Стоило Се Ляню ощутить на себе взгляд юношей, на его лице мелькнула легкая улыбка, затем он повернулся к ним и спросил: «Впервые приходится видеть настоящую проклятую кангу?»

Значение проклятой канги вытекает из ее названия — оковы, сформировавшиеся в результате проклятия.

Для небожителя, низвергнутого из Небесных чертогов, гнев небес превращался в печать преступника, которая проявлялась на его теле в форме оков, запечатывающих божественные силы, и оставалась так навеки вечные. Словно татуировка на лице узника или тяжелые кандалы на руках и ногах, она служила и наказанием, и предостережением, внушая ужас и стыд.

Се Лянь являлся дважды изгнанным посмешищем трех миров, разумеется, на его теле красовалась та самая проклятая канга. Духи войны наверняка слышали об этом, но все же ощущения от услышанного разительно отличались от увиденного своими глазами. Посему выражения их лиц в данный момент не стали для Се Ляня неожиданностью.

Он догадывался, что эта штука на его шее, возможно, заставляла юношей чувствовать себя неуютно и даже внушала страх. Ведь, как ни взгляни, а ничего хорошего проклятая канга из себя не представляла.

Се Лянь было собирался воспользоваться предлогом найти подходящее одеяние и выйти наружу, чтобы прогуляться, когда Фу Яо, закатив глаза к потолку, преградил ему путь со словами: «Если покажешься снаружи в таком виде, тебя примут за бродяжку или еще какого негодяя». Поэтому Нань Фэн нашел где-то во внутренних помещениях храма одеяния религиозного служителя и бросил принцу, чтобы тот больше не производил впечатление нищего бездомного. Троица вновь устроилась на прежние места, однако после случая с девушкой атмосфера сделалась чуть более неловкой, поэтому Се Лянь вынул свиток из дворца Линвэнь и поинтересовался: «Не желаете прочесть еще раз?»

Нань Фэн, взглянув на принца исподлобья, ответил: «Уже прочел. Уж кто нуждается в повторении, так это он».

Фу Яо незамедлительно среагировал: «Что значит — я нуждаюсь в повторении? Сведения в свитке лишены подробностей, сбивчивые и неясные, а значит, и гроша ломаного не стоят, не то, чтобы мне их повторять».

Его слова о свитке заставили Се Ляня невольно посочувствовать тем младшим духам литературы из дворца Линвэнь, что пишут эти свитки каждодневно до тех пор, пока их лица не становятся бледными, как у мертвецов. До принца вновь донеслись слова Фу Яо: «Ага, так на чем мы остановились? Почему в храмах Наньяна… так много последователей женского пола, да?»

Ладно. Се Лянь вновь убрал свиток и помассировал пульсирующую точку на лбу между бровей, понимая, что сегодня уже никому не удастся ничего прочесть!

Если серьезное дело никого не интересовало, в таком случае, пришло время выяснить, что же, в конце концов, не так с этим храмом Наньяна. Оказалось, что кроме Се Ляня, который несколько сотен лет собирал всяческую рухлядь в мире смертных, каждый небожитель современного пантеона был осведом��ен о том, что в биографии Совершенного Владыки Наньяна, Фэн Синя был период, когда его называли Совершенный Владыка Цзюйян, что означало «Огромный Член». Главный участник этой истории питал поистине глубочайшую ненависть к этому прозвищу. Все остальные же выражали свое мнение по поводу произошедшего одной фразой: «Досадная ошибка»!

Поскольку изначально верное написание имени Цзюйян требовало использования другого иероглифа цзюй. А замена произошла по причине следующего события.

Один государь, живший много лет назад, повелел выстроить монастырь, а в качестве доказательства искренних намерений решил собственноручно сделать надписи на всех наддверных досках в каждой зале каждого строения в чертогах монастыря. И будто бы нарочно, по какой-то неизвестной причине он допустил оплошность в написании «Зала Цзюйяна», и надпись вместо «Равный солнцу» превратилась в «Огромный член».

