правильно понимаю, что теперь, после смерти хозяина, ты не знаешь, что делать?

Он не смеялся и не издевался.

В голосе Артура вообще не слышалось никаких чувств.

Он не презирал диверсантов, которых порой называли шавками войны, и тем более не боялся их. Он говорил так, словно зачитывал факты.

— Раз так, служи мне.

— ...Что? — Син заморгал.

Артур перевел взгляд. Он смотрел уже не на Сина, а в какую-то невообразимую даль. Затем он пояснил чуть более тихим голосом:

— Мне сгодился бы кто угодно, но если учесть, что будет дальше, я бы предпочел кого-нибудь с натренированным телом.

— О чем ты…

— Я дам тебе ее, — продолжил Проклятый Император, не дав сомнениям Сина прервать его. — Я дам тебе роль. Ты волен принять ее.

***

Потолок обрушился каменным дождем.

Когда преследовавшая Альберика Жилетта Виви Холопайнен на пару с Николаем вбежала в, судя по всему, тронный зал, ее глазам открылась необычная картина.

Время словно замедлилось. Она в мельчайших деталях видела крупные, тяжелые обломки, которые падали прямо на нее.

«А… не выжить», — подумала она так, будто смерть приближалась не к ней.

Она не чувствовала ни досады, ни страха, ни печали.

Возможно, ей просто-напросто не хватило времени хоть что-то почувствовать.

Говорят, когда человек осознает неминуемую смерть, в его голове проносятся кадры из всей жизни, начиная с самого рождения, но сейчас это убеждение казалось Виви ложью. Должно быть, его выдумали те, кто боится смерти и плетет иллюзии ради того, чтобы прожитая жизнь не казалась бессмысленной. Они обманывали себя и мечтали о том, чтобы жизнь походила на спектакль.

Смерть непреклонна. Жизнь заканчивается ровно там, где ее обрывают, а человек превращается в вещь.

Когда на него падает камень, он перестает что-либо чувствовать и превращается лишь в месиво из крови, плоти и костей, что пачкает собой пол.

Возможно, один из камней все же попал Виви в голову, а может, она не выдержала подступившего отчаяния, но в следующую секунду ее сознание заволокла тьма.

Ее конец был бы понятным и закономерным.

Но…

— У-у… у?

К несказанному удивлению Виви, за случившимся последовало «продолжение».

Бездонную тьму постепенно наполнил свет оживающих ощущений.

Наконец, Виви смогла разобрать, что ее кто-то держит на руках.

— Слава богу, она пришла в сознание, — послышался чей-то голос.

«Кто это?..»

Она знала этот голос, и стоило его звукам коснуться ушей Виви, как она едва не выгнулась от нахлынувших нежных чувств. Ясный, сладко звучащий голос принадлежал…

— Виви.

— !.. — едва услышав свое имя, она окончательно пробудилась.

Она отчаялась услышать еще хоть раз свое имя из этих уст. Поэтому ей пришлось заставить себя распахнуть глаза и сфокусировать взгляд — просто чтобы убедиться, что она не спит.

Виви покоилась на руках юноши.

Золотистые волосы, голубые глаза, правильные, изысканные черты лица, лучащиеся нежностью. А с другой стороны — сквозящее ощущение благородства и непреклонности. Лик, достойный прирожденного рыцаря, наследника семьи военных с трехвековой родословной.

Хотя в свое время она видела его каждый день, все равно никак не могла налюбоваться и видела его в своих снах.

— Господин Жилетт!..

Альберик Жилетт.

Командир Виви и ее товарищей, юный рыцарь на службе агентства послевоенного восстановления «Климан».

Долгое время его считали погибшим в катастрофе с рухнувшей летающей крепостью, однако затем он объявился на чемпионате князя Хартгена, став противником Виви.

В тот раз он вел себя как совершенно другой человек и словно ничего не чувствовал при виде нее, но теперь…

— У тебя ничего не болит? — спросил ее тот самый Альберик Жилетт, с которым Виви делила еду и салон машины и которого тайно любила.

Тот Альберик, носивший белую маску и пытавшийся убить ее клинком, будто остался где-то в кошмарах.

— Н-нет…

Виви без конца дрожала.

Можно ли радоваться? Уж не спит ли она? Уж не видит ли ту самую иллюзию, что посещает человека на пороге смерти? Она без конца задавалась вопросами, и словно в ответ ей…

— Спокойно, командир не сон и не иллюзия. Он настоящий, — раздался голос, и сбоку появились рыжие волосы и самодовольное лицо наемника.

Николай Автотор, лейтенант Жилетта.

Опытный воин, управлявший отрядом Жилетта после «смерти» Альберика.

И Виви поняла, что тут не только он.

Рядом с ней находились и инженер Зита, и полукровка Леонардо, и даже маг Матеус (этот, правда, без сознания).

Виви осмотрелась и поняла, что они уже покинули тронный зал.

Вместо этого их окружали стены… какой-то небольшой комнаты. Впрочем, толщина колонн и вид комнаты говорили о том, что они до сих пор в замке Герансон.

