Петрас навис надо мной, его зловонное дыхание само по себе было пыткой.

‒ Резать, резать, резать, ‒ повторял он, сопровождая каждое слово быстрым ударом ножа в разные части моего тела.

Прошла неделя с тех пор, как мы с Каэрой покинули реликтомбы, и каждый день повторялось практически одно и то же.

‒ Это начинает надоедать, Восходящий Грей, ‒ сказал Мэтисон из-за спины палача. ‒ Уверен, вы знаете чем все обернется. Спасите себя от еще двух недель боли и признайтесь в убийстве лордов Калона и Эзры.

Хоть управляющий Гранбелей и сохранял спокойное выражение лица, но он постоянно возился с манжетами на своих рукавах. За последнюю неделю я определил, что Мэтисон так проявляет свое раздражение.

‒ Или, ‒ спокойно ответил я, хлопая ресницами и глядя на старика наивным взглядом, ‒ вы можете проявить милость и отпустить меня.

Внутри меня Реджис усмехнулся.

Мэтисон ответил мне пристальным взглядом, снова поправляя рукава, прежде чем повернуться к Петрасу.
‒ Проведите с ним еще некоторое время. Лорд Гранбель очень... разочарован вашей работой в последнее время. Лорд ждет результатов.

Он повернулся и вышел из камеры, оставив меня прикованным к стене. Петрас, находящийся так близко, что практически прислонился ко мне, долго смотрел вслед управляющему.

Ну, ‒ наконец сказал он, его обычно высокий голос стал ниже и мрачнее, ‒ вы слышали мастера Мэтисона. Сегодня мы проведем вместе еще немного времени.

***

После еще одного часа ожогов, порезов и зловонного дыхания Петраса, долговязый алакриец, казалось, сдался. Он ушел медленными и тяжелыми шагами, со свисающими руками по бокам, не сказав ни слова и даже не оглянувшись.

‒ Я на самом деле начинаю сочувствовать ему, ‒ сказал Реджис, когда палач ушел. ‒ Сжалься над ним... Хотя бы издай стон или поморщись.

Вытянув руки и ноги, мои раны быстро заживали. Проводя по несколько часов каждый день, сосредоточившись на поглощении эфира из атмосферы, я смог справиться с его затратами на исцеление многочисленных ран, оставленных палачем Гранбелей.

‒ Итак, еще один интересный день, пройдет за разглядыванием твоей игрушки? ‒ спросил Реджис, когда я развалился на койке и вытащил высушенную фрукт-игрушку. ‒ Я умираю от желания выйти и размять ноги.

‒ Ты же знаешь, что сейчас мы не можем этого сделать, ‒ сказал я ему в десятый раз.

Из моего пальца вырос фиолетовый коготь, и я вставил его в прорезь у основания сухофрукта. Побренчав семенем внутри, пока оно не остановилось над отверстием, оставленным плодоножкой, я потянул когтем.

Эфир задержался на мгновение, прежде чем как мокрая глина согнуться и потерять форму.

Вздохнув, я воссоздал коготь и попробовал снова.

Когда мы с Тройным Шагом вместе оттачивали Божественный Шаг, она показала мне как изменить фокус моего внимания и по-другому взглянуть на мир. Я уверен, что также должен быть какой-то мысленный “трюк” с использованием эфира для формирования его физической формы, но чувствовал, что застрял и хожу по кругу, снова и снова повторяя одно и то же.

Однако, полная сосредоточенность на создании эфирного когтя успокаивала мой разум. Я потратил несколько часов, пытаясь когтем вытащить семя, и, хоть каждая попытка и заканчивалась неудачей, но я не расстраивался. Почему-то это казалось правильным, как будто именно так и задумывалось Тройным Шагом.

Через некоторое время, я нехотя признал, что достаточно на сегодня позанимался, и спрятал игрушку обратно в пространственную руну.

Мои мысли переключились на Тессию в тот момент, когда я перестал фокусироваться. Не имея намерения сталкиваться с этими мыслями прямо сейчас, я искал что-то, чем мог бы занять себя.

