1
  1. Ранобэ
  2. Прощальная соната для фортепиано
  3. Прощальная соната для фортепиано. Том 3

Том 3. Глава 2 – Памяти ангела

После недолгого антракта концерт возобновился с третьей части. Это самая долгая симфония из всех, написанных Чайковским. Хотя длительность частей варьируется в зависимости от предпочтений дирижера, обычно все произведение занимает около часа. Первая часть была невероятно мрачной и начиналась очень тягостно. Вкупе со степенным и монументальным стилем Эбичири это произведение слушать было очень утомительно. Чиаки, сидевшая через место справа от меня, уже успела прикорнуть на плече Кагуразаки-сэмпай.

Сначала я задавался вопросом — почему они играют так медленно? Это ведь может вызвать резкую критику со стороны слушателей, разве нет? Но в третьей части атмосфера стала совсем невыносимой — меня насильно окунули в усыпляющие звуки. Когда произведение достигло заключительного действия, ярко выраженный военный марш заставил меня сесть прямо.

Эбичири водил руками, управляя оркестром с подлинным мастерством. Взмахнув палочкой, он завершил самую волнующую часть кульминации.

После пары мгновений тишины, которая вызвала чувство, как будто смотришь вниз с высоченного утеса…

Луч света снизошел с небес — это величественно вступил орган. Словно разряд электричества прошиб мой позвоночник. Все тело покрылось мурашками.

Я считал симфонию «Манфред» скучным представителем классики… но сейчас все переменилось. Никогда прежде я еще не слышал подобную интерпретацию — дирижер преподнес кульминацию произведения в драматично-театральном стиле.

Симфония завершилась так, словно растаяла в воздухе. Некоторое время ни аплодисментов, ни даже кашля не было слышно. Лишь только когда Эбичири выпустил палочку из рук, люди стали приходить в себя. Редкие хлопки начали раздаваться там и тут. В следующий миг весь зал зашелся в овациях. Я сам не заметил, как встал и присоединился к ним.

Я бросил короткий взгляд в сторону Мафую, которая, сидя в кресле, хлопала с недовольным выражением лица.

— Это было нечто потрясающее.

Я едва смог расслышать слова Кагуразаки-сэмпай.

— Никогда прежде не слышала симфонию «Манфред», в которую бы орган так здорово вписывался. Подобранный темп как будто скрывал в себе что-то… значит, это все было для финальной части?

Овации продолжались, даже когда Эбичири сошел со сцены. Оркестр же продолжил настройку инструментов. Особая фишка концертов Эбичири — это выступление на бис; он всегда подготавливает нечто особенно интересное. Я решил упорядочить мысли и вытащил для этого блокнот и ручку.

Вернувшись на сцену, Эбисава подал знак, разведя руки в стороны, и шум зала начал стихать.

— Я благодарен, что мне выпала честь встретиться с вами сегодняшним вечером, — объявил Эбичири с серьезным лицом.

Подобную речь он всегда произносит перед выступлением на бис.

— Показушник, — отпустила Мафую мягкий упрек. Отчасти соглашусь с ней.

— Мы пригласили специального гостя, музыкального исполнителя. Он не должен был быть здесь сегодня вечером, поэтому те, кто из музыкальных журналов, пожалуйста, старайтесь не упоминать лишний раз об этом маленьком факте, иначе у меня возникнут проблемы со звукозаписывающей компанией.

В зале раздалось несколько смешков. Музыкант, который появляется только при выступлении на бис? Никогда прежде о таком не слышал.

— Думаю, вы все уже его знаете, но мне всё же подобает его представить. Прошу любить и жаловать — Жюльен Флобер.

Это заявление вызвало сильное волнение у аудитории. Я точно слышал это имя прежде, поэтому начал судорожно копаться в памяти. Я даже не обратил внимания, о чем там бормочет сидевшая рядом Мафую.

— Жюльен… Жюльен Флобер…

Волнения в зале переросли в теплую волну приветствующих аплодисментов. Я в изумлении поднял голову.

На краю сцены появился невысокий силуэт со скрипкой, зажатой под мышкой. Пройдя меж оркестрантов, ребенок направился к дирижерскому пульту в центре сцены.

Сперва я подумал, что это девочка, так как видел только верхнюю половину тела: отливавшие золотом под светом прожекторов волосы, большие глаза и пламенно-красные губы.

Однако маленький скрипач, занявший место рядом с Эбичири, был одет во фрак.

— Юри? — пробормотала Мафую.

Я наконец вспомнил, кто это.

Жюльен Флобер.

Скрипач, более известный под псевдонимом «Юрий», нежели под своим настоящим именем. Он получил это прозвище, когда обучался в Московской консерватории, — об этом факте известно даже в Японии. Его всегда описывают словами типа: «Он выглядит как ангел» или «У него потрясающая техника, как будто он — перерождение Иегуди Менухина». Это известный всему миру юный скрипач с невероятным количеством поклонников. Говорят, что, мол, журналы будут продаваться лучше, если поместить туда его фото. Теперь обложки журналов о классической музыке часто пестрят его портретами — вот откуда я его знаю. На фото он всегда держится серьезно и твердо, но аура вокруг него создает впечатление, что это типичная ученица средней школы (хотя он парень); к тому же он примерно одного роста с Мафую. Если я не ошибаюсь, то он моложе меня на год.

Жюльен, стоявший рядом с дирижерским пультом, элегантно поклонился. Это действие заставило замолчать всех в зале.

Без лишних слов Жюльен поднял смычок, а Эбичири неуловимыми движениями начал дирижировать. Кларнеты и гобои задали серьезный тон, и скрипка Жюльена ответила им своим соло. Затем начал медленно расправлять свои крылья фоновый аккомпанемент оркестра.

Эта композиция…

Концерт для скрипки и оркестра Альбана Берга.

Концерт, озаглавленный «Памяти ангела» и посвященный покойной маленькой девочке, стал его последним сочинением перед смертью от заражения крови. Партия скрипки и оркестра переплетались вместе, создавая угнетающую атмосферу. Музыка словно тихо оплакивала умерших.

Я не заметил, как блокнот выскользнул из моих рук.

Было такое ощущение, будто чей-то плач доносится до нас с небес.

В напряженном аллегро второй части повествуется история девочки и её страданий, пока она сопротивлялась болезни. Интенсивные хроматические фразы словно откалывались от небольшой фигурки Жюльена, окруженного всеочищающей смертью. Затем они объединились и перешли в плавное адажио.

Скрипичное соло началось с самой высокой ноты и принялось вбирать в себя все звуки оркестра… Когда композиция подошла к концу и музыка начала тихо убывать, в концертном зале едва ли остались намеки на оживленность. Настроение зрителей значительно отличалось от царившего во время симфонии «Манфред».

Юноша в центре сцены опустил смычок и скрипку. Затем, стоило ему явить улыбку сродни ангельской, атмосфера в зале немедленно растаяла.

Овации слушателей накрыли музыкантов, словно непрекращающаяся лавина.

Я тоже хлопал, как в тумане. И тут заметил, что он улыбается не всему залу, а конкретному человеку.

Неужто мне? Нет, постойте…

Я осознал шокирующую правду и глянул на соседнее сидение — Мафую утопла в кресле с отсутствующим выражением лица.


Тэцуро, в общем-то, приложил много усилий, чтобы составить букет для Эбичири. Хотя мне не доставляет радость это говорить — мало того, что для нарциссов сейчас не сезон, так он еще и сказал: «Слушай внимательно. Нарцисс на языке цветов значит «Тщеславный»! Обязательно заяви это ему в лицо, когда будешь вручать букет!» Вот ведь придурок.

После окончания концерта, я попросил девчонок подождать меня в холле. Едва я собрался наведаться за кулисы в гримерную, Мафую схватила меня за ворот костюма и потянула назад.

— Что?

— …Я с тобой.

Зачем? В смысле, Эбичири ведь тоже будет в гримерке, да? Это не в стиле Мафую — добровольно идти с ним на встречу, верно? Я тут же подумал о Жюльене. (Было похоже, что) Флобер пялился на неё несколько минут назад…

Для этого ведь должна быть причина, так? Неужто они знакомы?

Коридор, который вел в гримерные, был заполнен оркестрантами и их здоровенными инструментами. Так как это Бостонский симфонический оркестр, вокруг меня струилась английская речь. Я даже растерялся.

Вдруг один из оркестрантов заметил Мафую, прятавшуюся за моей спиной, и направился в нашу сторону, воскликнув что-то вроде «О!» После чего нас быстро окружил весь оркестр — доказательство того, что Мафую также хорошо известна в кругах профессиональных музыкантов.

— Э-м-м, ну…

Я попытался было заговорить с ними по-японски, но Мафую пихнула меня в бок и завязала разговор со среднего возраста валторнистом, выговаривая слова с невероятно подлинным американским акцентом. Потом она повернулась ко мне с недовольным лицом и, указав в конец коридора, произнесла:

— Он сказал, что папа прячется от назойливых журналистов вон в той комнате.

Понятно… Как и ожидалось от той, кто недавно вернулась из Америки, её уровень английского впечатляет. Почему-то я ощущаю себя все более и более бесполезным.

Валторнист отвел нас к небольшой гримерной в глубине коридора. Только я собрался ухватиться за ручку, как дверь внезапно распахнулась изнутри.

— Мафую!

Кто-то невысокий с голосом, полным волнения, выпрыгнул из проема прямо на меня.

— …Ха-а-а-а?!

— Мафую, я так сильно по тебе скучал!

Мой нос уткнулся в мягкую копну золотистых волос. Едва я понял, что она принадлежит Жюльену Флоберу, как он крепко обхватил меня худенькими руками и прильнул лицом к моей груди. От его волос исходил едва уловимый аромат роз… Нет, погодите! После секундного замешательства я резко отпихнул его прочь.

— Эй, чего ты творишь?

— Ой, прости, я обознался, — глядя мне прямо в глаза, беспечно отозвался Жюльен, после чего легонько чмокнул меня в щечку.

Пока я стоял, открыв рот, он уже перевел всё свое внимание на Мафую.

— Я так по тебе скучал, ma Cherie*!

Что удивило меня больше, так это то, что Мафую не ударила и не накричала на него, когда он её крепко обнял. По ее лицу лишь скользнула тень недовольства, когда она молча подставила щеку для поцелуя. Французишка не промах — мой полуотключившийся мозг смог выдать только эту мысль.

Мафую заметила мой взгляд и тут же заалела. После чего отстранилась от Жюльена.

— …К-когда ты приехал в Японию?

— Вчера. Я собираюсь побыть здесь какое-то время, поэтому мы можем видеться друг с другом каждый день. Перед сегодняшним выступлением маэстро Эбисава обмолвился, что Мафую тоже придет послушать, поэтому я и попросился…

Кто-то громко прочистил горло. После этого я наконец заметил Эбичири, который сидел за гримерным столиком внутри комнаты.

— Ты пришел вместо Хикавы, верно? Значит, и отзыв напишешь тоже ты? М-м-м… буду ждать с нетерпением, — со всей серьезностью произнес Эбичири.

Не пугайте меня подобными заявлениями.

В гримерке мы вчетвером расселись по диванам лицом к лицу. Я занял место прямо напротив Эбичири, а Мафую подсела ко мне. По непонятной причине Жюльен расположился на спинке дивана позади меня и Мафую. Почему нельзя было сесть нормально? Хочешь, чтобы я чувствовал себя неловко?

— Отзыв? Он его пишет?

Жюльен внезапно схватил меня за волосы и навис надо мной, чтобы посмотреть мне в лицо, тем самым едва меня не опрокинув. Даже на таком близком расстоянии он все равно выглядел как девочка. Его губы цвета спелого персика, возникшие у меня перед глазами, напомнили мне о недавнем событии. Надеюсь, впредь он будет держаться от меня подальше.

— Как грубо с твоей стороны, Флобер. Сядь по-человечески! Может, этот парень с взъерошенными тобой волосами кажется юным, но он — музыкальный критик, наш, так сказать, классовый враг.

