Девять часов вечера. Тетя Кэйко довезла меня до особняка, где меня уже заждались мои соседи и Хасэ.

— Ты в порядке, Инаба?! Эй… ты почему в больничном халате?! Ты ранен?! — бросился ко мне друг.

И это тот же самый человек, который, когда у меня был вывих плеча, отхлестал меня по щекам…

— Успокойся, я цел. Просто переоделся, потому что моя одежда испачкалась в крови Тиаки.

Растроганный до слез долгожданной стряпней Рурико-сан (пловом с угрем, лапшой с овощами и жареной в сливово-соевом соусе свининой с баклажанами), я рассказал обо всем, что сегодня произошло. Хасэ, Поэт, Художник, Сато-сан, Марико-сан и Кикё-сан слушали меня, не перебивая. А взрослые еще и регулярно себе подливали — действительно, отчего же не выпить под захватывающую историю?

— Прямо сюжет для боевика! Ну у тебя и приключение было, Юси-кун! — вздохнул киноман Сато-сан.

— Но теперь… личность этого вашего Тиаки вызывает еще больше вопросов, — усмехнулся Художник.

— Загадочный он человек, — согласился Поэт.

— Ты вроде говорил, он по молодости много развлекался? Должно быть, и в серьезные переделки не раз попадал, — со знанием дела предположила Марико-сан. — Иногда человек, и сам того не желая, влипает в неприятности, просто потому что у него бурная жизнь.

Да, наверное, у Тиаки все так и было.

— Но главное, что вы все остались целы, — заметила Кикё-сан, с удовольствием осушая рюмку.

Поэт кивнул.

— Девушкам наверняка было до смерти страшно, но вы сумели сплотиться и победить, так что, думаю, душевной травмы у них не останется.

Он посмотрел на меня и крайне веселым тоном добавил:

— Удивительно все-таки, как ваши с Тиаки-сэнсэем судьбы крепко связаны.

У меня сердце сжалось от этих слов. Хасэ с беспокойством смотрел на меня и ничего не говорил.

Я заставил себя улыбнуться.

— Да уж. И поэтому… я решил больше ничего от него не скрывать.

Тиаки так ничего мне не сказал, так ни о чем и не спросил. Лишь молча улыбался.

Но именно поэтому… я чувствовал, что обязан открыть ему правду.

Покупавшись в горячем источнике, я с наслаждением развалился на футоне. Буся, копируя меня, улегся рядом.

— Хасэ, только посмотри на небо!

В окне сверкала густая россыпь звезд. Хасэ поднял голову.

— А ведь, по идее, в городе увидеть такое невозможно.

Мы засмеялись.

Немного помолчав, Хасэ тихо произнес:

— Не представляю, что тебе пришлось пережить…

У меня резко потяжелело в груди.

— Даже когда я рассказывал тебе… о «Пти» и особняке… мне не было так страшно… я как представил, что Тиаки и девчонки узнают…

— Ну еще бы! Это совершенно нормально, что тебе было страшно.

— Как думаешь… это судьба, что произошло сегодня?

— В твоем случае, как бы судьба тебя ни била, ты становишься только сильнее.

Ого, Хасэ мне польстил… Хотя нет, ему это не свойственно. Он на самом деле так думает, как сторонний наблюдатель.

— Как бы тебе ни было плохо, больно или страшно, ты не останавливался, а боролся, шел вперед. Жаловаться все умеют. А вот справляться с трудностями…

— Угу…

— Но ты встречал их лицом к лицу. Так что, уверен, все будет нормально.

— Угу…

Вдруг на небе начался звездопад.

— О… Ого! Ничего себе!

Мы вскочили и прилипли к окну.

Звезды (если это правда были звезды) одна за другой плотным потоком рассекали черное небо, оставляя за собой длинные серебряные хвосты.

Удивительное световое представление продлилось до поздней ночи, и мы с Хасэ, не зная скуки, все это время за ним наблюдали.