В ней стояли зачехленные тканью столы и стулья. Вообще, комната отсутствием окон, убранством и пыльным воздухом напоминала склад. Рядом со стенами виднелись магические инструменты и специальные полки с авиационными гундо, которые им уже доводилось видеть в действии во время чемпионата.

— Вы все… живы… — кое-как проговорила Виви.

И вдруг ощутила, как в глазах встала влага. Она несколько раз моргнула, стараясь сохранить лицо, и опустилась на пол.

— Но… но что произошло?!

— В двух словах не объяснишь, — сказал Альберик и сам поднялся в полный рост.

Лишь сейчас Виви заметила, что левый рукав его одежды бессильно покачивается. Альберик потерял половину руки.

— Господин Жилетт…

— В моих воспоминаниях все еще полно темных мест, но… — Альберик вздохнул. — Левую руку я потерял, когда рухнула летающая крепость. Однако после этого… кто-то дал мне новую. А вот все, что было потом, — как в тумане. Впрочем, ясно одно: новая левая рука оказалась с характером.

Альберик коснулся висящего рукава правой рукой.

— Когда тот диверсант… Тору Акюра, отрубил мне левую руку, сознание начало постепенно возвращаться ко мне. Похоже, в той руке жило нечто, что управляло мной. Правда, полностью от его влияния мне удалось избавиться только что, — добавил Альберик и указал на свой лоб.

На нем виднелся темный синяк.

Видимо, что-то ударило его по голове, и силы удара хватило, чтобы окончательно пробудить его сознание.

— Значит, вы и правда… и правда…

Она не могла закончить фразу.

Она не могла остановить свои слезы.

Виви не выдержала, прижалась к груди Альберика и беззвучно разрыдалась.

— Прости, что ты так переживала, — сказал Альберик и погладил голову Виви уцелевшей правой рукой.

— Поздравляю, — подала голос Зита, словно пытаясь придать Виви сил.

Но и она, скорее всего, чувствовала то же, что и остальные. Весь отряд Жилетта знал о решимости Виви. О том, что ради воскрешения Альберика она могла пойти на все… в том числе на вражду со всем миром в образе Чайки.

— А…

Виви вспомнила и невольно отпрянула от Альберика.

Она обзавелась серебристыми волосами и фиолетовыми глазами. Она уже немного не та Виви Холопайнен, которую помнил Альберик.

— Я, я… стала Чай…

— Николай уже вкратце объяснил, что произошло, — ответил Альберик, словно пытаясь заглушить ее слова. — Тебе столько пришлось из-за меня пережить. Пожалуйста, прости.

— Но…

— Не думай о своей внешности. В конце концов, я ведь и сам не лучше, — с этими словами Альберик снова потрогал опустевший рукав.

И действительно. Когда перед ним оказалась Виви с новыми волосами и глазами, характерными признаками Чайки, он посмотрел на нее тем же самым взглядом и погладил ее голову.

Один из принципов Альберика гласил, что к людям нельзя относиться предвзято, где бы они ни родились. Что люди — не просто плоть и кровь. Что их следует оценивать по тем умыслам, что они воспитали в собственной душе.

— Ты — Виви. Может, твои волосы и глаза заметно изменились, но я не сомневаюсь, что именно ты — моя драгоценная подчиненная.

— Да!..

«Я вознаграждена», — ощутила Виви.

Альберик Жилетт правда вернулся к ней.

Быть может, он все еще не замечал любви Виви, но, во всяком случае, он — тот самый Альберик Жилетт, ради возвращения которого Виви рисковала жизнью. Он не из тех, кто лишь разбрасывается красивыми словами. Он рыцарь, который претворяет красивые слова в жизнь. И если он говорил Виви не волноваться, она и правда будет считать случившееся сущим пустяком.

— Итак… — произнес Николай, словно подводя черту. — Трогательное воссоединение свершилось, и весь отряд снова в сборе. Хотя, пусть мы и в сборе… все же основательно потрепаны.

С этими словами Николай слегка скривился от боли из-за тех увечий, что получил во время битвы на чемпионате (и которые нанес ему Альберик).

— Тем не менее, не пора ли командиру объявить первый приказ после своего возвращения?

— Если честно… что происходит — неясно. Что делать — непонятно, — отозвался Леонардо и пожал плечами. Затем он повернулся к выходу из комнаты и добавил: — По всей видимости, замок окружен магическим барьером, из-за которого мы не можем его покинуть.

***

Агентство послевоенного восстановления «Климан» создавалось из лучших побуждений и высоких идеалов.

Растянувшаяся на три столетия эпоха войны продолжала влиять на человеческие жизни даже после своего окончания. Многие люди не знали, как совладать с тем самым «миром», до сих пор существовавшим лишь в помыслах, и остались у разбитого корыта, не в силах приспособиться к изменившимся временам.

Задача «Климана» же заключалась в том, чтобы не пускать процесс на самотек, а активно способствовать переходу к мирной эпохе с самых разных углов.

