Глава 7: Жить или умирать?
1
Заявление грянуло как гром среди ясного неба.
После собрания ошеломленные поселенцы направили протесты в Зал Совета. И неудивительно: вопрос выживания человечества никогда ранее не поднимался.
Но стоило им увидеть то самое видео на экране перед зданием администрации, как всех охватили шок, ненависть, разочарование и растерянность. А объяснения старосты свели противостояние на нет. Слухи об ужасной записи быстро разлетелись среди жителей. За первые три дня ее посмотрели 99% населения.
Совет разделился во мнениях, нужно ли привлекать детей, и в конце концов решил показать им ролик, ведь они также жертвовали свои детали. Многие ребята кричали и плакали.
Поселение окутала тяжелая атмосфера. Изумление и страх уступили место печали и разочарованию, а затем и те – горести. Прежде роботы руководствовались словами: «все ради хозяев», «главное, чтобы хозяева проснулись». Однако доверие, лежавшее в основе преданности и трудолюбия, в одночасье разбилось, будто стеклянное.
Суд неумолимо надвигался. До собрания Совета оставалась всего неделя, где испуганным поселенцам предстоял выбор: продолжать извлечение из себя и детей или пожертвовать хозяевами и сойти с изначального пути.
Естественно, для нас, преданных жителей, дать ответ было очень нелегко. Соседи интересовались мнениями друг друга, но в ответ слышали неутешительное «я не знаю» или «сам в замешательстве» и оказывались в тупике. Это взрослые, дети же просто ждали грядущего со страхом и тревогой.
И вот, настало решающее утро.
2
О-ох...
Я заползла в кровать.
Сегодня всеобщее собрание. А новых мыслей так и не прибавилось.
Грубо говоря, вынесенная на обсуждение тема делилась на два пункта.
1. Позволить людям жить – и поддерживать Белоснежку функционирующей.
※ Однако в этом случае:
① Извлечение деталей будет происходить вдвое чаще;
② Поставки урежут наполовину;
③ На время диагностик прекратить замену деталей.
2. Убить людей – отключить Белоснежку и уничтожить человечество.
※ Следующие из этого преимущества:
① Прекращение извлечений;
② Удвоение поставок;
③ Выдача стандартных деталей.
Ничего сложного.
Запчасти в дефиците, приходится увеличивать извлечения, иначе Белоснежка остановится. То есть, если защищать человечество, умрут поселенцы. А если уделять внимание роботам, то придет конец людям.
О-ох...
Как жестоко. Сил нет.
Сберечь и умереть или убить и жить?
«Почему все так обернулось?»
Стоит ли беречь хозяев ценой наших жизней?
Хотим ли мы пренебречь любимыми детьми в угоду людей?
Но, допустим, мы уничтожили Белоснежку. Зачем мы жили последнюю сотню лет?
Человек – наш создатель. Простительно ли судить творцов?
«Что мне делать?» – задала я себе ставший привычным за неделю вопрос.
– Ха-а... – очередной вздох.
Я перевернулась. Наконец-то у себя дома а успокоиться не могу.
Казнить или помиловать? Что выбрать? И чем руководствоваться?
Конечно, я была бы рада пощадить. Прошедший век я жила, ради того чтобы вновь служить хозяевам. Одна мысль об отказе от прежней жизни и разрушении Белоснежки внушала страх.
Но... налицо две проблемы.
Первая: работа криокомплекса сопряжена с большими жертвами. Сохраним частоту извлечений, и число инвалидов возрастет. Да и заваленных станет больше. А дальнейшее нахождение в поселении и охрана Белоснежки – прямой путь к медленной смерти. Скорее всего, мы все умрем до потепления.
Вторую упоминал и староста. Почему мы так упорно защищаем хозяев? Спящие в колыбелях ради собственного выживания бросили тысячи сородичей. Те ли они судьи, кто достоин преданности? Они добры так же, как и заведующий? Или они – враги наших хозяев, принесшие их в жертву? Но все равно убивать беззащитных как-то...