Через два дня после происшествия нас с девушками вызвали в полицейский участок для дачи показаний. Не пришла только Кагава.

Следователи наседали на нас с вопросами, как так вышло, что все грабители оказались без сознания, и что в центре взорвалось, но мы лишь мотали головами. Как выяснилось, Ямада все-таки умер, а всех запертых в хранилище сотрудников благополучно освободили, среди них пострадавших не было.

Несостоявшееся ограбление с захватом заложников стало главной темой не только новостных программ, но и различных ток-шоу. Больше всего, конечно, обсуждали не самих преступников, а «отважных старшеклассников, освободившихся собственными силами» и «рисковавшего жизнью ради своих учеников учителя» (естественно, репортеры пронюхали подробности, как же иначе). У нас с девушками брать интервью строго-настрого запретили, но журналистов это не остановило: они практически наводнили наш район и бросались с микрофонами и камерами наперевес на всех в форме Дзёто (узнали-таки, где мы учимся). Многие успели засветиться на экране (правда, с «мозаикой» вместо лиц).

— Этот сэнсэй такой классный!

— От него я ничего меньшего и не ожидал. Он не такой, как другие учителя.

«Кто это говорит?», — гадал я про себя, смотря очередной репортаж.

— Это ты еще не видел, что в интернете творится, — рассказала за кофе в полицейской приемной Тасиро. — Имя, конечно, не называют, но уже успели накатать, что это классный руководитель одного из третьих классов колледжа Дзёто и что он преподает бухучет и информатику. Совсем стыда нет!

— Да уж…

— Ну, он ведь герой, ничего удивительного. Вот увидишь, к нам на следующий год целая толпа желающих поступить придет. Подсчитают ведь, что, раз сейчас он классный третьего класса, то в следующем году возьмет первый.

— Инаба-кун, сходим все вместе проведать Тиаки-сэнсэя? — предложила Сакураба.

— Я не против, но пока к нему пускают только членов семьи.

В итоге договорились на тридцать первое августа, когда снимут ограничения на посещения.

— Надо же получить свой обещанный поцелуй!

— И не говори!

Для «трещоток» весь пережитый ужас уже отошел на второй план. Сейчас все их мысли были о поцелуях в щеку от Тиаки. Всем бы такую крепкую нервную систему.

На следующий день мне позвонила моя двоюродная сестра Эрико.

— К нам тоже журналисты приходили! — возбужденным тоном поделилась она.

Когда уже этот переполох уляжется? До нового триместра всего три дня осталось!

Еще днем позже, узнав, что Тиаки сняли ограничения на посещения, я поспешил к нему. Мне нужно было увидеть его до «трещоток».

Перед больницей все еще караулили фургоны телеканалов, немного меньше, чем в первый день, но все равно немало. В крыле, где лежал Тиаки, дежурил полицейский.

— Здрасьте.

Зайдя в палату, я так и замер: на меня уставились двое незнакомых мужчин.

«Это еще кто такие? Тиаки себе что, по чувству стиля друзей выбирает?»

Один из незнакомцев выглядел чуть старше Тиаки. Короткая стрижка и аккуратная бородка, крепкого телосложения. Скромная рубашка и слегка ослабленный в узле галстук, но очки без оправы придавали ему лоска. Сидел он, немного развалившись, и производил впечатление выросшего, но не забывшего бурную юность хулигана.

Второй был его полной противоположностью. Возрастом он был, скорее всего, как Тиаки. Худощавый, с аккуратно уложенными волнистыми волосами. Рубашка, галстук, пиджак, часы, туфли — с первого взгляда становилось ясно, что всё очень дорогое. Сидел он с идеально прямой спиной — невольно залюбуешься. Сразу видно хорошее воспитание.

«А! Это он! Наверняка он! Это про него Тиаки рассказывал: друг из богатой семьи, вокруг которого будто всегда свежий ветерок дует!» — осенило меня. Я тогда еще подумал, что это описание напоминает мне Хасэ, и действительно, они в чем-то были похожи. Они оба производили впечатление людей, кто с детства привык к роскоши и получил достойное отпрысков состоятельных семейств воспитание. Представители высшего общества, а не просто «золотая молодежь».

