От автора: Мы вернулись! Данный том повествует о прошлом, временной отрезок — первое низвержение после гибели государства Сяньлэ. Продолжение второго тома. Не очень длинное…

Се Ляня будто резко выдернули из мира грёз.

Весь в холодном поту от испуга, он рывком сел и закрыл лицо ладонями.

Итогом такого пробуждения был сон. Там, во сне, принц видел, как его родители покончили с собой, повесившись на потолочной балке. А сам Се Лянь, наблюдая столь ужасающую сцену, не испытал никаких эмоций, не проронил и слезинки, только отупело приготовил для себя белую шёлковую ленту, чтобы сделать то же самое. Когда принц уже взялся за петлю и просунул внутрь голову, ему в глаза бросилась фигура в белых одеждах и маске Скорби и радости, которая холодно усмехнулась в его сторону. Испугавшись, принц ощутил, как затягивается лента на шее, на него накатил приступ удушья… и он пробудился.

За окном уже рассвело, снаружи послышался крик:

— Ваше Высочество! Ты проснулся?

Се Лянь, не задумываясь, отозвался:

— Проснулся!

С трудом отдышавшись, он наконец осознал, что спал вовсе не на кровати, а прямо на полу, на охапке соломы. И хотя подстилка оказалась довольно толстой и мягкой, всё же принцу было неудобно спать на ней. Он по-прежнему не мог привыкнуть к такой простой обстановке. Разумеется, ночевал он не на постоялом дворе и не во дворце, а лишь в разрушенной кумирне, когда-то посвящённой наследному принцу Сяньлэ, во внутренних чертогах, опустевших после погромов.

Снаружи Се Ляня только что окликнул Фэн Синь. Ранним утром он ушёл добыть съестного и сейчас поторапливал принца идти завтракать. Се Лянь ещё раз отозвался и поднялся на ноги.

Удушье, которое принц испытал во сне, было настолько реалистичным, что он невольно дотронулся до своей шеи. Изначально желая лишь убедиться, что на ней нет никакой белой ленты или же смертельной раны, Се Лянь немало удивился, когда нащупал нечто иное.

Вначале его постигло потрясение, принц кинулся к брошенному на пол зеркалу, поднял, заглянул…

Белоснежную шею опоясывал чёрный обруч. Теперь Се Лянь наконец успокоился и вспомнил.

Проклятая канга.

Он осторожно коснулся обруча пальцами.

У небожителей, низвергнутых в качестве простых смертных, не имелось никаких особых привилегий, разве что они старели чуть медленнее обычных людей. Но, надевая на принца эту кангу, Цзюнь У всё-таки сжалился и оставил небольшую лазейку.

Проклятая канга запечатала магические силы Се Ляня, но в то же время печать накладывалась и на его возраст, и на его тело, так что принц не мог ни состариться, ни умереть. Кроме того, Цзюнь У сказал: «Если сможешь вознестись вновь, все прошлые прегрешения будут забыты, и проклятую кангу с тебя снимут».

Но сейчас на его теле чёрный обруч выглядел печатью преступника, клеймом, которое ставили на лицо как напоминание о совершённом грехе, и, вне сомнения, несмываемым позором. Подумав об этом, Се Лянь протянул руку, схватил какую-то белую ленту и намотал себе на шею. Стоило поднять ладони к шее, и принца вновь посетило то кошмарное ощущение медленно затягивающейся петли. Он поколебался, но в итоге всё-таки не снял ленту, скрыв за ней шею и даже нижнюю часть лица, чтобы не осталось ни просвета, лишь после этого вышел в передний зал кумирни.

Фэн Синь и Му Цин уже ждали здесь. Первый принёс на завтрак ещё горячие маньтоу, второй как раз неторопливо поедал свою порцию. Фэн Синь протянул Се Ляню две булочки, но тот, поглядев на грубую пищу из белого сухого теста, совсем не почувствовал аппетита, поэтому покачал головой и отказался.

— Ваше Высочество, — сказал Фэн Синь, — утром всё-таки нужно что-то поесть, ведь то, чем мы собираемся сегодня заниматься, потребует немалых усилий.

Му Цин, даже не поднимая глаз, согласился:

— Ага! Кроме этой еды, ничего другого у нас нет. Сколько ни падай в голодные обмороки, а только этим и сможешь подкрепиться.

Фэн Синь вытаращил на Му Цина глаза:

— Ты как разговариваешь?

Се Лянь вознёсся несколько лет назад и за это время уже позабыл, что значит принимать пищу, а совсем недавно чуть не грохнулся в обморок, и тогда вспомнил, что уже три-четыре дня ни крошки в рот не брал. Именно о том случае и говорил Му Цин. Принц не хотел, чтобы эти двое затеяли ссору с самого утра, и своевременно сменил тему:

— Идём. Ещё неизвестно, получится ли сегодня найти какую-нибудь работёнку.

В прошлом Се Ляню, как золотой ветви с яшмовыми листьями, а позднее как небесному божеству, не было нужды заботиться о мирском. И конечно, не требовалось печалиться о средствах к существованию. Теперь же… Назвать его наследным принцем? Но ведь государства Сяньлэ больше не существовало. Сказать, что он — божество? Но ведь его низвергли с Небес. В целом сейчас он ничем не отличался от простого смертного, и разумеется, ему приходилось думать, на что и как жить дальше.