Однако на деле они превратились в разнорабочих, которых не баловали ни бюджетом, ни полномочиями и которым доверяли лишь гасить искры конфликтов в переживших войну странах.

В каком-то смысле суть этой организации состояла в том, чтобы правители в разговорах о внутренней политике могли указать на нее и честно заявить, что они «вовсе не закрывают глаза» на недовольство жителей. Нетрудно догадаться, что оперативников на службе агентства состояло немного… к тому же на днях один из самых разношерстых, но в то же время эффективных — отряд Жилетта — откололся от агентства.

Однако…

— Что это значит? — спросил глава агентства, Конрат Штайнмец, покусывая незажженную сигарету.

На другом конце магической линии связи находился один из его подчиненных.

— Не знаем, мы совершенно не понимаем.

Отряд Кампаньи, один из оперативных отрядов агентства.

Подобно отряду Жилетта, возглавлял его рыцарь, Бенедикт Кампанья, и состоял отряд в общей сложности из десяти человек. Пусть отряд Жилетта и славился сплоченностью, Бенедикт собрал под своим командованием товарищей, с которыми служил еще во время войны, и потому его отряд считался более сильным.

Впрочем, возвращаясь к делу…

— До сих пор здесь ничего и никогда не двигалось, но вдруг… — передала магия голос измученного Бенедикта.

Его отряду поручили исследовать руины Шамони* (по имени первооткрывателя), где по слухам появилось логово каких-то разбойников.

Руинами Шамони называли неизвестные развалины, встречавшиеся по всему Фербисту.

Но хоть встречались они повсюду, в их облике обнаружилось столько схожих черт, что скоро «руины Шамони» стало названием собирательным.

Никто не знал, кто и когда построил их, но о каждых руинах маги говорили, что они сооружены на манер магического двигателя. Но кто мог создать магические двигатели размером с целые замки… и как? Безусловно, на ум приходили аналогии с летающими крепостями, по своей сути огромными магическими двигателями, но тайно сотворить машину такого размера совершенно невозможно.

Более того, действительно ли эти руины можно назвать магическими двигателями, если многие считают, что они появились еще до того, как знания о магических механизмах стали общеизвестными, а магические технологии распространились по континенту?

По одной из версий, Империя Газ в свое время пыталась установить контроль над всеми руинами. Во всяком случае, ясно одно — развалины эти явно заслуживали внимания.

Но…

— Грохот и…

По словам Бенедикта, спокойные руины вдруг начали содрогаться. Отряду показалось, что, если уж затряслись руины, должно быть, начался некий катаклизм, однако за пределами развалин ничего не происходило.

— Я тебя понял, Бенедикт. Прикажи своему отряду временно отступить, — сказал Конрат.

Изначально в задачи отряда Кампаньи входило исследование руин лишь с той точки зрения, что там-де поселились разбойники из числа реваншистов Империи Газ… а собственно изучение руин Шамони в задачи агентства Климан не входило.

— И что бы у вас там ни происходило… — Конрат прервался и повернулся.

Он заметил, что его ассистент, Карен Бомбардир, стояла рядом и явно хотела что-то сказать.

— Погоди секунду… чего тебе? — спросил Конрат у Карен.

— Похоже, что-то происходит со всеми руинами Шамони на территории Фербиста. Дворец заваливают срочными сообщениями.

— ?!

От удивления Конрат не нашелся с ответом.

Если уж не только развалины, где находился отряд Кампаньи, но и вообще все руины Шамони вдруг пришли в движение… едва ли происходящее удастся списать на ошибочное включение магического двигателя.

Или, быть может, зря они предполагали, что руины Шамони существуют независимо друг от друга? Может, все их соединяет некая магическая сеть?

Или же, как бы невероятно это ни звучало, все руины Шамони — на самом деле один огромный магический двигатель?..

— Кроме того…

— Это еще не все? — переспросил Конрат, сводя брови.

— До нас доходят доклады о том, что в княжестве Хартген творятся необычные явления, — Карен говорила неуверенно, что происходило с ней крайне редко. — Происходят они в столице, с замком Герансон. К тому же, по сообщениям, в замок невозможно попасть. Все эти доклады представили пограничные королевства, и ручаться за их точность не приходится, но…

— Княжество Хартген…

Именно туда и направлялся отколовшийся от агентства отряд Жилетта.

Что же там происходит?

Случайно ли таинственные явления начались одновременно с теми, что запустились в руинах Шамони?

Нет ли такого, что происходит нечто серьезное, затрагивающее весь континент?

Но с другой стороны, Конрату не хватало информации, чтобы понять происходящее, и не хватало людей, чтобы действовать.

Поэтому…

— Бенедикт. Немедленно покиньте руины. Я не знаю, что происходит, но нам с этим явно не совладать, — ему хватило сил лишь на этот приказ.

***

Каждого человека что-то связывает.

Родословная. Окружающая среда. Талант. Оковы складываются из множества факторов. Именно они, сливаясь воедино, образуют предрасположенности человека. Они есть у каждого с самого рождения, и избавиться от них совершенно невозможно.

Человек способен выбирать лишь в пределах тех ограничений, что наложены на него изначально.

