Се Лянь лежал на ледяной земле, его лицо закрывала маска Скорби и радости, наполовину плачущая, наполовину смеющаяся. Безликий Бай стоял рядом, словно любуясь принцем, теперь похожим на него как две капли воды.

Какая-то странная сила притягивала маску к лицу Се Ляня, и ему никак не удавалось её сорвать.

— Смирись, — произнёс демон. — Не трать силы попусту. Хочешь освободиться? Сделай так, как я говорю, — и очень скоро сможешь вырваться из плена Медной печи.

Се Лянь делал вид, что демона не существует.

Безликому Баю никак не удавалось завладеть вниманием принца, однако он не сдавался, ещё раз вздохнул и добавил:

— Мы ведь могли бы стать учителем и учеником, равных которым по силе не было бы на свете, или лучшими друзьями. Почему непременно нужно действовать наперекор?

Се Лянь всё-таки остановился и с неприязнью ответил:

— Перестань пытаться поучать меня с таким видом, будто прожил несколько жизней и до конца познал человеческую душу. Мне совсем не хотелось бы иметь такого друга или учителя как ты.

В его голосе звучало неприкрытое презрение.

— Я знаю, — с издёвкой усмехнулся Безликий Бай, — в твоих глазах только двое могут быть тебе наставниками. Это советник и Цзюнь У, верно?

Его голос звучал странно, в нём слышались и пренебрежение, и насмешка. Но Се Лянь не собирался это обсуждать и спросил совершенно о другом:

— Лан Ин… был первым принцем Юнань?

Лан Ин — выходец из Юнань, подвергшийся поветрию ликов. Единственный, о ком мог подумать Се Лянь, — тот юный принц.

— Верно, — ответил Безликий Бай. — Именно тот принц, которого ты, порубив первого правителя Юнань на кусочки, ударил и бросил без сознания в сожжённом позднее императорском дворце.

Юный принц был племянником Лан Ина. Возможно, именно тогда остатки поветрия перебрались с тела Лан Ина к нему.

Се Лянь спросил:

— Но почему недуг не передался от него другим людям?

— Потому что обитатели дворца заметили, что он заразился. И послали к нему убийцу, чтобы тот одеялом задушил мальчика, не допустив распространения болезни. Только принц, сопротивляясь, сам убил человека и сбежал.

Ну а из дворца пустили слух, что и государь, и юный принц погибли от серьёзных ран. После долгих внутренних препирательств придворные чиновники всё-таки посадили ещё одного племянника Лан Ина на трон. Он и стал предком Лан Цяньцю.

— Как тебе удалось его обмануть?

— Но я его не обманывал. Я лишь рассказал ему правду. Рассказал, из-за кого он превратился в уродца. И сказал, что помогу отомстить, стоит только кое-что мне одолжить.

— Это ты называешь — кое-что одолжить? Ты же просто поглотил его, как пищу!

Безликий Бай безразлично ответил:

— С его-то лицом, не похожим ни на лицо человека, ни на лицо демона, никто не стал бы относиться к нему искренне. Подобная жизнь обернулась бы для него наказанием.

Неожиданно Се Лянь произнёс:

— Ваше Высочество?

— …

На секунду Се Ляню показалось, что демон отзовётся. Однако тот сдержался.

Но Се Лянь вновь спросил:

— Ты… и есть наследный принц Уюна?

В тот же миг Се Ляню показалось, будто даже горячий воздух внутри Медной печи заледенел.

Принц обдумывал этот вопрос с того самого момента, как упал сюда.

Сам Се Лянь мог понимать фразы, которые выкрикивали крысы, и причиной тому могли быть только трое — Цзюнь У, советн��к и Безликий Бай. Кто-то из них передал ему часть своих воспоминаний и чувств. Другими словами, по крайней мере один из них являлся выходцем из Уюна. Цзюнь У родился многим позже гибели государства Уюн, поэтому самые серьёзные подозрения падали на советника и Безликого Бая.

Почему Хуа Чэн остался снаружи Медной печи? Точно не потому, что он — непревзойдённый. Се Лянь уже спрашивал у него и получил положительный ответ — ставший Князем Демонов непревзойдённый способен дважды проникнуть в Медную печь, так же как вознесшийся небожитель может второй раз пережить Небесную кару. Но всё же Хуа Чэн испарился на полпути. Самая явная причина, пришедшая на ум Се Ляню, — Медная печь слушается указаний Безликого Бая!

Так… каким же статусом он должен для этого обладать?

В темноте повисла мёртвая тишина, и Се Лянь повторил, на этот раз утвердительно:

— Ты и есть наследный принц Уюна.