Жюльен резко исчез из поля моего зрения. Он возник перед Эбичири и посмотрел на него, выпучив глаза, а потом, повернувшись, уставился на меня. Только на таком близком расстоянии я смог разглядеть, насколько же он тощий и маленький. Возможно, даже Мафую будет крупнее его.

Я полагал, что он сядет рядом с Эбичири, но паренек неожиданно подсел ко мне. А так как диван был двухместный, я, Мафую и Жюльен в итоге тесно прижались друг к другу. Да что это с ним? Он нарочно?

— Вот, значит, как? Тогда искренне прошу прощения! Рад знакомству с тобой, Мистер Критик. Как ты уже знаешь, я скрипач. Буду признателен, если ты будешь обращаться ко мне Юри.

Представившись, он протянул руку. Речь несколько необычна, но говорит он по-японски весьма бегло… это он от Эбичири перенял? К тому же нечто странное читалось в его глазах, но я не мог точно разобрать. Враждебность? Неприязнь? Настороженность? Или любопытство? В его взгляде смешалось все, но в то же время, ничего конкретного из перечисленного.

Я немного помедлил, прежде чем пожать ему руку. У меня возникло какое-то ощущение несоответствия. К чему бы это?

— Враг мой, как тебя звать?

— …Э? А… Меня зовут Хикава. Хикава Наоми, — на автомате ответил я очень вежливо.

Хотя он младше меня, обращается так, будто болтает со сверстником.

— Могу я звать тебя Наоми?

Я был в ступоре. У Мафую, сидевшей рядом, казалось, было что сказать. Не считая мою мать, с которой теперь, после развода, я вижусь раз в месяц, по настоящему имени меня звал только один человек — Мафую.

Однако из уст Жюльена имя прозвучало не так, как обычно выговаривает его Мафую. Может, сказывается то, что в европейских языках в ходу есть нечто схожее? На слух будто совсем чужое имя.

— Юри… — Мафую, сидевшая на второй половине дивана, вдруг заговорила. — Нельзя.

— О чем ты? — спросил Жюльен, опершись на мое плечо, чтобы взглянуть на Мафую.

— Тебе нельзя называть его так.

— Почему?

— Просто нельзя.

Почему же? Я перестал улавливать суть разговора. Плюс ко всему, почему у Эбичири такой злобный взгляд?

— Эм-м, ну… Все зовут меня Нао. Если не против, то тоже можешь.

— И на каком же инструменте играет Наоми?

— Ты слышал, что я сказал, нет?!

— Дурак Юри!

— Я думаю, укороченные имена или псевдонимы — это не есть хорошо!

— Тогда почему ты просишь звать себя Юри?!

С глазами, полными слез, Жюльен встал с дивана и спрятался у Эбичири за спиной. А потом, словно кот, положил руки на диван и спросил:

— Маэстро, почему он такой грубиян?

— Это еще ничего. Если сравнить, то с его отцом общаться куда как утомительней. Во всем виноваты окружающие его странные личности.

И ты один из них, Эбичири!

— Так он самый натуральный критик? — спросил Жюльен.

Кем, по-вашему, является критик? Критик — это вам не злословный писака, с которым невозможно поладить, вы понимаете?

— Однако кожа у тебя на пальцах довольно грубая, так значит, ты играешь на каком-то инструменте, верно?

Я был ошарашен. Жюльен подошел ко мне и приподнял мою левую руку.

— Ну…

— Наоми — басист нашей группы, — вклинилась Мафую.

Жюльен и я вместе с ним были несколько удивлены этим и оба уставились на неё. Краем глаза я заметил недовольство на лице Эбичири.

— М-м-м? Так ты компаньон Мафую? — спросил Жюльен, начав щупать мои пальцы.

Мне стало немного не по себе. Он нисколько не удивлен, что Мафую состоит в нашей группе? Или он знал об этом и раньше? Что за отношения связывают этих двоих? Однако не думаю, что сейчас подходящее время для таких вопросов…

— Ты хорошо играешь на бас-гитаре?

— Нет, нисколечко.

— Просто невероятно ужасен.

Ответы дочери и отца, прозвучавшие дуэтом, погрузили меня в бездну отчаяния. Зачем же заявлять об этом так слаженно?! Я и так знаю, что хреново играю!

— Я так и думал. Эти пальцы не созданы для исполнения музыки. Их предназначение — искажать правду.

Я тут же отбросил руки Жюльена прочь. Да что за фигня?! Почему его слова полны враждебности? Мы встретились с ним впервые, не думаю, что я успел чем-то ему насолить.

— …Ты ненавидишь музыкальных критиков? — попытался я задать вопрос.

Достаточно многие музыканты их недолюбливают.

— М-м-м. Да.

Как солнце вновь появляется из-за туч после долгого ливня, яркая улыбка озарила лицо Жюльена после такого прямолинейного ответа. Вот оно что.

«Так ты, значит, у нас критиконенавистник, да?» – едва не спросил я с умешкой.

— О, ты хочешь сказать, что не слышал о том, что они понаписали о моей дражайшей Мафую?

— Э-э-э…

У меня не было слов для ответа.

— Юри, прекрати, — жестко сказала Мафую, закрыв меня собой.

— Но Мафую, разве ты не говорила раньше, что ненавидишь их?

— Но это не значит, что ты должен хамить Наоми.

— Сама говорила: надо связать всех критиков и высушить их на солнце, чтобы можно было удобрять ими виноградники. Тогда я еще подумал, что все японцы очень кровожадны…

— Я никогда не говорила подобного! — вскочила Мафую с пунцовым лицом.

— Это сказал ты, Флобер, — издал вздох Эбичири.

Это французы очень кровожадны…

— А, разве? Помнится, Мафую еще добавила, что это отразится на вкусе в худшую сторону, так что это плохая затея.

— Это ты тоже сам говорил! Блин! Ты — придурок!

Мафую приподнялась, перегнулась через меня и отвесила Юри неслабый подзатыльник. Мы с Эбичири перекинулись беспомощными взглядами. Делайте что хотите, только не могли бы вы не прессовать меня в процессе выяснения отношений?

Чтобы не получить случайно свою порцию тумаков со стороны Мафую, я прикрыл голову руками и ретировался с дивана. В тот же самый момент Мафую попыталась достать Жюльена правой, но он быстро перехватил ее руку и сплел ее пальцы со своими.

— …Неужели ты забыла, какую эти люди понаписали чушь о прекращении твоих гастролей, а? Когда недавно просочился слух о твоих пальцах, они необоснованно критиковали отсутствие профессионализма или то, как ты сбежала со сцены.

Я ошеломленно замер и посмотрел на них. Я не в том положении, чтобы кого-то осуждать, но… я никогда не думал, что критики так беспардонно отнесутся к её проблеме.

— Ты ведь все еще не полностью поправилась? Хотя сейчас они выглядят гораздо лучше…

Однако Мафую не рассердилась и не отбросила руку Жюльена. Она слабо кивнула и пробормотала:

— Не волнуйся за меня. Я сама буду решать, что делать.

Я бессильно уставился на профиль Мафую.

Я уже много раз пытался выведать про состояние её пальцев. Причины их парализации в основном психологического характера. А вот насчет того, продолжит ли она играть на фортепиано, я от неё так и не услышал.

«Я сама буду решать, что делать», — ответила Мафую, слова, которые я услышал от нее впервые.

Это значит, что она собирается что-то предпринять, чтобы «сыграть еще раз»?

Если все именно так, тогда… почему же она не ответила мне?

Может потому, что спросил об этом Жюльен? Потому, что они слеплены из одного теста? Одинаково сверкают в лучах славы, получают хвальбу и терпят нападки? Вкусили общий плод одиночества? Поэтому она решила ответить ему? Если все дело в этом, то…

Похоже, Эбичири о чем-то спросил меня, так как они вместе с Жюльеном уставились на меня. Однако не помню, что я ответил. Какого черта я тут забыл? Я неоднократно задавал этот вопрос своему полуотключившемуся мозгу.


— Серьезно? Он и впрямь мальчик… какая жалость.

В холле стояло лишь несколько человек. Кагуразака-сэмпай картинно приложила руку ко лбу и слабо помотала головой. Сэмпай все выпытывала у меня половую принадлежность Жюльена, пока я рассказывал о нашем знакомстве. Чем вообще её голова забита?

— И что бы ты делала, окажись он девочкой? — спросила Чиаки, едва не уснувшая в ожидании, и слегка ткнула сэмпай в живот.

— Хм-м? Думаю, я бы начала изучать французский…

— Юри умеет изъясняться по-японски даже лучше меня, — мягко произнесла Мафую у меня за спиной.

И правда, он общается на чужом языке совсем непринужденно.

На короткий миг в воздухе повисла тишина. Чиаки продолжила сверлить меня взглядом.

— …Э-м-м-м, что не так?

— Ты что, не станешь комментировать её очередную глупость? — спросила она и указала на сэмпай.

— …Можно подумать, я только и делаю, что комментирую кого ни попадя.

— Я тоже живу не только ради любви, я никогда не забываю о своей революции, знаете ли. Франция тоже страна революционеров, поэтому мне определенно будет полезным знать о них побольше.

— Ты это секунду назад придумала, так ведь?

— О! Нао воскрес! — воскликнула Чиаки с одобрением.

Не нужно так радоваться. Я это случайно ляпнул!

Я позабуду все о концерте, если мы и дальше продолжим этот дурацкий разговор. Я пошел по направлению к главному входу. Мне нужно быстрее попасть домой и набросать черновик.

— Погоди, постой! Нао, ну что же ты! Мы с сэмпай ждали тебя так долго, а ты собираешься дать деру?

Шаги Чиаки вместе с её криками последовали за мной вдогонку. После к ним присоединились еще две пары цокающих каблуков — это Мафую и Кагуразака-сэмпай. В итоге, мы вместе вышли из здания.

После того как мы прошли сквозь вереницу высоких деревьев, обвивших кольцом огромный концертный зал, моим глазам открылись ряды уличных фонарей, установленных на шумозащитных экранах токийских магистралей. Уже поздно. Я упустил из виду во время концерта, но выступление на бис было действительно очень долгим — сыграли все части как-никак.

Несмотря на то, что было сложно воспринять произведение из-за сочетания сложных ритмов, я был глубоко восхищен им. Поэтому и напрочь забыл о времени.

— Наоми…

Мафую обратилась ко мне. Я повернулся посмотреть на неё.

— Ты сердишься?

— С чего бы?..

Я? Сержусь? Мафую же, получив в ответ вопрос, нахмурилась.

— Мне вот интересно знать, что за отношения между Жюльеном Флобером и товарищем Мафую! И молодому человеку также это интересно, верно?

— Мне тоже любопытно…

Лицо Мафую тут же покраснело от кучи вопросов, посыпавшихся на неё от всех нас. Она съежилась и застыла на месте.. Стоя вполоборота, она смотрела на меня, моля о помощи.

— Эм-м-м, ну… Он друг твоего отца? — поинтересовался я.

Мафую что-то тихо пробормотала и слабо кивнула.

— Помнится, он был на обложке одного модного журнала. Вместе с Эбичири они дали тур по Америке, верно?

Даже Чиаки знала о существовании Жюльена? Никогда бы не подумал, что журнал мод станет писать о нем.

— …Это было давно, когда папа еще не был официальным дирижером Бостонского оркестра.

Это значит… он разъезжал вместе с Мафую? А еще помнится, он говорил что-то вроде: «Я воспользуюсь гостеприимством семьи Эбисава, пока буду в Японии…»

Мафую продолжала смотреть на меня. Она тут же яростно замахала руками, стоило мне перехватить её взгляд.

— О-он не так часто со мной… да и я постоянно была занята…

— Но вы двое летали на одном самолете и останавливались в одном отеле, верно? — спросила Чиаки.

— М-м-м, да…

— А он купался в женском или мужском горячем источнике?

