Се Лянь:

— Я…

Но принц так и не успел закончить фразу — Хуа Чэн слегка приложил силу, и по ступне наверх взвилась резкая боль. Се Лянь невольно попытался отдёрнуть ногу.

Действия Хуа Чэна оставались предельно аккуратными, да и для принца какой-то укол не представлял ничего особенного, вот только по неизвестной причине перед Хуа Чэном он будто бы не мог скрыть, что чувствует боль. Возможно, всё из-за фразы, которую тот произнёс минуту назад, и теперь, как бы сильно принц ни хотел сдержаться и не показывать эмоций, все попытки оказались безуспешны. Ощутив, что Се Лянь дёрнулся, как бы пытаясь съёжиться, Хуа Чэн крепче сжал его за лодыжку и тихо произнёс:

— Всё в порядке. Сейчас пройдёт. Не бойся.

Се Лянь покачал головой. Хуа Чэн принялся действовать ещё осторожнее и проявил невероятную скорость — когда он снова поднял руку, так, чтобы Се Лянь мог увидеть, в его пальцах уже блестела тонкая игла.

— Ну вот и всё, порядок.

Се Лянь пригляделся внимательнее и увидел, каким недобрым светом сверкает иголка. Хуа Чэн мягко сложил пальцы в щепоть и превратил её в струйку чёрной Ци, которую развеял по воздуху. Се Ляня эта картина заставила отложить пока все беспокойства в сторону и с серьёзным видом произнести:

— Какая тяжёлая тёмная энергия. Обычный дух нерождённого не может обладать столь мощными магическими силами.

Хуа Чэн поднялся и ответил:

— Да. Значит, этот дух наверняка умер непростой смертью.

В тот же миг в зал вошёл мужчина с маской на лице. Склонив голову, он обеими руками протянул Хуа Чэну глиняный сосуд. Се Лянь невольно потянулся взглядом к запястью подручного, чтобы проверить наличие проклятой канги, однако на сей раз рукава одеяний мужчины прилегали слишком плотно, и ничего разглядеть не удалось. Хуа Чэн взял сосуд одной рукой, быстро оглядел и передал сидящему на чёрной кушетке Се Ляню. Принц издалека услышал внутри приглушённый детский плач и заметил, как покачивается сосуд на руке Хуа Чэна, будто бы что-то пытается оттуда выбраться и в бешенстве бьётся о стенки. Казалось, малейшая неосторожность — и сосуд разобьётся, поэтому следовало быть начеку.

Но когда принц взял сосуд в руки и чуть приподнял край крышки, чтобы заглянуть внутрь, по его спине пробежал холодок.

Се Лянь увидел свернувшееся в комок существо, напоминающее заготовку для скульптуры младенца: руки и ноги у него уже обрисовались, однако пока бессильно висели, а голова и вовсе расплылась тёмным пятном. С виду он походил на какой-то уродливый внутренний орган.

Это его истинная форма!

Се Лянь сразу же захлопнул крышку:

— Вот оно что.

Ему доводилось слышать о случаях, когда некто разыскивал беременных женщин на небольшом сроке, живьём вырезал плод из их чрева и превращал нерождённое дитя в демона, чтобы совершать магические обряды для причинения вреда врагам или же собственной защиты, а также в качестве оберега, изгоняющего нечисть из дома. Выходит, дух — порождение именно такого тёмного ритуала. А также велика вероятность, что его мать являлась последовательницей Се Ляня, иначе не стала бы хранить защитный талисман из храма наследного принца среди одежды будущего ребёнка.

Проведя некоторое время в молчании, Се Лянь произнёс:

— Сань Лан, раз духа изловил ты, не будешь ли возражать, если я ненадолго заберу его для расследования некоторых фактов? Ранее я уже сталкивался с ним на горе Юйцзюнь, значит, это уже вторая наша встреча. Не уверен, совпадение это или между двумя событиями существует связь.

Хуа Чэн ответил:

— Хочешь забрать, так забирай, к чему спрашивать. Всё же, если бы я не появился там, ты бы точно так же смог его поймать.

Се Лянь улыбнулся:

— Всё так, но ведь Сань Лану это удалось намного легче, чем пришлось бы мне.

Он сказал это без всякого умысла, однако в ответ услышал:

— Правда? И что же ты намеревался сделать, не появись я вовремя? Позволить духу поселиться у себя в животе, а следом проглотить меч?

— …

Хуа Чэн в точности угадал план принца.