Демон наконец нарушил тишину.

Он рывком напал на Се Ляня, двигаясь стремительно, словно ветер, однако на сей раз пришёл черёд принца уклоняться. Он прыжком вскочил с земли, ловко увернулся и спросил:

— Ваше Высочество, я задам тебе один вопрос. Почему ты никогда не предстаёшь перед людьми в истинном обличии?

Безликий Бай мрачным тоном ответил:

— Ваше Высочество, я предупреждаю, не стоит меня так называть.

— Ты ведь можешь называть меня «Его Высочеством», — парировал Се Лянь, — почему же я не могу так тебя назвать? Не хочешь отвечать, тогда я догадаюсь сам. Причин, по которым ты прячешь лицо, может быть только две. Либо я знаю тебя, или же не знаю, но едва посмотрев на твоё лицо, пойму, кто ты такой; либо твой настоящий облик до крайности уродлив, до такой степени, что ты сам не способен этого выносить! К примеру…

С хрустом предплечье Се Ляня охватила боль — Безликий Бай с силой сжал его за руку и прошипел:

— Принц, ах, принц. Неужели, стоило мне проявить чуточку доброты, и ты решил, что меня не следует бояться?

Его голос полнился почти осязаемым льдом, но сквозь боль Се Лянь всё же сохранил ясность сознания. Похоже, демон по-настоящему разозлился, он выхватил чёрный меч и направил на Се Ляня, вопрошая:

— Ты дал этому мечу имя Фансинь?

Глядя на приближающийся к собственному горлу угрожающий клинок, Се Лянь не дрогнул и мускулом, только спросил:

— А что, нельзя?

Безликий Бай хмыкнул:

— Ты совершенно не умеешь давать имена. Послушай же, настоящее имя этого меча — Чжусинь*1.

*1 Чжусинь — кара за помыслы.

Се Лянь вдруг округлил глаза:

— Кто это там?!

Безликий Бай не обернулся.

— Решил применить против меня глупый трюк, которым дурачат детей?

Се Лянь, недоумевая, переспросил:

— Ты… не заметил?

— Там ничего нет, — холодно бросил демон. — Что я должен был заметить?

Он и правда не заметил, зато Се Лянь заметил.

Только что в клинке Фансиня отразился свет подземного пламени, скользнувшего по стене над ними. И в тот миг Се Лянь увидел лицо.

Принц мог поклясться, что не ошибся: он точно увидел лицо, огромное человеческое лицо!

Безликий Бай обладал уровнем магических сил наверняка не меньшим, чем у Се Ляня, а намного большим. Почему же он не смог ничего увидеть?

Разве только… Это что-то было ещё страшнее, чем Безликий Бай?

Се Лянь смотрел на лицо в отражении лишь миг, однако в обрывках своих воспоминаний обнаружил… что оно ему знакомо. По всему телу принца пробежали мурашки.

— В Медной печи ещё кто-то есть!

Демон возразил:

— В Медной печи, кроме нас с тобой, только камень и лава.

Се Лянь хотел было поспорить, но тут про себя переспросил: «Постойте… Знакомое… каменное… лицо?»

Осознание пришло мгновенно, Се Лянь понял, что именно видел.

Невероятно!

Принц немедля спрятал руки за спину и со скоростью ветра сложил несколько магических печатей. Демон, заметив его действия, произнёс:

— Бесполезно, даже если ты…

Но тут позади них раздался оглушительный грохот, вслед за которым налетела волна камней и земли, подобная дождю!

Почувствовав опасность, Безликий Бай молнией отлетел прочь, настолько быстро, что никто не смог бы угнаться за ним. У него бы точно получилось уклониться от удара, жаль только, что напавшее на него «нечто»… оказалось невероятных размеров.

Огромная рука, сложив пальцы в кулак, нанесла по демону прямой удар!

Рука, высеченная из скалы.

Размеры её и впрямь поражали — этот кулак мог бы сравниться с целым домом! Отсветы подземного огня озарили лишь эту часть, а всё, что выше запястья, осталось скрытым в темноте.

Под звуки падающих камней рука перевернулась ладонью вверх и переместилась к Се Ляню. Несмотря на громадные размеры, пальцы тем не менее выглядели изящными, с отчётливыми суставами. Такая рука могла и осторожно держать цветок, и крепко сжимать меч. Принц, схватив оружие, перекатился в сторону, вскочил и запрыгнул на каменную ладонь. Рука уже двинулась наверх, когда Се Лянь вдруг вспомнил кое о чём, выкрикнул «Постой!», вновь спрыгнул, подобрал доули и вернулся. Затем огромная ладонь начала подниматься, дальше и дальше от подземных огней, выше и выше. Чувствуя это, Се Лянь сложил руки в другой печати и приказал:

— Наружу!