— Таких штук при американских отелях не бывает, верно?

— О, точно, вы уже давали совместный концерт? Есть ведь несколько произведений только для фортепиано и скрипки, да?

— У нас были планы, но они так и не воплотились…

— Так этот мальчик специально приехал увидеться с товарищем Эбисавой, верно? Ваши узы не ослабли.

— Э-э? Эм-м-м…

Мафую становилась все беспокойнее под напором вопросов двух девчонок. Я шел на несколько шагов позади них, глядя на длинные волосы Мафую, и вдруг подумал о скрипке Жюльена. Потом я припомнил его ясные глаза и белоснежную кожу, бледно-красные губы и холодные тонкие пальцы, ухватившие мою ладонь.

Ах, да. Пальцы.

Нечто странное мне тогда почудилось. Прямо как он подметил про мою левую руку, кожа на пальцах его левой руки тоже была твердой. Разумеется, ничего странного в этом нет, если учесть, что он скрипач. Но странно то, что они даже для скрипача нетипично твердые.

Почему же это?

— Э-м-м…

Мафую внезапно остановилась и повернулась, я аж едва в неё не врезался.

— Знаешь, Юри и я… между нами ничего серьезного, мы просто друзья. Между нами и п-правда ничего нет.

Я опешил. С чего это она говорит мне это?

Лицо Мафую было настолько пунцовым, что казалось, будто сейчас из ушей повалит пар. Она резко повернулась и заспешила в сторону станции.

Что до Кагуразаки-сэмпай, она подхватила Чиаки и меня под руки и быстро побежала вслед за Мафую.

Был уже одиннадцатый час, когда мы с Чиаки доехали до своей станции. Токио и вправду очень далеко.

Я остался сидеть с отсутствующим видом, даже когда двери вагона открылись. Только после жесткого пинка по ноге от Чиаки я осознал, что мы на месте. Я быстро выбрался наружу.

— Где ты витаешь? Все еще думаешь о Мафую и Юри? — спросила у меня Чиаки со зловещим выражением лица, когда мы прошли через турникет.

— Э-м-м… Да, что-то вроде.

Я впервые видел кого-то, с кем Мафую общалась так непринужденно. К тому же она сама захотела с ним увидеться (причем, даже зная, что там будет Эбичири). Хотя у меня были другие мотивы, но мне тоже было интересно, что за отношения между ними.

— Разве Мафую не сказала, что они просто друзья?

— М-м-м… это верно, но…

Почему-то казалось, словно Мафую была сама не своя. Чересчур взволнованная. И даже акцентировала то, что Жюльен просто её друг. Не пыталась ли она скрыть смущение?

— О каком смущении ты толкуешь?

— Тебя не было рядом, поэтому ты не знаешь, но Мафую спокойно отреагировала на его объятия и поцелуй… Они и правда могут быть парой.

Постойте, в то время они же еще не были достаточно взрослыми для этого, верно? Да и меня он тоже обнял.

Чиаки остановилась рядом с конечной автобусной остановкой и ошеломленно уставилась на меня.

— …Что не так?

— Ты сейчас… ты это правду сейчас сказал?

Постой, у тебя такие пугающие стали глаза! Почему они сверкают, как у кошки?

— Э-м-м… да.

Когда Чиаки еще занималась дзюдо, я присутствовал на одном из соревнований, в которых она принимала участие, и все предрекали, что она непременно попадет в финал района. Когда она сейчас приблизилась с молниеносной скоростью и схватила меня, это напомнило мне об этих безупречных движениях на соревнованиях. Прежде чем я успел понять, что происходит, ночное небо пронеслось у меня перед глазами. Моя спина сильно приложилась к асфальтной дорожке. Воздух из легких вылетел через рот, высвобождая острую боль, которая пронизывала весь позвоночник.

— Это… больно…

Что за хрень?! Я поморщился. Едва я собрался встать, нога Чиаки опустилась рядом с моей головой, задев волосы, — было похоже, что она попыталась размозжить мне череп.

— Ты хочешь убить меня?!

— Невероятно! Тупица Нао! Ты должен умереть!

Я перекатился, скрывшись в кустах на обочине. По-почему она сердится?

— Не могу уже! Я должна тебя прибить, иначе это опечалит Мафую!

— Чего? Прости, я первым прошу прощения, но что не так с Мафую?

— Что ты хочешь сказать своим «первым прошу прощения»?! Давай дерись! Тот бросок был за Мафую, теперь твое тело должно ответить передо мной!

Черта с два я послушаюсь и безропотно подчинюсь. Я продолжил скрываться в кустах, обхватив голову. Внезапно послышался шорох травы, и в следующий миг меня приподняли за шкирку. Подняв взгляд, я увидел, что глаза Чиаки полыхают огнем гнева.

— Слушай меня внимательно. Если ты еще раз хоть скажешь о Мафую подобное, то можешь готовиться заработать перелом руки!

— А-ага, понял.

Мне ничего не оставалось, кроме как сесть, подогнув колени, и дать покорный ответ.

Выпустив на меня всю ярость без остатка, Чиаки затопала прочь походкой динозавра. Проклятье, что за сумасшедшая ночка. Какого черта все стали такие странные?


В понедельник на следующей неделе я на собственной шкуре ощутил, насколько неприятна может быть школьная жизнь. Мафую прятала глаза, стоило нашим взглядам пересечься, Чиаки же не прекращала таращиться на меня. Что до сэмпай, она наблюдала их поведение с невероятным удовольствием. Стоит упомянуть, наши одноклассники были полны энтузиазма после достойного выступления на соревнованиях хоров. Вместо того чтобы остыть, они сфокусировали все внимание на предстоящих спортивных стартах и начали готовиться. Если честно, пребывание в классе отнимало у меня силы; нужно добавить к этому еще то, что я усердно репетирую к скорому выступлению на школьном фестивале, что почти полностью меня опустошает.


Это произошло в среду. Тэцуро летящей походкой примчался ко мне из гостиной, когда я пришел после групповой репетиции. У меня появилось плохое предчувствие.

— Нао, Нао! Знаком ли ты с кем-нибудь из музыкальной индустрии? Ведь нет?

— …О чем это ты?

— Компания М оправила тебе письмо!

Я бросил взгляд на голубой конверт, которым размахивал Тэцуро. Это из компании, для которой он пишет отзывы. Но на нем надпись «Хикаве Наоми»… Почему?

— Слушай, Нао… скажу прямо: музыкальное сообщество — это логово подлецов, скряг и извращенцев. Тебе не стоит связываться с ними!

— Это и к тебе тоже относится, да?

— Я… Я не извращенец! Я воспитал тебя хорошим мальчиком, разве нет?!

— Ну хватит! Заткнись, подлый скряга! — А еще извинись перед всеми людьми этой сферы! — Погоди, почему конверт уже вскрыт?

Я выхватил письмо из рук Тэцуро.

— Ну… я всегда пишу в своих статьях, как вкусно готовит Нао, — может быть, это одна из офисных сотрудниц лет двадцати восьми написала тебе восхищенное письмо. Я должен был проверить.

Считай это личной просьбой — в следующий раз просто сразу передай мне чертово письмо.

Я уселся на диван в гостиной, чтобы проверить содержимое письма. Там был только билет и пригласительный купон без имени адресанта. Я подумал, что это какой-нибудь «Вечер классической музыки», но вместо этого там говорилось о живом рок-концерте. Бросив взгляд на адрес клуба, можно предположить, что место будет не просторное.

— Я подумал, они по ошибке отправили мое письмо тебе. — Тэцуро вытянул шею и продолжил: — Но похоже, что это и правда твое.

— Э-э, м-м-м… но…

Понятия не имею, кто это послал. Выступает известная группа — она мне знакома, несмотря на мое полное незнание японской эстрады. На пригласительном было написано, что этот концерт — эксклюзив только для фанатов… Так почему организаторы прислали мне этот билет?

— Может, стоит позвонить в редакцию и спросить?

— Уже звонил. Они сказали, что член группы лично попросил доставить тебе билет.

— Э-э? Но я не думаю, что знаком хоть с одним.

Из профессиональных исполнителей я знаю только Хироши и Фурукаву — с обоими встречался летом, на нашем концерте. Также изредка мы встречаемся в лайв-кафе. Мог ли кто-либо узнать обо мне от них?.. Нет, невозможно, да?

— Как бы то ни было, просто возьми и сходи, ага? По мне, на розыгрыш не похоже. Если будут заставлять работать, то просто сбеги.

Тэцуро наболтал какой-то чепухи и вприпрыжку побежал к стереосистеме. Я подумал про себя, что типичный родитель сказал бы что-то вроде: «Выглядит подозрительно, лучше не ходи!» — или я ошибаюсь?

Однако это была одна из немногих японских групп, чьи выступления получали хорошие отзывы, что подогрело мой интерес. А раз достать билет на закрытое выступление очень сложно, так может, стоит сходить посмотреть? Хотя идти одному как-то не очень, но будь у меня пара билетов, началось бы очередное идиотское противостояние… Нет уж, я пас.


Я прибыл на Ёёги вечером в субботу. После нашего выступления в лайв-кафе сама идея посещать подобные места в одиночку ближе к ночи отталкивает меня все меньше и меньше. И это меня несколько настораживает.

По обеим сторонам от дороги разместились ряды модных бутиков, переживавших не лучшие свои деньки. Спустившись по дороге вниз, я увидел толпу, собравшуюся возле здания на перекрестке. Это то самое место? Интересно, что маленькое лайв-кафе было построено без расчета на подобное сборище людей, которые теперь стояли на тротуаре у входа возле лестницы. Не создаст ли это неудобства пешеходам?

Так как это закрытый концерт, никаких плакатов или табличек выставлено не было. Я перепроверил название вывески с указанным на пригласительном и начал спускаться по лестнице в подвал. Девушка на входе, посмотрев на мой билет, мягко улыбнулась и приколола к моему нагрудному карману искусственный голубой цветок. Что это? Всем пришедшим на концерт крепится к рубашке подобное? Но я не видел никого, кто бы еще получил такой. Сбитый с толку, я продолжил спускаться вниз.

Никогда не привыкну к этому ощущению, когда открываешь тяжелые звуконепроницаемые двери.

Воздух в лайв-кафе был словно наэлектризован. На темной сцене виднелся только бледно-синий контур барабанов. Народу была тьма тьмущая, и все ждали начала выступления. Я все еще считаю, что не подхожу для подобных мест. Я взял бокал имбирного эля с барной стойки и сел на круглый стул позади кресел для публики.

Толпа начала прижимать меня ближе к сцене, по мере того как количество людей прибывало. Опять же, что это за группа? Кто меня сюда пригласил и по какой причине? Я положил руки на колени вполовину от предвкушения, вполовину от беспокойства.

Свет потух…

Громкий рев, от которого волосы встали дыбом, разнесся по залу. Несколько очертаний силуэтов появилось на сцене. По ушам ударила высокочастотная отдача* от электрогитары. Я приподнялся на коленках на стуле, чтобы получше разглядеть происходящее на сцене.

В этот же миг на сцене зажглись прожекторы. Сразу же последовали восхищенные вопли. Мне в лицо устремилась серия нот в энергичном темпе.

Вокалист пел высоким голосом, очень громким и чистым, время от времени срываясь на оглушительный крик. Я припомнил, что уже видел его прежде по телевизору или где-то еще. Ребята не зря заслужили репутацию лидеров японской попсы — плотная игривая мелодия взывала к чувству ритма, который заставил меня неосознанно встать со стула и подойти поближе на пару шагов.

Одеты музыканты были сплошь в черное. Их стильные и замысловатые костюмы очень им шли и просто притягивали взгляды. Что, однако, не относилось к их манерам. Солист сыпал непристойными словами направо и налево, что мне казалось очень вульгарным.

— Сперва мы подумывали назвать нашу группу «Связаны Дыркой», потому что все мы переспали с нашим менеджером!

— Эй, а почему я не в курсе?! — возмутился басист.