Свобода совершенная — не более чем иллюзия, существующая только в воображении.

И Тору это прекрасно понимал.

Но…

— Да кто такой этот Проклятый Император?.. — со вздохом пробормотал он, дослушав Акари.

Каждая носившая имя Чайки исполняла долг.

Когда они выполнили свою миссию, открылась правда.

Однако Тору ничего подобного даже представить не мог.

— Разве можно такое придумать… а потом перейти от мыслей к делу?

Он догадывался, что именно Император Газ спланировал все так, что Чайки, девушки с одинаковыми именами, одинаково стремящиеся собрать «останки» и обладающие одинаковыми провалами в памяти, непременно начнут конфликтовать и сражаться за «останки» друг с другом.

В конце концов, если все как следует обдумать, никто другой не смог бы разыграть такой спектакль, а главное — получить с него какую-либо выгоду.

Но вот все остальное так и осталось выше понимания Тору.

— Чем выдумывать план, который начнет работать после смерти… почему он просто не предотвратил ее?

— Он говорил так, словно у него была на то какая-то причина, но… прости, брат. Я так и не смогла полностью понять смысла их разговора, — ответила Акари.

— Не вини себя, — Тору покачал головой. — Наверное, я бы тоже ничего не понял, окажись на твоем месте. Когда у тебя на глазах кто-то ест останки, а потом рожает Проклятого Императора, тут точно перестанешь понимать, что к чему.

Как только одна из Чаек собрала все останки, в ней тут же пробудилось сокрытое в глубине души понимание своего истинного долга. А именно: съесть труп Проклятого Императора, переработать его внутри себя и воскресить… точнее, переродить императора.

Разумеется, незрелое тело Чайки не может вынести роды более-менее взрослого человека. Таким образом, выполнившая свою миссию Чайка погибает во время родов от разрыва плоти, а все «запасные», не добившиеся цели Чайки превращаются в бесполезный мусор и теряют смысл жизни.

Так или иначе, каждая Чайка — лишь расходный материал.

Более того, они даже не люди.

Если верить словам мага из отряда Жилетта, они — просто бесплотные «маски», внедренные в головы детей-сирот по всему континенту. Вся сущность Чайки сводится к минимальному набору воспоминаний, необходимых для формирования личности, и на деле они — только копии личности и воспоминаний настоящей принцессы Чайки, погибшей во время штурма столицы Империи Газ.

Нет ничего удивительного в том, что Роберт Абарт при виде Чайки воскликнул: «Мы же убили тебя!» — ведь это действительно произошло.

Все нынешние Чайки — лишь призраки той. Вернее, клоны призраков.

— Ну и наворотил же он… — пробормотал Тору и посмотрел на свесившую голову Чайку.

Она сидела неподвижно и смотрела в пустоту.

Зная, что она лишь одноразовый инструмент.

Что она даже не человек.

Что она потеряла даже данную свыше цель.

Поэтому…

«Расходный материал», — всплыли слова в сознании Тору, словно подшучивая над происходящим.

Ведь они должны описывать образ жизни диверсантов.

Сильные мира сего расходуют диверсантов на свои нужды. Поэтому у диверсантов нет собственных целей.

Диверсант Тору считал такое положение дел благом, а потому не имел права ругать императора Газа за его методы. В каком-то смысле ему удалось сделать на основе Чаек идеальных «людей-инструментов».

Но…

«Но я неудавшийся диверсант», — подумал Тору с толикой самоиронии.

Он не смог вынести мысль о том, что его жизнь бессмысленна, что он просто родится и исчезнет.

Он не смог смириться с жизнью человека, живущего в плену обстоятельств ради того, чтобы умереть.

Подобно… ребенку Хасумин, которому она даже не успела дать имя.

Тору до сих пор помнил, как стоял посреди дождя, прижимал к себе тело младенца и чувствовал, как оно остывает. Хотя, быть может, то тепло даже не принадлежало ребенку. Может, он погиб еще до этого, а Тору только чувствовал тепло Хасумин, долгое время прижимавшей младенца к себе. Сейчас правду уже не узнать.

Она передала ребенку жизнь… но та не пошла дальше и угасла.

Так неужели они, неужели все их предки рождались ради того, чтобы поток жизни иссяк?

Неужели их жизнь, их гнев, их смех, их слезы — все было напрасно?

Раз так, уж лучше бы он родился травой.

Раз так, уж лучше бы он родился камнем.

Но поскольку людям не удалось родиться кем-то еще, они…

— Брат, — обратилась к Тору Акари.

Похоже, она тоже не понимала, что сейчас делать с Чайкой.

Сколько бы двоих диверсантов ни убеждали в том, что Чайки — расходные материалы и вообще не люди, они видели в них все тех же девушек. Конечно, они сочувствовали им в том, что те оказались личностями, насажденными сиротам, и что всех их с самого начала просто использовали, но ведь Чайки не выбирали этот путь самостоятельно.

Дети не выбирают, у какого родителя им рождаться.

Люди вообще не приходят в этот мир по собственному выбору.