На лице его при этом не отразилось ни намёка на недовольство, однако Се Ляню отчего-то показалось, что тот немного рассержен.

Интуиция подсказала принцу, что если ответить на вопрос неверно, Хуа Чэн разозлится ещё сильнее. Не зная, как справиться с возникшей ситуацией, Се Лянь вдруг ощутил, как впал живот, и тут же неподконтрольно выпалил:

— …Я немного проголодался.

— …

Слова уже прозвучали, когда Се Лянь вдруг осознал их смысл и в смущении не посмел даже взглянуть на выражение лица Хуа Чэна в тот момент. Пришлось честно объяснять:

— На этот раз я в самом деле проголодался…

После недолгой паузы Хуа Чэн наконец прыснул со смеху.

А стоило ему рассмеяться, и с лица Се Ляня будто развеялась мгла, он испустил вздох облегчения. Хуа Чэн же, полусмеясь, полувздыхая, кивнул:

— Хорошо.

Сначала Хуа Чэн собирался остаться в Доме Блаженства и устроить пир, но Се Лянь, услышав слово «пир», счёл его слишком уж помпезным и сам предложил выйти прогуляться, а заодно найти местечко, где можно перекусить. Хуа Чэн ответил согласием.

В Доме Блаженства оказалось довольно тепло, поэтому промокшая насквозь одежда на них вскоре высохла. Однако Се Ляню всё же пришлось попросить у Хуа Чэна комплект чистых белых одеяний, поскольку женское платье на нём излишне привлекало внимание. Затем, переступив порог, они отдалились на довольно приличное расстояние от Дома Блаженства, однако всё ещё продолжали слышать доносившийся из сосуда плач духа нерождённого, который то и дело звал «маму», проявляя поразительное упорство. Но поскольку в Призрачном городе и без того повсюду раздавался вой и плач демонических созданий, крики духа ребёнка, что совсем не удивительно, вскоре потонули в этом гвалте.

На улицах Призрачного города по-прежнему стоял необыкновенный шум, по обеим сторонам теснились лавочки, в которых продавались местные особые закуски. Демоны неизменно оставались демонами, однако теперь Се Лянь заметил, как сильно поменялось их отношение к нему по сравнению с прошлым посещением Призрачного города. Хуа Чэн шёл рядом с ним, плечом к плечу, и весьма причудливого вида хозяева лавчонок все как один встречали их широкими улыбками и наперегонки приветственно кивали, едва не сгибаясь в три погибели. Се Ляню происходящее почему-то напомнило одну фразу: «Лиса пользуется могуществом тигра»1.

1Выражение берёт начало в притче: «Тигр охотился на разных зверей и пожирал их. И вот как-то раз поймал лису. «Только не вздумай меня съесть! — сказала лиса. — Небесный Владыка прислал меня сюда начальницей над всеми зверями. Сожрешь меня — нарушишь его волю. А если не веришь — давай я пойду впереди, а ты ступай следом. Сам увидишь — посмеют ли звери при виде меня не разбежаться!» Тигр ей поверил — и пошёл следом. Все звери, завидев их, разбегались кто куда. Невдомёк было тигру, что звери разбегаются из страха перед ним, и он решил, что они и вправду боятся лисы!» Пер. В. Сухорукова.

Помимо взоров, устремлённых на Хуа Чэна, сотни и тысячи пар глаз направили пылающие ещё более горячим интересом взгляды к Се Ляню, будто пытаясь разглядеть, угадать, что же это за личность, которой позволено ступать наравне с хозяином Призрачного города? Принц начал подозревать, что принял ��еверное решение, предложив прогуляться. Однако Хуа Чэн, постоянно находящийся среди бурлящего потока всевозможной нечистой силы, привычно относился к всеобщему вниманию, поэтому лишь спросил:

— Чего бы тебе хотелось отведать?

Се Лянь, наконец разглядев среди лавок одну, где продавали что-то не слишком экзотическое, подумал — решим проблему без лишних промедлений, и ответил:

— Пойдём туда.

Хуа Чэн возразил:

— Это неподходящее место.

Се Лянь удивился:

— Почему?

Хуа Чэн не ответил, лишь жестом пригласил принца заглянуть в лавку. Се Лянь последовал совету, и хозяин заведения, увидев посетителей, весь в предвкушении взволнованно потёр ладони, как будто только и ждал дорогих гостей, а затем принялся старательно протирать столы и стулья. Вот только для протирки поверхностей пользовался он исключительно… собственным языком.