Тот случай столь сильно расстроил чиновников, ответственных за все вопросы, связанные со строительством монастыря, что едва не свел каждого из них в могилу. Они никак не могли понять, намеренно ли государь внес подобные изменения в написание, или же ошибся по невнимательности? В первом случае оставалось неясным, почему государь не издал указ, в котором заявил бы о своем намерении изменить написание. Во втором же случае вопрос ставился совершенно иначе: как вообще можно было допустить столь вульгарную ошибку? Тем не менее, чиновники не могли прямо сказать: «Ваше Величество, вы ошиблись», ведь тогда, могло статься, государь счел бы это за насмешку над его невнимательностью, намек на поверхностные знания, а то и вовсе подозрение в нечистых помыслах. Кроме того, надпись являлась каллиграфическим творением Его Величества, неужели придется его выбросить в случае признания ошибки?

Из всех загадок Поднебесной сложнее всего разгадать замыслы совершенномудрого правителя. Чиновники, измучившись раздумьями, все-таки решили, что пускай лучше пострадает Совершенный Владыка Цзюйян, чем они нанесут оскорбление своему государю.

Нельзя не отметить, что выбор оказался верным. Стоило Его Величеству самому обнаружить, что «Равный солнцу» превратился в

«Огромный член», он не стал ничего объяснять, лишь пригласил в свой дворец группу ученых мужей, которые перевернули все древние трактаты и записи в поисках доводов, обросших бесчисленными мелкими деталями, затем сами создали множество письменных трудов, безоговорочно доказывающих: «Равный солнцу» и есть неверное написание, а первоначально следовало записывать «Огромный член». В конце концов, уже на следующий день все храмы Цзюйяна сменили прежнее название на новое.

О внезапной перемене своего божественного титула Фэн Синь узнал лишь спустя более десятка лет. Он почти никогда не проявлял особого интереса к надписям над вратами своих храмов, просто в один из дней его крайне опечалил тот факт, что число прихожанок, возносящих ему молитвы, увеличилось в разы. Ко всему прочему, возжигая благовония, все они заливались краской от смущения и просили о какой-то ерунде!

Выяснив, что же произошло на самом деле, Фэн Синь поднялся к облачным вершинам небосвода и огласил озаренные солнцем бескрайние просторы грубой бранью, не жалея крепкого словца.

Чем потряс небожителей до глубины души.

Но даже самой яростной бранью ничего исправить уже было нельзя, пускай поклоняются, раз уж начали; во всяком случае, не мог же он запретить столь искренне возносящим молитвы женщинам приходить в его храмы, пришлось Фэн Синю несколько лет с неохотой слушать их просьбы. До тех пор, пока одному излишне добропорядочному правителю название «Огромный член» не показалось исключительно непристойным, поэтому он исправил его на «Южное солнце» — Наньян. И все же люди по-прежнему не забыли, о чем еще можно было помолиться Наньяну, несмотря на его статус Бога Войны. При этом все стали придерживаться молчаливой договоренности: ни в коем случае не называть его тем самым прозвищем. А также повсеместно сложилось единое мнение о том, как следует характеризовать Совершенного Владыку Наньяна — «положительный».

Если не доводить его до белого каления, со всех сторон положительный!

Лицо Нань Фэна к концу повествования сделалось чернее днища старого котла, а вот Фу Яо, исполнившись поэтического настроя, продекламировал: «Друг всех девушек и жен, сыновей дарует он. Огромный член, знаток страстей, Наньян дарует сыновей. А-ха-ха, А-ха-ха, А-ха-ха-ха-ха-ха-ха…»

Се Лянь культурно сдержал улыбку, все-таки перед лицом статуи Наньяна не следовало вести себя невежливо. Нань Фэн же буквально рассвирепел: «Поменьше бы злорадствовал, пока находишься здесь. Если же некуда больше силы девать, пойди-ка лучше подмети пол!»

После этих слов пришел черед лица Фу Яо потягаться в черноте с днищем котла. Ведь если, к примеру, подчиненные дворца Наньяна приходили в ярость, услышав те самые два слова, то во дворце Сюаньчжэня ни в коем случае нельзя упоминать подметание полов. Все потому, что Му Цин, будучи простым слугой в монастыре Хуанцзи, только и делал, что всячески прислуживал Его Высочеству наследному принцу Се Ляню, в том числе подметал пол в его комнате и застилал постель.