Черт, это просто противно. Однако публика наслаждалась представлением. Полагаю, так откровенничать они могут только на подобных неофициальных выступлениях.

Их концерт был довольно впечатляющим. Когда они закончили с основной частью, я уже так увлекся, что забыл обо всех своих вопросах.

Но…

— Сегодня у нас специальный гость. Он выйдет на сцену как гитарист! Однако по причине того, что ему нежелательно светиться на подобных вечеринках, его личность останется в тайне!

У меня такое чувство, что я это уже слышал. Пока я копался в воспоминаниях, прожекторы, немного посветив туда-сюда, сфокусировались на левой половине сцены. Появилась невысокая фигура.

Похожа на ученицу средней или старшей школы — таким было мое первое впечатление. Одета она была в черном стиле готических лолит, возможно, чтобы соответствовать внешнему виду выступающих. Пышная юбка была невероятно короткой, а верх оставлял открытыми плечи. В руках у нее был старенький стратокастер, покрытый царапинами. Лицо было скрыто фатой на шляпе — только золотистого цвета волосы сияли под лучами прожекторов …

Черт, погодите-ка!

— Жюльен?..

Необычный костюм гостьи вызвал у толпы сумасшествие, и мое бормотание потонуло в одобрительном улюлюканье. Я был уверен, что это Жюльен. Но что он тут делает? И зачем так вырядился? Постойте, а это точно он?

Барабанщик отстучал палочками четыре удара, задавая такт, после чего начал выбивать дробь.

Серия тяжелых ударов барабана буквально ошеломила меня. Вокалист оглушительно взвизгнул несколько раз, словно пытался разгрызть микрофон.

Мелодия лид-гитары упорядочила беснующийся хаос и вспышкой молнии прорезала тьму лайв-кафе. Это был Жюльен. Его тонкие пальцы скользили по струнам с невероятной скоростью, словно играли нервами публики, извлекая непередаваемое звучание. Мои ноги сами по себе начали двигаться, и я не мог полностью контролировать свое тело.

Прежде я никогда особо не обращал внимания на так называемый дэт-метал. Использовать голос как аккомпанемент, чтобы дать свободу гитаре бешено нестись сквозь основной рифф, — такую форму рока я не мог даже вообразить. Однако эта музыка окружала меня. Хотя мелодия лилась бурным потоком, я отчетливо слышал звучание гитары Жюльена.

Это тот самый случай, когда музыка может передать суть, которую не выразить словами.

Я это сразу понял. То же звучание, что потрясло меня раньше.

Все верно. Это звучание гитары Мафую.


Увидев искусственный цветок у меня на груди, молодая и красивая менеджер кивком головы пригласила меня в фойе. Понятно, так цветок — это пропуск за кулисы.

— Э-м-м… Можете передать Жюльену, что я могу встретиться с ним и здесь…

— Да-да, не волнуйтесь.

Сказав это, она впихнула меня в открытую комнату.

В отличие от фойе, это больше походило на тесную кладовку, заполненную усилителями и барабанами вперемешку со столами и складными стульями. В комнате стоял сильный запах пота, железа и целая смесь других. Жюльен все еще был в черной кожаной жилетке. Он сидел среди остальных четырех музыкантов, уже переодевшихся в обычную одежду. Может, это… прозвучит странно, но… такое впечатление, словно четверо мужиков насильно переодели бедную девочку. Настолько неуместно он выглядел.

— Наоми!

Жюльен спрыгнул со стула и побежал ко мне.

— Ты пришел! Здорово!

Поняв, что он опять собирается лезть обниматься, я отстранил его лицо. Уймись, французик.

— Это тот, кого Юри пригласил?

— Кто он?

Один за другим члены группы подошли ко мне. Стало немного жутковато, так как все они выглядели далеко не задохликами.

— Ну, это дражайший моей дражайшей, — сказал Жюльен, повернувшись ко мне лицом.

— Тогда, это дражайший дражайшей моего дражайшего?

— В таком случае… он дражайший дражайшей дражайшего моего дражайшего!

— С каких это пор я стал твоим «дражайшим», педик?!

— Ты тогда тоже педик! Юри ведь парень!

— Давай выйдем и проясним этот момент!

— Этого я и хотел!

С этими воплями вокалист и гитарист вцепились друг в друга и направились в коридор, каждый злобно таращась на своего оппонента. Что за хрень твориться у них в группе?.. Барабанщик, которого, судя по всему, хотя бы самую малость заботили другие, толкнул ко мне стул, приглашая сесть, и сказал: «Не обращай внимания, эти двое идиоты». Вся проблема была в том, что из фойе доносился шум драки и гневные вопли, — как на такое можно не обращать внимания?

— Прости, Юри. Вам, ребята, лучше сейчас уйти. Похоже, они всерьез друг на друга взъелись, — посоветовал нам басист, высунувшийся поглядеть на ситуацию в коридоре.

— Прости, Наоми. Давай выйдем.

— М? Э?

Жюльен ухватил меня за руку, и мы выбежали через дверь, которая вела на сцену. Позади нас извергались проклятия вроде: «Я убью тебя» и «Я вы**у тебя!»


— Я познакомился с ними в отеле, когда давал концерт в Лос-Анджелесе, — сказал Жюльен, усевшись на круглый стул рядом с моим, и отпил из бумажного стаканчика. Гвалт переполненного Макдоналдса и попса из колонок звучали несравнимо тише предшествовавших воплей.

— Вокалист, его звать Гата, вломился в мою комнату пьяным. Наверное, спутал номера. А потом непонятно откуда вытащил мою скрипку и начал наяривать на ней, как на гитаре. В приступе гнева я свалил его на пол, но это лишь стало началом нашей дружбы.

Я издал тяжелый вздох. Даже не знаю, что теперь о них думать.

Все остальные вещи вокруг меня тоже кажутся нереальными. Что-то пошло не так, если я в итоге сижу рядом с одаренным скрипачом, часто украшающим обложки журналов, и слушаю его ахинею, пока сам жую картофель фри.

Зачем Жюльен захотел увидеться со мной? И зачем пригласил на концерт?

— Так, у меня много вопросов к тебе, но сперва…

— М-м-м, да?

— Почему ты все еще выряжен девочкой?

Перед тем как покинуть лайв-кафе, он зашел в уборную, чтобы снять концертный костюм. Я думал, что он оденет что-нибудь нормальное, поэтому не ожидал увидеть его в обрезанных джинсах и девчачьей футболке — так обычно одевается Кагуразака-сэмпай. Он нацепил пару оранжевых солнцезащитных очков в придачу к своим золотистым волосам. Люди бы поверили, скажи я им, что это восходящая звезда Hello! Project*. Мне было неловко сидеть рядом с ним.

— О… ты об этом? Мне безопаснее не раскрывать себя.

Понятно. Все же он довольно известная личность… но есть же другие способы, верно?

— Какие еще остались вопросы? — спросил Жюльен, наклонив голову и глядя поверх очков.

Наверное, я сойду с ума, если продолжу и дальше общаться с этим типом. Такое чувство, будто я что-то выронил и ушел далеко-далеко, а теперь очень переживаю за потерю.

Но да, у меня к нему много вопросов.

И наибольшее любопытство вызывает у меня…

— Ты учился играть на гитаре вместе с Мафую?

— Неа…

По непонятной причине Жюльен объявил это с гордостью. Он помотал головой и продолжил:

— Я тот, кто учил Мафую играть. Плюс, это я отдал ей гитару, которой она сейчас пользуется.

Я лишился дара речи. Никогда бы не подумал.

Получается… этот паренек… наставник Мафую? Так, что ли?

Внезапно я вспомнил имя, которое было выгравировано внутри того стратокастера. Все верно. «Юрий» — это прозвище Жюльена, данное ему, когда он учился в Московской консерватории, поэтому написано кириллицей.

Несмотря на то, что никто из нас не смог бы разобрать написанное, Мафую тем не менее предпочла оставить все в тайне. Это значит, что она не желала, чтобы кто-нибудь вычислил её связь с Жюльеном?..

— У Мафую всегда были сложные отношения с маэстро Эбисавой… да и ее угнетало то, что она не могла играть на фортепиано. Я тоже перенес подобное в детстве, поэтому решил тайно обучиться играть на гитаре. Я подумал, что и ей мой способ может помочь найти место, куда она могла бы убегать.

Жюльен внезапно перевел взгляд в сторону.

— Но, похоже, Мафую так и не удалось найти его… — пробормотал Жюльен, осторожно помешав апельсиновый сок в бумажном стаканчике.

— Для нее это не место для бегства!

Жюльен ошарашенно повернул голову. Я тоже был удивлен своими словами.

Но то, что я сказал, было правдой, поэтому я повторил еще раз…

— Мафую никогда не сбегала в мир гитар.

— Почему ты так говоришь?

Почему? Ну… да это же ясно как божий день. Я чую это нутром, как и Эбичири, когда в тот раз слушал запись. Однако я не могу выразить это словами.

— Тогда какую же роль во всем этом играешь ты, Наоми?

— Ха?

— По этой причине я тебя и пригласил — чтобы задать этот вопрос. Ты же критик, почему ты продолжаешь оставаться рядом с Мафую?

— Не зови меня критиком!

— Но маэстро Эбисава показывал мне твои статьи!

Очень опрометчиво, Эбичрири…

— Твои статьи — это критический обзор в чистом виде.

— Спасибо за похвалу.

Хотя он, наверное, вовсе меня не хвалил.

— Ты не только смотришь на нас свысока, но и делишь наши старания по разным видам и пишешь, что в них хорошего, что плохого, потому что тебе за это платят деньги. Как может такой человек, как ты, находиться рядом с Мафую?

— Погоди…

Ты видишь критиков в таком свете? Моим статьям далеко до образцовых, ты в курсе?

— …а тебе-то какое дело?

— Мафую — моя дражайшая! — решительно заявил Жюльен, взглянув на меня с легкой улыбкой в уголках рта.

Его… дражайшая?

Так вы двое все-таки парочка, да? Оба из-за таланта становитесь предметами сплетен. Оба страдаете от мучительного и жгучего одиночества на сцене. И когда два таких человека встречаются…

Все что мне нужно, это спросить. Но по какой-то причине я не могу это сделать. Однако Жюльен сам задал мне вопрос, таившийся в глубинах моего сердца.

— Наоми, какие у вас отношения с Мафую?

Вопрос Жюльена поразил меня в самое сердце.

Что за отношения… между нами? Я никогда не задумывался об этом прежде. Мы просто случайно встретились, сбежали и вместе искали наши мечты. Не успел я опомниться, как Мафую стала мне близкой. На этот вопрос я не могу ответить…

Жюльен чуть склонил голову.

— Неужели это такой сложный вопрос?

— …Верно.

— Только не говори, что вы просто члены одной группы! Я уже слышал это от Мафую.

— Э-э-э…

Я скомкал обертку от гамбургера. В голову ничего не пришло.

— Не можешь дать мне ответ, хотя ты один из тех, кто получает деньги за свое вранье? — прямолинейно заявил Жюльен с ангельской улыбкой на лице.

Ну, если вдаваться в детали, то я не критик, а просто школьник, написавший пару-тройку статей, чтобы заработать. Поэтому я не принимаю на свой счет, если кто-то обвиняет критиков. К тому же, единственный музыкальный критик, которого я знаю, еще более бесполезен, чем Жюльен может себе представить.

В итоге все, что я сделал, это молча покивал головой. Если тебе хочется, можешь просто продолжать смотреть на меня свысока.

Однако Жюльен неожиданно уставился на меня слезливыми глазами и произнес:

— …Я просто переполнен сожалениями.

Какими еще сожалениями?

— Я всерьез хотел аранжировать и записать великое множество музыкальных композиций вместе с Мафую. Хочу, чтобы мы вечно давали с ней концерты по Америке и Европе. Но меня не было рядом, когда ей больше всего нужна была поддержка. Да и тот, с кем она хочет быть, это не я.