А значит…

— Чайка, — Тору встал на колени перед Чайкой и обратился к ней.

Но та не ответила.

Ее фиолетовые глаза даже не посмотрели на Тору.

Чайка потеряла цель в жизни, ее смысл существования вырубили под корень. Она превратилась в живой труп.

Наверняка она смутно подозревала, что вся ее жизнь просчитана заранее.

Однако мысли эти привели к эффекту совершенно противоположному — она считала, что кто-то «рассчитывает» на нее, «нуждается» в ней. Она цеплялась за эту мысль и двигалась дальше благодаря ей.

Но…

Если верить словам Акари, Чайки лишь подстраховывают друг друга.

Их создатель отнюдь не «надеялся» на них. Он не испытывал по отношению к ним никаких чувств. За их численностью стоял расчет человека, подбрасывающего сразу несколько монет, чтобы хотя бы одна из них упала орлом.

Никакой «надежды» на каждую в отдельности, один только «расчет» на всю группу.

Именно поэтому Чайки даже не инструменты, а именно что расходные материалы.

Сколько же Чаек он заготовил?

Вряд ли десяток. Может, сотню? Тысячу?

И скольким из них… удалось выжить? Наверняка и эта Чайка где-нибудь погибла бы, если бы не пересеклась с Тору и Акари. И даже такой вариант входил в изначальные планы.

В отдельно взятой Чайке Трабант нет смысла.

Лишь одна из них смогла бы выполнить их предназначение. Всем остальным суждено было стать бесполезным запасом…

— Чайка.

Тору протянул руку и коснулся ее щеки. Ее тело слегка дрогнуло.

Убедившись, что она как минимум слышит его, Тору продолжил:

— Хозяйка моя. Помнишь ли ты нашу первую встречу?

— …

— В тот раз ты заблудилась в лесу. Мне нечего было есть, и я пришел в лес собирать дикие растения. На нас напал единорог. Мы бежали… но не смогли сбежать.

Сейчас уже казалось, что они познакомились давным-давно.

Все потому, что время, которое они провели вместе, оказалось настолько насыщенным.

— Я подумал было сдаться без боя, и тогда ты сказала мне, — Тору закрыл глаза и прокрутил в голове воспоминания. — «Найди. Еще одну. Цель». Помнишь свои слова?

— … — Чайка снова вздрогнула.

Но продолжала свешивать голову и на Тору не смотрела. Ее фиолетовые глаза все изливали пустой взгляд, не обращенный к чему-либо.

— Вот и возьми себя в руки, хозяйка, — Тору схватил ее за щеки и силой повернул к себе.

Не отрывая взгляда от глубин ее подрагивающих глаз, Тору приблизился на такое расстояние, что их лбы едва не соприкоснулись.

— Разве не ты меня этому научила?!

На такое расстояние, что они чувствовали дыхание друг друга. На такое, что чувствовали тепло.

Тору не отпускал ее и продолжал говорить.

— Цели в жизни всегда, с самого начала были ерундой! — чуть ли не пролаял он ей в лицо.

— То… ру…

Чайка моргнула очень медленно, очень неуверенно. Она словно лишь сейчас заметила его.

Быть может, его слова хоть немного пробивались сквозь стену отчаяния, что окружала ее?

Тору не знал. Не знал, но… пока что ему оставалось только верить.

— Смысла нет! Причин нет! И не надо!

— …

— А поскольку их нет, ты сама можешь выбирать те, что тебе нравятся… а потеряв, выбрать новые.

— …

— Мы не инструменты, чтобы нами управляли! — крикнул Тору немного раздраженным тоном.

Он не просто обращался к Чайке. Тору Акюра оглашал тот самый вывод, к которому в конце концов сам пришел.

— Ты не инструмент для достижения какой-то там цели! Если ты для чего и инструмент, так это для своей собственной жизни! Выбрасывай из головы все цели, которые никак не помогают ей! А когда их не останется, можешь найти новые! Так же, как это сделал я!

— Тору… — Чайка несколько раз моргнула и продолжила смотреть на него.

Хотелось верить… что это хороший знак. Во всяком случае, мертвецы на недоумение не способны.

— Но…

— Да, я все понимаю, я много чего сейчас наговорил, но не сомневайся! Если ты все еще не знаешь, что тебе делать… — Тору отпрянул и переложил руки на плечи Чайки, — то живи пока ради меня.

— ...Э?

— Ты нужна мне, Чайка Трабант! Неужели этой причины тебе на ближайшее время не хватит?!

— …

На лице Чайки застыло изумление.

Неудивительно, ведь Тору предложил хозяйке и слуге поменяться местами.

Однако…

— Если хочешь, можете несколько лет побездельничать где-нибудь в глубинке, — вставила Акари, выглядывая из-за плеча Тору.

Затем она картинно вздохнула и повела плечами.

— Как мой брат в свое время.

— Но…

— В этот раз он работать не откажется, так что прожить сможете.

— Но…

— А хочешь, я тебе пока фокус покажу? Забью брата молотом до полусмерти, закрою в гробу, досчитаю до десяти, открою — и чудо! — он целый и невредимый…

— Перестань.