— Йо.

Голос Тиаки вернул меня к реальности.

— В-вы заняты?

Правая половина лица Тиаки все еще была фиолетовой из-за синяка, но, по крайней мере, марлевую повязку уже сняли.

— Ничего страшного. Знакомься. Мой кузен Каору Хидзиката, работает учителем в средней школе Дзёин. А это мой друг Масамунэ Камисиро.

Кузен — «бывший хулиган» и друг — наследник богатого рода. Перед этим был напоминавший хоста иностранец и сногсшибательная красавица. А еще он упоминал китайца, хорошо ориентирующегося в криминальном мире. Не устаю поражаться разнообразию окружения Тиаки.

— Ха-ха! Ты Юси Инаба, угадал? — поднялся со стула кузен и от души хлопнул меня по спине.

Его голос глубиной и тембром немного напоминал Тиакин. И, если присмотреться, разрез глаз у них тоже был схож.

— Наоми нам о тебе рассказывал. Что, доставляет он тебе хлопот в колледже, да? Ты уж его прости.

— За ним вечно глаз да глаз нужен!

Хидзиката-сан и Камисиро-сан понимающе усмехнулись. Я немного растерялся.

— Н-нет, вовсе…

— Ты его особо не балуй.

— А то совсем на шею сядет.

Я не понимал, шутят они или нет, но лица у них при этом были совершенно серьезные, и меня начал душить смех.

— Что вы несете?! — как-то очень по-детски возмутился Тиаки, и мне стало еще смешнее.

— Вспомнил… — спохватился я. — Это вам… От повара из моего общежития.

Я передал ему фруктовое желе, приготовленное по особому рецепту Рурико-сан. Всего было шесть видов: банановое, вишневое, апельсиновое, яблочное, персиковое и виноградное. Порции были размером с монету в пятьсот иен, и внутри каждой было по кусочку фрукта.

— Красота какая…

— Они без сахара и маленькие, чтобы было удобнее есть.

— Спасибо. С удовольствием попробую. Поблагодари от меня повара.

— Угу.

Камисиро-сан забрал у него пакет и убрал в холодильник.

— Каору, Масамунэ, выйдите ненадолго, — попросил Тиаки.

Его кузен и друг совсем не удивились.

— Я уже пойду, Тиаки, работа. Увидимся. Каору, пока.

— Давай. А я пока схожу, покурю.

И оба ушли, да так слаженно, будто заранее договорились. Словно действовали по чьему-то сценарию.

Одноместная палата Тиаки находилась на третьем этаже. Тихо жужжал кондиционер. За закрытым окном простиралось голубое небо, по которому неторопливо плыли пушистые облака. Обычный летний день, никакого ограбления будто и не было.

— Вы… как себя чувствуете?

— Нормально. Но к началу триместра выписаться не успею.

На полное восстановление врачи дали Тиаки две недели. Сайто сильно разодрал порез на груди, из-за чего пришлось накладывать швы. Скорее всего, останется заметный шрам. Вдобавок он едва не вывихнул ему левую руку, повредив мышцы. Повезло, что обошлось без разрывов мышц и связок.

Щеки у Тиаки слегка впали. С такими ранениями и после всего пережитого неудивительно осунуться. Ограничения на посещения были не блажью, а врачебной необходимостью: он должен был отдохнуть.

Я закусил губу.

И сразу же на мою голову легла ладонь.

Этот взгляд Тиаки был мне хорошо знаком. Он будто говорил мне: «Я все понимаю».

Я положил перед ним «Пти» и после небольшой паузы заговорил:

— В этом мире есть существа, ему не принадлежащие. Я не о привидениях или им подобных, а о тех, кого люди могут потрогать и даже использовать в своих целях. Когда-то давно их запечатали внутри этой книги, и с тех пор те, кто обладает необходимыми качествами, могут их вызывать. Обычная завязка для многих фильмов и манг.