Взгляд Жюльена блуждал по комнате, будто он всматривался вдаль меж океаном и мрачным небом северной Америки. Его дребезжащий голос походил на звук расправляемых крыльев ангела, когда тот собирается взмыть в воздух. Заключительная часть скрипичного концерта Альбана Берга всплыла у меня в голове.

— Звучание Мафую очень, очень особенное, но я не смог её уберечь. Не смог. Почему? Почему ты смог?

Жюльен резко схватился за мои пальцы и приблизил свое лицо к моему.

— Почему Наоми может играть на басе рядом с Мафую?..

Его тонкая и светлокожая рука бессильно упала на стол со слабым стуком. Его длинные ресницы медленно опустились. Потом он низко опустил и голову, не издав ни единого звука. Я даже подумал: он что, плачет?

Наконец я осознал, что творится у него в голове.

Я занимаю место, которое должен был занимать он. Мелодия скрипичного концерта ясно зазвучала у меня в голове. Если бы Мафую и Жюльен не пострадали от музыки, то они уже давным-давно записали бы эти произведения…

Мечта, поглощенная волнами, так и не смогла пересечь океан.

— Прости…

Жюльен поднял голову и явил смущенную улыбку.

— Даже при том, что я тебе все это сказал, ничего уже не поделаешь, не так ли?

«Потому что ты не кто иной, как критик», — вроде бы продолжил потом Жюльен. Хотя это может быть моя слуховая галлюцинация, порожденная чувством неполноценности.

— Маэстро Эбисава уже говорил тебе? Кажется, Мафую продолжит играть на фортепиано.

— Э-э…

Эта новость так меня ошарашила, что я забыл обо всем сказанном Жюльеном ранее. Мафую будет продолжать играть на фортепиано? Серьезно? Я слышал что-то мельком после концерта, но… получается, её пальцы в порядке?

— Восстановление идет медленно. Благодаря терапии она может практиковаться почти каждый день.

— Н-но она…

Она ничего мне говорила. Почему? Она рассказала о парализации пальцев по психологическим причинам, о том, что пока не может играть обеими руками на соревновании хоров. Это означает, что-то произошло? Какое-то событие, изменившее ход вещей?

Я посмотрел на юного паренька рядом со мной — на паренька, что так невероятно красив.

Значит, это потому что… она увиделась с Жюльеном?

— И мы решили записать новый альбом.

Я вновь лишился дара речи.

Она не просто продолжит играть на фортепиано, но и вернется в мир профессиональной музыки? В тот мир, который нанес ей такие тяжелые увечья?

— Планируется, что этот дуэт со мной ознаменует её возвращение. Мафую уже согласилась.

— Вместе с тобой?..

Ясно… вот оно что.

Эбичири как-то обмолвился, что её пальцы восстановятся, когда она найдет силы вновь играть на фортепиано. Так поводом вернуться к фортепиано стало их воссоединение с Жюльеном?

— Поэтому… я очень сожалею, — пробормотал Жюльен.

Я уставился на него и спросил:

— Почему? Разве это не твоя мечта — вновь играть на скрипке вместе с Мафую? И она будет выступать вместе с тобой…

Он горько усмехнулся.

— Поэтому я и полон сожалений! Ты не поймешь, Наоми.

Эта его одинокая улыбка выглядела словно нарисованной, будто время замерло.


— Спасибо, было весело.

Когда мы вышли из Макдоналдса, Жюльен одарил меня сверкающей улыбкой. Это ведь от всего сердца, а не из вежливости, верно?

— И еще… я наговорил тебе кучу гадостей, не так ли?

Я вздрогнул от неожиданности и застыл на оживленной улице, ведущей к железнодорожной станции. Я почувствовал, как стукнулся об кого-то спиной.

— Так ты это осознанно?..

— Угу. Но… не думаю, что я тебя слишком задел, поэтому мне не за что извиняться.

Сказав это, Жюльен протянул ко мне руку, но я проигнорировал её. Может, это по-детски, но я ничего не мог с собой поделать. Я ведь обычный ученик старшей школы, поэтому конечно буду злиться на него за подобные слова.

— Но я все равно не допущу, чтобы Наоми был рядом с Мафую.

— Знаешь… бессмысленно говорить мне это…

— Не допущу! Как такой тугодум может быть рядом с ней?

— Эм…

— Я могу найти тысячу слов, чтобы описать, как сильно я люблю Мафую, или исполнить тысячу песен, чтобы выразить свои чувства. А вот ты?

— Постой… даже если все так…

— Ты оставишь Мафую в покое, если я тебя попрошу?

Зачем нужно было переводить разговор в такое русло?! Отстань уже от меня!

— …Ну… Мафую гитарист нашей группы, и я не знаю никого, кто заменил бы её уникальное исполнение.

— Я могу!

Я замолк от прямолинейного заявления Жюльена.

— Тем более, моя техника игры лучше. Ты ведь сам слышал, верно?

— Э-м-м…да.

Он прав. Техника Жюльена напоминала стиль Мафую до присоединения к кружку изучения народной музыки, — тот самый нелюбимый мной тембр поры одиноких репетиций в оккупированной комнате. Однако его стиль более отработан.

Поэтому, несмотря на мою неприязнь к Жюльену, я не мог не согласиться, что его мастерство на уровень выше.

— Эй, так ты оставишь Мафую в покое, если я стану гитаристом вашей группы?

— Что ты несешь?.. К тому же у тебя не будет для этого времени, так?

— Плевать, главное разделить тебя с Мафую.

Я ошеломленно стоял в середине тротуара. Шедший позади пешеход пихнул меня в плечо, и я едва не упал. Он это всерьез?

— Вот что бывает, когда ты в кого-нибудь влюбляешься.

Ага… так вот оно значит каково, когда влюбляешься.

— Я займу место рядом с Наоми вместо Мафую. Как тебе?

С этими словами Жюльен крепко вцепился в мои пальцы. Это меня смутило.

— Это… невозможно.

По разным причинам.

— Другими словами, ты не собираешься отпускать Мафую?

Что значит «другими словами»?.. Широкая улыбка на лице Жюльена ясно давала понять, что он неправильно меня понял. Что ж, у меня уже нет сил его разубеждать.

— Ты разве не критик? Почему ты молчишь, когда нужно высказаться?

Черт бы тебя побрал. Пофигу. Говори что хочешь.

— М-м-м. Понятно. Что ж, до встречи, враг мой.

Жюльен нарочито умильно наклонился на бок и помахал мне рукой.

— Благодарю, что пришел послушать выступление. У нас запланировано еще несколько концертов — разрешишь тебя пригласить? Буду рад увидеться вновь.

Я кивнул с чопорным лицом.

Так как его гитара и остальные вещи остались в лайв-кафе, Жюльен повернулся и направился в противоположную от станции сторону. Его маленькая, но гордая спина со временем затерялась в толпе и пропала.

Я уселся на заграждение у дороги и вздохнул. До чего утомительно.

Честно говоря, он действительно непостижимый человек. Гнев внутри меня готов был выплеснуться, но не на Жюльена, скорее на никчемного себя, который даже не смог ему возразить.

Но он сказал, что хотел бы увидеться вновь.

Вообще-то не сказать, что он мне не понравился, по возможности я бы тоже хотел еще раз встретиться. Однако он неслабо на меня наехал, как же мне вести себя в следующий раз?

Вернувшись домой, я обнаружил Тэцуро лежащим на диване. Он задрал ноги в верх и размахивал ими под марш Радецкого*. Заметив меня, он слабо протянул: «Нао, я хочу есть». Помню ведь, говорил ему, что сегодня буду поздно, и чтобы он сам позаботился об ужине.

Но я был к этому готов и кинул ему купленный по дороге бумажный пакет с изображением макдоналдса.

— …Это мой ужин?

— Да. Купил в Ёёги, так что он весьма хорош.

Хотя их вкус одинаков по всей стране.

Наверное, нет в мире более жалкой картины, чем мужчина среднего возраста без постоянной работы, со слезами на глазах давящийся холодным картофелем фри. Даже у меня слезы чуть не навернулись. Набив рот, словно хомяк, он пробормотал:

— Я упорно трудился на протяжении шестнадцати лет и окружал Нао любовью, чтобы он вырос тем, кем является сегодня… Скажи мне, Мисако, где я ошибся?..

«Наверное, все началось еще со дня свадьбы», — как-то сказала она.

Я встречаюсь с матерью примерно раз в месяц, и половина нашей беседы состоит из поливания Тэцуро грязью.

— А что я мог сделать?

Тэцуро внезапно вспылил и бросил на пол пакет с фри.

— На обзорных статьях много не заработаешь! Я был беден, и Мисако ворчала на меня, когда начала собственную карьеру, поэтому у меня не оставалось выбора, кроме как жениться на ней!

Чего это ты так взорвался? Ваша совместная жизнь длилась восемь лет, нет? И что значит «на статьях много не заработаешь»? Ты можешь содержать дом, и денег хватает на приличную еду. Я думаю, ты должен извиниться перед всеми людьми, что вкалывают на тяжелой работе!

— Ху-ху. Ну, я получал те деньги сверх тех, что зарабатывал со статей! Если говорить красивыми словами, то я проныра.

— Для начала, это ничуть не красиво! — А если говорить некрасивыми словами, то ты мошенник? — Слушай…

Я готов был высказаться, но вдруг проглотил свои слова. Стоит ли спрашивать такое у Тэцуро? И ответит ли он со всей серьезностью?

Вся проблема в том, что мне больше не у кого это спросить.

— …Тэцуро, почему кто-либо хочет стать критиком?

Тэцуро моргнул и тяжелым взглядом уставился на меня. Потом запил оставшиеся во рту фри глотком из стаканчика с виски.

— Что не так? Почему ты вдруг задаешь такие вопросы?

— Кое-кто спросил у меня об этом, а я не нашелся с ответом.

— Мисако прежде задавала мне тот же вопрос, правда это было давно.

Тэцуро прикончил остатки выпивки двумя глотками.

— И что ты ответил?

— Хм-м? Ох.

Взгляд Тэцуро уткнулся в пол.

— Вот что я тебе скажу. В конечном счете причина, по которой каждый делает свою работу, заключается в том, что он может «сделать кого-то счастливым». Если ты не можешь кого-то осчастливить, то не сможешь заработать. Я прав?

— …М-м-м.

— Но даже когда я окончил университет, у меня не было ни малейшего представления, как сделать кого-то счастливым. Так как я изучал историю музыки, то полагал, что мое единственное призвание — учитель. Однако у меня не было намерения учить других детей. Более того, я даже спросил у нашего профессора: «Как делать людей счастливыми?» Он ответил: «Твой единственный талант — дурачить других, поэтому совершенствуйся в этом направлении, Хикава». И тут меня озарило: если все прочтут мои статьи, написанные с намерениями надуть читателя, то те, кто не поведутся на обманку, будут немножко счастливее тех, что поведутся. И на этом можно нажиться, разве нет?

Я опешил, но непроизвольно прервал его.

— Ты и Мисако ответил так же?

— Угу. И она мне сказала: «Этот парень безнадежен. Он не выживет самостоятельно». Она сказала это прежде, чем осознала, что у нас нет другого выбора, кроме как пожениться.

— А если я когда-нибудь посчитаю, что у меня нет другого выбора, кроме как уйти из этого дома, одной из причин будут эти самые твои слова…

— Нао, не делай этого… Ты, кстати, это вслух сказал.

А, верно… Хотя я подумал об этом всего секунду назад, но никак не могу выкинуть из головы.

Я давно понял, что спросил не того человека. Не смею жаловаться, пусть хоть Тэцуро будет забит до смерти Жюльеном и Мафую.


Началась очередная неделя. Когда я в понедельник зашел в класс, произошло невероятно редкое событие — Мафую первая заговорила со мной.

— Я слышала, вы с Юри встречались.

— Э-э? Д-да, верно… Но откуда ты узнала?