Главным заработком для людей, идущих по тропе самосовершенствования, вполне логично, были ловля демонов и проведение магических обрядов. Но ведь не каждый день под руку подворачивается нечисть или желающие совершить обряд. Поэтому чаще всего Се Ляню, Фэн Синю и Му Цину приходилось заниматься каким-нибудь мелким трудом, к примеру, подряжаться разгрузчиками повозок или посыльными.

Но даже за такой незначительный заработок иногда приходилось побороться, и не всегда удача улыбалась им. Времена настали такие, что бездомного бродячего люда стало слишком много. Бедняки брались за любую работу, даже денег не требовали, готовы были трудиться за маньтоу и полчашки риса. У такой толпы разве можно что-нибудь отобрать? А даже если и получилось бы, Се Лянь, стремясь к справедливости, вполне был способен решить, что кому-то эта работа нужнее, чем им. Сегодня так и получилось — прошатавшись по улицам полдня, они снова остались ни с чем.

— Неужели мы не можем поискать что-нибудь приличное и постоянное? — спросил Му Цин.

Фэн Синь огрызнулся:

— Чушь собачья. Могли бы — давным-давно бы нашли. На приличную работу берут, глядя на лицо. А кто не знает Его Высочество в лицо? Стоит им узнать его, долго ли мы на такой работе продержимся?

Му Цин промолчал. А Се Лянь потуже подтянул белую ленту. Фэн Синь был прав: если люди поймут, кто перед ними, троице придётся либо поскорее уносить ноги, либо, если не сбегут сами, их погонят палками. Вот и в охрану уже не устроишься — кто же со спокойной душой примет в свою свиту человека, который скрывает лицо и о котором ничего толком неизвестно? А становиться бойцами, выбивающими из должников деньги для хозяев, и тем самым причинять людям вред, они тоже не могли. Это сильно ограничивало выбор подходящей работы.

Боги никогда не станут переживать по поводу недостатка пропитания. Но людям нужно что-то есть. Се Ляню с детства не приходилось задумываться ни о чём подобном, и за два десятка лет, можно считать, эта проблема впервые затронула принца по-настоящему. Но если божество не познало голода, сможет ли оно понять чаяния своих голодающих последователей? Сможет ли искренне им сострадать? В теперешнем положении приходилось воспринимать это как ещё один способ обретения опыта.

Внезапно где-то вдалеке послышался шум, туда потекла толпа людей, и трое тоже решили вместе со всеми взглянуть, что происходит. Оказалось, что несколько умельцев в боевом искусстве и шутов зазывали толпу, чтобы показать уличное представление.

Тогда Му Цин предложил:

— Если ничего другого нам не остаётся, может, попробуем устраивать представления?

Се Лянь тоже задумался об этом, но ещё ничего не ответил, когда Фэн Синь, глядя на выступающих бойцов, возразил:

— Что ты городишь? Как можно позволить Его Высочеству, в ценности приравненному к золоту, заниматься подобными вещами?

Му Цин закатил глаза и ответил:

— Мы уже и кирпичи таскали, чем это отличается от уличных представлений?

— Тогда мы полагались на собственную силу, чтобы заработать на пропитание. Но выступления на публику — это ублажение чужих прихотей, когда над тобой смеются. Разумеется, это совершенно другое!

Как раз в этот момент скачущий и кривляющийся шут комично упал, чем вызвал громкий хохот толпы, затем вновь вскочил, раскланялся и бросился подбирать мелкие монеты, посыпавшиеся в награду. При виде такого в душе Се Ляня зародилось неприятие, он помотал головой и отказался от идеи с «уличными представлениями». Му Цин же, видя его реакцию, предложил:

— Ладно. Тогда давайте что-нибудь заложим.

Фэн Синь ответил ему:

— Мы уже и так много чего заложили, иначе бы не продержались до сего дня. Остальное закладывать нельзя.

Неожиданно за толпой послышались вопли, кто-то крикнул:

— Стража! Стража!

Стоило людям услышать слово «стража», и все тотчас же разбежались. Вскоре в конце улицы показался отряд вооружённых воинов в новеньких блестящих доспехах. Они с грозным и важным видом ступали по дороге, а увидев кого-то подозрительного, сразу хватали и опрашивали. Трое затерялись в разбредающейся толпе и подслушали людские разговоры:

— Кого это они ищут?

— Будь спокоен, не нас. Я слышал, ловят скрывающихся членов царственного рода Сяньлэ.

— Поговаривают, неподалёку видели кое-кого подозрительного, поэтому в городе участились дозоры.

— Не врёшь?! Вот это да, ничего себе… Они даже до нашего городка добежали!

Трое обменялись взглядами, и Се Лянь прошептал:

— Давайте-ка сходим проверить.

Му Цин и Фэн Синь согласно кивнули. Они разделились и потихоньку выбрались из толпы, немного прошлись по улице, стараясь не привлекать внимания, после чего вновь встретились и куда-то помчались.

Оказавшись в небольшом леске на окраине города, Се Лянь издали увидел столб густого дыма, поднимающегося из-за деревьев. Его сердце охватил страх — неужели воины Юнань обнаружили и подожгли укрытие, а его обитателей убили?

Принц бросился дальше, к спрятанной среди зарослей ветхой хижине, которая когда-то служила временным жилищем какому-нибудь охотнику во время походов за добычей. Дым поднимался именно отсюда. Се Лянь закричал, едва не плача:

— Матушка! Что стряслось? Вы здесь?