Тиаки неторопливо листал «Пти».

— В этой книге запечатаны двадцать два духа: дух света, дух огня, дух грома и так далее. А я… я могу ими повелевать, — не дождавшись реакции, я продолжил: — Танаку и Сайто вырубил Брондиз. Накагаву и Като ударил током дух молнии Итака. Дверь на крышу открыл Гойелемс, он очень сильный. А водолазный костюм я обнаружил с помощью Глаза Гора, он может залететь куда угодно, запомнить все, что увидит, а потом показать.

Я старался говорить спокойно, как будто меня это не касалось. Словно рассказывал сказку.

— Я не знаю, откуда во мне эти силы… Эта книга просто выбрала меня своим мастером. Видимо, такая уж судьба, по-другому объяснить не получается.

Тиаки поднял на меня глаза. Выражение его лица оставалось совершенно спокойным.

— Есть у меня друг, — ни с того ни с сего сказал он. — Фукита. Но все друзья и коллеги зовут его Аэростатом.

Я растерянно на него уставился.

— Он когда о чем-то глубоко задумывается… воспаряет.

— Чего?

— Это происходит, только когда он сидит, но ты вдруг посмотришь на него — а он парит в сантиметрах двадцати над стулом. Друзья и коллеги уже давно к этому привыкли и не реагируют, только на макушку надавят, чтобы опустить на место.

Я не знал, что на это ответить.

— Есть одна девушка, ей в ночь на шестнадцатый день рождения приснился сон, в котором один бог сказал ей, что хочет взять ее в жены. Девушка, кстати, очень красивая. Так вот, однажды ее окружили пятеро хулиганов и уже хотели напасть, но вдруг ударила молния, и они все рухнули замертво. Девушка, поверив словам бога, сейчас учится на жрицу в его храме. А в Праге я собственными глазами видел «живую» картину. На ней изображена масляными красками комната, и если убрать картину в ящик стола, он сам по себе начнет медленно выдвигаться. У меня тогда аж мурашки по коже побежали. Я это к тому, Инаба, что в мире полным полно удивительного. Необъяснимого с точки зрения рационального восприятия. То, что описывает химия, физика — это лишь верхушка айсберга. Наука ведь не в состоянии ответить, почему некоторые люди могут видеть позитроны.

Тиаки погладил обложку «Пти».

— Ничто не существует просто так. У всего происходящего есть смысл, всё в мире взаимосвязано. Этого нельзя отрицать. Поэтому важно смотреть не на сам предмет или событие, а на смысл, что они в себе несут.

Тиаки опять посмотрел на меня своими пронзительными, будто заглядывающими в самую душу, глазами, и я едва не задрожал.

— О чем… ты хотел поговорить на самом деле? — тихо спросил он.

Казалось, слова полились из меня раньше, чем я успел их додумать.

— Я мог с помощью духов справиться с грабителями с самого начала. Тогда бы девушкам не пришлось переживать весь тот ужас, а вы бы не пострадали.

Жар из груди поднялся к горлу.

— Но я испугался. Испугался, что вы все посмотрите на меня, как на чудовище. Я думал, что готов ко всему, у меня и в мыслях не было, что мне вдруг станет так страшно использовать магию… Я сам… от себя такого не ожидал. Но что… что если кто-то пострадает именно потому, что я не применю магию? Как мне быть в такой ситуации? Что если я магией смогу кого-то спасти? Разве не для этого я и должен ее применять?

— Инаба.

— А теперь Кагава в шоке, вы в больнице… Ничего бы этого не было, если бы я вызвал духов раньше!

— Инаба!

Тиаки крепко прижал меня к груди, и лишь тогда я понял, что плачу.

Не отпуская меня, он твердо сказал:

— Не говори ерунды. То, что ты можешь кого-то спасти, не означает, что ты обязан во что бы то ни стало это сделать. Тем более, ставя себя под удар!