— Ну…

Взгляд Мафую начал блуждать вокруг. Кажется, она что-то скрывает. Наши одноклассники собрались вокруг нас, сгорая от любопытства.

— А-а-а, точно. Помню, он говорил, что поживет у тебя дома какое-то время?

— Э… а… ну… он отказался, поэтому пока живет в отеле, — по непонятной причине взволнованно сказала мне Мафую. — Э-это правда! Но… мы время от времени встречаемся в силу некоторых обстоятельств.

Причина, чтобы встречаться? А, понял. Жюльен что-то говорил о выпуске совместного альбома. Она, наверное, это имеет в виду.

— Э-м-м, ну… вы репетируете вместе? — попытался я проверить догадку, но она ни с того ни с сего залилась краской.

— Т-ты и об этом знаешь?

— Э? М-м-м, да. Ты должна была сказать мне, что твои пальцы…

— Эту тему не трогай! Хватит! Отвечай на мои вопросы!

Мафую хлопнула рукой по столу. Даже её уши покраснели. Все вокруг нас тоже были шокированы её действиями.

— Зачем ты встречался с Жюльеном? У… У вас двоих были какие-то важные дела?

— Э-м-м, ну…

Я понятия не имел, что ответить. Или скорее, я был не в настроении отвечать. Кажется, все сказанное Жюльеном — правда. Мафую нашла в себе силы вновь сесть за фортепиано, да еще и профессионально.

Я даже не заметил, как её пальцы восстановились настолько, что она могла практиковаться с кем-нибудь еще.

Нет, постойте, разве это не достойно праздника? Это была моя давняя мечта — вновь услышать игру Мафую. Но почему я слова не могу вымолвить, когда она сверлит меня взглядом, задавая вопросы о нас с Жюльеном?

— Дай мне четкий ответ, Наоми.

Мафую резко приблизила свое лицо к моему — я от неожиданности отодвинулся вместе со стулом, а мое сердце бешено заколотилось. Стул уперся во что-то, и я едва не опрокинулся.

— «Парочка опять ссориться?» — «Они ссорятся». — «Кажется, в этот раз Принцесса настроена серьезно». — «Умри уже, Нао!»

Мне было не до перешептываний одноклассников.

— Это Юри тебя пригласил? Или…

— Э? А, да.

Успокоив дыхание, я сел обратно на стул и попытался выразить мысли словами.

— Несколько дней назад я получил от кого-то пригласительный в лайв-кафе. Я не имел понятия, кто отправитель, и только когда увидел выступление…

— Ты слышал гитару Юри?

— М-м-м, — я помедлил с ответом, но все же решился. — Стиль его игры схож с твоим. Похож на тот… что был у тебя, когда ты еще не присоединилась к кружку изучения народной музыки.

Растерянность отразилась на её лице. Она скрестила руки на груди и, повернув голову в сторону, хмыкнула.

— А потом он мне рассказал много чего… как ты училась играть под его началом… что ты вернулась к фортепиано и прочее…

— Что за прочее?

— Эм-м…

Думаю, оставшееся говорить куда опаснее.

— Что-то, о чем не принято говорить?

Подбирай слова аккуратнее! Нас могут неправильно понять! Видишь? Те парни уже возбудились по непонятной причине!

В следующий миг Чиаки, шумно распахнув дверь и громко пожелав всем доброго утра, вошла в класс. В жизни не был так рад её появлению.

— Ого, что за столпотворение? Вы что-то задумали?

С этими словами Чиаки протиснулась меж мной и Мафую (хотя другого способа достичь своего места у неё просто не было), после чего прозвенел звонок. Хвала небесам, я спасен.


— Хм-м-м… даже получив немало гадостей в свой адрес, ты просто безвольно пошел домой, ничего не ответив? Ты жалок. Знаешь, я думала, что уже исправила твою черту прирожденного неудачника, молодой человек.

После учебы сэмпай сидела, скрестив ноги, на круглом стуле в репетиционной комнате. По неким обстоятельствам я был вынужден сидеть перед ней в сэйдза и объяснять случившееся в субботу. Стоит добавить, что Чиаки и Мафую тоже стояли по разным сторонам от неё. Почему? Почему я ей рассказал? Я не стал упоминать о Мафую, но выложил все о победе Жюльена в словесной баталии.

— Давайте на миг забудем о критиках, прирожденных неудачниках и прочем. Есть одна вещь, которую я никогда не прощу!

— …Какая?

— Почему ты не сделал фотографии, пока он был одет девочкой?

— Да кому это нафиг надо?!

Я не способен угодить каждому твоему капризу!

— Вырядиться в гот лоли — а что, звучит здорово! Сэмпай, давай мы тоже так оденемся на школьном фестивале!

Все пришло к тому, что Чиаки начала говорить о ерунде.

— Точно, а еще можно и молодого человека одеть как лоли! Я даже не задумывалась о подобном прежде!

— К тому же, настоящее имя Нао весьма женственное!

Погодите секундочку… о чем это вы, девочки? Я уже собирался встать и начать возмущаться, но вдруг заметил недовольную Мафую, молча сидевшую в уголке. Она быстро отвела глаза, заметив мой взгляд.

Как Мафую было любопытно, о чем был наш разговор с Жюльеном, так и мне было интересно, что она слышала от него. Более того, я совсем не представлял, что же это могло быть.

— Эй… что он сказал обо мне?

Я не мог не спросить. Но Мафую отвернулась и начала настраивать гитару. Странно. Я опять её разозлил? Чем?

— Ты что, Нао, ничуть не разозлился? Он так грубо отзывался о тебе и твоем отце. Тебе нужно было проявить твердость и заявить: «Не смей смотреть на критиков свысока!» или что-нибудь в таком роде!

Чиаки вдруг вновь вернулась к предыдущей теме.

— Я все еще горжусь тобой, хотя ты и не оправдываешь надежд, молодой человек! Ты помнишь? Мне удалось найти тебя только по блеску твоих статей из океана слов!

Сэмпай тоже начала меня осуждать. Мне оставалось только съежиться.

— Эй, критик. Имя Хикавы Наоми оказалось запятнанным. Ты собираешься это так оставить?

— Но я не критик…

— Но ты критик, сам мне говорил… — пробормотала Мафую. — Ты умеешь пользоваться своей неправильной извращенной логикой, но не смог возразить Юри.

— Э? Когда я это говорил?

Мафую внезапно вскочила с места.

— Т-ты забыл?!

Её лицо вмиг покраснело. Я на автомате поднял руки, чтобы защитить лицо. Не хватай гитару за гриф, как топор, мне становится страшно! Я говорил, что я критик? Когда? Когда я мог такое ляпнуть?

— Это было, когда… я сидела тут одна… — произнесла Мафую морщась и заметила, что Чиаки и сэмпай таращатся на неё.

Её взгляд уткнулся в пол. После этого она прислонила гитару к стене и выбежала мимо меня из комнаты.

Оставшиеся двое перевели свои холодные взгляды на меня. В увлажненных глазах Чиаки читался немой укор, а во взгляде сэмпай застыла насмешка, как будто она наслаждалась представлением.

Что она имела в виду под «Ты забыл?!»? Совсем не помню. Когда она была одна… это означает, что-то не известное ни Чиаки, ни сэмпай. Это произошло, когда мы выясняли, кому достанется комната?

— …А-а.

Я повернул голову к уже закрывшейся двери. Мафую уже скрылась из вида, и я выбежал из комнаты. Я вспомнил! Проклятье, как я мог забыть такое?!

Это ведь были мои собственные слова.

Я заметил её янтарные волосы возле лестничной клетки.

— П-постой, Мафую! Прости, я вспомнил. Мне очень жаль.

Её волосы всколыхнулись. Она уткнулась в стену, но так и не повернулась в мою сторону. Так же, как и тогда, в мае — нам не хватало времени поговорить, так что мы не имели понятия, что творилось друг у друга в головах.

В тот раз я рассказывал о том, что Мафую подверглась атаке американских критиков, после чего она выбежала прочь из класса, кипя от злости. Как и сейчас, я тогда тоже выбежал за ней и долго просил прощения. Она ответила, что мне незачем извиняться. На это я возразил…

…Что я тоже критик — поэтому имею право извиниться.

Хотя критиком я провозгласил себя сам.

Мафую прислонила руку к стене и медленно повернула голову. В её глазах еще тлели огоньки негодования, но они смягчались смущением на лице.

— …Ты должен подумать над своим поведением.

— Я уже об этом сожалею…

Но… почему она вспылила? Неужели бред недокритика ей так важен?

— Э-это не так!

Мафую колотила мою грудь крепко сжатыми кулаками. Я подумал: «Ого, это правда!» Мафую и правда может сгибать пальцы, даже в кулак. Я был так счастлив, что готов был расцеловать её руки, но боль в груди не давала мне шевельнуться.

— Ты безропотно ушел домой без единого протеста на ту выволочку, что тебе устроил Юри. Не так ли?

— Ага…

— Юри… он хочет, чтобы я о-оставила тебя …

Мафую не смогла закончить предложение. Вместо этого она снова принялась бить меня по груди. Что именно этот тип сказал Мафую? Она вдруг замотала головой. Кажется, больше меня бить не будут.

— Несмотря на то, что ты ни в чем не превосходишь Юри, кроме как в критике, ты и в этом был унижен. И еще ты сбежал, даже не ответив ему в словесной перепалке!

Это было очень язвительное замечание… но она была абсолютно права.

— Что ж, я сплоховал, но… даже если я и проиграл ему в словесной перепалке, зачем ты так тревожишься об этом?

— Разумеется, я буду тревожиться! Ты тоже должен себя одернуть, ведь ты мой…

…Я её… кто?

Она опять проглотила слова.

Этого не может быть, да? Я имею в виду… если Жюльен рассказал ей, что очень хочет, чтобы я оставил в покое Мафую… но… постойте, это невозможно, верно? Если все именно так…

Я вздохнул от замешательства.

Но Мафую права. Я был совсем беспомощным в ту субботу. Хотя эту работу скинул на меня Тэцуро, я все равно отнесся к ней серьезно. Пока я буду стучать по клавишам, одновременно стану размышлять, что бы такого написать, чтобы мои слова тронули читателей.

Тем не менее я не мог ничего придумать, чтобы опровергнуть заявление Жюльена.

Своим милым и невинным личиком он словно заявлял, что такой бесполезный человек, как я, не достоин быть опорой Мафую.

Пальцы сами сжались в кулак.

— Мафую, ты можешь связаться с Жюльеном?

С малой толикой беспокойства она все же кивнула.

Я должен попробовать! Как человек, чей единственный талант — играть словами, и как человек, потративший более половины жизни на прослушивание чужой музыки, я могу сделать кое-что…

Я покажу этому гениальному, но наивному скрипачу, из чего я сделан.


Лайв-кафе «Яркий» — это местечко, где наша группа впервые дала живой концерт. Оно расположено в соседнем городе, до которого можно за час добраться на велосипеде. Хоть находится оно на некотором удалении от станции, в тихом спальном районе, в месте, известном лишь настоящим психам, число посетителей растет с каждым днем.

Было их много и сегодня. Когда я подъехал, там уже собралась большая толпа вокруг лестницы, которая вела в подвал дома. Многие любительские банды сообща арендуют сцену, и, исходя из доли вложения, высчитывается время выступления группы. Поэтому некоторые посетители предпочитают убивать время снаружи в ожидании выступления любимой группы (лично мое мнение: я бы послушал песни и других групп тоже — ведь стоимость входа единая).

Сегодняшнее мероприятие называлось «Яркая вечеринка». В лайв-кафе собрались множество исполнителей танцевальных жанров, песни звучали без остановок. Моду как в музыке, так и во внешности здесь диктовал хип-хоп. Я в своем повседневном прикиде выглядел белой вороной. Посреди всех дредов* и мешковатых штанов, я заметил резко выделявшуюся невысокую фигурку и направился к ней.

— Наоми!

Лицо Жюльена вмиг просветлело. Он отпихнул парней, пытавшихся завязать с ним разговор.

