III

Кажется, что над горами время не властно, месяц прошёл в мгновение ока. Раны Шэнь Ляншэна по большей части зажили, и он собрался в путь назад в орден. Прежде чем уйти, он снял с пояса свою пропускную бирку хуфы. Та была сделана из двух половинок: инь и янь, и он отдал половинку инь Цинь Цзину в залог их будущих договорённостей.

В этот раз целитель придерживался формальностей, скрывая свои запретные идеи. Он спрятал все смешки и улыбки, колкости и замечания, и лишь пожелал счастливого пути.

- Я и не пойду тебя провожать, Шэнь-хуфа, но я желаю тебе безопасной дороги.

Когда Шэнь Ляншэн ушёл, Цинь Цзин снова остался один в своей маленькой хижине в горах, но призрак того человека, казалось, поджидал его повсюду.

Принимая пищу, сидя за столом в одиночестве, он вдруг вспоминал, как не мог отвести глаз от рук мужчины, каждый раз, когда они разделяли трапезу.

Кожа Шэнь Ляншэна была светлой. Пальцы были длинными и тонкими, без выступающих костяшек. Мозолей, которые бывали у мечников, не было видно, но любой мог бы с одного взгляда сказать, что эти руки принадлежат практикующему боевые искусства, тому, кто в силах голыми руками снести кому-нибудь голову. Несколько раз Цинь Цзин настолько увлекался, что следил за руками, палочками и пищей до самых губ мужчины. Он наблюдал, как тот открывает рот, тщательно пережёвывает и глотает, но ему казалось, что тот даже на секунду не задумывается, рыбу и мясо он ест или тофу и зелень, и вообще способен ли понять разницу.

Возможно, трапеза для него была не более, чем поглощением пищи.

- Да? – Однажды взгляд Цинь Цзина задержался на нём слишком надолго, вызвав у Шэнь Ляншэна вопрос. В его голосе не было неудовольствия, но самого вопроса было достаточно, чтобы вернуть Цинь Цзина в действительность.

- Ничего. Мне, как хозяину, стыдно, что еда столь однообразна, - Цинь Цзин вежливо улыбался, но в тайне размышлял, каков на вкус этот рот.

- Об этом не стоит беспокоиться.

«Скорее всего, у него нет вкуса совсем, - думал Цинь Цзин, продолжая улыбаться. - Вряд ли этот человек смог отведать всех лакомств жизни».

Иногда, когда Цинь Цзин садился у окна с книгой и чайником хорошего чая, он видел, как мужчина упражняется во дворе с мечом.

Вообще говоря, Цинь Цзину следовало бы позволить мужчине остаться одному, потому что не каждый мечник желал, чтобы посторонние видели его техники. Однако, казалось, что Шэнь Ляншэн не возражал, чтобы целитель наблюдал за каждой его стойкой и каждым ударом. Временами расслабленные, а временами стремительные, его движения не несли энергии ци или намерения убивать, но сила меча была очевидна.

Более двух веков прошло с тех пор, как орден Син[1] потряс цянху[2], устроив эпическую резню, это событие стало почти легендой. В следующие два столетия орден Син не участвовал ни в одной войне, но одного его упоминания было достаточно, чтобы поселить страх в сердце каждого человека в цянху. Ужас от произошедшего был очевиден.

---------------------------------

[1] 刑(Xíng) в переводе означает «кара»

[2] цянху называют не какой-то отдельный район, а всё пространство Китая, куда не дотягиваются руки императорской власти, включая людей на этой территории, живущих по своим законам. Буквальный перевод "озера и реки". Когда до столицы месяц, а то и больше пути, пожаловаться властям возможности нет, все вопросы решаются на месте, а прав, конечно, тот, кто сильнее, потому что мёртвые не жалуются. Это привело к формированию своих законов и своего этикета и, в какой-то мере, своей иерархии власти в глухих районах.

---------------------------------

Скорее всего, Шэнь Ляншэн практиковался лишь для того, чтобы скоротать время, поэтому не демонстрировал никаких невероятных способностей, вроде тех, что могли бы стереть с лица земли несколько орденов, которыми славился хуфа демонического ордена. Можно было лишь увидеть, как он танцует с мечом и плавное свечение заклинаний.