— Но… вы же сами…

— Я не считал себя спасителем и умирать ради других не собирался. Я лишь делал то, что было в моих силах.

Он сжал ладонями мою голову, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Послушай меня хорошенько, Инаба. Во всей Вселенной не найдется живого существа, которое было бы абсолютно непогрешимо и всемогуще. Я не знаю, какими такими особыми способностями ты обладаешь, но даже те, кто намного сильнее тебя, не могут спасти всех. Потому что одной силы для этого мало, нужен подходящий момент, удача, обстоятельства, да мало ли, что еще! Никакой величайший гений не сможет повернуть все это на свою сторону! Иначе мы бы жили в совершенно другом мире. Мы можем лишь делать то, что в наших силах. Это касается и тебя с твоими особыми способностями. А если кого-то все-таки не удается спасти…. нам остается лишь это принять.

Я ведь это знал.

Поэт мне уже об этом говорил. И Рю-сан. Я все это прекрасно знал.

Почему же слезы все не прекращаются?

— Спасибо, что спас меня, Инаба. Если бы не ты, по крайней мере, я бы точно погиб, — ласково погладил он меня по голове, будто мать — ребенка. — Но я не хочу, чтобы ты жертвовал собой ради других, слышишь? Можешь себе представить, каково им будет? Особая сила не делает твою жизнь и здоровье менее ценными. Выкинь из головы мысль, что твоя жертва — решение проблемы. Потому что это… не что иное, как гордыня.

У меня перехватило дыхание.

В голове, резонируя со словами Тиаки, зазвучал голос Хасэ:

«Пусть ты не просил этой силы, но теперь тебе придется с ней жить… Поэтому я прошу тебя, пожалуйста, оставайся всегда полноценным человеком. Что бы ни случилось…»

Я умудрился забыть то, что ни в коем случае не должен был забывать.

Я сделал глубокий вдох, вытер слезы и шмыгнул носом.

— Аж полегчало…

Тиаки усмехнулся.

— Тебе надо восстановить водный баланс. Возьми в холодильнике «Покари»*.

Пока я пил, Тиаки смотрел в окно на небо.

Было… очень тихо и спокойно.

Первое сентября.

Вспыхнувшее среди учеников волнение из-за отсутствия Тиаки на торжественной линейке по случаю начала второго триместра дополнительно подогревали бродящие вокруг территории колледжа журналисты и репортеры.

— Как вам уже всем, должно быть, известно, под конец каникул несколько учеников нашего колледжа и один учитель оказались вовлечены в серьезное происшествие. К счастью, жизни никого из них опасность не угрожает.

В своей речи директор предупредил, чтобы мы не отвечали на вопросы журналистов.

— Ах да, еще кое-что, — под конец добавил он. — Посторонним посещать госпитализированного запрещено. Не тратьте время зря.

Ученики ответили сердитым гулом, но директор невозмутимо спустился с трибуны.

Нам с «трещотками» не давали прохода: не только наши одноклассника, вся школа желала выпытать из нас все подробности случившегося.

— Будто не ясно, что нам запрещено об этом говорить! — тяжело вздохнул я.

Этот переполох явно надолго.

Шли дни. В колледже, по телевизору, в газетах продолжали бурно обсуждать ограбление выставочного центра.

Но жизнь вернулась к своему привычному, размеренному ритму.

Мы ходили на уроки, занимались в клубах, приступили к подготовке к Спортивному и Культурному фестивалям.

В начале второй недели нового триместра, когда я только успел подумать, что пора бы уже Тиаки выписаться из больницы…

— Срочная новость!!! Завтра Тиаки-тян придет в колледж! — перед уроками влетела в класс Тасиро.

Это сообщение встретили восторженными криками.

— Наконец-то!!!

— А-ах, как я соскучилась! Все лето его не видела!

Воздух в классе резко накалился.

— Но Тасиро, а не рано он на работу выходит? Он же, получается, только-только выписался? — спросил я.

— Я так поняла, что первое время он будет только на полдня приходить.

