Тору Акюра — диверсант.

Деревня Акюра начала воспитывать его еще в бессознательном возрасте. Вместо материнского молока он пил кипяток с разведенным ядом, вместо игрушек развлекался с метательными ножами и мечтал умереть на поле боя, как и положено настоящему диверсанту.

Многие в Акюре шли по тому же пути.

«Семьи», из которых состояла деревня, — термин условный и придуманный для удобства, ведь мало кто из диверсантов состоит в кровном родстве. Во многом деревня напоминала скорее «фабрику», существовавшую ради производства диверсантов.

Однако даже в Акюре, при всей отработанности технологии, попадались «бракованные продукты», не отвечавшие стандартам.

Чаще всего речь шла о людях неумелых… однако немало было и диверсантов крепких физически, но некомпетентных из-за каких-либо психологических осложнений.

Диверсантов не почитают слепо и не боготворят.

Их ценят и боятся ровно за ту силу, которой они обладают.

Клан Акюра прославился поистине демонической свирепостью во время сражений и дорожил репутацией. Поэтому им приходилось куда-то девать свой «брак».

Неудавшихся диверсантов не выпускали на поле боя, и они до конца жизни оставались разнорабочими в деревне.

Деревня так и не успела принять окончательного решения по Тору Акюре… но, возможно, такая судьба ждала и его.

Сложно сказать, повезло ли ему, но война закончилась, а деревню стерли с лица земли до того, как юного диверсанта так или иначе заклеймили. Что же до бывших односельчан, они быстро разбежались, опасаясь гнева сильных мира сего.

Тору не знал, где они и чем занимаются. Каждый диверсант Акюры знает, что ему, вероятно, придется встретиться с бывшими товарищами в битве, и потому не сильно привязывается к дому.

Впрочем…

— Кх!..

Раздался громкий звук удара кулаком о стену.

Но и его не хватило, чтобы выразить весь гнев, и Тору до крови прокусил собственную губу.

— Я…

«Тору не годится в диверсанты».

Он много раз слышал об этом от односельчан.

И самая очевидная тому причина — его характер.

Эмоции в нем били через край. Он не мог подавлять чувства и демонстрировал их окружающим. Порой собственные чувства Тору бесцеремонно вмешивались в работу.

Однако диверсанты призваны выполнять грязную работу, которая заслужила им звание шавок и сволочей. Поэтому они должны отстраняться от чувств и вести себя как механизмы. Однако у Тору никак не получалось.

Он превосходно владел телом… и потому еще сильнее расстраивал наставников.

Многим из них не хотелось клеймить его «бракованным». Однако пока они спорили, война закончилась… а Тору упустил шанс проявить себя.

— Тору, — вдруг послышался за спиной раздраженного диверсанта звонкий голосок.

Рядом со стеной комнаты стояла девушка и смотрела на него.

Ее волосы похожи на нити из чистого золота, гладкая бледная кожа напоминает фарфор, а в красных глазах будто застыли рубины. Черты ее лица столь аккуратны и очаровательны, что вздох вырывается сам собой. При этом она отнюдь не выглядит хилой. Девушка чем-то похожа на кошку — маленькую, но хищную. Намеки на силу сквозят в каждом жесте и взгляде.

Она похожа на куклу, вырезанную настоящим мастером своего дела.

Другими словами, она кажется слишком идеальной, и потому — немного ненастоящей.

Ее зовут Фредерика.

Фамилии у нее нет. При необходимости (например, во время регистрации на турнир) она пользуется фамилией «Скода», но на деле у нее нет даже имени. Во всяком случае, кличку «Восток-645» вряд ли можно назвать именем в человеческом понимании. «Фредерика» — лишь псевдоним, который дал ей Тору.

Фредерика — не человек.

Она фейла… одна из семи разновидностей монстров.

Принадлежит она роду драгунов, которые могут использовать магию и изображать

людей. Драгунов немного, человеческое общество им чуждо, так что вряд ли хоть

кто-то знает, как выглядят эти создания на самом деле.

— Что будешь делать?

— …

Тору не ответил. Он не мог ответить.

Пусть Фредерика зашла лишь недавно и не видела развернувшейся сцены… но слышит она прекрасно и должна была уловить весь разговор даже снаружи.

Хозяйку Тору, Чайку Трабант, похитил «враг».

Вместе с ней похитили ее телохранителя и младшую сестру Тору — Акари Акюру, а также Ладу Ниву, их спутницу.

Стоит за похитителями правитель той страны, где они сейчас находятся, — князь Стефан Бальтазар Хартген. Считается, что имя «Бальтазар», переходящее из поколение в поколение, означает «царя праздника», и Стефан оправдывал его, регулярно проводя чемпионат боевых искусств.

Стефан — тот самый «враг», что противостоит им.

А исполнители, которых он нанял, — Син Акюра и диверсанты Субару.

Как нетрудно догадаться по фамилии, Син — что-то вроде старшего брата Тору и один из наставников-диверсантов.

Он захватил Чайку и остальных в заложники, а в качестве выкупа потребовал «останки».

Тору предвидел возможную разлуку во время турнира и предусмотрительно вытащил «останки» императора Газа из того гроба, что Чайка таскает с собой, а затем спрятал их и заминировал. Неосторожный вор разбил бы бутылку с кислотой и загубил собственную добычу.

Сложно сказать, нашел ли Син тайник Тору и узнал ли о ловушке. Однако, скорее всего, он решил потребовать останки с Тору просто для верности, благо Чайка и остальные в заложниках.

Срок он поставил до конца чемпионата.

У щедрой отсрочки есть причина — неожиданное исчезновение одного из участников вызовет лишние подозрения. Конечно, возможно, князь Хартген на деле задумал что-то еще, но чемпионат, во всяком случае, намеревался провести полностью.

— Я не вижу шансов на победу, — нехотя признал Тору.

Син Акюра.

Он, в отличие от Тору, полноценный и правильный диверсант Акюры.

Тору уступает ему практически во всем. Недаром Син какое-то время работал его наставником. Все, на что способен Тору физически и психологически, умеет и Син, плюс враг гораздо опытнее.