— …

Несмотря на то, что облизанная им посуда переливалась хрустальными каплями и сверкала чистотой, Се Лянь всё же решительно отверг собственное предложение и поскорее вышел прочь. Пройдя пару шагов, он увидел ещё одну лавочку, на этот раз чистую и опрятную харчевню, где готовили куриный бульон. Вывеска у входа гласила: «Варим традиционный суп на медленном огне из местной домашней куры. Подаём только свежесваренное, чистоту гарантируем». Принц остановился у лавки:

— О, тут подают куриный суп. Может, закажем по чашке?

Хуа Чэн вновь ответил:

— Тоже не подходит.

Се Лянь не стал возражать, только спросил:

— Проблема в тарелках или в курице?

Хуа Чэн вместе с ним вошёл в лавку и приподнял шторку, отделяющую основное помещение от кухни, делая знак взглянуть. Се Лянь с любопытством просунул голову за шторку и вмиг лишился дара речи. Посреди кухни стоял большой котёл, под ним пылал огонь, над ним клубился пар, а в нём с большим удовольствием плескался и мылся рослый демон, на голове которого красовался красный петушиный гребень. У котла рядком теснилось множество вёдер, в содержимом которых угадывались соль, перец, пряные травы и другие приправы. Из зала раздался крик посетителя:

— Хозяин, добавь соли! Слишком пресно!

Не отрываясь от омовения в котле, демон схватил горсть соли из ведра и принялся натираться ею, затем потёр мочалкой спину, чтобы вкус был ещё ярче. А потом протяжно выкрикнул:

— Ку-ка-ре-ку!..

Се Лянь опустил шторку и молча вышел.

Они сделали большой круг по ночному городу, пока наконец не нашли харчевню с вывеской «Подлинные деликатесы мира людей». Конечно, слово «подлинные» показалось Се Ляню требующим выяснения, ведь насколько ему известно, повара в мире смертных никогда не готовили шашлык из мяса крупных демонических зверей, на которых весьма сложно охотиться. Впрочем, в сравнении с другими, это заведение уже казалось ему верхом нормальности.

Они вдвоём уселись за стол, а толпа демонов, что следовала за ними уже довольно давно, немедля окружила их и принялась в высшей степени любезно предлагать различные закуски вдобавок к заказанным кушаньям.

— Градоначальник! Не желаете ли свежайшего окорока? Только завезли! — прогрохотал мясник-вепрь. На его плече болталась бледная человеческая нога, по которой он вдобавок звонко похлопывал.

Демоны обрушились на него:

— Прочь, прочь, прочь! Разве друг нашего градоначальника пожелает съесть подобное? Ты что, принял его за Лазурного демона? Да он скорее согласится отведать твоего окорока!

— А кровищей-то несёт! Смотри, как бы гостю не сделалось дурно!

Но вепрь в самом деле задрал собственное свиное копыто:

— Если градоначальник и друг градоначальника того желают, я не пожалею своей ноги, отрежу, коли будет велено! Я вам вот что скажу, у меня окорок — что надо!

Се Лянь, пытаясь скрыть рвущийся наружу смех, опустил голову в чашку с отваром и принялся пить. Хуа Чэн и вовсе не удостоил шумящих вниманием, поэтому демоны направили всё своё пылкое гостеприимство на Се Ляня, наперебой выкрикивая:

— Местная особая закуска, сок, выжатый из мозгов! Отборные мозги оборотней высшего уровня, каждый провёл в совершенствовании не менее пятидесяти лет! Только понюхайте, какой аромат!

— Отличная утиная кровь, кря! Взгляните, кря! Только-только сам себе пустил, кря! Отведаете, кря?

— Плоды у нас в лавке — самые правильные могильные плоды. Те, что выросли не на телах покойников, мы даже не срываем. Не обманем ни ребёнка, ни старика…

Всевозможные яства подносились Се Ляню, так что у принца разбегались глаза, и он то и дело отвечал «спасибо». Ему было крайне неудобно отказыва��ь демонам, что приняли его столь радушно, но всё же некоторые закуски откровенно отталкивали своим видом. Совершенно растерявшийся принц перевёл взгляд на Хуа Чэна, который глядел на него, подперев щёку рукой и слегка посмеиваясь. Се Лянь посмотрел по сторонам, тихо кашлянул и шёпотом сказал:

— Сань Лан…

Хуа Чэн наконец ответил:

— Гэгэ, не обращай на них внимания. Они так беснуются, потому что ты гость.