— Понятно. Но все равно, мог и отдохнуть…

— Что, дорогой, волнуешься о своем милом? Но тебе же тоже наверняка хочется его поскорее увидеть! — ехидно заулыбалась Тасиро и немедленно получила от меня по макушке.

После уроков, когда я относил в учительскую журнал дежурств нашему заместителю классного, мой взгляд случайно наткнулся в окне на Куроду, одиноко сидящую на скамейке между клумбами внутреннего дворика.

«А где же другие фанатички?..»

Я знал, что Кагава все еще лежала в больнице. Может, Куроде тоже нездоровилось?

— Курода? — выйдя во двор, позвал я девушку.

Она подняла на меня глаза.

— Инаба-кун.

— Ты чего? Тебе нехорошо? Бессонница?

Курода недолго помолчала, после чего легонько помотала головой.

— Аоки-сэнсэй рассказала… как ходила навещать Кагаву-сан.

— Ясно…

— Кагаве-сан очень плохо… Ее мама думает, что это потому, что в том центре только ей одной пришлось пережить нечто ужасное… Но ведь врачи уже провели обследование, понятно же, что ничего такого не было! Но ее мама все равно… не верит…

Видимо, состояние Кагавы настолько плохо, что заставляет предполагать худшее.

— А Аоки-сэнсэй… — Курода на секунду осеклась, но все же договорила: — Аоки-сэнсэй сказала нам… «Почему же Тиаки-сэнсэй спас всех, кроме Кагавы-сан?»…

Я нахмурился.

— «Почему он ничего не предпринял, чтобы не довести до такого, как учитель он был обязан что-то сделать… Почему все остальные в порядке, а Кагава-сан одна должна страдать?»… Говорила она и плакала…

Я не сдержался и тихо цокнул языком. Очень в духе Аоки. Понятия не имеет, как все происходило на самом деле, и даже не пытается узнать, а позволяет себе идеалистические высказывания.

— И все девочки тоже плакали. Плакали и обвиняли Тиаки-сэнсэя. Говорили, что Аоки-сэнсэй наверняка бы спасла Кагаву-сан.

— Да уж…

— А я… не выдержала и закричала, что Тиаки-сэнсэя ранили, когда он пытался помочь Кагаве-сан!.. — лицо Куроды помрачнело. — Инаба-кун, как ты думаешь… Если бы с нами был не Тиаки-сэнсэй, а Аоки-сэнсэй… Она бы нас спасла?

Я почесал голову.

— Конечно. Аоки тоже бы с готовностью рискнула ради нас жизнью. Наверняка бы бросилась на грабителей с криком: «Делайте со мной все, что угодно, только отпустите детей!».

Курода тихо фыркнула.

— Но дело в том, что на этом бы все и закончилось. Те ребята бы и ее не пожалели, и нас. Но в этом нет вины Аоки. С нами был Тиаки, поэтому мы спаслись. Между женщиной и мужчиной все-таки есть разница. Как и в знаниях, так и в опыте. Тиаки особенный, его нельзя сравнивать с Аоки.

Курода слушала меня и кивала.

— Нам очень повезло, Курода. Да, мы оказались в ужасном положении, но нам невероятно повезло, что с нами был именно Тиаки.

Она несколько секунд, не мигая, смотрела на меня, а затем решительно кивнула и встала со скамейки.

— Мне нравится Аоки-сэнсэй, но больше я не стану ходить за ней везде вместе со всеми. Да и они меня уже к себе не подпустят.

Выражение лица у нее было странное: все еще мрачное и бесстрастное, но в нем чувствовалось некоторое облегчение.

— Одних общих интересов мало, я хочу настоящих подруг. Как у Тасиро-сан.

Я кивнул.

— Если ты этого хочешь, когда-нибудь они обязательно у тебя появятся. Не торопись. Жизнь — штука длинная.

— Я знаю, — с непоколебимой уверенностью в голосе ответила Курода.

На следующий день Тиаки действительно пришел в колледж.