«У-у, ну что за дела!»
Я ломала контур разума, метаясь от одной мысли к другой. С такими успехами на собрании придется отмалчиваться.
Придут все, кроме находящихся в ремонте. Многие тоже не решились, потому весы колеблются. Шансы выиграть у старосты, к тому же поселенцы доверяют ему, а я не могла ничего ему противопоставить.
– Йо, это я.
Дверь отворилась без стука, и внутрь заглянула «старшая сестра».
– Чего такая кислая? Не порти миловидность.
– Но...
На сердце было тяжело.
– Вискария, что ты выберешь?
– Думаю, казнь.
Я резко подняла голову.
– О, ты удивлена? Мне и самой не очень хочется, но наше положение критическое.
– Положение...
Запчастей практически не осталось. Дальнейшее извлечение приведет к деактивации – смерти – доноров.
– О чем ты будешь говорить?
– Конечно, скажу: из-за недостатка деталей нам придет конец. Как ведущий техник, я поддерживаю уничтожение людей.
– Ясно...
Сегодня всем – и, безусловно, мне – предоставят свободу слова, ведь речь идет о будущем поселения и его жителей.
Вискария продолжила:
– Не могу смотреть, как гаснут жизни, которые можно спасти...
В этом была вся она, механик и врач. Вискария лучше остальных знала, что крах Белоснежки спасет сотни роботов.
– Я думаю так. У всего есть срок службы, и у Белоснежки тоже. Мы заботимся о ней сотню лет, но ледниковый период все не кончается. Люди уже на грани вымирания, – четко заявила женщина. Ее решимость в такие моменты поражает.
– Но ведь мы до сих пор трудились на пользу хозяевам не покладая рук.
– Знаю. Однако в Белоснежке спят злодеи, которые наших хозяев и убили, нет? По их вине на поверхности воцарился ледниковый период.
– Это...
– Я люблю и уважаю хозяев, которые действительно ценят роботов, до конца чинят их и говорят: «Огромное спасибо за все». На ремонтном заводе меня окружали добрые люди. Мои хозяева живут не в Белоснежке, а в памяти.
Вискария прижала руки к груди.
Она говорила от чистого сердца и в то же время хмурилась, покусывала губу, скрывая боль. Она долго размышляла, прежде чем утвердилась в своем заключении, а потому я не собиралась возражать.
– Ну, свой выбор ты сделала после долгих раздумий. Вот только я не сказала бы, что хоть какое-то решение будет правильным.
– На самом деле... – Вискария надвинула берет на глаза и прошептала желание, молитву. – Лучше бы выжили все.
3
Вискария ушла, оставив меня в унылом одиночестве.
До всеобщего собрания и половины дня не осталось. Высказывать свое мнение не обязательно, но я хотела подойти к делу ответственно и как поселенец, и как помощник старосты. Ненавижу примыкать к большинству и плыть по течению.
«Я за казнь и разрушение Белоснежки», – четко заявила Вискария. Что ж, логичное умозаключение. Ничего предосудительного.
«Выключить Белоснежку и убить людей».
Криокомплекс состоит из деталей новейшего типа. Его разборка решит проблему нехватки запчастей. Исчезнет дергающая боль Висеи, старик Суги* встанет на ноги, Ливс* заговорит, а Пайнтри* увидит свет дня. Испытавшие процедуру извлечения поселенцы избавятся от неполадок, будь то паралич конечностей, слепота или глухота, и вновь станут здоровыми и веселыми. Они не эгоисты, они лишь возвращают свою собственность. Вековые стражи Белоснежки имеют право на жизнь.
Но...
Правильно ли это? Махнуть рукой на стоившее жизней сокровище и посвятить себя выживанию? Хозяева сотворили нас, а мы просто дадим им умереть? А ведь в колыбелях спят и дети. Их постигнет та же участь? Или же мы пощадим их? Пощадим тех, кто никогда не участвовал в резне? Отберем их? Вправе ли мы так поступить?