По привычке я изъял реликвию видений. Она была тусклой и безжизненной, поскольку я снова использовал ее всего день назад, чтобы проверить как там мои сестра и мать. Сначала я снова попытался найти Тессию, но, как и раньше, у меня ничего не вышло. После этого я наблюдал за тренировкой Элли вместе с Хелен, пока сила камня не иссякла.

‒ Опять эта дурацкая ухмылка. Ты снова думаешь о своей сестре, да? ‒ спросил Реджис, вторгаясь в мои мысли.

‒ Да. Она растет очень талантливым магом, понимаешь? И храброй…

‒ И все же, ты до сих пор беспокоишься о ее личной жизни, ‒ проворчал Реджис.

Я тяжело вздохнул:
‒ Хватит с меня этого ярлыка чрезмерно заботливого брата. Я бы... порадовался, если бы она нашла хорошего парня, который сделает ее счастливой.

‒ Скажи это поручням койки, которые ты только что согнул голой рукой.

Я посмотрел вниз и увидел помятую металлическую трубу, служившую опорой кровати.

‒ Это ни о чем не говорит, ‒ возразил я, выпрямляя жесткие поручни.

‒ Только пообещай, что не заставишь потенциальных женихов твоей сестры победить тебя на дуэли или делать подобное дерьмо...

‒ На самом деле это неплохая...

Шаркающие по лестнице шаги прервали наш разговор, и я быстро убрал реликвию, встав лицом к темному коридору.

Особа, стоявшая по ту сторону двери, была знакома мне, но она сильно изменилась с тех пор, как я видел ее в последний раз. Достаточно, чтобы почувствовать свою вину.

‒ Привет, Ада, ‒ сказал я, сохраняя ровный тон и спокойное выражение лица.

Младшая наследница Гранбелей подстригла свои длинные светлые волосы так, что они стали короче моих. А еще она похудела, что сделало ее девичьи черты более резкими и зрелыми, но также она выглядела изможденной и в некотором роде... измученной.

Тот факт, что она пришла навестить меня, не был для меня сюрпризом, я ожидал этого. Ее братья вместе с ее лучшей подругой погибли ужасной смертью в реликтомбах, но (хотя она и винила меня в то время) она знала, что я не убивал Калона, Эзру и Рию.

Алакрийская девушка не ответила, а просто смотрела на меня своими ясными, холодными глазами.

‒ Она так и будет пялиться на тебя, что ли? ‒ спросил Реджис. ‒ Это как-то жутковато.

Медленно шагнув к двери, я старался выглядеть как можно менее угрожающе. Но Ада все равно отпрянула.

‒ Ада, послушай...

‒ Нет, ‒ сказала она хриплым голосом. ‒ Я не хочу слышать ничего из того, что ты хочешь сказать.

‒ Тогда почему ты здесь? ‒ просто спросил я. Достучись я до Ады, ее кровь забрала бы свои обвинения.

‒ Это твоя вина...

Я ответил, слегка покачав головой:
‒ Я не убивал их, никого из них. И ты знаешь это, Ада.

‒ Но ты убил! ‒ Ее голос надломился, возникло ощущение, будто она почти не разговаривала с тех пор, как вернулась из реликтомб. ‒ Ты привел нас в то место. Т-ты знал, что там нас всех убьют!

Худое лицо Ады исказилось в гримасе, сдерживая слезы, подступившие к ее глазам.
‒ Ты знал... ‒ повторила она едва слышным шепотом.

Я сделал глубокий вдох. По правде говоря, я знал, что мое присутствие делает реликтомбы опаснее для обычных восходящих. И, наверное, в то время меня и правда это не беспокоило. Алакрийцы были (и остаются, напомнил я себе), моими врагами. Несколько из них погибли по пути, потому что не смогли угнаться за мной, так ли это страшно? Моей целью не было заводить друзей или нянчиться с кучкой магов, которые немедленно попытались бы убить меня, узнав, кто я на самом деле.

Я подумал о дружелюбной улыбке Калона, настороженном отношении Эзры и его подозрительном взгляде. Их семья - их кровь - принадлежала к тому типу людей, которые держали палача и тюремные камеры в подвале.

Калон и Эзра, вероятно, стали бы такими же, как и их отец, будь у них время.

‒ Или, может, они обставили бы все в пользу своей крови, понимаешь? ‒ нахально вмешался Реджис. ‒ То есть... если бы они выжили.