— Простите, но человек, которого мне нужно было увидеть, уже здесь, — извинился он и побежал ко мне. Мне оставалось только накрыть лицо рукой и вздохнуть.

— Слушай, почему ты опять вырядился, как девушка?..

Жюльен был одет в кремового цвета кружевную блузку и юбку. Он даже нацепил заколки и серьги. Не удивительно, что парни подкатывали к нему.

— Я уже говорил. Это маскировка.

Тогда не вертись и не демонстрируй мне себя со всех сторон.

— Прости, что заставил ждать. Не трудно было сюда добираться?

— Вовсе нет. Кое-кто меня подкинул, — ответил Жюльен с улыбкой.

— Ты, наверное, очень занят, так что спасибо, что уделил время.

Здесь нечасто устраиваются танцевальные вечеринки, поэтому мне повезло, что у Жюльена нашлось для меня время. В ином случае он не принял бы приглашение.

— Ни за что бы не подумал, что Наоми пригласит меня на вечеринку. Очень рад.

— Ну, в общем… вообще-то я собирался взять реванш, — протянул я, сунув Жюльену билет, и начал спускаться вниз.

— Реванш?

Несмотря на узкий пролет, Жюльен упорно шел рядом со мной.

— Угу, потому что ты смешал меня с грязью пару дней назад.

— А-а-а… поэтому ты ведешь меня в темный подвал, где я буду молить о прощении?

— Разумеется нет!

Почему нельзя было выразить это другими словами?

Открыв тяжелую дверь, мы втиснули себя в жаркую атмосферу, наполненную танцевальным ритмом. Нас окружила смесь разноцветных бликов. В слабом свете мы начали различать очертания сцены. На месте барабанной установки стоял микшерный пульт. Затем наше внимание привлек рэпер, читающий текст.

— Уа-а. Я впервые слушаю диско, — шепнул мне в ухо Жюльен, но я все равно его едва расслышал .

Парни и девушки погрузились в зажигающую атмосферу и исступленно танцевали в темноте, скрывавшей нижнюю половину тела.

— Нао, уже с другой девушкой?

Я повернулся и увидел пухлого мужичка лет сорока в бандане. Его футболка с эмблемой «Яркий» готова была пойти по швам от слоновьего объема его живота.

— До-добрый вечер.

Он ответственный за аудио аппаратуру. Побывав здесь несколько раз, я успел немного с ним сдружиться. Оглядев Жюльена, он прямо заявил:

— Что, опять сменил девчонку? Должен же быть предел… По твоей вине пролилось столько женских слез, когда же ты собираешься остановиться?

— Да нет же. Видишь ли…

Я едва не ляпнул: «Он на самом деле парень». Жюльен с возросшим интересом посмотрел на меня.

— Так ты не только меня заставлял плакать?

— Когда это я заставлял тебя плакать?!

— Томо еще не скоро появится на сцене. Ты что-то попросил у него, да? Что ты там задумал? В любом случае, жду с нетерпением.

— Ага, с-спасибо.

Мужичок направил свое грузное тело к бару. Точно, сегодня диджеи сами миксуют свои песни. Поэтому он не занят.

— Что за Томо, о котором вы говорили сейчас? — прокричал мне в ухо Жюльен. В ином случае я бы просто его не расслышал.

— Он диджей, с которым я недавно тут познакомился. Скоро он появится.

— Так ты собираешься показать мне его выступление?

Я кивнул. Томо — один из старых знакомых Кагуразаки-сэмпай. Мы знакомы с ним около двух месяцев, но он все равно согласился выполнить мою необычную просьбу. Он оказал большую услугу.

Я хочу преподать Жюльену хороший урок.

Едва мы взяли напитки и сели за столик, ведущий прогремел что-то неразборчивое в микрофон. Публика возле сцены ответила восторженными криками. Прожекторы хаотично завертелись и внезапно высветили на сцене парня в скошенной бейсболке, сидевшего за микшерным пультом. Это был Томо.

Я помахал ему рукой, но он наверняка не заметил, так как сфокусировал все внимание на аппаратуре.

Удары в 6/8 заложили такт. Рэпер забормотал речитатив секстолями в микрофон, и какое-то время его монотонный куплет шел в одном ритме. Я кинул беглый взгляд в сторону Жюльена — он немного подался вперед, внимательно следя за выступлением. После продолжительного повторения главной темы Томо добавил литавры. Затем переключил струнные басы в пиццикато. Все так, как и ожидалось. Я был в полном восторге от аранжировки Томо.

Затем…

Одинокую монофонию фортепиано начал теснить ритм электронных ударных. Жюльен поди затаил дыхание от удивления. Он уже должен был заметить. Это не просто рондо из третьей части пятого концерта для фортепиано Бетховена — «Император» — оно было сыграно Мафую.

Жюльен посмотрел на меня сверкающими глазами. Я медленно помотал головой и указал на сцену. Это не единственный приготовленный сюрприз — мое возмездие еще впереди. На последнем такте фортепиано затактом ворвалась в мелодию изящная скрипка. Это заставило Жюльена вскочить с места и едва не сорваться на крик. Не думаю, что кто-либо во всем мире знает лучше него этот отрывок.

— Это мое…

Слабое бормотание Жюльена потонуло в плавном вступлении оркестра. Это рондо из третьей части концерта для скрипки с оркестром в ре мажор Бетховена. А исполнителем был не кто иной, как сам Жюльен. Я отчетливо заметил движения его левой руки, которая тщетно шарила в поисках родного инструмента. Краткие обрывки фортепиано Мафую и скрипки Жюльена начали подстраиваться под танцевальный ритм. Порой они догоняли друг друга, порой звучали вместе. Две мелодии облетели наполненное темнотой, лучами света и жаркой атмосферой лайв-кафе.

У меня появилось ощущение, что Мафую сидит рядом со мной. Вообще-то, я не собирался помогать Жюльену в исполнении его мечты. Я просто собирался преподать ему хороший музыкальный урок, как я это сделал с Мафую. Но сейчас музыка Жюльена и Мафую окружала нас. Я заметил сверкнувшие отблески в уголках его глаз.

Только он может заставить Мафую вновь сесть за фортепиано.

Поэтому я очень негодую. Да, я негодую. Я всем сердцем желаю услышать фортепиано Мафую, но все, что я могу, это обратить свои чувства в неточные слова. Только на это меня и хватило, хотя я был с ней рядом все это время. Однако рядом сидит Жюльен — тот человек, который, как и Мафую, тоже вкусил плоды одиночества и блистательности. Я, в общем-то, только помог ему прикоснуться к тому, что глубоко в сердце Мафую, и это вызвало горечь у меня в груди.

Какого черта я делаю? Я собирался преподать урок Жюльену, но вместо этого сам себя наказал. Ну не идиот ли я?

Тем не менее музыкальное оформление было доведено до такой степени безупречности, что перемиксованные Томо отрывки Бетховена в исполнении Мафую и Жюльена могли прошибить слезу у слушателей. Даже когда к рондо примешался фамильярно звучащий дискотечный ритм, я все равно не мог заставить себя посмотреть на Жюльена. Я даже не понимал, что он мне говорит, хотя и слышал его эмоциональную речь.

После небольшого перерыва заиграл расслабляющий мотив, означающий, что выступление Томо завершилось.

— Эй, ребята, чего вы двое выглядите такими напряженными? Не умеете вы расслабляться!

Увидев нас с Жюльеном, приложивших головы к столу, Томо нахмурился и направился к нам с бутылкой виски.

— Нет, просто музыка была слишком невероятная. Я обессилел, просто послушав, — ответил Жюльен.

— А-ха-ха-ха. Вечеринка в самом разгаре! Вон, еще четверо поднимаются на сцену, так что советую вам послушать, уяснили? Эй Нао, как тебе? Это ведь была твоя затея, верно? Черт, появился откуда ни возьмись неделю назад, сунул мне сэмплы и попросил перемиксовать. Строй отличался на полтона и ритм сходился не полностью. Понимаешь, какую работу мне пришлось проделать?

— Да уж… я очень благодарен. Твои труды более чем оправдали мои ожидания, — сказал я, продолжая лежать на столе.

Томо отвесил мне пару пинков в ответ.

— А где тогда твоя юношеская энергия ученика-старшеклассника? Раз уж ты и девушку свою привел, сходи, что ли, потанцуй с ней!

— Не, это вообще-то парень. К тому же это он исполнял один из тех отрывков.

Челюсть Томо отвисла и оставалась в таком положении некоторое время. Жюльен быстро встал и сказал:

— Никогда бы не подумал, что мой концерт можно превратить в нечто подобное! Удивительно!

Он схватил руку Томо и энергично потряс.

— Э-э… а… ага…

Томо весь сжался и был готов сбежать.

— Почему ты не хочешь остаться? Я что-то не то…

— Нет… а ты не сердишься?

— Сержусь? На что?

— Ну ты исполнитель классики, нет? Разве тебя не задело, что твою запись переделали на такой лад.

— Почему бы это? Выступление получилось превосходным! Здесь не на что сердиться.

Томо силой заставил себя проглотить слова, которые уже готовы были сорваться с языка. В какой-то мере я могу понять его переживания. Тем не менее прожжённый диджей смутился от невинной и разрушающей улыбки Жюльена.

Жюльен захотел узнать побольше о диджеях, поэтому Томо присел с нами поболтать.

— Моя комнатка размером всего на шесть татами, но пол скоро рухнет под тяжестью дисков. Я трачу почти весь свой заработок на пополнение своей коллекции. Если у меня есть свободное время, я слушаю записи или прочесываю интернет в поисках нового материала, чтобы использовать его в собственных треках. Однако лишь малая толика годится для этого. Наверное, больше девяноста процентов композиций не подходит для выступления на сцене. А из тех, что подходят, я извлекаю лишь по несколько секунд. Как бы это сказать… Порой я чувствую вину перед авторами всех этих отрывков.

— Значит, моя музыка оказалась пригодной среди целой сотни?

Жюльен восторженно уставился на Томо.

— …Но я нехило исковеркал его, правда? Я вырезал по паре кусков, зациклил и ускорил темп. К тому же, оригинальные записи были очень длинными, суммарно я взял из них не более тридцати секунд.

— Это ничего, — успокоил его Жюльен, положив руку ему на плечо.

Томо был в растерянности, не знал что делать. Вот чертов француз, он уже перегибает палку своей фамильярностью!

Недоумение испарилось с лица Томо, после того как Жюльен продолжил:

— Потому что я ощутил в твоей музыке уважение!

— А-аха…

— Я осознал это с первых нот. Ты выбрал мою музыку, потому что влюбился в мою скрипку, не так ли?

Томо смущенно отвернулся и одним залпом осушил бокал виски. Любой на его месте поступил бы так же…

Томо встал и сказал, что ему нужно продолжить выступление и он надеется, что мы послушаем.

— Для следующей композиции я позаимствовал кое-что у Джими Хендрикса. Ах да, я воспользуюсь тем раритетным синтезатором, на который ты положил глаз. Если он доживет до конца выступления, подарю его Кёко. Ты сможешь одалживать его у неё и играться с ним сколько хочешь.

— Э?! Ты это серьезно?!

Синтезатор Томо старого образца и уже довольно потрепанный. Однако он имеет огромную встроенную коллекцию эффектов, и, раз уж он решил его заменить… Втайне я надеялся, что он предложит его мне.

— Увидимся!

Жюльен помахал вслед удаляющемуся Томо.

Медленная мелодия продолжала играть. Замечательно, кажется у нас есть время перекинуться парой-тройкой слов. Жюльен сел на стул рядом со мной и признался в своем неведении:

— Я совсем не догадывался о существовании подобной музыки.

Верно. Мир огромен. Различные течения со всего мира осели в этой точке.

— Наоми, ты для этого привел меня сюда? Чтобы я послушал эту музыку?

— Угу.

Жюльен выглядел слегка озадаченным. Вообще-то, это была не единственная причина. Я освежил пересохшее горло глотком улуна, в котором лед почти полностью растаял.