— Как необычно, — отозвалась Фредерика.

— ...Необычно?

— Ты ведь обычно сражаешься и против тех, кто сильнее — просто загоняешь их в условия, в которых можешь победить, — девушка-драгун задумчиво наклонила голову.

Безусловно, готовые на любую подлость диверсанты не думают о честных дуэлях на равных. Если враг слишком силен, на него сначала спускают собак, выматывают и ослабляют. Диверсант бросает вызов, когда все складывается против врага. И, если потребуется, загоняет противника в такие условия лично.

Но хоть диверсантам и следует так сражаться…

— Я не могу представить, что должно случиться, чтобы я победил.

Син обрел неоспоримое преимущество еще в тот час, когда захватил заложников.

К тому же он работает на князя. Тору почти в одиночку противостоит такому многочисленному противнику, что создать условия для победы практически невозможно. Безусловно, можно пойти на всевозможные хитрости, но Сину, как диверсанту, они прекрасно известны. Ради выполнения поставленной цели диверсанты готовы даже на самоубийство или безнадежные битвы. Пытаться вести против них психологическую борьбу — все равно что резать воздух.

— Против нас диверсант, к тому же, в каком-то смысле, мой учитель. Все, что могу придумать я, может прийти в голову и ему. Все, на что способен я, умеет и он.

При прочих равных недоделанный боец не справится с полноценным.

— Тогда… — Фредерика моргнула и уверенно продолжила: — похоже, остается только отдать останки?

Именно.

Ничего другого им не оставалось.

Но…

— ...Не факт, что он отпустит их, если мы согласимся.

Только душевнобольному придет в голову, что готовые на любую подлость диверсанты обязаны соблюдать устные уговоры.

В конце концов, князю нужны «останки», потому что у него есть свои Чайки.

Чайки сражаются друг с другом за «останки».

А значит, проще и быстрее всего будет безжалостно убить Чайку Тору, как только останки окажутся у них. Так они помешают ей вернуть их в будущем. Во всяком случае, Тору на месте Чайки рассуждал бы именно так.

— М-м… — Фредерика ненадолго задумалась. — Послушай. Сразу скажу, я не человек и каких-то тонкостей могу не знать.

— ...Чего тебе?

— Просто с Доминикой было то же самое, — Фредерика посмотрела куда-то вдаль, словно пытаясь что-то вспомнить. — Вот что для тебя самое ценное, Тору?

В свое время Доминика, хозяйка Фредерики, решила стать наездницей на драгуне, чтобы защищать семью Скода и свою сестренку. Она прославилась на войне и вернулась домой, где узнала, что сестренка ее погибла. Доминика столько страдала от того, что не могла быть рядом в роковой час, что и сама заболела и умерла.

— Мне лично кажется, что Доминика все делала правильно. Однако сама она так не считала. Если согласиться с ней и подумать, что пошло не так… наверное, она в одну кучу запихала «защиту сестренки» и «защиту семьи», хотя стоило бы определиться с более важным.

— Я не… — попытался было возразить Тору, но сам себя осек.

Ведь если подумать, Фредерика права.

Если бы Доминика действительно поставила жизнь сестренки на первое место, то не стала бы наездницей, а жила с ней под одной крышей и сделала все ради ее защиты. Конечно, в крайнем случае ей пришлось бы продать фамильное имение и отказаться от прав на землю, но выжить бы сестры смогли.

А что насчет Тору?

— Для меня, конечно, цели Чайки.

— То есть для тебя, Тору, важнее всего, чтобы желания Чайки сбылись?

— Именно, — ответил он, не думая ни секунды.

Он уже неоднократно отвечал на этот вопрос.

Он не врал. Тору действительно считал, что готов ради ее желаний на все.

Но…

— То есть пусть даже сама Чайка этого не переживет?

— Что?..

— Короче, я к чему. Устроит ли тебя, что Чайка умрет ради исполнения собственных желаний? Готов ли ты переступить через ее жизнь ради ее же цели? — обронила Фредерика слова, которые никому бы в голову не пришло озвучить.

Возможно, такая мысль пришла ей в голову именно потому, что она драгун, существо с размытым «я».

Можно ли исполнить желание, если загадавший его уже мертв?

— Конечно, так-то исполнить его нельзя, но ты, Тору, способен унаследовать цели Чайки, правда?

— Я…

Инструмент и телом, и душой.

Диверсант, чью жизнь необходимо расходовать, не задумываясь.

Тору столько времени убеждали в этом, что мысли Фредерики никогда не приходили ему в голову. А именно: «Смогу ли я смириться со смертью Чайки ради достижения ее цели?».

— Чайка…

«Не факт, что он отпустит их, если мы согласимся».

Даже если он решит, что жизнь Чайки, Акари и Нивы важнее, у него нет верного способа спасти их.

Тогда что же, остается поставить на первое место сбор останков?

Если Чайку убьют, задача сбора ляжет на плечи Тору. Сам он унаследует ее «волю»... и, если соберет все останки, исполнит желание.

Но можно ли так?

Чайка, по всей видимости, стремится похоронить останки императора Газа, но похороны — право и обязанности живущих. Тогда стоит ли Тору продолжать дело Чайки после ее смерти?

Жизнь или цель?

И раз уж на то пошло — есть ли у Тору право выбирать?

— Все-таки я совершенно…

«...не гожусь в диверсанты», — вновь осознал он.

Настоящий диверсант не станет столько мучиться.

Окажись Син на месте Тору, он не колебался бы ни секунды… и, скорее всего, решил бы смириться со смертью Чайки. В эпоху войны диверсанты уяснили, что в смерти человека ради великой миссии есть смысл, как и в неукоснительном стремлении к цели.

Решиться и не жалеть было бы так легко.

Но…

— …

Тору еще раз ударил стену и вздохнул.

***

Рост девушки уступал длине ее бледно-фиолетовых волос.

Не синих. Не красных. Оттенок завис где-то посередине.

«Недоделанные», «непрочные»... Почему-то ее волосы казались такими хрупкими, что на ум приходили именно эти слова. На ощупь мягкие нити напоминали шелк.

Словно их можно легко оторвать неосторожным движением.