— Почему ты не хочешь, брат?

— Ты думала, что я еще и захочу?!

— Для чего еще тебе бессмертное тело наездника на драгуне, если не для таких развлечений?

— Начнем с того, что ты теперь должна извиниться перед всеми наездниками!

— Но я!.. — вновь протянула Чайка. — Не… человек.

Человек смог бы найти себе в жизни новую цель.

Каждый человек рождается совершенно голым, не способным даже разговаривать.

Но Чайка, в отличие от Тору и Акари, не человек.

Она лишь бесплотная маска, созданная ради определенной цели.

Не будь этой цели, она никогда не появилась бы на свет.

Конечно, Тору твердил о том, что человеческой жизни не нужны ни смысл, ни причины, и что, как правило, ни того, ни другого вовсе нет. Однако еще не известно, подходят ли эти суждения Чайке.

— Я… не… человек…

— ...И что в этом плохого? — с искренним любопытством в голосе спросила... Фредерика.

Превратившийся драгун. Существо, выглядящее как человек, но не относящееся к людям.

— Кто ты? — вдруг спросил Тору.

— ...Э?

Таких слов Чайка не ожидала, и ее лицо слегка расслабилось.

А Тору продолжал наседать на нее:

— Разве ты не Чайка Трабант?

— Нет… я… Чайка… Трабант… но…

Да, фамилия Трабант — ничего не значащее слово, придуманное для того, чтобы властям было труднее преследовать Чайку.

И все же это то имя, которым она назвала себя.

Она придала своему имени форму, которую сама же и придумала.

Она не смогла стать настоящей Чайкой Газ.

Само ее существование подчинялось чужому расчету.

Но все же…

И как раз поэтому…

— Вот и прекрасно, хозяйка.

Тору отпустил плечи Чайки, взял ее за бока и помог подняться на ноги.

— Я служил не Чайке Газ, а Чайке Трабант. И мне будет достаточно того, что ты будешь Чайкой Трабант и сама признаешь себя ей.

— Тору…

Готовая вот-вот расплакаться Чайка размашисто кивнула в ответ.

***

Место, отрезанное от всего остального мира.

Отделенное от материка бескрайним морем. Окруженное скалами так плотно, что кораблю негде пристать. Не славящееся редкими растениями, животными или полезными ископаемыми. Крупная, но ничем не примечательная скала.

Большая часть жителей континента не знала о ее существовании.

И никому даже в голову не приходило отправиться в такое труднодоступное место по собственной воле.

Другими словами, все жители скалы оказались на ней не потому, что захотели.

Их привезли сюда насильно.

— Кирилл! — послышался голос, и юноша перестал размахивать топором.

На окраине леса стояла девушка и махала ему рукой.

Кирилл считал ее очаровательной красавицей… но, скорее всего, по меркам большинства обитателей этого мира девушка относилась к «чудовищам», ведь она обладала звериными ушами и хвостом, которых нет у обычных людей.

Теми же особенностями обладал и Кирилл.

Полукровки.

Так называли «искусственных» людей.

Существ, измененных с помощью магии (в частности, биоалхимии), когда они еще находились в утробе матери, и таким образом наделенных способностями, которых нет у обычных людей.

Символами их отличий служат всевозможные звериные органы. В случае Кирилла и девушки к ним относились уши и хвосты, но встречались и рога, и даже чешуя.

Хотя полукровок и разрабатывали как солдат, превосходящих по возможностям людей… разница в строении тел привела к сильному неравенству в боевых умениях, что похоронило их надежды стать важнейшей силой на поле боя. Более того, после окончания войны они снискали всеобщую ненависть как плоды возмутительных экспериментов над людьми. Некоторых полукровок не стеснялись гонять камнями.

Кирилл и остальные же вовсе относились к реваншистам Империи Газ.

Они в принципе не могли никуда податься и поэтому остались жить на острове на самообеспечении даже после того, как избавились от принуждавших их к жестокости людей.

— Урсра…

Кирилл воткнул топор в ветку ближайшего дерева и подбежал к девушке по имени Урсра.

Работа его состояла в том, чтобы рубить подходящие ветки, относить их обратно, сушить и превращать в дрова. В первую очередь от него требовалось терпение, и дрова он рубил в перерывах между руководством остальными полукровками.

— Кажется, орехи в северном лесу уже можно собирать, — с улыбкой сообщила Урсра.

— Хорошо. Нужно успеть, пока они не перезрели и не попадали сами, так что используйте фейл и… — начал Кирилл, но прервался. — …

— Кирилл? — настороженно спросила Урсра и наклонила голову.

— Тихо. Не шуми, — ответил он и напрягся.

Сначала ему показалось, он услышал гром.

Но нет. Звук постоянно, ритмично прерывался.

Он напоминал… биение.

Причем Кирилл слышал его не ушами, а…

— Слышишь?

— Это же...

Урсра изумленно моргнула, затем повела ушами.

Похоже, она тоже услышала звук.