Стоило только позвать, и из хижины показалась женщина, которая радостно встретила Се Ляня:

— Мой сын, ты пришёл!

Это была государыня. Сейчас её облик несколько отличался от прежнего образа благородной дамы: одежда из простой холщовой ткани, ветки вместо шпилек в волосах, фигура немало осунулась. Убедившись, что с матушкой всё в порядке, и ко всему прочему её что-то очень обрадовало, а значит, ничего ужасного не случилось, Се Лянь наконец успокоился. Но тут же поспешил спросить:

— Откуда этот дым? Что произошло?

Государыня, смутившись, ответила:

— Вообще-то ничего страшного… Просто сегодня я решила сама приготовить поесть…

Се Лянь, совершенно обескураженный, воскликнул:

— Не надо! Зачем? Вы можете есть то, что каждый день приносят Фэн Синь и Му Цин. Дым слишком привлекает внимание, ведь если где-то разведён огонь, значит, там кто-то живёт. Вас могут заметить солдаты Юнань. Только что мы натолкнулись на целый отряд. В этом городе тоже участились дозоры. Лучше нам снова куда-нибудь переселиться.

Фэн Синь и Му Цин тем временем вошли в хижину и потушили огонь. Государыня, не смея отнестись беспечно к словам сына, отправилась в дальнюю комнату, чтобы поговорить с мужем. Фэн Синь вышел к принцу и тихо спросил:

— Ваше Высочество, ты не желаешь проведать Его Величество?

Се Лянь покачал головой:

— Нет.

Двое, отец и сын, первый — правитель погибшего государства, второй — низвергнутый бог. Поистине трудно судить, чья жизнь оказалась более бессмысленной, кто в большей степени потерял лицо. Если кому-то непременно понадобилось бы посадить их друг напротив друга, разговора бы всё равно не получилось, они бы просто молча обменивались взглядами. Поэтому, если встречи можно избежать, то лучше так и поступить.

Се Лянь громко позвал:

— Матушка, соберите вещи, мы сегодня же покинем эти места. Вечером вернёмся за вами. А пока оставим вас.

Государыня тут же выбежала из хижины.

— Мой сын, ты уже уходишь? Так долго не приходил повидаться с нами, почему же не останешься?

— Мне нужно заниматься тренировками.

На самом деле принц собирался поискать работу. Иначе им не удастся прокормить столько ртов.

— Ты сегодня позавтракал? — спросила государыня.

Се Лянь покачал головой. Сейчас в желудках троих молодых людей было пусто. Государыня сказала:

— Это хуже всего для здоровья. Как хорошо, что я только что сварила целый котёл каши. Скорее заходите, поешьте.

Се Лянь подумал: «Если вы сварили всего-то котёл каши, откуда взялся такой огромный столб ды��а, как будто целый храм спалили?..»

Государыня обратилась к Фэн Синю и Му Цину:

— И вы тоже, ребятки, заходите, поедим все вместе.

Те двое не ожидали подобного приёма и принялись вежливо отказываться, но государыня настояла. Тогда им всё-таки пришлось в смущении усесться за стол, ощущая себя неловко из-за столь внезапной доброты. Впрочем, это была радостная неловкость.

Однако стоило государыне поставить котёл на стол, и приятное удивление сменилось испугом.

***

Они уже возвращались в город, но Му Цин так и не оправился от тошноты. Пошатываясь на ходу, он произнёс:

— По запаху этой каши… я было подумал… что она похожа на варево из рисовой шелухи. Но оказалось, что она и на вкус такая!

Фэн Синь, стиснув зубы, бросил:

— Замолчи! Не заставляй меня опять вспоминать этот кошмар! Всё-таки государыня… фигура драгоценнейшая… никогда не занималась готовкой… и для неё это уже очень… Буэ!..

Му Цин хмыкнул:

— Я не прав? Если тебе кажется, что на варёную шелуху не похоже, можешь… пойти попросить добавки! Буэ!..

Их тошнило налево и направо, а Се Лянь помогал им идти и, похлопывая по спинам, увещевал:

— Ну хватит! Смотрите, впереди… кажется, подвернулась работёнка!

И правда, покуда они, пошатываясь, шли по дороге, то увидели нескольких хорошо одетых мужчин, зазывающих помощников в каком-то деле. Вознаграждение обещали сносное, да и количество народа не ограничивалось, сколько наберётся — столько и возьмут. Поэтому трое сразу согласились и, затерявшись среди толпы тощих голодранцев в лохмотьях, отправились на какой-то грязный пустырь. Похоже, здесь собирались строить дом, территорию требовалось привести в порядок, для начала — разровнять. Трое приступили к работе и вскоре с ног до головы вымазались в грязи. Фэн Синь, таская землю, успевал с потемневшим лицом хвататься за живот и браниться:

— Чтоб тебя! Такое ощущение, что эта каша в моём желудке ожила и обернулась демоном!

Се Лянь, неся на спине корзину с землёй, тихо спросил:

— Ты ещё держишься?.. Может, присядешь в сторонке, отдохнёшь?

Му Цин же сказал самому принцу:

— Это тебе лучше посидеть в сторонке и отдохнуть.

Се Лянь ответил:

— Не нужно. Я вполне справляюсь.

Му Цин закатил глаза:

— Лучше бы не справлялся. Одежду запачкаешь, а мне стирать. Я скорее соглашусь сделать работу и за себя, и за тебя.