Волосы настолько же изысканные и прекрасные, как и их хозяйка.

— Ого… — обронила Чайка на своем родном Лаке, не сдержавшись.

Жизнь, что выпала девушке возле Чайки, могла безнадежно испортить любые волосы.

Да что там, не ясно даже, удавалось ли ей толком мыться.

Конечно, о самой Чайке тоже не скажешь, что она содержала тело в идеальной чистоте. Ей, как страннице, редко доводилось ополоснуться, не говоря уж о ваннах. Чаще всего приходилось довольствоваться влажным полотенцем.

Поэтому всякий раз, когда путешественники оказывались у чистой реки — как сейчас — они останавливали машину, набирали воду и мылись.

Как правило, Чайка мылась одна, пока Тору и Акари стояли на часах, но сейчас ей составила компанию недавно присоединившаяся спутница.

— ?..

Владелица фиолетовых волос обернулась и равнодушно посмотрела на Чайку.

Моргнули разноцветные глаза — алый и лазурный.

Если что в девушке и могло поспорить по необычности с волосами, так это они. Гетерохромия. Взгляд ее казался пронзительным, заглядывающим в самые глубины души. Чайка никак не могла успокоиться, пока смотрела на них.

Лада Нива.

Так звали эту девушку.

А может, и Нива Лада — трудно понять, где имя, а где фамилия. К тому же, она не человек, и непонятно, можно ли считать ее живой. Она «магический усилитель», созданный выжившими исследователями Империи Газ из металлического скелета и плоти фейл.

Ее тело пережило множество экспериментов… но на нем нет ни единого шрама.

На ее гладкой коже — ни пятнышка, очертания тела совершенно естественны. Она напоминала незрелую девушку, отчасти из-за скромной груди и ягодиц, но без видимых уродств или отклонений в развитии.

Конечно, и красоту тела, и красоту волос можно списать на чудеса… но, возможно, облик Нивы создан магией перевоплощения драгунов, поэтому она способна устранять любые изъяны своего образа.

— Ты очень красивая.

Однако Нива не улыбнулась и не смутилась в ответ на комплимент Чайки.

— Оценка относительная.

— М?

— Не поддается оцифровке. Оценка личная и эмоциональная. Тяжело поддержать.

— …

Видимо, Нива о том, что красота и уродство в глазах каждого человека выглядят по-разному и этим отличаются от простых и понятных цифр вроде роста и веса.

Действительно, чувство прекрасного у каждого свое. Иные вовсе не обязаны считать Ниву красавицей. Согласятся они или нет — зависит от их мнения о женской привлекательности.

И в самом деле…

— Получала множество прямо противоположных оценок.

— Э?..

— Самые частые — «омерзительная» и «противная».

— …

Вряд ли Ниву так называли исследователи, создавшие ее. Красота подопечной наверняка заботила их в последнюю очередь.

Скорее всего, Нива слышала подобные оценки от тех полукровок, что ухаживали за ней.

С точки зрения людей, полукровки сами выглядят необычно.

Вполне возможно, что на фоне их искаженной психики Нива действительно выглядела «омерзительно» и «противно».

Хоть полукровки — тоже искусственные создания, они лишь «доработанные» люди, в то время как Ниву тяжело даже назвать живой, ведь она создана из металла и плоти фейл.

Вероятно, полукровки утешали себя мыслью «хотя бы мы не как она».

Впрочем…

— Мне ты кажешься красивой, только и всего, — с улыбкой ответила Чайка.

Она просто ощутила в Ниве красоту и озвучила собственные мысли — не больше и не меньше. Ее не волновало, согласятся ли другие люди. Чайка отнюдь не пыталась настаивать на том, что Нива красивая, и спорить со словами полукровок.

Она просто поделилась чувствами.

И они — однозначная неподдельная исти…

— …

В сознании Чайки мелькнула смутная мысль.

Чаек много.

У всех провал в памяти.

Скорее всего, они — часть некоего плана Проклятого Императора.

Причем плана такого масштабного, что он затронет и человечество, и весь мир…

— Я…

У Чайки уже не осталось ничего незыблемого. Возможно, ее воспоминания — подделка. Тогда можно ли называть настоящими те чувства, что она испытывает?

— Может, меня тоже кто-то создал, поэтому я… — продолжила Чайка, силясь улыбаться, — спокойно отношусь к твоей необычности, Нива.

— …

Та ничуть не изменилась в лице.

Однако «магический усилитель» все же кивнул.

Поначалу Чайка не поняла смысл жеста, но затем…

— А-а… Нива?

— …

Нива вдруг развернулась и начала ощупывать лицо Чайки.

— Ч… что ты?

— Здоровый череп.

— А… а-а…

— Стандартная форма и размер.

— …

Затем Нива слегка ущипнула ее за щеку.

А потом заглянула в глаза.

— Показатели глаз тоже стандартные, отклонений не вижу.

— …

— Видимых повреждений кожи лица нет. Немного суховата.

— …

Ладони Нивы спустились к шее.

Ее пальцы без конца поглаживали кожу Чайки и надавливали на нее.

Но хоть движения и походили на ласки…

— А… прекрати… щекотно…

— В шейных позвонках и окружающих их мышцах не наблюдается никаких отклонений, искажений и опухолей. Все в пределах нормы.

— Э-э, ну… спасибо.

Чайке пришло в голову лишь поблагодарить девушку… и тогда ей вдруг подумалось.

Может, Нива таким образом «возвращает должок» за то, что Чайка назвала ее красивой?

Но поскольку она относительных оценок не признает, то и пытается оценить внешность Чайки по абсолютным критериям. В ее понимании здоровое, стандартное, не выбивающееся из норм тело — признак гармонии.

— Далее, ключицы и ребра… в норме.

— Хья? Нет, погоди секун… — невольно обронила Чайка от того, как тщательно ощупывала ее Нива.

Пусть девушка действовала с полным равнодушием на лице, Чайке все равно отчего-то казалось, что ласкать вот так голую кожу неправильно.

— Грудь, с точки зрения объема, несколько ниже нормы.