— …Это еще не все. Это месть за нашу прошлую встречу.

— Месть?

— Да. Ответ бездарного критика скрипачу.

Я наконец смог посмотреть Жюльену в глаза — в них отражалось нетерпение и любопытство. Ну что, можно начинать? Я глубоко вдохнул и шумно выпустил воздух.

И прямо заявил:

— Как по мне, критики это своего рода диджеи.

Жюльен был несколько потрясен моими словами. Прежде чем продолжить, я еще раз глубоко вдохнул.

— Композиторы пишут музыку, артисты делятся ею со слушателями. В то же время диджеи разделяют, соединяют, переделывают и перемешивают оригинальные части и создают нечто новое. Ты даже не знал, что такое существует, верно? То же справедливо и для критиков.

Я перевел взгляд на свои ладони.

— Критики относятся к категории писателей. Даже если их ставить в один ряд с учеными-профессорами, критики это те, кто просто пишет для читателей, делает их счастливыми и заодно немножко зарабатывает на этом. Мы…

Я все еще был не уверен в своем праве зваться критиком, потому что еще не написал чего-либо значительного. Тем не менее, позвольте мне закончить свою мысль…

— Опираясь в наших статьях на произведения, созданные композиторами, мы делим, соединяем, перерабатываем их. Затем добавляем собственные одобрения и замечания, пока, наконец, не получится удовлетворяющая читателя статья. Наверняка эта сфера музыки непонятна таким, как ты, да? Однако мы не сможем написать ничего, если не будем уважать наши исходные материалы.

Я посмотрел на Жюльена. Он ответил задумчивым взглядом.

Он понял, что я сказал?

— Ну, по крайней мере, для меня это так. Наверняка есть и выродки, которые относятся к этому без всякого уважения, которым лишь бы написать. Я думаю, что будет лучше, если они исчезнут с лица земли. Несложно увидеть, уважает ли критик то, что критикует. Может быть, ты считаешь, что мы все с легкостью плетем свою паутину лжи, но это относится не ко всем.

Я резко обрубил последнее предложение.

Он ведь должен меня понять, да? Неужто наши слова обладают такой силой? Если Жюльен скажет, что мои слова — это очередная ложь, я просто съезжу ему по лицу.

— …Я это знаю, — вдруг произнес Жюльен.

Я посмотрел на него. Жюльен прищурился, будто позади меня горел слепящий свет.

— Я знаю, что ты мне не врешь, Наоми.

Он мягко положил свою ладонь на мою, которую я невольно сжал.

— Потому что ты приложил такие усилия, чтобы ответить на мою шутку. Я просто места себе не нахожу. Не смею взглянуть на тебя, настолько мне стыдно.

И всё же при этом смотришь на меня.

— Что же мне делать? Должно быть, я наговорил тебе много гадостей, да? И сказал, что никогда не попрошу прощения… что же делать? Что мне сделать, чтобы ты простил меня?

— Эм-м… ну… — Я отстранил холодные руки Жюльена. — Все в порядке. Я это делал не для того, чтобы ты извинился. К тому же не то чтобы я сержусь, просто…

Горечь на сердце не дала мне смолчать. После стольких провокаций с её стороны, Мафую наконец зажгла крохотное пламя гордости в моем сердце.

Поэтому все хорошо, пока я могу высказать свои слова Жюльену.

Нет, вообще-то, это не то, что действительно меня беспокоило…

Возможно… я просто хотел услышать тот отрывок.

Хотел услышать отрывок, где Жюльен и Мафую играют вместе.

Меня охватывало необъяснимое беспокойство, когда я просто представлял их совместную игру. Однако песня, получившаяся в результате столкновения их исполнений, все еще звучала у меня в ушах.

Атмосфера в лайв-кафе вмиг нагрелась, а музыка сменилась более динамичной. Быстро бормочущий ведущий заговорил еще быстрее. Я заметил кого-то в бейсболке под скрещенными лучами прожекторов. Это Томо. Он взял на себя роль не только диджея, но и бегал пальцами по клавишам. В бесконечный ритмичный бой вклинились рев реактивного двигателя, шум дождя и вой сирены. Бардовые огни осветили весь подвал, и показалось, что это место пылает огнем. Жюльен даже невольно вскрикнул и закрыл лицо руками. Томо воспроизвел все эти реалистичные звуки поля боя одним лишь синтезатором…

Затем пропеллеры вертолетов и крики беснующихся птиц, заглушили интенсивные фанфары горна. Это национальный гимн США. Рев автомобильных гудков словно насмехался над незатейливым мотивом «The Star-Spangled Banner», звучавшим как будто из старого радио. Так он это имел в виду, когда говорил про Джими Хендрикса?..

В экстазе Томо босиком вскочил на синтезатор и начал танцевать на клавишах, словно отбивая чечетку. Я совсем не ожидал чего-то подобного от диско-вечеринки. Однако его действия вызвали у толпы всплеск эмоций, даже Жюльен заулюлюкал рядом со мной. Я был единственным, кто молился, чтобы синтезатор дожил до конца.


— Уже темно. Проводить тебя до станции? — спросил я Жюльена.

Однако он ответил:

— Не стоит. Я уже вызвал машину.

Хотя… я вроде добрался сюда на велосипеде, да?

Мы топали по гравийной дорожке к парковке, где стоял мой велосипед. Жар источался из земли. Вместе с нами шел ровный поток людей — слушатели, вышедшие из лайв-кафе, и все они были истощены после активного времяпрепровождения на концерте.

— Наоми, часто ты слушаешь такую музыку?

— Хм-м… изредка.

— Мне так завидно. Хотелось бы посетить побольше подобных мест.

Как известному скрипачу, ему, должно быть, непросто посещать такие мероприятия. Я не ожидал, что он подстроит свой график под меня.

— Я приложу все усилия, чтобы выкроить время, когда ты будешь меня приглашать, — объявил Жюльен с лукавой улыбкой. — Сегодня ты меня уделал, значит, следующим будет мой ход. Просто подожди!

Лучше бы не надо… почему бы нам просто не прекратить враждовать здесь и сейчас?

— Но я не могу долго задерживаться в Японии. Поэтому… мне очень завидно.

— Завидно?

— Я очень завидую тебе, и в то же время завидую Мафую. Было бы здорово, если бы мы могли остаться вместе навечно?

— Слушай… мои чувства к ней не те, что ты напредставлял, — начал я подбирать слова. — Мафую… она потрясающий гитарист. Мне нравится звучание её гитары, поэтому я и захотел создать с ней группу…

— Хм-м-м? Правда?

Жюльен наклонил голову и сузил глаза, посмотрев на меня озорным взглядом. Это вывело меня из себя. Я сказал правду!

— Ох, ну, ладно. Так и быть, сегодня я тебе поверю. Однако я все еще не могу позволить тебе быть рядом с Мафую.

— Ты опять? Может уже хватит об этом?..

— Но я хочу. Поэтому… я уже говорил, да? Что, если я займу место Мафую рядом с тобой? Я серьезно. Что думаешь?

Я отрицательно замахал руками. Слишком уж много проблем с этим. Со слегка опечаленным выражением лица Жюльен пробормотал: «Ясно…» Но через секунду его лицо вновь сияло.

— Думаю, я наконец осознал причину, которая связывает вас вместе.

— …Правда?

А я совсем не понимаю. После моей реплики Жюльен громко рассмеялся.

— Мы с ней очень похожи. Мы легко с ней общаемся, мы живем с ней в одном музыкальном мире с детства. Мы одинаково мыслим, и к выступлениям это тоже относится. Бах, Бетховен и Мендельсон. Далее Прокофьев, Скрябин и даже Шёнберг…

Жюльен перечислил любимых композиторов Мафую. Кстати, об этом: кажется, Жюльен для своих соло выступлений тоже предпочитает Баха, да?

— Поэтому я понимаю. Потому что мы с Мафую полюбили бы одного и того же человека.

— Хм-м-м?

Действительно, меж ними поразительное сходство, если им нравится Скрябин или Шёнберг. Увидев, как я поспешно киваю, Жюльен сильно засмеялся, дергая плечами так, что едва не начал кататься по полу, — настолько нелепым был его смех. Что не так? Что смешного?

После этого показались две автомобильные фары, приближавшиеся к нам с другого конца узкой дороги.

Жюльен помахал подъезжающей машине. Потом он повернулся ко мне и сказал:

— О, у меня просьба, Наоми.

— Да?

— Я ведь просил тебя звать меня Юри, верно? Я очень смущаюсь, когда ты зовешь меня Жюльеном.

— А, м-м-м. Ладно…

Нет, погоди-ка. Кто ты такой, чтобы просить меня об этом?

— А меня ты ничуть не смущаешь? Прекрати звать меня Наоми.

— Ни за что. — Он показал язык. — Будет нечестно, если только Мафую будет звать тебя по имени.

Что значит «нечестно»? Он уже побежал по гальке к машине, прежде чем я успел возразить. Его размытый силуэт скрылся за дверью пассажирского сидения.

Полагаю… сегодня я победил? Слушая выхлопы удаляющейся машины, я вдруг подумал: когда он нанесет ответный удар? Я даже не знаю, чего ждать.

После этого я осознал, что предвкушаю будущую встречу с ним. Я был удивлен своими мыслями.


Когда я понял, что еще предстоит поделиться с группой о деталях нашей с Юри встречи, на душе стало тяжко. Сэмпай наверняка проявит излишнее любопытство, а если я решу смолчать, еще и Мафую начнет буравить невероятно колючим взглядом…

Но мои опасения оказались напрасными. Когда я на следующий день пошел в школу, оказалось, что мигрень у меня разыграется по совсем иному поводу.

— Эй, смотрите все. Фото переодетого Жюльена. Он тесно прижался к молодому человеку, и они беззаботно перешептываются. И вот другая — тут они держатся за руки…

— Что ты делаешь?!

Когда после учебы я зашел в репетиционную комнату, то буквально взбесился, увидев сэмпай, с победоносным видом кидавшую на стол снимки один за другим. Чиаки смотрела на них возбужденно, Мафую бурила их злобным взглядом. А на фото были запечатлены не кто иные, как мы с Жюльеном, сидящие в «Ярком».

— Это… О-откуда у тебя эти снимки? Сэмпай, ты тоже там была?

— Почему это я должна заниматься преследованием? У меня не так много времени. Я знакома со многими людьми из лайв-кафе, а когда услышала, что ты собираешься его туда позвать, попросила сделать для меня несколько фотографий.

— Это преступление!

— Действительно. Он невероятно привлекателен для парня. Настоящее преступление.

— Не меняй тему разговора!

— Ах да, я слышала от Томо, что ты покорил Жюльена. Кажется, в этот раз ты приложил немалые усилия, верно? Ты вновь похитил мое сердце, молодой человек!

Сэмпай положила руки мне на плечи, ослепила легкой улыбкой взбешенного меня… и это заставило мой гнев исчезнуть без следа. Проще забыть. Пререкаться с ней бесполезно.

— Сэмпай, сэмпай. Я хочу эту, эту и вот эту.

— Разумеется. Не стесняйся печатать все, какие нравятся.

— Нет!

Мафую выхватила фото из рук Чиаки и уже собиралась их порвать, когда та вырвала их обратно. Сэмпай вмешалась, крепко их обняв. Я схватился за разболевшуюся голову. Решив оставить их наедине, я взял бас и тихо вышел.

Я должен репетировать еще усерднее — тогда я смогу противостоять Жюльену как музыкант.

  1. фр.: Моя дорогая
  2. Под «отдачей» подразумевается фидбек (feedback)
  3. популярный коллектив юных девушек-певиц (так называемых идолов
  4. «Марш Радецкого» (op. 228) — марш, написанный Иоганном Штраусом-старшим в честь фельдмаршала графа Радецкого в 1848 году. Одно из самых знаменитых произведений Штрауса.
  5. Прическа, когда волосы собираются в пучки