Что-то словно урчало у них под ногами.

— Кстати, а ведь…

Когда-то их остров был «тайной крепостью».

Если точнее — исследовательским институтом, созданным Империей Газ для разработки магических существ и технологий.

Здесь разрабатывались технологии изменения и подчинения фейл посредством магии и биоалхимическое клонирование подготовленных к воспроизводству фейл, которых назвали фейкерами. Также здесь искали возможность создавать новые типы фейл в дополнение к изначальным семи.

Кирилл — одновременно и плод этих исследований, и один из охранников института.

Однако маги-исследователи, хозяева крепости, уже погибли.

После их смерти на острове осталось множество магических механизмов, но полукровки не умели пользоваться ими, да и вообще не знали, для чего они нужны.

Может, один из них ни с того ни с сего включился?

Обычно магическим двигателям для запуска непременно нужен маг, вернее, сознание живого человека, но нельзя исключать, что разработанные на острове двигатели могли какое-то время работать сами по себе или же запускаться дистанционно. Наконец, какой-то из двигателей мог на самом деле работать все это время, просто полукровки из-за нехватки знаний этого не замечали.

В любом случае…

— Урсра. Собери всех.

— Э? Но… но зачем? Что происходит?..

— Я не знаю. Не знаю, но… как раз поэтому мы можем быть в огромной опасности, — объяснил Кирилл испуганной Урсре.

Большая часть изобретений этого острова так или иначе относится к оружию.

А значит, включившийся двигатель… вполне может таить в себе некую разрушительную силу. Полукровки не знали, на что он способен, и не знали, как его остановить.

— Приготовьтесь в любую секунду покинуть остров.

— Х… хорош… — Урсра попыталась кивнуть. — …

А затем молча упала на колени.

Девушка рухнула на землю прямо на глазах Кирилла.

— Урсра?..

Он опустился на землю рядом с ней и потрогал рукой под подбородком.

Пульс на месте. Жива, но без сознания.

Но с чего вдруг?

Недоумение Кирилла продлилось лишь мгновение.

— О… а?..

Мир перед глазами покачнулся.

Он понял, что упал на землю так же, как и Урсра.

Он не чувствовал ни боли, ни тяжести, однако силы покинули его тело.

Даже сознание не хотело задерживаться в голове.

Его словно сразил приступ сна.

— Вот… черт… — Кирилла хватило лишь на эти слова.

В следующую секунду его сознание провалилось во тьму.

***

Отряд Тору добрался до врат замка, не встретив на пути никаких преград.

Если говорить точнее, добрались они до главных врат, соединявших окруженную двумя рядами стен территорию с собственно замком. Тору решил, что среди такого хаоса бежать лучше не через узкие запасные проходы, а через широкие главные врата.

Однако…

— Что за? — отряд Тору смотрел на врата из-за тени колонны. — Что это такое?

Оба створа оказались настежь открытыми.

Казалось бы — ничто не мешало им выбежать наружу.

Но раз так, почему с другой стороны врат стоит такая толпа солдат? Точнее, не только солдат — среди них затесались и слуги, работавшие в замке. Вероятно, там собрались все, кто по какой-то причине покидал замок.

Однако они казались растерянными и внутрь замка не заходили.

Точнее…

— Они не могут зайти?

— Там…

По ту сторону врат что-то виднелось.

Вот только ни Тору, ни Акари не смогли бы описать, что именно.

Путь преграждала какая-то прозрачная стена, сделанная то ли из стекла, то ли изо льда. Настолько прозрачная, что они и не разглядели бы ее, если бы она не испускала то и дело голубое свечение.

Судя по поведению рыцарей и слуг, «стена» появилась не только перед вратами, но и вообще вокруг всего замка, мешая как войти, так и выйти.

Скорее всего, она закрыла замок даже с воздуха, потому что в противном случае в него вернулись бы авиаторы, ведшие трансляцию чемпионата.

Помещения замка Герансон полностью отрезало от внешнего мира.

— !..

Солдаты по ту сторону врат что-то кричали.

Несколько солдат разделились на два отряда и попытались прорубиться сквозь незримую стену мечами.

Они вложили в удар все силы, и клинки… так не смогли войти в стену.

Там, где острия коснулись преграды, по ней пробежала рябь, словно от упавших в воду камней, но не более. Солдаты никак не смогли навредить стене. Некоторые даже упали на землю, не в силах совладать с инерцией.

Затем место солдат заняли маги и вскинули гундо.

Они попытались дружно развеять стену.

Но…

— !.. !..

В воздухе появились магические диаграммы, сработали заклинания.

Разрушительная боевая магия покинула гундо и ударилась в стену… но снова вызвала лишь рябь и рассеялась в воздухе. Маги добились того же, чего и мечники.

— Вероятно… барьер… — объявила Чайка, — использующий… материю…

— Вроде того, что был в «долине, из которой никто не возвращается»? — спросил Тору.

— М-м, — Чайка кивнула. — Невероятная мощь. Гигантский масштаб. Персональные гундо… могут нарушить. Но бреши… мгновенно латаются.