— В-вот этого не…

— Однако функциональных отклонений нет. Что касается сосков…

— Хья?!

Нива бессовестно коснулась чувствительных точек Чайки, и та перешла почти что на вопль.

Она сразу схватила Ниву за руки, но те оказались на удивление сильными и продолжили скользить по телу с той же скоростью.

— Нет… прек… туда не…

— Линия подмышек в…

— Нет… хья?!

…

— П-перестань!.. — заголосила Чайка… и проснулась. — ?..

Она лежала на спине и недоуменно моргала.

Даже не сразу поняла, в какой позе находится.

— Н… Нива?..

Спереди к ее голове почти прижималось лицо Нивы. На мгновение Чайка подумала, что сон продолжается, но заметила, что теперь фиолетовые волосы Нивы собраны в хвосты.

— Да. Я — Лада Нива, — послушно кивнула та.

— Что ты… делаешь? — неуверенно спросила Чайка на языке Лаке.

— Смотрю на лицо Чайки сверху.

Не поспоришь.

Возможно, действовал пристальный взгляд сверху, но Чайке казалось, что тень головы Нивы давит невыносимым грузом. Но при всем желании подняться она не могла.

Похоже, ей так и придется лежать спиной на полу.

Но как она очутилась здесь?..

— Акари!

Чайка рефлекторно вскочила и пребольно стукнулась о лоб Нивы.

Удар разошелся по всей голове.

— У… у-у-у-у-у!

— …

От боли Чайка схватилась за голову, а Нива… лишь моргнула, но в лице не изменилась. Понятно, что от лобового столкновения с ее металлической головой человек пострадает гораздо сильнее.

— Как больно…

Чайка прижала руки ко лбу и вдруг заметила оковы в виде соединенных цепью колец на запястьях. Наручники давали относительную свободу, но не позволяли резких движений.

К тому же она, как и Нива, лежала в одном лишь нижнем белье.

Поблизости нет ни черного гроба, ни гундо, что хранилось в нем.

— …

После небольшой паузы Чайка вспомнила.

Их поймали.

На них напал нанятый князем Хартгеном диверсант по имени Син, наставник Тору и Акари, а также примкнувшие диверсанты из другого клана. Акари пыталась сопротивляться и защищать Чайку, но Син оказался сильнее и без труда одолел ее.

Затем Чайку заставили вдохнуть какой-то препарат, и она потеряла сознание…

— Акари. Акари?!

Чайка беспокойно огляделась по сторонам.

Их бросили в пустынную комнату. Вокруг лишь стены, пол и потолок.

Выход из нее один, закрытый крепкой дверью, а у потолка — несколько крохотных вентиляционных окошек, через которые человек ни за что не пройдет. Сквозь эти щели можно просунуть максимум ладонь.

Комната довольно просторная, но узник, конечно же, не станет благодарить тюремщика. К тому же их заковали в кандалы по рукам и ногам. Когда толком не можешь сдвинуться, размер комнаты особо не важен.

— Акари!

Чайка посмотрела по сторонам, но никого не нашла… и, наконец, обернулась.

И действительно, полуголая девушка-диверсант лежала рядом позади, у самой стены.

— Акари?!

Чайка тут же склонилась над ней.

Акари ранило в бою с Сином, плюс тот ударил ее в живот. В худшем случае он мог повредить ей органы. Конечно, сейчас Чайка при всем желании не смогла бы толком помочь ей, но хотелось сделать хоть что-то.

Акари…

— …

...спала.

Видимо, ее усыпили так же, как и Чайку. Дыхание ровное, и даже раны от метательных ножей обработали, чтобы они не кровоточили. Но Чайка, конечно же, не настолько глупа, чтобы поверить в доброту противников. Просто Син, как диверсант, понимал: мертвый человек в заложники не годится.

— Акари!..

Чайка заглянула той в лицо так же, как Нива заглядывала в ее.

И тогда…

— Брат… — протянула Акари.

Но она пока не проснулась.

Похоже, и ей что-то снится.

Вот только что? Наверное, что-то связанное с братом, но Чайка и представить не могла, какие сны могут быть у на редкость разговорчивой девушки-диверсанта. Уж не снится ли и ей, как они с братом моют друг друга?

— Брат… нельзя… — обронила Акари немного взволнованным голосом.

Обычно она говорила так равнодушно, что теперь эмоции в голосе впечатляли особенно сильно. Она, не открывая глаз, покачала головой.

— ...Акари?

— Там… не…

— …

— …лижи… грязно же…

— ...А-Акари! — громко воскликнула Чайка.

Она сама не понимала, почему, но вдруг почувствовала, что, если сон не прервать, случится нечто очень скверное.

Но Акари и не думала просыпаться.

Поэтому Чайка начала шлепать ее по щекам.

И тогда…

— Брат!

Акари распахнула глаза и резко вскочила.

А поскольку Чайка нависала над ней, то повторилось прежнее — девушки стукнулись лбами.

— Ай!..

— Гх?!

Чайка и Акари застонали. Нива безразлично смотрела со стороны.

Чайка от боли вновь схватилась за голову. Акари же пошатывалась и рассеянно смотрела по сторонам. А затем…

— Брат, ну что же ты творишь, — сказала она, глядя точно на Чайку. — Я понимаю, что вкусно, но нельзя же лизать дно горшка. Оно грязное, живот болеть будет. И вообще, я тебя от чистого сердца предупреждаю, а ты бодаешься? С какой стати…

Тут Акари ненадолго прервалась.

— Брат… — пару раз моргнула она. — Ты что, ужался, пока я не смотрела?

— М-м?!

— Что с тобой такое, брат?

— ...Акари?

— И волосы были черные, а теперь белые… хотя, нет, серебристые.

— …

— И даже глаза перекрасил?..

— ...Акари, запрещаю бредить.

— М-м. Погоди-ка брат… — Акари зажала рот руками и заговорила, с трудом сдерживая ужас: — Что у тебя с промежностью?! Неужели тебя кастрировали?

Она смотрела точно между ног полуголой Чайки.

— Акари… слишком сильно ударили?.. — неуверенно спросила Чайка.

Может, ее так стукнули по голове, что она рассудком тронулась?