Кто-то из демонов немедля возразил:

— Градоначальник, ни в коем случае не возводите на нас напраслину! Ведь далеко не каждый вызывает у нас такое волнение. И если градоначальник нам отец родной2, то гэгэ градоначальника — наш старший дядюшка3…

2Ориг. — разг. «дед», используется для обозначения человека выше по статусу, независимо от возраста. Если говорящий называет кого-то своим «дедом», он делает это в уничижительной для себя форме. Также, если говорящий называет чьим-то «дедом» себя, это воспринимается как оскорбление.

3Досл. — старший брат деда. Поскольку Хуа Чэн назвал Се Ляня «гэгэ», старшим братом, демоны восприняли принца как человека высшего по статусу, чем Хуа Чэн.

— Ага! Старший дядюшка изволил почтить нас своим визитом, как тут не бесноваться?!

Се Лянь, не зная, плакать ему или смеяться, подумал: «Что за ерунду они городят?». Хуа Чэн тоже прикрикнул на демонов:

— Что за ерунду вы городите? Захлопнитесь!

Демоны тут же спохватились:

— Слушаемся! Градоначальник, вы совершенно правы. Мы уже захлопнулись. И он не старший дядюшка!

Как вдруг стайка хихикающих в сторонке демонесс, наконец не выдержав, быстро прощебетали:

— Ах! Это разве… не тот монах-заклинатель, который в прошлый раз сказал Лань Чан, что бессилен?

— …

Се Лянь забрызгал стол отваром, прыснувшим изо рта.

Толпа демонов, будто обнаружила какой-то потрясший небеса секрет, буквально взорвалась:

— Ай-яй, мамочки мои! И правда!

— Это он, это он, точно он! Лан Чан тогда всему городу об этом растрепала!

Более-менее понятливые демоны тут же бросились затыкать рты болтунам, но Хуа Чэн наверняка всё расслышал. Се Лянь сразу поднял на него глаза и увидел, что тот, вздёрнув бровь, смотрит на него взглядом, смысл которого сложно разгадать. Казалось, в данный момент он пытается понять, что означает слово «бессилен», произнесённое в отношении Се Ляня. В прошлый раз, когда принц бросил первую пришедшую на ум отговорку, чтобы отделаться от приставучей женщины, повстречавшейся ему на улицах Призрачного города, он вполне спокойно воспринял насмешки, которыми осыпали его демоны. Но теперь, когда тот случай выплыл наружу при Хуа Чэне, ни о каком спокойствии не могло идти и речи, Се Лянь всем сердцем желал сейчас подавиться отваром и потерять сознание, тем самым избежав неловкой ситуации.

— Я…

Создавалось ощущение, что Хуа Чэн весьма терпеливо ждёт конца фразы. Но что принц мог сказать? С самым серьёзным видом пуститься в объяснения, что на самом деле вовсе не бессилен?

Всё, на что хватило Се Ляня, это добавить:

— …Я наелся…

Он ведь на самом деле наелся, и тут же поднялся из-за стола, чтобы поскорее покинуть харчевню. Толпа демонов за его спиной, придерживая блюда с местными закусками, в приготовление которых они вложили всё своё умение, заголосила:

— Ва… Ваше Превосходительство! Вы ничего больше не желаете?!

Хуа Чэн направился вдогонку за Се Лянем, по пути небрежно обернулся и снова повелел:

— Прочь!

И демоны второпях опять покатились прочь. Се Лянь какое-то время брёл, не разбирая дороги, и лишь убедившись, что демоны не последовали за ними, замедлил шаг, чтобы дождаться Хуа Чэна. Вскоре тот подошёл, заложив руки за спину, и совершенно серьёзно обратился к принцу:

— Я и не знал, что гэгэ страдает подобным недугом.

Се Лянь тут же выпалил:

— Нет! — затем беспомощно добавил: — …Сань Лан.

Хуа Чэн кивнул:

— Хорошо. Сань Лан всё понимает. Больше я не затрону эту тему.

Он всем своим видом излучал послушание и понимание, однако, весьма очевидно, притворное. Се Лянь произнёс:

— Ты совершенно не искренен…

Хуа Чэн рассмеялся:

— Я клянусь, на целом свете ты не найдёшь никого более искреннего, чем я.

Услышав знакомый ответ, Се Лянь тоже рассмеялся.

Затем вновь сделался серьёзным:

— Сань Лан, тебе известно, где находится храм Тысячи фонарей?