Обычно через некоторое время взгляд Цинь Цзина возвращался к книге, а сам он сокрушался. Создания природы были прекрасны и загадочны, но каким бы внушающим благоговение ни казался этот человек, он был ничем иным, как демоническим оружием ордена Син. Ходили слухи, что все хуфа ордена Син достигли пика самоотверженности, отказавшись от себя и земных желаний, и повиновались лишь приказам главы ордена – если им было сказано убить тысячу человек, они не успокоятся, пока все тысяча душ не покинут свои телесные оболочки. Сейчас Цинь Цзин мог судить, что слухи не врали.

Половинку инь пропускной бирки, которую оставил ему Шэнь Ляншэн, Цинь Цзин тоже использовал как украшение на пояс. Самым интересным был материал, из которого она была сделана. Не камень и не металл, он был холоден, как лёд, и Цинь Цзин чувствовал его температуру даже сквозь несколько слоёв одежды.

Позже, одной жаркой летней ночью, Цинь Цзин сунул бирку под свою бамбуковую подушку. Повернувшись на бок и устроившись на подушке щекой, он быстро уснул, ощущая её слабую прохладу.

Возможно, ему не следовало брать к себе в постель что-то настолько личное, что мужчина всегда носил при себе. В ту ночь Цинь Цзину приснился чувственный сон. Он проснулся среди ночи, ощущая, что его нижние одежды намокли от пота и липли к коже. Член был ещё твёрдым, а тело горело.

Не сумев удержаться, он сунул руку под подушку, чтобы нащупать бирку. Её ледяная поверхность сделала жар внутри, казалось, ещё нестерпимей.

Закрыв глаза и сжав её пальцами, Цинь Цзин медленно поднёс её к ключицам, и по его телу пробежала дрожь. В темноте комнаты на его лице появилась странная улыбка.

Он спустил украшение вдоль рубахи вниз по груди и чуть правее. Под его прохладой правый сосок начал твердеть даже без стимуляции.

На лицевой стороне бирки был изображён яньвей[3], каким он описан в «Шань хай цзин»[4], с телом змеи и человеческой головой. Тот, кто встретит это существо, будет властвовать над миром. Цинь Цзин с весельем размышлял, сможет ли Шэнь-хуфа сохранить своё холодное, равнодушное выражение, если когда-нибудь узнает, что он делал с его биркой хуфы.

---------------------------------

[3] вэйшэ (яньвэй, вэйвэй) ("извивающийся змей") - в древнекитайской мифологии - двуглавая змея, родившаяся на горе Цзюишань ("гора Девяти сомнений").

[4] «Книга гор и морей» или «Каталог гор и морей» — древнекитайский трактат, описывающий реальную и мифическую географию Китая и соседних земель и обитающих там созданий.

---------------------------------

Пропуск был прямоугольным со сторонами, заострёнными, как клинок. Не отдавая себе отчёта, Цинь Цзин начал играть с соском сквозь ткань своей хлопковой рубахи краем бирки. Чуть более сильное движение запястья слегка укололо, будто ножом, но из-за чувствительности этой зоны он с радостью приветствовал боль.

Ткань над его пахом уже вздулась, и сейчас, чувствуя наслаждение, идущее от раздразнённого соска, приободрившийся член дёргался в штанах Цинь Цзина, будто пытался вырваться из пут. Головка тыкалась в тонкий хлопок, увлажняя его сочащейся из дырочки смазкой. Влага распространялась по ткани, смачивая её и оставляя следы на коже Цинь Цзина.

Его пальцы протащили бирку вниз к промежности, нажимая на выпуклость лицевой частью с вырезанным рисунком. Кончиками пальцев он усилил нажим и вдавил узоры в нежный мешочек пониже эрекции, вызывая неописуемые греховные ощущения.

Затем очень медленно он потащил бирку по мошонке вверх и ещё дальше, потихоньку поглаживая ею член. Поверх штанов ощущения казались немного размытыми, дразнящими, и лишь взволновали его ещё сильнее. Член сочился и сочился, полностью намочив материал над ним. Поёрзав немного, Цинь Цзин приспустил штаны, головка выскочила из-под ткани, и прижалась к его животу.