Чайка уже начала не на шутку беспокоиться, а Акари словно продолжала видеть сон и принимала ее за Тору.

— Кто бы мог подумать, — она покачала головой. — Но не волнуйся, брат.

— М-м?

— Отрезали у тебя или нет — я всегда буду любить тебя.

— …

— А… хотя погоди. Мне тебя теперь сестрой назвать?

— Не Тору. Я Чайка, — Чайка все пыталась привлечь внимание Акари и указывала на свое лицо.

Та озадаченно нахмурилась.

— Не может быть. Ты и имя себе сменил?!

— Акари. Очень, очень прошу. Проснись, — взмолилась Чайка, не придумав, что еще сделать.

Их и так поймали и раздели. Не хватало еще, чтобы Акари с ума сошла.

Но…

— Знаю. Немного юмора, чтобы скрасить унылую обстановку, — сказала Акари, даже не попытавшись улыбнуться.

— Юмор Акари. Не понимаю, — подавленно протянула Чайка.

Она всегда с трудом понимала чувства девушки-диверсанта, хотя с Тору говорила нормально. Все-таки это не особенность диверсантов, а черта характера Акари.

С другой стороны, если Акари шутит, значит, за ее самочувствие можно не волноваться.

— Уф… — с облегчением вздохнула Чайка.

Затем она вдруг ощутила прохладу и вздрогнула.

И тогда…

— Тебе холодно? — вдруг услышала она.

Голос принадлежал не Акари и не Ниве.

— !..

Чайка ошарашенно перевела взгляд.

Когда он очутился здесь?..

У стены рядом с, видимо, выходом, стоял, прислонившись к стене, мужчина.

Сильнее всего в глаза бросались длинные черные волосы, заплетенные в хвост, и раскосые глаза.

Черты лица у него ровные… и потому не слишком запоминающиеся. Телосложение среднее. Если он нарядится в обычную одежду, то с легкостью затеряется в толпе.

А если изменит броскую прическу — тем более.

Может, даже сейчас он появился перед ними в досконально проработанном образе.

Зовут его Син Акюра.

Он диверсант из деревни Тору и Акари.

— Прости, но придется тебе терпеть, — слова его суровы, но произнес он их чуть ли не виноватым тоном. — Когда имеешь дело с диверсантом, приходится полностью разоружать как их самих, так и всех союзников.

— ...Разоружать? — озадаченно переспросила Чайка.

— Мы можем прятать оружие даже внутри тел, — пояснил Син. — Можем вытащить ребро, спрятать внутри лезвие и поставить на место, вытащить зуб и поставить вместо него туго свернутую проволоку и так далее.

— …

Син говорил такие вещи, что Чайка выпучила глаза.

Пока диверсант одет, спрятанное внутри тела оружие не найдешь и при самом тщательном ощупывании. Однако на голом теле неизбежно будут заметны шрамы от операций. Их раздели не только потому, что они могли пронести оружие в одежде, но и для того, чтобы осмотреть тела.

Чайка вновь осознала — Тору не шутил, когда постоянно говорил, что инструменты диверсантов включают и их собственные тела.

— Можно и не заходить так далеко, а привязать к языку мешочек и проглотить. Как понадобится — вытащить. А уж женщине что-либо спрятать еще легче, чем мужчине.

— ?.. — Чайка на мгновение озадаченно склонила голову, но быстро поняла, о чем речь, и густо покраснела.

Акари, впрочем, хладнокровия не растеряла и возразила, не сводя глаз с Сина:

— Но при этом ты нас особо не проверял. И рты кляпами не заткнул. Что-то ты, брат Син, спустя рукава с диверсантами обращаешься.

Слово «брат» подсказало, что Акари не только из деревни Сина, но и хорошо знает его… однако взгляд ее на редкость холоден. Пусть девушка-диверсант почти не показывает эмоций, на бывшего наставника она смотрит как на врага.

— ...И это мне говорит недоделанный диверсант? — Син ухмыльнулся. — Тебе, неумехе, этого достаточно. Конечно, если хочешь более тщательного осмотра, я не против. Сдам тебя в таком виде замковой страже, они-то тебя вовсю досмотрят.

Включая самые… труднодоступные места.

— … — Акари промолчала.

Конечно, она понимала, о чем говорил Син.

— Загвоздка в том, Акари, что ты сумела освоить «Железнокровие». Если действовать неаккуратно, ты можешь покончить с собой. А я тогда потеряю один из козырей против Тору.

— ?..

Чайка не поняла, о чем речь, моргнула и посмотрела на Акари.

Та не ответила, но…

— «Железнокровие» насильно разгоняет тело и выжимает из него силы. Но если переборщить и вовремя не остановиться, тело начнет разрушаться изнутри. Даже если просто разгонять себя без остановки, в конце концов умрешь от разрыва сердца или сосудов. Не понадобится ни язык себе откусывать, ни яд прятать, — хладнокровно пояснил Син.

Чайка считала «Железнокровие» лишь техникой временного усиления, доступной диверсантам… но похоже, при неправильном использовании ей можно затянуть петлю на собственной шее.

— А еще я разочарован, — Син вновь посмотрел на Акари. — Неужели ты до сих пор ни на шаг от Тору не отходишь?

— …

Акари промолчала, но слегка вздрогнула.

Син прищурился и сурово добавил:

— Отцепись уже от брата. Стань самостоятельной.

— ...Я буду следовать за братом Тору, — тихо отозвалась она. — Я решила так еще в деревне. Моя жизнь принадлежит ему, и если я буду путаться под его ногами — лучше умру.

Она не вкладывала в слова силу, не пыталась показать решимость. Акари говорила тихо и спокойно, словно рассказывала нечто совершенно очевидное.

— Бред, — Син пожал плечами. — Ты что, до сих пор винишь себя за случай с Хасумин?

— ?..

Чайка смотрела то на Сина, то на Акари.

Она помнила, что Хасумин была девушкой-торговкой, посещавшей Акюру… и ее смерть до сих пор лежала на душе Тору тяжелым грузом. Можно даже сказать, именно смерть Хасумин стала тем событием, после которого Тору начал мечтать о возвращении войны.