Кто-то неподалёку прикрикнул:

— Работайте добросовестно, без разговоров! Не отлынивать! Или не хотите деньги получить?

Фэн Синю упорства было не занимать — он продолжил трудиться, даже взвалил себе на спину корзину в два раза тяжелее, только пробурчал:

— Тоже мне, деньги. Было бы из-за чего такой шум поднимать.

С огромным трудом они продержались полдня, от момента, когда палящее солнце висело прямо над головами, до самого заката, наконец с успехом завершив большое дело. Нельзя сказать, чтобы трое сильно устали физически, но тот факт, что за работу они получат совсем немного денег и провизии, утомлял душу гораздо сильнее, чем тело. Наконец заслужив отдых, они улеглись на более-менее чистую землю. И вдруг мимо с криками прошествовала другая группа работников — несколько крепких мужчин несли каменное изваяние.

Се Лянь, приподняв голову, спросил:

— Что это за статуя?

Му Цин, тоже бросив взгляд, ответил:

— Наверное, новое божество, которое будет покровительствовать этому месту.

Се Лянь замолчал.

В былые времена, вне всяких сомнений, люди первым же делом избрали бы в качестве покровителя статую наследного принца. Но теперь неизвестно, какое божество они выбрали. Скорее всего, Цзюнь У, а может, какого-то новоиспечённого небожителя.

Се Лянь полежал ещё немного, но в конце концов всё-таки не выдержал и решил посмотреть, кто же занял его прежнее место. С трудом поднявшись, принц протиснулся через толпу. Каменное изваяние стояло к нему спиной, лица не было видно сразу, но, кажется, статуя изображала коленопреклоненный образ. Тогда Се Ляню стало ещё любопытнее, какого же бога изобразили в такой позе? Принц обошёл толпу с другой стороны и вновь приблизился к статуе.

Однако от одного взгляда на неё в голове принца всё опустело.

Черты лица статуи повторяли его собственный облик!

Изваяние поставили на землю, и тут же кто-то бесцеремонно похлопал каменного Се Ляня по голове со словами:

— Ну наконец-то притащили. Этот проклятый сосунок ещё и таким тяжёлым оказался!

— Для чего нам здесь такая статуя? Непомерно уродливая. Не могли выбрать Владыку Шэньу? А ведь это же тот самый…

— Тот самый, точно! Сейчас в народе говорят — кто ему поклонится, того постигнет неудача. Неужели посмеете ему поклоняться? Ещё и специально принесли…

— Ничего вы не понимаете! Поклониться духу поветрия в самом деле — к несчастью. Но эта статуя не для того создана, чтобы ей кланяться, а чтобы на неё наступать. А кто попирает ногами духа поветрия, тот ведь, напротив, заслуживает благословения и удачи на веки вечные!

Остальные немедля осознали смысл сказанного и поддержали:

— Замысел прекрасный, просто отличный!

Фэн Синь и Му Цин, заподозрив неладное, подошли взглянуть и тоже потеряли дар речи. Фэн Синь едва не взорвался на месте, но Му Цин удержал его за руку, предостерегая взглядом, и прошептал:

— Сам наследный принц промолчал, ты-то куда лезешь?

Се Лянь действительно не сказал ни слова. Фэн Синь, не до конца уверенный, нет ли у принца каких-либо иных измышлений на этот счёт, не мог поступить опрометчиво по своей прихоти, поэтому всё же смолчал, хотя его глаза будто сыпали искрами. Наконец кто-то заметил:

— А это… не кажется вам слишком уж неподобающим? Он всё-таки бывшее божество, Его Высочество наследный принц.

— Ха! Сяньлэ больше нет, какой ещё Его Высочество наследный принц!

Кто-то добавил:

— Вовсе не кажется. Мы попираем ногами духа поветрия, ничего неподобающего в этом нет, даже наоборот — он должен нам сказать спасибо.

Се Лянь вдруг вмешался:

— О? Почему это?

Тот человек тут же бойко заговорил:

— Видели когда-нибудь пороги в храмах? На них наступают десятки тысяч людей, но разве не знаете, сколько богатеев наперегонки стараются выкупить храмовый порог в качестве собственного «отпущения грехов»? Каждый раз, когда кто-то попирает ногой такой порог, с владельца отмывается часть греха, прощается долг, снимается отрицательная карма. Смысл этой коленопреклоненной статуи в том же. Каждый раз, когда мы будем её пинать или плевать на неё, этому наследному принцу будут копиться добродетели. Поэтому он должен поблагодарить нас…

Се Лянь не мог больше это выслушивать.

Когда тот человек произнёс «поблагодарить», принц вскинул кулаки и набросился на говорящего.

Толпа в тот же миг взорвалась, словно масло в раскалённом котле: «Что творится!», «Драка!», «Кто тут ссору затеял?!»

Фэн Синь, у которого давно чесались кулаки, тоже с громким криком присоединился к сражению. Не избежал боя и Му Цин, вот только не ясно, сам ли он решил не остаться в стороне, или же его затянуло случайно. В общем, все трое стали участниками потасовки. В процессе Се Ляню несколько раз чуть не сдёрнули ленту с лица, но, к счастью, этого не произошло. Конечно, они могли похвастаться поразительным мастерством в бою, но всё же против них вышла целая толпа, а вскоре Му Цин придержал Фэн Синя и Се Ляня, напомнив, что они ведь не хотят добавить к своим грехам ещё и убиение простых смертных! Пришлось стерпеть обиду, и хотя битва принесла немного успокоения, в итоге их всё же выгнали взашей.