После принц ощутил, как ладонь чуть спустилась, будто несущий его великан согнул колени, готовясь к прыжку, а в следующий миг тело стало таким тяжёлым, что Се Ляня едва не придавило к камню — великан взлетел, пробиваясь сквозь запечатавшееся жерло Медной печи!

Бах! Бах! Бах!

Следом за несколькими мощными ударами Се Лянь услышал отчётливый треск.

Так рассыпается крепкая скала, не выдерживая яростного натиска!

А потом сверху блеснул луч света.

Он пробился!

Печать Медной печи сломалась, слепящий свет хлынул дождём, бешеный ветер засвистел вокруг, ворвавшись вихрем.

Се Лянь стоял на ладони великана, одной рукой придерживая шляпу, другой укрываясь от летящего в лицо снега. Жар от Медной печи испарился, принц глубоко вдохнул свежего холодного воздуха и крикнул:

— Сань Лан!!!

Эхо его голоса всё ещё летело вдаль, когда пара рук, возникшая сзади, заключила его в объятия. Се Лянь застыл, но опустив взгляд и увидев у себя на поясе руки в красных рукавах и серебряных наручах, сразу вздохнул с облегчением. Возле уха раздался обеспокоенный голос:

— Я едва не сошёл с ума!..

Принц сразу обернулся, обхватил ладонями его лицо и успокоил:

— Не сходи с ума, не нужно, я уже выбрался!

Это был Хуа Чэн. Его волосы растрепались, во взгляде всё ещё читалось отчаяние. Маску Скорби и радости, которую Се Лянь никак не мог сорвать, Хуа Чэн снял одним движением и сразу отбросил прочь. Принц сам не мог понять, почему вдруг взял лицо демона в ладони, он сделал это совершенно не думая, видимо, в качестве жеста утешения, а может, боялся, что Хуа Чэн замёрз на снежном ветру… Ведь всё то время, что Се Лянь провёл внутри Медной печи, Хуа Чэн наверняка ждал его здесь, на вершине вулкана.

Они прыгнули туда вместе, но тут одного внезапно выбросило обратно! Не зная, что происходит там, внутри, и впрямь можно сойти с ума!

Крепко прижимая к себе Се Ляня, Хуа Чэн продолжал:

— Я никак не мог попасть внутрь Печи… Оставил тебя одного, пробиваться наружу! Я, чёрт подери, совсем ни на что…

— Сань Лан, всё хорошо, правда, всё в порядке! — поспешно перебил Се Лянь. — К тому же, я вовсе не один прорвался!

Тогда Хуа Чэн, наконец немного успокоившись, спросил:

— Что? Гэгэ, как ты выбрался?

— С твоей помощью. Смотри.

Он указал наверх, и Хуа Чэн поднял взгляд в том же направлении.

Посреди летящего снега высилась высеченная из цельной скалы статуя, подобно исполину, стоящему меж небом и землёй. Они находились как раз на ладони этой статуи.

Черты лица изваяния поражали мягкостью и красотой. Длинные изящные брови, приятная глазу линия губ, чуть приподнятые в полуулыбке уголки рта. Выражение лица нежное, но не легкомысленное, бесстрастное, но не равнодушное. Лик, поражающий красотой и полный милосердия.

Это было лицо Се Ляня!

Принц, глядя на статую, тихо спросил:

— Это и есть… твоя лучшая работа, о которой ты говорил?

— …

Хуа Чэн долго молчал, не сводя глаз со статуи. Затем вновь посмотрел на Се Ляня и кивнул.

Это огромное каменное изваяние наверняка было высечено им из скалы во время заточения внутри Медной печи, спустя тысячи попыток и годы страданий.

Несколько сотен лет оно хранилось в глубине тёмного жерла вулкана, частично заросшее вьющимися растениями. Медная печь стала его естественным храмом, таящим множество опасностей. А само изваяние оставалось единственным образом божества в этой огромной обители.

Статуя была единым целым с Медной печью, созданная из того же камня. В противном случае обычное изваяние ни за что не выбралось бы из недр Печи, только рассыпалось бы каменной крошкой. А если бы оно изображало не Се Ляня, или же Хуа Чэн перед прыжком не одарил принца достаточным количеством магических сил, принц не смог бы повелевать ему.

Повернувшись к Хуа Чэну, Се Лянь произнёс:

— Вот так, Сань Лан, я и выбрался оттуда. Я пробился вместе с тобой.