‒ Спасибо, ‒ ответил я.

‒ Какой смысл иметь голос в голове, если он не может приободрить?

Ада, которая молча наблюдала за мной, пока я беседовал с Реджисом, сделала глубокий, дрожащий вдох.
‒ И с-самое худшее в том, что тебе все равно. М-моя лучшая подруга, мои братья, умерли из-за тебя, а тебе все равно.

Я посмотрел ей в глаза с застывшим выражением лица:
‒ А тебе была бы небезразлична моя смерть? Совершенно незнакомого человека, с которым ты познакомилась всего несколько дней назад?

‒ Заткнись! – крикнула она грубым голосом, слова застряли в ее горле. ‒ Ты монстр... даже хуже, чем те с-существа в реликтомбах...

‒ Возможно, в этом ты права.

‒ Если бы тебя там не было, Калон защитил бы нас всех! И е-если бы я не прикоснулась к этому дурацкому зеркалу… ‒ Ада замолчала, ее маленькие бледные руки сжались в кулаки, а плечи задрожали.

Я вздохнул, видя в ней только раненого ребенка, а не ужасного алакрийца, что сделало бы этот разговор намного проще.

‒ Это не твоя вина, ‒ наконец сказал я, сомневаясь, есть ли у меня вообще право утешать ее.

Ада вскинула голову, сверкнув своими покрасневшими глазами.
‒ Никто не говорил что...

‒ Нет, но ведь за этим ты сюда и пришла, верно? Потому что в какой-то момент во всем этом ты перестала верить в свои собственные слова. ‒ я отвел взгляд, когда вспомнил, как наблюдал за всем из ключ-камня... застряв, без возможности помочь.

Ада нахмурилась, открыв рот, чтобы ответить, но слова застряли у нее в горле.

Я прислонился к стене рядом с дверью и съехал вниз, сев на твердый камень.
‒ Вопреки тому, во что ты могла бы поверить, увидев меня в реликтомбах, мне удалось прожить так долго и продвинуться так далеко только благодаря тем жертвам, которые принесли другие ради меня.

Я вспомнил, как Сильвия в детстве отправила меня через портал, и Сильви пожертвовала своей жизнью, чтобы исцелить меня.

‒ И каждый раз, когда кто-то, кого я любил, умирал только для того, чтобы я мог жить, я отдавал всего себя на поиск виновных. Даже если это означало гоняться за тенями.

Ада топнула ногой по каменному полу.
‒ Зачем ты мне все это рассказываешь? Какой в этом смысл?

Я пожал плечами:
‒ Потому что я надеюсь, наказав меня за смерть своих братьев, по крайней мере, поможет тебе чувствовать себя менее виноватой за то, что ты выжила.

Ада крепко сжала одну руку в другой.
‒ Я делаю это не из чувства вины! А чтобы отомстить за них. За то, что ты с ними сделал!

Я подождал, позволяя ей прокричаться.

‒ Почему ты так на меня смотришь? ‒ По ее щекам потекли слезы. ‒ Почему ты так на меня смотришь!

‒ Потому что я был на твоем месте, и это не то, через что я хотел бы, чтобы кому-либо пришлось пройти, ‒ тихо сказал я.

Прислушавшись к ее торопливым шагам, когда она бежала по коридору и вверх по лестнице, я почувствовал, как на меня нахлынуло отрезвляющее оцепенение.

Оставаясь на земле, я прислонился спиной к холодной стене, когда ее шаги стали тише. Часть меня надеялась, что она вернется снова, но другая часть обнаружила, что на самом деле легче подвергаться пыткам.

Последние шаги эхом разнеслись по коридорам, прежде чем все заполнила одинокая тишина.

‒ Что, никаких язвительных комментариев, Реджис?

‒ И прекратить твои заслуженные самобичевания? ‒ отозвался Реджис. ‒ Даже я знаю, когда неподходящее время давать неуместные замечания.

‒ Разве для кого-бы то ни было есть подходящее время, чтобы делать неуместные замечания?

‒ Конечно есть, если ты такой же умный и забавный, как я.

Над переводом работали: Revys и kostezy
Контакты: VK, Telegram