Грязные и уставшие, они долго шли вдоль реки. А когда наконец замедлили шаг, Му Цин, лицо которого покрывали синяки, гневно выпалил:

— Мы полдня трудились, а в результате устроили драку и ничего за работу не получили!

Фэн Синь, стерев кровь с губ, огрызнулся:

— Ты даже в такой момент думаешь о деньгах?

Му Цин сорвался:

— Именно в такой момент и нужно подумать о деньгах! Какой момент? А такой, когда нам нечем наполнить желудок! Можешь не признавать, но от этого ничего не изменится — без денег нам не прожить! Вы что, не могли потерпеть немного?

Се Лянь молчал. Фэн Синь ответил:

— Как это можно стерпеть? Из него сделали коленопреклоненную статую, чтобы люди по нему топтались! Конечно, не на тебя же будут наступать, тебе и говорить легко.

— С самого поражения в войне и до сего дня это уже далеко не первый раз. И впредь наверняка подобного случится немало. Если он как можно раньше не научится воспринимать это как норму, боюсь, не видать ему жизни.

Фэн Синь запротестовал:

— Воспринимать как норму? Что ты предлагаешь воспринимать как норму? Как другие его унижают? Как простые смертные топчут ногами его лицо? С какой стати он должен привыкать к такому?

Се Лянь раздражённо бросил:

— Хватит! Не ссорьтесь. Стоит ли из-за такой ерунды затевать очередной спор?

Двое как по команде закрыли рты.

Помолчав, Се Лянь со вздохом произнёс:

— Идёмте. Отыщем повозку, чтобы забрать матушку и отца. Сегодня мы должны покинуть этот город.

Фэн Синь отозвался:

— Хорошо.

Они вдвоём прошли ещё немного, когда вдруг заметили, что Му Цин не последовал за ними. Се Лянь обернулся и в недоумении позвал:

— Му Цин?

Тот долго молчал, прежде чем заговорить:

— Ваше Высочество, я хочу сказать тебе кое-что.

Се Лянь:

— Что?

Фэн Синь нетерпеливо перебил:

— Что у тебя опять случилось? Сказано же, никто с тобой не спорит. Чего тебе ещё надо?

Му Цин ответил:

— Я хочу уйти.

— …

Ещё до того, как он произнёс эту фразу, Се Ляня смутно посетило нехорошее предчувствие. Но когда слова прозвучали вслух, принц всё-таки на миг задержал дыхание.

Фэн Синь даже решил, что ослышался:

— Что? Что ты сказал?

Му Цин выпрямился, устремил на них решительный взгляд обсидиановых глаз и совершенно спокойно сказал:

— Прошу Ваше Высочество дозволить мне Вас покинуть.

Фэн Синь возмутился:

— Покинуть? Но что будет с Его Высочеством, если ты уйдёшь? Что будет с Их Величествами?

Му Цин открыл рот, потом опять закрыл, и в итоге всё же произнёс:

— Прошу меня простить. Я ничего не могу поделать.

— Погоди, а ну объясни, что значит «ничего не могу поделать»?

— Их Величества — родители Его Высочества. И у меня тоже есть мать, которая нуждается в моей заботе. Я не могу сказать ей, что пошёл помогать другим людям и чужим родителям, и потому должен оставить собственную мать. Поэтому прошу Ваше Высочество войти в моё положение. Я не могу больше следовать за Вами.

Се Лянь почувствовал головокружение и прислонился к стене. Фэн Синь со злостью в голосе спросил:

— Это истинная причина? Почему я раньше такого от тебя не слышал?

— Это лишь одна из причин. Ещё одна состоит в том, что, как мне кажется, мы сейчас находимся в тупике. И по поводу того, как выбраться из тупика, наши мнения разнятся. Простите за прямоту. Но если так пойдёт и дальше, мы застрянем в этом тупике ещё на десять тысяч лет. Поэтому… наши пути расходятся, и строить планы вместе бессмысленно.

Фэн Синь от злости даже рассмеялся. Потом кивнул и обратился к Се Ляню:

— Ваше Высочество, ты это слышал? Помнишь, что я тебе когда-то сказал? Если тебя низвергнут, он наверняка сбежит первым. Ну вот — я не ошибся!

Му Цина, кажется, немного рассердили эти слова, однако голос по-прежнему звучал ровно:

— Попрошу не винить меня. Я лишь сказал правду, по-честному. У каждого свои мотивы. Никому не предопределено от рождения стать истиной всего человечества, центром всего мира. Может, тебе и нравится, когда твой мир крутится вокруг кого-то, но другие могут считать иначе.

— И где ты только берёшь все эти душещипательные отговорки? Слушать лень. Что, не можешь прямо сказать «я позабыл о долге и обо всём добре, которое мне сделали»?

— Довольно!

Стоило Се Ляню вмешаться, оба спорщика тут же замолчали. Принц отнял руку от лба, повернулся к Му Цину, некоторое время смотрел на него в упор, затем произнёс:

— Мне не нравится заставлять других делать то, чего они не хотят.

Му Цин поджал губы, стоя всё так же прямо.

— Можешь идти, — добавил Се Лянь.

Тогда Му Цин ещё раз посмотрел на принца, не говоря ни слова, затем отвесил тому поясной поклон, в самом деле развернулся и ушёл.

