Однажды я понял, что просто помирить Владык Демонов, бывших всю свою жизнь врагами, недостаточно. И поэтому привёл их образ мышления и мнения в гармонию. Однако прежде, чем я смог впитать вкус величия, меня заштормило. Я чувствовал, что, если она продолжит меня трясти, меня просто вырвет. Желудочный сок уже выказывал своё желание повидать внешний мир.

Я спокойно заговорил.

– Что бы вы ни говорили, метод, который я вам представил, наиболее эффективный.

– …

Барбатос застыла на месте.

Благодаря этому моя тошнота немного успокоилась. Я улыбнулся. Каждый раз, когда я так улыбался, Лазурит серьёзным тоном говорила мне: «… Ваше Высочество, эта ваша улыбка способна вызвать желание убивать у тех, кто её видит, так что, пожалуйста, воздержитесь от того, чтобы показывать её». Но разве в этом дело? С давних пор эстетике Лазурит недоставало некоторых частей. Когда я улыбался, я знал, как сделать это приятно.

– Вот как?

– …

– Более того, за этим нет никакой политической тяжести. Что сторонние свидетели, увидев это, смогут сказать? Смогут ли они просто рассказывать об этом другим? Нет никаких потерь, только выгода. Кроме того, если Ваше Превосходительство прикажет мне предложить стратегию, превосходящую эту, я окажусь в тупике…

Барбатос нахмурилась.

– … Заткнись. Чёрт. В твоих устах эта херня не звучит, как херня.

– Конечно, всё потому, что это не херня. Ваше Превосходительство, умение принимать правду как она есть – одно из качеств монарха.

– Я же сказала тебе заткнуться! – крикнула Барбатос и отпустила меня.

Она стала раздумывать, пустив руку себе в волосы, но казалось, что она пыталась понять, кем я являюсь, откуда я пришёл и к чему я стремлюсь.

– …

Раздумья.

– … Ууууу…

Душевная боль.

– Чёрт…

И смирение.

– Делай что хочешь, сукин ты сын…

После этих ступеней принятия Буддизма, Барбатос, наконец, предалась отчаянию и сдалась.

Жаль, правда, что ей не удалось по-настоящему постигнуть последнюю ступень – просвещение. Но все нормально. Я не из тех, кто строго упрекает недостаток каких-то качеств. Несмотря на мой внешний вид, я довольно милостив.

Я заговорил с мировоззрением, принимающим всё неприглядное, что есть на земле.

– Самое верное решение, Ваше Превосходительство. Я всегда благоговею, слыша ваш голос. Хоть иногда Ваше Превосходительство принимает, откровенно говоря, плохие решения, например, когда вы угрожали мне и бросили в тюрьму, но такое случается редко, так что я могу уверенно сказать, что Ваше Превосходительство почти всегда принимает верные решения.

– ... Данталион, что мне сказать?

– Голова у него светлая, но он немного или даже невероятно невезучий парень...

Это была критика сгоряча.

– В любом случае, я приму это как согласие и пойду... Ах да, Ваше Высочество Пеймон.

Когда я уже повернулся, чтобы уйти, я внезапно кое-что вспомнил и прошептал это Пеймон. Барбатос все ещё пребывала в прострации и не выказала какого-то беспокойства по этому поводу.

– Возможно ли, что это Ваше Высочество распространило те буклеты по военной базе Крестоносцев?

– Пардон? – Пеймон наклонила голову. – Буклеты... Говоришь?

– Ну да. Книги с серыми обложками. Узкие такие.

– Хмм. Не знаю, не знаю. Я не уверена в подобных вещах.

– Пеймон скрыла нижнюю часть своего лица за веером и сдвинула брови. Судя по её лицу, она пыталась вспомнить что-то, но не могла.

– Что эти буклеты из себя представляют, раз ты спрашиваешь меня о них, Данталион?

– Прошу, не удивляйтесь. Я слышал, что люди из армии Крестоносцев по своей инициативе записали мою речь и читают их, передавая друг другу. Об этих буклетах я говорил.

– О, правда? Давненько я не слышала таких хороших новостей

Было заметно, что её это обрадовало.

– Как и ожидалось, люди поймут, если с ними поговорить. Если даже после разговора они не понимают, дело в большинстве случаев в их невежественности. Им недостаёт образования из-за непригодности их монарха, поэтому важные темы не получают должного освещения. Иногда, когда подчинённые не понимают сути дела, монарху следует не злиться, а сетовать. Поэтому то, что люди передают друг другу эти буклеты по собственной воле... И правда отрадно, – сказала Пеймон с восторженным выражением лица.

– Я могу чем-либо помочь?

Конечно.

Вот, значит, как.

Я вежливо продолжал улыбаться.

– Разве не прекрасно смотреть на то, как люди пытаются выстоять сами? Разве не прекрасно просто молча наблюдать за этим? Если они не смогут выстоять и протянут руки, будет слишком поздно хватать их за эти руки.

– Хе-хе, – ухмыльнулась Пеймон. – И то верно. Ты прав, Данталион. Надеюсь, этот милый вид ещё долго продержится таковым.

Возможно, Ситри проделывала свои махинации лишь ради этой улыбки.

Когда мы с улыбками на лицах уже собрались прощаться, Барбатос взглянула на нас с видом чихуахуа, которую не кормили пару дней.

– Эй. Вы что, не видите мои страдания? О чём вы там так любезно шепчетесь?

Мы оба повернулись к Барбатос.

– Ни о чём, сопля.

– Ни о чём, о Повелитель, познавший горесть лишения.

Барбатос приуныла.

– Чёртовы ублюдки...

Повторюсь, но это была критика сгоряча.