Вот только… Акари не имела к той истории никакого отношения.

Безусловно, она, как жительница Акюры, могла знать Хасумин, но Тору не упоминал сестру в рассказах о бродячей торговке. Соответственно, Чайка тоже никогда не считала, что Акари и Хасумин как-то связаны, но кажется…

— Бред, — повторил Син. — Лишний раз показываешь, что недоделанная, раз до сих пор тянешь за собой мелочи прошлого. Казалось бы, и ты, и Тору великолепно натренированы даже по меркам Акюры… но вам не хватает духа, чтобы пользоваться собственными умениями. Вы оба слишком твердые и хрупкие.

Диверсант должен быть хладнокровным и бесчувственным.

Превращение собственной души в инструмент означает, что диверсант обязан действовать, не приплетая собственные чувства. И наоборот, диверсант с эмоциональным багажом ущербен. По мнению Сина, это касалось и Тору, и Акари.

— Хотя, конечно, иначе я бы вас так не использовал, — Син ухмыльнулся.

***

— Поздравляю всех выживших, — раздался глухой, хрипловатый голос.

Территория замка Герансон.

Построен он много поколений назад и хорошо отражает мышление людей военной эпохи. Крепость обнесена двумя стенами, и собственно замок находится за внутренней. Во время осады враги запираются между стенами или между второй стеной и замком, после чего их атакуют со всех сторон.

По этой причине расстояние между стенами весьма внушительное. На территории между первой и второй стенами расположилось несколько складов и конюшен, а между второй и замком есть казармы, арсеналы магического оружия и прочие строения.

Стефан Бальтазар Хартген, хозяин замка, стоял на балконе.

На площади перед его глазами располагалось несколько шеренг. Пятьдесят групп победителей отборочного этапа… сто человек. И еще чуть больше сотни сопровождающих.

Всех их пропустили внутрь, и до самого конца чемпионата они будут жить в казармах между второй стеной и замком. Конечно, редко какой правитель впустит столько чужаков за внутреннюю стену собственной крепости… но Стефан, похоже, хотел держать участников поближе к себе, чтобы поддерживать порядок. В конце концов, среди записавшихся на турнир много вспыльчивых людей.

— Пожалуй, каждый из вас — богатырь не хуже остальных, — продолжил Стефан, довольно улыбаясь. — Но у силы много лиц. Бывает, что самого сильного воина в минуту слабости убивает хиляк. Жить сильным — значит, не проигрывать и всегда иметь силы на шаг, на дюжину шагов обгонять других.

Стефан вышел к ним в полном боевом облачении, словно собирался ехать на войну.

Поскольку вокруг виднелись авиаторы верхом на специальных летающих гундо, образ Стефана наверняка транслировался и зрителям чемпионата. Магия способна показать происходящее в замке обычным горожанам.

Скорее всего, Стефан своим видом не только демонстрировал уважение и солидарность к участникам чемпионата, но и в каком-то смысле красовался перед собственными подчиненными и гостями из других стран. Во всяком случае, выглядел князь настолько внушительно, будто и сам собирался принять участие в чемпионате.

— Что же… покажите, насколько отточили ваше воинское мастерство.

— …

Тору пропускал слова князя мимо ушей и оглядывался по сторонам.

Конечно же, среди участников основного этапа оказались союзники Тору на время отборочного этапа — красная Чайка с Давидом и Виви с Николаем. Также нашелся Хуго с товарищем и еще один отряд друзей бывшего монаха.

«Сейчас они мне неинтересны».

Тору отложил мысли об отряде Хуго в сторону.

Некогда они были монахами и фанатиками государственной религиозной организации княжества Хартген, правоназской церкви. Однако несколько лет назад Стефан Хартген упразднил институт государственной религии и де-факто начал гонения на церковь. По этой причине верующие стали пропитываться недовольством к князю… и в особенности к двум его приемным дочерям, которые, по слухам, его и надоумили.

Конечно, ни монах, ни его товарищи не рассчитывают победить в турнире, наняться на службу или получить приз. Их цель — проникнуть в замок Герансон, убить Ирину и Арину и наставить Стефана Хартгена на путь истинный.

Но Тору их история не волновала.

Да, они предлагали диверсанту объединить силы, но Тору невыгодно водиться с людьми, чья ненависть к дочерям князя затмевает их разум. В лучшем случае бунтари сгодятся на роль приманки.

«Вопрос в другом… в других группах Чаек — отряде красной и отряде Жилетта».

Не дай бог им доведется встретиться на поле боя.

«Раз меня отправили на турнир, видимо, хотят, чтобы я их прикончил».

Когда Син Акюра захватил в заложники Чайку, Акари и Ниву, он потребовал от Тору передать останки и продолжить участвовать в турнире. Конечно, в подробности Син не вдавался, но речь, скорее всего, о том, чтобы Тору одолел остальных Чаек и забрал их останки.

По-видимому, люди князя не знают, у кого какие останки.

Во всяком случае, им точно вряд ли известно, что красная Чайка расплатилась с Тору одним фрагментом за помощь в побеге с острова. Князь должен учитывать, что останки могут быть как у красной Чайки, так и у отряда Жилетта.

В то же время им выгодно избавиться от красной Чайки и Виви, ведь те могут попытаться похитить останки. Разумеется, если при этом одна из них заберет с собой Тору, будет даже лучше.

И выходит…

«Красная Чайка и Давид. Виви Холопайнен и Николай Автотор…»

Обе группы очень сильны.

Тору хотелось по возможности приберечь козыри на потом и не прибегать к магии Фредерики… а без нее одержать победу будет крайне трудно.

Тору водил глазами по возможным противникам…

— …

И вдруг наткнулся на взгляд красной Чайки.

На лице ее отразилась такая сложная гамма чувств, что и не сказать, озадачена она или рассержена. Однако уже в следующую секунду она равнодушно перевела взгляд на балкон.

Словно пыталась отбросить собственные сомнения и страхи.

В отборочном этапе они сражались плечом к плечу, но теперь будут соперничать.

Наверняка ее мысли в чем-то совпадали с рассуждениями Тору.