Фэн Синь, когда прямо на его глазах силуэт Му Цина растворился в ночи, обратился к Се Ляню, до сих пор не в силах поверить в произошедшее:

— Ваше Высочество, ты правда позволил ему вот так уйти?

Се Лянь вздохнул и ответил:

— А что я мог сделать? Я же сказал, мне не нравится заставлять других делать то, чего они не хотят.

— Ну нет! Вот паршивец! Что он вообще творит? Просто взял и ушёл?! Сбежал? Чтоб его!

Се Лянь сел на корточки у реки и потёр точку между бровей.

— Ладно. Раз душой он уже не с нами, какой толк в том, что он останется? Прикажешь привязать его верёвками, чтобы стирал мне одежду?

Фэн Синь и сам не знал, что на это ответить. Он уселся рядом с принцем, помолчал немного и вновь сердито забранился:

— Мать его… Паршивец прекрасно разделял с нами жизнь в достатке, но как пришла беда — не выдержал, сбежал. Он совершенно позабыл, сколько ты для него сделал!

— Я сам просил его забыть, и тебе… не стоит то и дело заговаривать об этом.

— Всё равно он не должен был по-настоящему забывать! Чёрт бы его подрал! Но ты, Ваше Высочество, не беспокойся, уж я-то точно тебя не оставлю.

Се Лянь выдавил улыбку, но слова не шли на ум. Фэн Синь вновь поднялся и сказал:

— Мы ведь собирались за Их Величествами? Я найду повозку, а ты подожди здесь.

Се Лянь кивнул:

— Спасибо тебе. Будь осторожнее.

Фэн Синь хмыкнул «ага» и ушёл. Се Лянь тоже встал и немного прошёлся вдоль берега. Он всё ещё чувствовал себя слегка потерянным, как будто всё это происходит не наяву.

Уход Му Цина стал для него настоящим потрясением.

Во-первых, принц никогда не думал, что настолько близкий человек может вот так просто уйти, лишь сказав пару слов. Во-вторых, Се Лянь верил, что бывает «навсегда». Например, что существуют друзья, которые навсегда, которые не предадут, не обманут, не разорвут отношений. Может случиться, что они расстанутся, но ни в коем случае не по той причине, что «стало слишком тяжело, и дальше так жить нельзя».

Как в сказках о героях и красавицах, о союзах, заключённых на Небесах, когда двое должны быть вместе навсегда, на веки вечные. А если уж разлука настигает их, то лишь по какой-то страшной, непреодолимой причине, к примеру, из-за смерти. Но никак не потому, что герой любит мясо, а красавица — рыбу, или же герой недоволен тем, что красавица слишком расточительна, а красавице не по душе дурные привычки героя.

В одно мгновение потерять землю из-под ног, пролететь десять тысяч чжанов, упасть и обнаружить, что ты до сих пор в мире людей. Ощущения поистине не самые приятные.

Принц так и брёл куда глаза глядят, и вдруг ему навстречу выплыло множество сверкающих золотых звёздочек. Тогда Се Лянь наконец опомнился, пригляделся и увидел, что это разукрашенные фонарики плавно покачиваются на поверхности воды, несомые речным течением. На берегу смеялись и играли с фонариками маленькие дети.

Се Лянь вспомнил: «А, сегодня Праздник призраков».

В монастыре Хуанцзи на Праздник призраков всегда устраивали торжественный магический обряд, который ожидали загодя, забыть о столь важном событии было невозможно. Но сегодня утром принц даже не вспомнил о празднике. Он покачал головой и направился дальше. Неожиданно впереди раздался голос:

— Дитя, хочешь купить?

Голос явно принадлежал дряхлому старику, от него веяло недобрыми намерениями. Се Лянь инстинктивно почуял — дело нечисто — и тут же посмотрел туда, откуда шёл звук, увидев на дороге перед собой двоих детишек, которые только что резвились у речки. Дети, обнимая свои фонарики, с любопытством, но в то же время и с опаской на что-то смотрели.

Перед ними на обочине дороги в темноте сидел человек. Кажется, какой-то старик в чёрном одеянии, настолько грязный, что сливался с чернотой ночи. Держа в руках разукрашенный фонарь, он вкрадчиво обратился к детям:

— Мой фонарик совсем не таков, как ваши. Это редкое сокровище, зажжёте его, загадаете желание — и оно непременно сбудется.

Детишки, пока не решив, верить или нет, спросили:

— П-правда?

Старик ответил:

— Ну конечно. Глядите.

Внутри фонарика в его руках, совершенно очевидно, не горел фитиль. Однако внезапно вещица зажглась красным светом, появившимся неизвестно откуда. И несколько таких же фонариков, разложенных на земле вокруг старика, тоже отозвались — тусклое зелёное свечение то появлялось, то исчезало, создавая картину весьма и весьма загадочную.

Для детей это выглядело диковинкой, Се Ляню же всё стало ясно. Какое ещё редкое сокровище? Это ведь мерцание мёртвых людских душ!

Внутри фонариков наверняка были запечатаны призраки, поэтому они и испускали зловещий свет сами по себе. Ну а этот старик — совершенно точно заклинатель-дилетант, не принадлежащий ни к каким школам, который где-то наловил стайку невезучих неприкаянных душ и заточил их в самодельные фонарики. Дети по незнанию захлопали в ладоши от радости и даже принялись шарить по одёжкам в поисках денег, поэтому Се Лянь поскорее подошёл к ним и предостерёг:

— Не покупайте ничего. Он вас обманывает.

