«Дорахару» работал семь дней в неделю, круглый год. Каждое утро, в одиннадцать часов, Сентаро поднимал ставни. Обычно он надевал форму повара всего за два часа до открытия, чтобы начать готовить тесто для блинов и пасту из сладких бобов для дораяки. Большинство кондитеров тратили на это больше времени, но в «Дорахару» все было иначе.

Сегодня, как и в любой другой день, Сентаро выпил обычную утреннюю банку кофе, а затем принялся затаскивать в кухню картонную коробку с тротуара. В ней лежал цубуан, дешевая сладкая бобовая паста китайского производства, которую он использовал для начинки дораяки. Его покойный начальник всегда добавлял в дораяки готовую бобовую пасту, и Сентаро просто продолжал эту практику. Оптовик, его давний партнер, регулярно поставлял пятикилограммовые коробки с этой пастой.

Сентаро взял пластиковую ванночку и смешал содержимое баночек с бобовой пастой, оставшейся со вчерашнего дня. Работа в «Дорахару» во многом опиралась на то, что бобовую пасту некоторое время можно хранить в холодильнике без потери аромата и качества. Хотя подобная переработка начинки не считалась незаконной, все же мало какие кондитеры так делали.

Но именно так обстояли дела в «Дорахару», где продавалось ровно столько, чтобы оставаться на плаву. Сентаро никогда не расходовал целый контейнер бобовой пасты за день; всегда что-нибудь оставалось. Каждое утро он смешивал остатки бобовой пасты предыдущего дня с новой порцией, так что неиспользованной пасты просто не оставалось.

Как только бобовая паста была готова, Сентаро приступал к приготовлению теста. Его тоже можно было купить у оптовиков, но он предпочитал делать тесто сам из-за высоких цен. Сентаро высыпал ингредиенты в миску, смешал их и включил газ, чтобы нагреть плоскую сковороду. Когда она нагрелась до нужной температуры, он аккуратно выложил тесто на горячую поверхность ложкой в форме гонга, от которой дораяки и получили свое название: дора — гонг, яки — жарить. Когда маленькие пышные блинчики были готовы, он разложил их рядами в стеклянной витрине с подогревом, чтобы они остались теплыми. Теперь пришло время открывать магазин. Сентаро вздохнул, поднимая ставни, и его лицо приняло бесстрастное выражение.

Наступило время обеда. Сентаро сидел на кухне, перекусывая готовым обедом, когда увидел, как по другую сторону окна появилась белая шляпа.

— Старушка, — пробормотал он.

Она улыбалась ему, и он почувствовал, что должен встать.

— Э-э-э, еще раз здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Что вам угодно?

Токуэ достала из сумочки листок бумаги.

— Вот так я пишу свое имя.

— А?

Сентаро взглянул на листок. Имя женщины было написано синими чернилами характерным почерком, каждый штрих заканчивался завитком.

— Извините, но вы все равно не сможете здесь работать. — Он протянул ей листок обратно.

Токуэ взяла было его скрюченными пальцами, но потом, похоже, передумала и осторожно убрала руку.

— Как видите, у меня небольшие проблемы с пальцами, поэтому я не против работать за меньшую сумму, чем сказала в прошлый раз. Двести иен будет достаточно.

— За что?

— За час моей работы.

— Не в этом дело.

Сентаро повторил, что не может нанять ее. Токуэ, как и в прошлый раз, просто уставилась на него. Сентаро отошел от прилавка и потянулся к подогревателю, чтобы достать дораяки. Он решил, что если дать ей один, то, может быть, она уйдет.

— Вы сами готовите бобовую пасту? — вдруг спросила Токуэ, словно прочитав его мысли.

— Э-э, гм, коммерческая тайна, — ответил Сентаро; его кадык нервно подрагивал.

«Она что-то увидела?» — он оглянулся через плечо, чтобы проверить. На кухонной скамейке рядом с его обедом стояла баночка со сладкой бобовой пастой. Ее крышка была открыта, а из баночки торчала ложка. Сентаро сдвинулся в сторону, чтобы загородить Токуэ обзор.

— На днях я ела один из твоих дораяки. Блинчик был неплох, но бобовая паста…

— Бобовая паста?

— Я ничего не смогла сказать о чувствах человека, который ее приготовил.

— Вы не смогли? Странно. — Сентаро изобразил сожаление, хотя прекрасно знал, что бобовая паста ничего подобного рассказать не может.

— В ней словно… чего-то не хватает.

— Бобовую пасту очень сложно приготовить, знаете ли. Послушайте, леди... э-э-э, мэм. Вы когда-нибудь готовили ее?

— Конечно, готовила. Я делаю ее уже пятьдесят лет.

Сентаро чуть не уронил дораяки, который собирался положить в бумажный пакет.

— Пятьдесят лет?

— Да, полвека. В бобовой пасте главное — чувство, молодой человек.

— О. Чувство, ага, — сказал Сентаро, подталкивая пакет с дораяки к Токуэ. На одно крошечное мгновение он почувствовал, что его качнуло, как от внезапного порыва ветра.

— Но… — он замешкался. — Извините. Я все-таки не могу вас нанять.

— Правда?

— Мне жаль. Вот такие дела.

Токуэ непонимающе уставилась на него, затем достала из сумочки матерчатый кошелек.

— Не нужно, — сказал он. — За счет заведения.

— Почему? Они стоят 140 иен, не так ли?

Она пошарила в кошельке, чтобы достать деньги. Ей потребовалось некоторое время, чтобы найти одну 100-иеновую и четыре 10-иеновые монеты, а затем выложить их на узкий прилавок под окном. Пальцы на ее руке были слегка искривлены, а большой загнут назад.

— Молодой человек…

— Что?

Токуэ снова порылась в сумке.

— Попробуйте вот это, — сказала она, доставая круглый контейнер Tupperware*. Сквозь пластик Сентаро увидел нечто темное.

[П/П: Tupperwave — название американской коммерческой фирмы, производителя товаров для дома, особенно ланчбоксов и различных контейнеров]

— Что это?

Пока Сентаро вертел в руках контейнер, Токуэ уже стала отходить от прилавка.

— Это бобовая паста?

Но она уже ушла и, только обернувшись, кивнула, прежде чем скрыться за углом.