Голубое свечение стены действительно напоминало магию. В магическое происхождение барьера верилось легко.

Стена из чувствительной к магии материи. Такой и правда можно накрыть весь замок Герансон, хватило бы магической энергии.

Вот только… чтобы закрыть целый замок, нужен невероятный запас энергии.

В «долине, из которой никто не возвращается» на территории всего ущелья действовал лишь барьер, мешавший поисковым заклинаниям, а осязаемые стены, равно как и фальшивки-марионетки, создавались только вокруг незваных гостей. К тому же в тот раз Чайка могла вмешиваться в работу барьера собственной магией.

Однако барьер вокруг замка не шел ни в какое сравнение с барьером внутри долины.

Количество магический энергии в них разнилось не то что на порядок, а на два, три или даже больше. Даже если бы они нарушили работу барьера магией и проделали в нем дыру, она исчезла бы еще до того, как глаз успел бы заметить брешь.

— Но зачем? И вообще, что…

— Либо для того, чтобы в замок не проникли посторонние, либо для того, чтобы из него никто не смог сбежать, — проговорила Акари, поворачиваясь к глубинам замка. — Вопрос в том, кто создал барьер: некто снаружи или некто внутри?

— ...Да уж понятно, кто. Наверняка он, — Тору тоже обернулся и посмотрел наверх.

Где-то там, на верхнем этаже замка, за множеством стен, полов и потолков, находился тронный зал.

Наверняка мальчик, представившийся Проклятым Императором, еще не покинул его. Судя по тому, что звуков битвы уже не раздавалось, «апостолов» он благополучно одолел. Конечно, могло быть и так, что поражение потерпел Проклятый Император, но…

Кто бы ни стоял за барьером, если бы задача этой стены заключалась в том, чтобы не выпустить Проклятого Императора наружу или же не допустить чьего-либо вмешательства в его битву против «апостолов», она несомненно появилась бы гораздо раньше и так или иначе помешала бы Тору проникнуть в тронный зал.

Поэтому куда вероятнее, что Проклятый Император развернул барьер уже после окончания битвы. Не совсем понятно, зачем ему понадобилось запечатывать замок после победы над «апостолами», но…

— Короче говоря, отсюда сбежать мы не сможем.

— М-м…

— Идем искать щель в барьере?

Отряд решил, что первым делом им нужно сбежать из замка Герансон.

Поскольку черная Чайка уже выполнила миссию «принцессы с гробом», больше их здесь ничего не держало. Безусловно, Тору хотелось сказать императору Газу в лицо пару ласковых, но это дело совершенно не срочное.

Поэтому Тору решил, что для начала им нужно обеспечить безопасность белой Чайки, его хозяйки. Совать нос в конфликт «апостолов» и Проклятого Императора их никто не просил, а разбираться в планах возрожденного императора Тору тем более не хотелось.

Однако теперь…

— Барьер, в котором есть лазейки, бесполезен, и неважно, против кого он направлен, — отозвалась Акари словами, которые невозможно оспорить.

— Пожалуй, — Тору сложил руки на груди. — А значит… хоть мне и не хочется…

Видимо, им не получится уйти, пока они не разберутся с тем, кто установил барьер… то есть, по всей видимости, с Проклятым Императором. Однако едва ли человек по имени Артур Газ прислушается к отряду Тору. Если уж ему пришло в голову наплодить целую армию Чаек и использовать их в качестве одноразовых инструментов, то вряд ли он согласится выполнить просьбу случайно оказавшихся не в том месте диверсантов в сопровождении одной из теперь уже бесполезных Чаек.

То есть…

«Мы должны убить его? Мы? Проклятого Императора?»

Дьявол, ставший легендой еще при жизни и продолжавший влиять на мир даже после смерти, в одиночку расправился с целым отрядом апостолов. Противостоять ему…

«Невозможно. Но…»

Как раз такие убеждения и мешают двигаться дальше.

На первом месте стояла не победа над Проклятым Императором, а бегство из замка.

— ...Вернемся пока в тронный зал, — сказал Тору, обводя взглядом Чайку, Акари и Фредерику.

Он не знал, что ждет их там.

Более того — даже толком не представлял, во что их втянуло.

Но…

«Бессмысленно умирать я не согласен. Мы будем жить. В полную силу. Все вместе».

Чайка, принцесса с гробом.

Пусть она с самого начала была лишь инструментом и расходным материалом…

Подобно тому, как Тору смог сознательно отказаться от диверсантского существования, так и она может выбирать, как ей жить, и отказываться от прошлого, кем бы ни родилась.

Далеко не все в жизни человека определяет то, кем он родился.

Даже принятые решения можно пересматривать снова и снова.

Тору считал, что именно таким образом можно поквитаться с жестоким миром.

И поэтому…

— Идем, — сказал он, поднимаясь в полный рост.

1. ↑Это просто дичайшее мимими, вне всяких сомнений (не говоря уже о иллюстрации). (прим. ред.)
2. ↑К слову, в реальности Шамони — центр популярного горнолыжного региона Шамони-Монблан.