В один из дней Се Ляню попалось на глаза, как юноша наизусть декламирует рифмованные правила самосовершенствования, при этом подметая пол. Тронутый до глубины души его прилежными стараниями постичь мудрость даже в неблагоприятных условиях, принц отправился к наставникам, чтобы те проявили снисхождение и приняли паренька в ряды учеников монастыря. И случай тот, как говорится, мог бы кануть в лету, а мог бы запомниться в веках, мог стать как прекрасным преданием, так и величайшим позором, — зависит от того, как к нему отнестись. Очевидно, именно несмываемым позором и воспринял случившееся главный герой тех событий, поскольку впредь и Му Цин, и все его подчиненные, заслышав намеки на подметание пола, сердились до такой степени, что прерывали все отношения с оскорбившим их человеком. Так и теперь, Фу Яо, изо всех сил стараясь держать себя в руках, мельком глянул на Се Ляня, который лишь невинно замахал руками, затем с холодной усмешкой произнес: «Тебя послушать, так ты, верно, считаешь, что ваш дворец Наньяна в свое время сделал больше добра для Его Высочества наследного принца».

Нань Фэн с такой же холодной усмешкой парировал: «Так ведь и ваш генерал отплатил ему черной неблагодарностью, о чем здесь еще можно говорить?»

«Э…» - Се Лянь было собирался вмешаться в спор, однако Фу Яо его опередил. Рассмеявшись, он произнес: «В том все и дело, что ваш генерал в своем глазу бревна и не приметил, какое он имеет право указывать на чужие ошибки?»

Слушая, как эти двое превратили его в палку, которой теперь дубасят высшего командира своего оппонента, Се Лянь в итоге не выдержал: «Постойте, погодите. Довольно, хватит!»

Разумеется, юноши не послушали его, а ко всему прочему еще и подрались. Неизвестно, кто начал драку первым, но вот уже и стол для жертвоприношений раскололся пополам, и с громким стуком разлетелись по полу жертвенные кушанья. Се Лянь, понимая, что разнять дерущихся не удастся, присел в углу неподалеку, со вздохом «Грешно!» поднял с пола подкатившуюся к ногам маньтоу (маньтоу - приготовленная на пару булочка из пресной муки), протер от пыли и приготовился ее съесть. Нань Фэн, заметив это краем глаза, в мгновение ока оказался рядом и ударил по руке Се Ляня, так что маньтоу снова упала на пол. «Не вздумай есть!»

Фу Яо тоже остановился, его голос звучал удивленно и слегка презрительно: «Ты ешь даже то, что извалялось в грязи?»

Воспользовавшись затишьем, Се Лянь замахал руками и заговорил: «Постойте, постойте, постойте. Я хочу кое-что вам сказать».

Се Лянь разделил их, втиснувшись посередине, и мягко произнес: «Первое. Его Высочество наследный принц, о котором вы говорите, — это я и есть. Мое Высочество не сказало ни слова, поэтому и вам не стоит в споре перебрасывать меня как булыжник, которым вы хотите ударить друг друга». Помолчав, принц добавил: «Мне думается, что ваши генералы ни в коем случае не стали бы так себя вести и столь неприличное поведение с вашей стороны не делает им великой чести».

После этих слов лица юношей внезапно переменились. Се Лянь же продолжал: «Второе. Вы ведь явились, чтобы помогать мне, верно? Так все-таки, это вы должны меня слушать или мне придется слушать вас?»

Помолчав, юноши ответили: «Мы должны слушать тебя».

Конечно, на лицах каждого было написано «Еще чего! Размечтался», и все же Се Ляню их ответ пришелся по душе, он хлопнул в ладоши, сложив руки вместе, и заключил: «Прекрасно. И последнее, третье. И самое важное. Если уж вы хотите что-то выбросить, лучше уж вам в таком случае избавиться от меня, но бросать еду не стоит».

Нань Фэну все же удалось выколупать из рук Се Ляня маньтоу, которую тот снова подобрал и лишь ждал удобного момента, чтобы съесть. Окончательно потеряв терпение, юноша воскликнул: «Нельзя есть то, что извалялось в грязи!»