Старик вытаращился на него:

— Эй, паршивец, что ты такое болтаешь?!

Се Лянь без обиняков заявил:

— Это вовсе не сокровище, а колдовской предмет. Внутри спрятан призрак, и если вы поиграете с ним, то этот призрак впоследствии будет преследовать вас повсюду.

Едва ребятишки услышали слово «призрак», не посмели задержаться больше ни на миг — громко вскрикнули и в слезах убежали прочь. Старик же, вне себя от злости, чуть не подпрыгнул на три чи и завопил:

— Да как ты смеешь мешать моей торговле?!

Се Лянь возразил:

— А как ты посмел в таком месте продавать что попало? Не говоря уже о неразумных детях, пускай даже взрослые купили бы твои демонические фонарики, им не поздоровилось бы! Что, если к ним пристанут эти неприкаянные души? Кто знает, какие беды это за собой повлечёт? Если тебе непременно понадобилось продавать подобный товар, шёл бы в специально предназначенные для этого места и там торговал!

Старик в ответ возмутился:

— Легко сказать! Где же такие места найти?! Все на свете так и торгуют: где придётся, разложив товар у дороги! — С такими словами он подхватил в охапку свои уродливо склеенные фонарики и, раздражённо пыхтя, вознамерился уйти.

— Постой! — торопливо позвал Се Лянь.

— Что? Чего тебе ещё? Хочешь купить?

— Да нет же. Ты что, и впрямь собрался продолжать торговать в другом месте? Где ты взял этих призраков?

— Наловил на пустыре, бывшем поле битвы. Они там повсюду.

Получается, это скитающиеся души погибших воинов?

Теперь Се Лянь уже не мог остаться в стороне. Он серьёзно сказал:

— Перестань торговать. Сегодня ведь Праздник призраков! Что, если случится какое несчастье? Будет уже не до забав. К тому же, это ведь души погибших героев, как ты можешь продавать их, подобно каким-то безделушкам?

— Они всё равно мертвы, только струйка дыма и осталась, какая мне разница, герои или не герои? Мне мои старые кости важнее, всем нужно на что-то жить. Не торговать? Хочешь, чтобы я северо-западным ветром питался*1? Раз такой благодетель, выкупил бы тогда их за деньги!

*1 Обр. в знач. — голодать, жить в нужде.

— Ты… — В конце концов, Се Лянь признал поражение. — Хорошо. Я куплю. — Принц запустил руку за пазуху, пошарил по всем складкам одежды и выудил несколько мелких монет. — Этого хватит?

Старик, бросив взгляд на монеты, заявил:

— Нет! Жалкие гроши, как этого может хватить?

Се Лянь не очень разбирался, за сколько можно купить чуть больше десяти разукрашенных фонариков — раньше он никогда не обращал внимания на цену, покупая что-то. Но сейчас выхода не было — пришлось наспех учиться торговаться:

— Твои фонарики не такие уж красивые, да ещё притягивают неудачу. Отдай подешевле!

— Ты даже такую цену просишь сбавить? Не видел я ещё настолько убогих нищих, позор да и только!

Се Ляня немного обидели его слова, он попытался защитить свою гордость:

— Вообще-то я — наследный принц, и никто никогда не называл меня убогим нищим! — Однако тут же пожалел о сказанном.

Впрочем, старик нисколько не поверил ему и рассмеялся:

— Ты — наследный принц? Ну тогда я — сам отец-император!

Се Лянь про себя обрадовался, но в то же время ощутил неловкость и решил — была не была, раз горшок треснул, то нечего его беречь, и прямо заявил:

— Ну так что, по рукам? Больше денег у меня нет!

Они ещё некоторое время поторговались, и в конце концов пришли к согласию. Се Лянь, выкупив за свои жалкие гроши больше десятка демонических фонариков, принёс их к реке. Старик, схватив плату, сбежал, только его и видели. Принц уселся на берегу и принялся развязывать узелки на красных шнурках, которые сдерживали мелких призраков внутри фонариков. Отпуская пленников на свободу, Се Лянь заодно проводил для них простенький обряд упокоения.

Подобно мелким звёздочкам, тусклые призрачные огоньки вылетали из фонарей. Эти новоиспечённые призраки погибли совсем недавно, ещё пребывали в бестолковом состоянии, собственного сознания не имели и были очень слабы, поэтому старик с лёгкостью их поймал. Выбираясь из разукрашенных фонариков, они вначале сгрудились вокруг Се Ляня и принялись летать вокруг него, временами даже задевая, будто прижимаясь к принцу.

Се Лянь поднялся и тихо сказал им:

— Летите, летите.

Он мягко взмахнул рукой, как бы поднимая огоньки в воздух, и души стали взлетать выше, постепенно исчезая. Это и означало, что они «вернулись на небо».

Се Лянь ещё долго стоял, глядя на звёзды, когда рядом неожиданно прозвучал тихий-тихий голос:

— Ваше Высочество…

Се Лянь застыл, потом сразу же повернулся на зов и обнаружил, что один маленький призрачный огонёк остался на земле, не поднялся на небо, не рассеялся искрами.

Как видно, этот призрак оказался сильнее других — у него не только сформировалось сознание, он даже уже мог говорить. Принц подошёл и с интересом спросил:

— Это ты только что меня позвал? Ты… меня знаешь?