«Черт… да что со мной такое?»

Тору вздохнул, пытаясь хоть немного унять скопившееся раздражение.

Думать надо о Чайке и останках.

Цель? Или жизнь? Что важнее?

Он до сих пор не решил.

К счастью, если такое вероятно, с решением можно повременить до завершения турнира… то есть до окончательной победы или поражения.

Вот только…

— Тору, — обратилась к нему Фредерика, сейчас напоминавшая видом взрослую женщину… то есть Доминику.

Он опомнился. Стефан как раз закончил речь и разворачивался, демонстрируя богато расшитый плащ. Уже через пару мгновений он покинул балкон.

— И? Что теперь будем делать?

— …

Тору многозначительно покачал головой и еще раз вздохнул.

***

То был особенный день.

С самого утра деревенский воздух полнился предчувствием.

— Брат!

Пусть Акари еще училась быть диверсантом, она уже умела такое чувствовать.

Да и не так уж это трудно. Конечно, жители деревни не бегают вприпрыжку и не танцуют на улицах, но многие, особенно дети и молодежь, куда разговорчивее и веселее обычного.

Даже у диверсантов есть чувства.

Опытные умеют подавлять их, но и они остаются людьми, способными испытывать радость и веселье. А те, кто только учатся, — тем более.

Всякий день, в который тайную деревню Акюра посещали гости, обещал быть особенным.

И пусть даже гостей все хорошо знают, их появление в отрезанной от внешнего мира деревне все равно ощущалось глотком свежего воздуха.

— Брат Тору!..

Через центральную площадь — на восток, к вратам.

Акари нашла, кого искала, у проема в изгороди, игравшей роль «барьера» деревни.

— Акари…

Тору как раз проверял экипировку.

Он уже повесил на пояс комбоклинки, а тело облачил в черный боевой костюм. Наверняка в нем спрятано множество метательных ножей и дымовых шашек, совершенно незаметных на первый взгляд.

Тору еще ни разу не был на войне и редко так наряжался… да что там, сегодня он впервые в жизни так оделся. Нетрудно понять, что костюм на нем — не новый и лишь слегка доработанный под юношу. Он не совсем хорошо сидит, размеры тоже подогнаны так себе, и Тору явно чувствует себя не слишком уютно.

Но…

— Ты идешь встречать торговцев?

— Ага. Хасумин и остальных, — с улыбкой отозвался Тору.

Он просто светился от счастья. Наверняка сейчас в деревне не найти человека счастливее него. Тору не умел прятать чувства и выставлял их напоказ всему миру.

Раз в несколько месяцев Акюру посещали бродячие торговцы.

Будучи закрытой деревней, Акюра почти не имела связей с внешним миром. Поэтому они крайне высоко ценили торговцев, снабжающих их материалами, которыми диверсанты сами себя обеспечивать не могли.

Жители деревни Акюра сами выбрали, с какими торговцами иметь дело, и разрешили им посещать поселение. Вот уже много поколений торговцы ходили сюда, и потому о них знал каждый человек в деревне. Может, гости и не диверсанты, но многие считали их своими людьми.

Поэтому в день их приезда организовывалась «встреча».

В деревню Акюра ведут несколько дорог, но все они — узкие лесные тропы, удаленные от больших дорог. В зависимости от времени года и погоды по некоторым ходить опасно и приходится искать обходные пути.

Конечно, это часть естественной защиты деревни, но торговцам такие сложности крайне неудобны. Они едут с гружеными доверху повозками и могут попусту застрять среди гор, если ошибутся тропой.

В то же время лесные тропы безлюдны.

А это значит, там могут поджидать грабители и разбойники. «Встреча» со стороны деревни нужна, в том числе, и для защиты торговцев.

Впрочем, битвы, конечно же, никто не обещает.

Атакуют торговцев крайне редко, к тому же, хоть воинами их и не назовешь, оружие они с собой берут. О защите торговцев всегда говорят с точки зрения «мало ли что», а на само задание отправляют и детей, которых пока нельзя назвать полноценными диверсантами. Другими словами, «встреча» считается тренировкой для новичков.

И в тот раз в качестве новичка выбрали Тору.

— Ты кажешься таким счастливым, брат.

— Еще бы, я рад. В конце концов…

— Неужели ты настолько любишь Хасумин, брат?

— Э?.. А, нет, я не… Погоди, к чему это ты? — Тору нервно замотал головой.

Именно из-за таких моментов о нем все говорили, что юноша пока не годится в диверсанты, однако сам он ничего не замечал. Хотя Акари такая эмоциональность брата нравилась. Ей с ним было веселее, чем с «другим братом» и остальными жителями деревни, но...

— Хасумин ведь уже замужем. Да и родить должна скоро, — сказал Тору с таким красным лицом, что никого бы не убедил в своей искренности.

Акари прищурилась.

— Извращенец ты, брат Тору.

— Ч… чего ты сказала?!

Осуждающий взгляд Акари настолько озадачил Тору, что он не сразу уловил смысл ее слов. Однако затем все понял и покраснел еще гуще.

— Где, в каком месте я извращенец?!

— Хотя, нет. Может, ты просто взрослым прикидываешься.

— Еще раз, о чем ты…

— Когда я спросила, любишь ли ты Хасумин, я не говорила о любви между мужчиной и женщиной. А ты подумал, я о делах сердечных.

— … — Тору не нашелся с ответом.

Все-таки он слишком честен для диверсанта, мастера обмана. Даже когда дело доходит до оправданий, диверсант способен на ходу наврать с три короба и отвести от себя удар. Если же Тору так легко сдается, ничего хорошего это не сулит.

— Понятно… Значит, ты падок на беременных? — Акари уверенно кивнула.

— ...Э? — Тору заморгал.

— Тебе нравятся большие, надутые животы? Какой у тебя утонченный вкус, брат.

— По-моему, тебя куда-то не туда занесло.

— А ведь ты и в прошлый раз ласкал живот Хасумин, когда она приезжала в деревню…

— Я просто пытался почувствовать, как внутри двигается ребенок! И вообще, ты тоже трогала! При чем тут «ласкал»?! Прекрати так выражаться! — громко запротестовал Тору.