***

Следующий день, давешняя «Лавка встреч».

Хозяин чайной по обыкновению сидел у порога, вытянув ноги и греясь на солнце, когда заметил вдали троицу путников. Впереди вышагивал монах в скромном белом одеянии с бамбуковой шляпой за спиной, а следом шли двое юношей высокого роста в черных одеждах.

Приблизившись, монах непринужденно склонился в малом поклоне и еще более непринужденно заговорил, смахивая на бездельника куда больше, чем сам хозяин чайной: «Уважаемый, будьте любезны, принесите нам три чашки чаю».

Хозяин с улыбкой отозвался: «Сию минуту!»

Про себя же подумал: «Снова явились эти простофили. Вот ведь несправедливость: выглядят один другого приличнее, но при том неизвестно, у кого больше мозги набекрень. Все болтают о каких-то богах да бессмертных, демонах да небожителях. И на кой только природа внешностью одарила, раз они на голову больные?»

Се Лянь занял все то же место у окна. Когда троица расселась, Нань Фэн заговорил первым: «Зачем ты снова привел нас сюда? Настолько уверен, что наш разговор не достигнет лишних ушей?»

Се Лянь спокойно ответил: «Не волнуйся об этом. Даже если кто-то и услышит наш разговор, то не придаст ему никакого значения, решив, что у нас не все в порядке с головой».

«…»

Се Лянь продолжал: «Дабы избежать излишней траты времени, перейдем к делу. Надеюсь, за ночь вы успели остыть и придумали какое-то решение проблемы с духом новобрачного».

Взгляд Фу Яо сверкнул, сам же дух войны ответил равнодушным тоном: «Убить!»

Нань Фэн перебил его: «Чушь собачья!»

Се Лянь вмешался: «Нань Фэн, не стоит вести себя столь грубо, Фу Яо совершенно прав, убийство преступника — способ решить проблему радикально. Но в таком случае возникает вопрос: где, кого и как убить. Осмелюсь предложить…»

Но договорить ему не дал громкий шум, донесшийся снаружи, услышав который, все трое выглянули из окна.

То оказалась очередная мрачная и печальная процессия «проводов невесты». Сопровождающие трубили в трубы, били в барабаны и непрерывно выкрикивали свадебные поздравления столь старательно, словно больше всего на свете опасались, что кто-нибудь их не расслышит. Нань Фэн хмуро произнес: «Разве ты не сказал, что местные жители не решаются устраивать шумные празднества близ горы Юйцзюнь?»

Процессия сплошь состояла из крепких и хмурых мужчин, выражения их лиц и все мышцы тела были напряжены до предела, а на лбу выступили капли холодного пота, словно им приходилось нести вовсе не свадебный паланкин, окруженный атмосферой счастья, а настоящий помост для отрубания головы, на котором их всех ждет мучительная смерть. Интересно, что же за девушка сидит внутри паланкина?

Поразмыслив с минуту, Се Лянь уж было собрался выйти и рассмотреть процессию повнимательнее, когда налетел внезапный порыв ветра, приподнявший занавеску с боковой стороны паланкина.

Оказалось, что невеста за ней приняла неестественно скрюченную позу, голова ее склонилась набок, а под сползшим свадебным покрывалом виднелись ярко накрашенные губы, растянутые в слишком уж широкой улыбке. Стоило носильщикам качнуть паланкин, и покрывало вовсе соскользнуло с головы девушки, выставляя на всеобщее обозрение пару широко раскрытых немигающих глаз, глядящих в сторону троицы.

С первого взгляда могло показаться, что у девушки сломана шея, сама же она беззвучно хохочет, уставившись на них.

Возможно оттого, что руки носильщиков сильно дрожали,

разукрашенный паланкин был крайне неустойчив и голова невесты покачивалась в такт этой тряске. Вот так она качалась, качалась, пока не оторвалась от шеи и с громким стуком не покатилась по улице.

А оставшееся сидеть в паланкине безголовое тело вскоре также опрокинулось со своего места и с грохотом вывалилось через дверцу.