Внезапно порыв ветра разогнал облака на ночном небе, впуская в тёмную комнату лунный свет и освещая сцену на постели. Цинь Цзин продолжал поглаживать член вырезанным на бирке рисунком, будто влюбился в эти смутные дразнящие ощущения. Половинка инь была пугающе холодной, а его плоть очень горячей. Прохлада проникала сквозь хлопок и окружала пылающий ствол, как могли бы это сделать те белые, как лилии, сильные пальцы. Закрыв глаза, Цинь Цзин представил, как пара холодных безжалостных рук того человека, совершавших самые ужасные, самые непростительные преступления, крепко сжимает его член и начинает ласкать. Стон невольно слетел с его губ.

Этот звук показался громким в безмолвии ночи. Открыв глаза, Цинь Цзин приподнялся на левой руке и в неверном свете луны бросил взгляд на своё полуобнажённое тело и бёдра, движущиеся помимо его воли в такт с правой рукой. Блестящая скользкая головка выглядывала из-под штанов и оставляла у него на животе небольшую липкую лужицу, эротично отражавшую лунное сияние.

Так возбудиться… Цинь Цзинь усмехнулся. Хоть он в насмешку и называл себя распутником, это были лишь слова. Из-за того, что с рождения его сердце было не таким, как у обычных людей, он редко испытывал желания плоти. Если не считать азартных игр, можно было сказать, что он вёл довольно скромный образ жизни.

Но с Шэнь Ляншэном всё было иначе.

С лёгкой улыбкой на губах Цинь Цзин признал, что для него этот мужчина отличался с того самого мгновения, как узнал, кто он. И это «отличался» отличалось от того «отличался», которое он вначале ожидал.

Какой забавный каламбур.

Эти мысли мелькали в его голове, но руки не прекратили движения. То, что он так возбудился из-за этого мужчины доставляло ему почти мазохистское удовольствие.

Он наблюдал за собой же, мастурбирующим с помощью именной бирки, трущимся членом о принадлежавшую мужчине личную вещь и настолько потерявшимся в ощущениях даже без прямого контакта, ведь его кожа была прикрыта штанами.

Он наблюдал, как его член всё наполнялся кровью, разбухшая головка буквально горела красным, и постоянный поток кристально чистой, но не безгрешной жидкости сочился из дырочки. Он вдруг изменил движения и поднёс угол бирки к этому отверстию на вершине головки. Его член несколько раз вздрогнул, и начал извергаться.

Цинь Цзин откинулся на спину, некоторое время тяжело дыша. Он приподнял пропуск, чтобы рассмотреть в свете луны.

Капля его «янь» потекла по половинке бирки инь, молочный развод очертил рисунок, остановившись между двух голов, венчающих толстое змеиное тело яньвея.

Слово за словом Цинь Цзин восстановил в памяти рассказ из «Шань хай цзин»:

Яньвей имеет головы человека и тело змея, носит пурпурные одежды и красный убор на голове, и тот, кто увидит его, будет властвовать над миром…

…хм.

---

Справочно для тех, кому интересно:

В "Книге гор и морей" говорится: "Есть божество, лицо у него человечье, тело змеи. Туловище его раздвоенное подобно оглоблям, справа и слева - головы. Оно носит фиолетовую одежду и красные шапки". Там же сообщалось, что тот, кто поймает вэйшэ и отведает её мяса, станет могущественным правителем.

В трактате "Чжуан-цзы" (4 в. до н. э.) вэйшэ описывалась как существо длиной с оглоблю и толщиной со ступицу, одетое в фиолетовое платье и красные шапки. Согласно трактату, тот, кому посчастливится увидеть вэйше, станет правителем.

Но существовала и противоположная версия - тот, кто увидит вэйшэ, должен тотчас же умереть. В "Критических суждениях" Ван Чуна (I в. н.э.) рассказывается о мальчике Сунь Шуао, который не испугался вэйшэ и убил её, чтобы змея больше никому не предсказала смерть. Следует заметить, что Сунь Шуао не умер, а стал впоследствии первым министром царства Чу.