Кажется, огонёк очень обрадовался, что Се Лянь его заметил, — начал подлетать в воздухе вверх-вниз. Судя по голосу, он тоже был совсем юн:

— Конечно, я знаю вас!

Се Лянь вспомнил, что выглядит своеобразно, поскольку весь вымазан в грязи, и ему стало совсем неловко. Прикрыв рот рукой, зажатой в кулак, он хотел притвориться, что огонёк обознался. Но спустя мгновение серьёзно спросил:

— Почему ты остался? Я ведь освободил вас от груза мирского. Неужели я что-то упустил в ходе обряда?

Иначе почему после его проведения один огонёк остался?

Но призрак, имени которого он не знал, подплы�� к нему ближе, остановившись на почтительном расстоянии, и ответил:

— Нет. Вы ни в чём не ошиблись. Просто я пока сам не хочу уходить, вот и всё.

Се Лянь, подумав, спросил:

— У тебя остались неисполненные чаяния? Что-то держит тебя здесь?

Неизвестный призрак ответил:

— Да.

— Тогда… поведай мне, что тебя держит. Если это не очень трудное дело, я приложу все усилия, чтобы завершить его за тебя.

За призраком по поверхности ночной реки заскользили три тысячи плавучих фонариков.

— Человек, которого я люблю всем сердцем, всё ещё здесь, в этом мире.

Помолчав немного, Се Лянь произнёс:

— Вот как. Это твоя жена*2?

*2 Отсюда и далее принц говорит об «этом человеке» в женском роде, тогда как призрак подразумевает мужской, но из-за одинакового звучания слов «он» и «она» путаницы в разговоре не возникает.

— Нет, Ваше Высочество. Мы не были связаны узами брака.

— А…

Призрак сказал:

— Честно говоря… возможно, у него не осталось обо мне воспоминаний. Мы даже почти не разговаривали.

Се Лянь подумал: «Даже не разговаривали? Но раз так, почему она стала «той, которую ты любишь всем сердцем», которая держит тебя на этом свете? Что же это за необычайная красавица, что за великий дар Небес?»

Подумав, принц всё-таки спросил:

— И в чём же заключается твоё желание?

Призрак ответил:

— Я хочу защитить его.

Часто у таких призраков посмертным желанием было нечто вроде «Я хочу сказать ей о своих чувствах», «Я хочу немного побыть рядом с ней», или даже более жуткое: «Я хочу, чтобы она отправилась за мной следом». Но «защитить»… Такое поистине встречалось редко. Се Лянь застыл в замешательстве и ответил:

— Но ведь… ты уже не принадлежишь к этому миру!

Призрак ответил:

— И что же?

— Если останешься по своей воле, не обретёшь покоя.

Но призрака это совершенно не заботило:

— Я согласен вовек не обрести покоя.

Маленькая неприкаянная душа оказалась на редкость упрямой. Вообще-то подобные ему в девяти случаях из десяти становятся крайне опасными демонами. Но Се Лянь почему-то совсем не ощущал от этого призрака жажды убийства, так что беспокоиться не стал, только сказал:

— Но если та, кого ты любишь всем сердцем, узнает, что из-за неё ты не обретёшь покоя, боюсь, это её опечалит, ведь она будет чувствовать за собой вину.

Поколебавшись немного, призрак сказал:

— Тогда я не позволю ему узнать, почему остался, и всё.

— Если она будет часто видеть тебя, то рано или поздно поймёт.

— А я не дам ему заметить, что оберегаю его, и всё.

Тут и сам Се Лянь не выдержал — его сердце дрогнуло, растроганное речами призрака. Принц подумал: «Любовь, о которой он говорит, не просто слова».

Блуждающие души для своих фонарей старик наловил на пустыре, бывшем поле брани. И этот призрак наверняка когда-то был молодым солдатом. Принц неторопливо произнёс:

— Восстание разлучило тебя с твоей возлюбленной… Прости. Я не одержал победу.

Неизвестный призрак ответил на это:

— Умереть за тебя в бою — высочайшая честь для меня.

Се Лянь в тот же миг застыл.

«Умереть за наследного принца в бою — высочайшая честь для каждого воина Сяньлэ», эту фразу девизом для своих солдат избрал какой-то генерал государства Сяньлэ. Фраза поднимала воинский дух бойцов, провозглашая, что пусть даже их ожидает смерть, эта смерть будет ненапрасной, а после они отправятся в обитель бессмертных. Разумеется, всё это было ложью. И принц не ожидал, что душа молодого солдата, оставшись в мире людей, даже после смерти будет крепко помнить этот девиз. И к тому же произнесёт его с таким торжественным трепетом.

Се Лянь вдруг почувствовал, как обожгло и заволокло слезами глаза.

— Прости, забудь об этом, — сказал он.

Но пляшущее пламя призрачного огонька сделалось ярче, когда тот ответил:

— Не забуду. Ваше Высочество, я навсегда останусь твоим самым преданным последователем.

Се Лянь, с трудом сглотнув, произнёс:

— У меня больше нет последователей. Вера в меня ничего хорошего не принесёт, а может, даже навлечёт беду. Знаешь, даже мой друг меня покинул.

Неизвестный призрак, словно принося клятву, сказал:

— Я не покину.

— Покинешь.

— Верь мне, Ваше Высочество, — непоколебимо произнёс призрак.

— Я не верю.

Он не верил никому, как не верил и самому себе.