А затем…

— Хм?..

…посмотрел вверх.

На нос упала капля.

— Дождь… — обронила Акари.

Погода в горах меняется быстро.

Даже у деревенских диверсантов не всегда получалось правильно толковать приметы.

Поначалу дождь едва моросил, но уже скоро сменился яростным ливнем, окутавшим всю деревню.

И тогда…

— Тору, — вдруг раздалось рядом с юным диверсантом.

Он появился внезапно, как и всегда.

Син Акюра, еще один молодой неопытный диверсант. Однако Тору смотрел на него как на путеводную звезду.

Син уже успел накинуть плащ от дождя.

— Возвращайся домой и жди. Из-за дождя планы придется поменять.

Как уже говорилось, от погоды зависел и выбор дороги в Акюру… и сопутствующие опасности. Теперь брать с собой не привыкшего к местности новичка уже неудобно.

— ...Ладно, — нехотя согласился Тору.

***

— В смерти Хасумин… — обронила Акари, нарушая повисшую тишину.

Сквозь вентиляционные щели едва проглядывала луна.

Син уже сказал все, что хотел, и ушел.

— …виновата я.

— ?!

Чайка не спрашивала ее.

Возможно, Акари просто устала от молчания и коллективных мыслей о собственном бессилии.

— Акари… виновата?

— Акюра всегда отправляла людей навстречу той группе торговцев, в которой состояла Хасумин. Конечно, не из вежливости, а для защиты.

— Защиты…

— Ехать по горам с тяжелыми повозками и без того опасно, а вдали от основных дорог можно наткнуться на бандитов. Поэтому сложилась традиция — новички в качестве тренировочного задания встречали торговцев, — Акари не сводила взгляд с собственных ног. — В тот день… их должен был встречать отряд Тору и Сина.

Но вдруг пошел дождь, и планы изменились.

Тору, как ученика, отправили домой до дальнейших указаний. Вместо этого образовали два других отряда: один для проверки состояния дорог, другой — для связи с торговцами.

Но…

— Мы вышли на связь слишком поздно. Если бы сообщение дошло вовремя, никто бы из них не умер.

— Поздно? Почему?

— Из-за… меня.

Акари говорила как всегда безразлично.

Могло даже показаться, что речь вовсе не о ней.

— Как я уже говорила, изначально встречать торговцев должен был отряд Сина и Тору. А я… подбила нескольких диверсантов слегка пошалить на дороге, по которой они должны были пройти. Мы поставили там несложную западню.

— Зачем?..

— Просто так. Детская шалость, — сказала Акари, а затем вдруг моргнула с таким видом, словно поняла что-то новое. — Или, возможно… я хотела признания.

На какое-то мгновение в ее голосе мелькнула насмешка над собой. А может, Чайке просто показалось.

— От взрослых. От Сина. И от Тору.

Конечно, Акари сразу пояснила, что ловушка никого бы не травмировала.

Но все-таки речь о «детской шалости» будущего диверсанта Акюры. Неожиданный дождь ухудшил обзор, и связной попался в западню. Выбраться ему удалось не сразу. Если бы планы не изменились, и по той дороге пошел целый отряд, его бы быстро вызволили товарищи, но связной действовал в одиночку.

В итоге, он… разминулся с торговцами.

А затем их атаковали.

Разумеется, ни сама Акари, ни другие юные диверсанты, что помогали ей, такого не предполагали. За всю сознательную жизнь Акари ни разу не слышала, чтобы торговцев в самом деле кто-то атаковал… и потому не понимала важности встречающего отряда.

В то же время и сами торговцы так привыкли ездить в Акюру, что не стали дожидаться связного на оговоренной точке, а решили пробраться сами.

Нельзя обвинять кого-то одного.

Просто друг на друга наложились несколько случайностей.

В любой другой день безобидная шалость Акари никого бы не убила.

Но…

— Брат Тору не стал винить меня, — Акари моргнула. — Если бы связной успел вовремя, отряд Хасумин сменил бы маршрут, избежал бы встречи с разбойниками… и не умер. Другими словами, в смерти Хасумин виновата я. Мой брат должен обо всем знать, но…

Но то же касается и Сина, и всех взрослых диверсантов.

Пусть Акари целиком и полностью признавала собственный «грех», никто ее не обвинял. Возможно, все просто так увлеклись охотой на подонков, убивших отряд Хасумин, что о детской шалости никто и не вспомнил.

Однако, с точки зрения Акари, ей не дали искупить вину.

— Поэтому… с Тору?

— Именно, — подтвердила Акари.

Все пострадавшие, которые могли бы простить ее, уже мертвы.

А раз так, вину следует искупать перед тем, кого смерть торговцев задела сильнее всего. Тем, кому тот случай изменил и характер, и всю жизнь.

Перед Тору Акюрой.

— С того самого дня брат почти не улыбался. Он тренировался в таких условиях, что одно неверное движение могло стоить ему жизни. В результате, он достиг таких высот, что его силу признавала вся деревня, и в то же время все говорили, что после смерти Хасумин Тору стал слишком неуравновешенным для диверсанта. Он слишком открыто показывал эмоции. Слишком часто позволял чувствам влиять на поступки. Это началось еще до смерти Хасумин, но стало еще очевиднее. Поэтому… его признали слишком хрупким для участия в войне в качестве диверсанта.

— …

Чайка не могла ничего сказать.

Мир диверсантов очень жесток — в нем человека эмоционального, скорбящего о смерти другого, считают «хрупким». Чайка знала диверсантов лишь на примере Тору и Акари и никогда не задумывалась… но действительно, за такую работу может браться либо некто крайне сильный духом, либо совершенно бесчеловечный.

Впрочем…

— Можно сказать, это я позволила Хасумин умереть и сбила Тору с пути диверсанта, — подытожила Акари.

— Акари… чувство вины?

— Наверное, — на равнодушном лице мелькнула ухмылка. — Я, по сути дела, тоже неудавшийся диверсант, как и говорил Син. Поэтому, как и брат, не попала на войну.

Акари вздохнула, что бывало с ней крайне редко.