Когда он зашел в класс перед уроками, его встретили водопадом из конфетти.

— Тиаки-сэнсэй, с возвращением!!!

Немного смущенный, он принял букет от девушек. Выглядел он ничего, но рана на правой брови все еще бросалась в глаза.

Его появление вызвало в колледже новую волну ажиотажа: ученики принимались горячо шептаться, стоило им увидеть Тиаки в коридоре или в учительской, телефоны разрывались от звонков с просьбами взять у него интервью.

— Тут уж ничего не поделаешь, — с усмешкой разводили руками Асо и другие учителя.

Потянулись все еще немного неспокойные, но привычные деньки.

Небо постепенно теряло летнюю прозрачность — осень вступала в свои права.

Кагава в итоге так и не вернулась в колледж. Не знаю, какие теории на этот счет строила Аоки с фанатичками, но лично я уверен, что Кагава не смогла справиться с шоком из-за того, что ради собственного спасения едва не пожертвовала жизнями других.

— Ей нужно время, — сказал Тиаки.

Он прав. Главное, чтобы когда-нибудь, но она это преодолела. У нее тоже впереди долгая жизнь.

Курода, несмотря на то, что осталась в одиночестве, выглядит жизнерадостной. Уверен, с таким настроем она быстро найдет себе подруг.

Во втором триместре целых два масштабных мероприятия — Спортивный и Культурный фестивали, но все мысли будущих выпускников только об экзаменах… Ага, как бы не так. Все-таки последний год — третьеклассники с головой ушли в подготовку к фестивалям. Хотя, конечно, есть и такие, кто под предлогом учебы отказался участвовать.

— Надо в этом году в клубе тоже замутить что-нибудь прикольное, глава! — с сияющими глазами заявила Тасиро. — Или скажешь, что из-за поступления у тебя времени нет?

— Не собираюсь я ничего такого говорить.

— И правильно!

Ее радостная улыбка оказалась заразительной. Умеешь ты все-таки получать удовольствие от жизни, многим бы стоило у тебя поучиться, Тасиро-сэнсэй.

— Но никаких постановок с переодеваниями парней девушками!

— Ну вот, еще не начали обсуждать, а уже запретили! — демонстративно ужаснулась Тасиро. — Что ты имеешь против переодетых девушками парней? Они всегда пользуются успехом на фестивалях!

— А потом их снимки на всю жизнь остаются в выпускных альбомах. Нет уж, спасибо.

— Ну и ладно! Все равно наша главная надежда — это Тиаки-тян! Хи-хи-хи-хи-хи!♪

— Опять какие-то безумные планы строишь?

— А-ах, да здравствует спокойная жизнь!

Осеннее небо поглотило восторженный вопль Тасиро.

И в этом году Культурный фестиваль обещает быть бурным.

На моем привычном месте на крыше — на нагретом солнцем баке для воды — лежал Тиаки.

— Йо.

— Привет.

В высоком чистом небе плывут пушистые облака.

Наблюдая за ними, лежа на спине, начинает казаться, что ты и сам паришь где-то там.

Тонкий столбик дыма от сигареты Тиаки неторопливо устремляется вверх.

Да, кстати, насчет обещанного поцелуя в щечку. Тасиро, Сакураба и Какиути все-таки получили его тридцать первого августа.

Фоток с того памятного события не осталось (Тиаки категорически запретил снимать), но «трещоткам» до сих пор, чтобы впасть в эйфорию, хватает одного воспоминания, как он по очереди притянул каждую из них к себе здоровой правой рукой и поцеловал в щеку.

Под конец Тасиро выдала в своем репертуаре:

— Инабе тоже положено!

Уж не знаю, о чем в тот момент думал Тиаки, да и я сам, но в итоге он и меня чмокнул. Но это строжайший секрет (особенно для моих соседей по особняку).

Мы все тогда были немного не в себе.

Наверняка в палату кто-то по ошибке пустил веселящего газа.

1. ↑Марка безалкогольного негазированного напитка.