На протяжении нескольких поколений семья Хана производила на свет отличных кузнецов. За время её существования сменилось одиннадцать королей в Вечном Королевстве. Семье Хана принадлежала знаменитая кузница, а потому неудивительно, что его гордость была высокой, как небо. С юных лет его восхваляли как лучшего кузнеца северной части Вечного Королевства, который имел все шансы стать первым кузнецом континента. И Хан не сомневался, что однажды его мечта станет реальностью.

Однако реальность была суровой. Она растоптала его мечты и разорвала их на части. Его любимая жена и сын умерли, из-за чего Хан несколько лет провёл в пьяном бреду. Вместо молота он держал в руке бутылку, а вместо печи смотрел в никуда.

Его жена была подругой детства, с которой он вырос. Таким образом, любовь Хана к ней была несравнимо выше, чем все деньги мира. Не меньше кузнец любил и своего сына, который так рано покинул его.

Таким образом, оставшись в совершенном одиночестве, Хан утратил смысл жизни. Если бы Компания Меро не захотела отнять единственное, что у него осталось, — унаследованную от отца кузницу, он бы и вовсе скончался. Тем не менее преследования Компании Меро пробудили в нём хоть какие-то жизненные инстинкты.

Впрочем, все усилия Хана оказались напрасными. Горе, сковывающее его душу, было очень велико. Старик не мог долго сдерживать рвущуюся наружу тоску и в конце концов отказался от жизни. Он согласился отдать всё этим проклятым мошенникам и хотел наложить на себя руки.

Однако в этот самый момент появился его спаситель, Грид. Хан до сих пор отчётливо помнил первое появление Преемника Пагмы. Это был молодой человек с угрюмым выражением лица и мёртвым взглядом. Тем не менее чем-то паренёк напоминал его самого. Таким образом, после того, как Грид спас Хана от кризиса, тот стал его учеником, другом и сыном. А теперь… теперь он был королём.

— Ха-ха… — усмехнулся старик, утерев проступившие на глазах слёзы.

Восемьдесят лет. Он прожил дольше, чем многие другие. Возможно, именно поэтому Хан так остро помнил своё прошлое? Он не мог спокойно спать, погружённый в свои воспоминания, и время от времени продолжал проливать слёзы.

— Мне уже недолго осталось…

У каждого человека был свой собственный срок, отведённый на жизнь. И пусть некоторые могли воспринимать Хана лишь как NPC, но в какой-то степени он был намного человечнее других. Итак, старик инстинктивно чувствовал, что конец близок. Вот почему он был занят работой. Сердце Хана было полно желания погасить свой долг перед Гридом до того, как его час пробьёт.

Бу-дум! Бу-дум!

Также он хотел доказать, что в нём течёт кровь самого Альбатино, вдохновившего Пагму. Итак, в результате этого Хан был одержим улучшением Вальхаллы. Он хотел, чтобы эта броня помогла Гриду сохранить его жизнь.

"Возможно, это будет моя посмертная работа…"

У него был всего один-единственный и последний шанс доказать, что его жизнь в качестве кузнеца не была напрасной.

Бу-дум! Бу-дум!

Хан хотел, чтобы Вальхалла стала величайшей бронёй на земле. Он хотел сделать доспехи, за которые Гриду не будет стыдно. И всякий раз, когда Хан видел Трёхслойку Преемника Пагмы, он непременно напоминал себе об этом.

Бу-дум! Бу-дум!

Удары Хана по наковальне были ещё более изощрёнными, чем когда-либо прежде. Они были настолько деликатными, что их можно было сравнить с работой легендарного кузнеца. Хан создавал предмет всей своей жизни… Нет, это было вовсе не чудо, но воплощение всего жизненного опыта, который позволил ему проявить чуть больше способностей, чем обычно.

Бу-дум! Бу-дум!

Рядом с ним работали и другие кузнецы, занятые изготовлением Комплекта Массового Производства. Несмотря на поздний час, их стук всё ещё продолжал оглашать стены кузницы. Тем не менее стук Хана был исключительно чистым.

— Кажется, шеф сегодня в хорошем настроении.

— Согласен. Готов поспорить, что у него получится нечто совершенно выдающееся.

— Но я немного волнуюсь. Похоже, он не спал последние несколько дней…

— Есть такая поговорка, согласно которой ярче всего солнце светит перед закатом, — внезапно раздался чей-то незнакомый голос.

А вслед за ним последовали ещё какие-то странные звуки.

Клац-клац-клац.

Источник звуков, ровно как и голоса, располагался где-то у входной двери. И когда Хан повернул голову, чтобы туда посмотреть… он ошеломлённо замер на месте.

— Н-нежить…! — воскликнул один из кузнецов. И он оказался прав.

У входа в кузницу стояли живые мертвецы, закованные в доспехи и сжимающие в руках ржавые мечи. А посреди этого чудовищного войска стоял Верадин.

— Так тяжело работать на закате своей жизни… Что ж, это объясняет, почему Грид тебя так ценит.

— Кто ты?

Кузнечный комплекс был одним из самых главных и хорошо охраняемых районов Рейнхардта. Здесь всегда стояла стража, а каждый час комплекс посещал рыцарский патруль. Однако совершенно внезапно здесь, в самом центре кузнечного комплекса, появился неопознанный злоумышленник, а потому Хан боялся даже представить, какие ужасы сейчас творились на улице.

— Кто я? Извини, но я злодей, — просто ответил Верадин, после чего хлопнул в ладоши и толпа рыцарей-скелетов двинулась вперёд.

— Кхек!

— Х-Хан! Беги!

Перепуганные кузнецы схватили свои молоты, намереваясь остановить скелетов-рыцарей. Они знали, что жизнь Хана была важнее их собственной. Хан был их наставником и самым близким человеком короля Грида.

— Йа-а-а-ах!

— Уф…! Х-Хан! Поторопись!

Скелеты-рыцари относились к продвинутому типу нежити, которую можно было создать, только имея в наличии тело рыцаря. А поскольку они уже были мертвы, то смерть их совершенно не страшила. Подпитываясь маной некроманта, они продемонстрировали превосходные способности, выходящие даже за рамки тех, которые были присущи рыцарям.

Тогда как насчёт кузнецов? Они обладали отличной Силой и Выносливостью, поскольку всю свою жизнь работали с металлом. Но, в конце концов, кузнецы были всего лишь гражданскими лицами. В результате этого пятеро скелетов-рыцарей быстро отправили на тот свет добрую дюжину кузнецов.

— Джейн…! Абра…! — побледнев, закричал Хан.

Молодые люди, которые должны были стать столпами королевства, погибли, из-за чего пожилой кузнец почувствовал неописуемое отчаяние.

— Не сопротивляйся. Принять неизбежное всегда легче, чем противиться ему.