Чем больше я размышляла, тем больше запутывалась.
И, когда клубок дум затянулся до предела, я услышала его голос.
«Молодец».
Заведующий, который часто заботился обо мне.
«Иди отдохни».
Он всегда считался с моими интересами, приободрял. И даже в старости, сгорбленный, с дрожащими руками, искренне улыбался. Дети любили его и сразу сбегались отовсюду. Когда я сломалась, заведующий не выбросил меня, а починил. Его лицо – доброе лицо в спальне с колышущимися от весеннего ветерка занавесками – ассоциировалось с исконным образом хозяина.
«Заведующий... что мне делать?»
Образ его ласковой улыбки не покидал контур разума. Благодаря ей я трудилась ради Белоснежки. Благодаря ей я не испытывала сожалений и злости и гордилась этим.
Как тут принять решение, когда воспоминания о его доброте, невинных лицах спящих детей и дружелюбных матерях ярки и отчетливы. На одной чаше лежат наши милые ребята, на другой – невинные чада из детского сада. И весы колеблются...
«Лучше бы выжили все».
Вискария права. Правильнее варианта не придумать. Но он недоступен, и это терзает, сбивает с мысли. Вряд ли найдется иллюзорное решение, удовлетворяющее нашу мечту.
– Эх, кончился бы ледниковый период, а там и проблемам конец, – бормотала я о невозможном, погружаясь в пучину уныния.
Миновали полчаса бездействия.
«Стоп, – подняла голову я. – Кончился бы ледниковый период».
Белоснежка возникла из-за крайне суровых условий жизни на поверхности. В случае потепления колыбели вернутся наверх, где новый рассвет ожидает человечество. Да, с окончанием холодов...
«М?»
И тут меня озарила мысль:
«А как дела на поверхности?»
Контур разума вспыхнул электрическими сигналами, брызнули искры, и кусочки информации начали складываться в единую картину. Говоря языком людей, на меня снизошло озарение.
«Такое появляется при огромной разнице температур».
На ледомобиле появились странные трещины, и Вискария упомянула о температурной разнице.
«Возможно, во всем виноваты недавние скачки температуры. Я намереваюсь заострить внимание на уходе за обморожениями во время следующего технического осмотра тела».
Случаи обморожения резко участились. Тогда о различии температур обмолвилась я сама.
Разница температур.
Другими словами, ее изменение. Если она колеблется под землей, то на земле тоже, верно?
«Точно».
Версия оптимистичная. И, может, даже иллюзия, рожденная надеждой. Но сейчас – отличная мысль. Риск есть, однако проверить стоит.
– Значит так!
Я встала, схватила накидку и выбежала из дома.
«На поверхность!»
4
И...
Я взобралась на вершину вращающегося «веретена» и достигла потолка, где обнаружила толстую мерцающую дверь.
«Староста рассердится, когда узнает».
Воспользовавшись идентификационным ключом из комнаты Камомиля, я открыла замок. Створка гулко отъехала в сторону, рассыпая кусочки льда.
«Внешне проход кажется целым».
За толстой преградой обнаружилась тянущаяся ввысь узкая, метров десяти в диаметре, шахта, называемая Путевым каналом. Она осталась после закрывшейся Белоснежки. Поселенцам поставили задачу: после таяния снегов транспортировать по нему колыбели. Собственно, ради того нас и послали сюда.
«Что скажет Вискария?..»
Вообще, я бы обсудила все с ней, но на сей раз решила сохранить поход на поверхность в тайне.
«Думаю, я за казнь», – сказала «сестра».
Я же занимала диаметрально противоположную позицию, оттого представляла ее муки. Нет, надо сделать все самой.
«Отлично, вперед!»
Я принялась карабкаться по лестнице.
5
Тьма казалась бесконечной.
Я медленно взбиралась по Путевому каналу. Свет визуального аппарата обеспечивал видимость на расстоянии нескольких метров вокруг, и я воображала, что плыву в морской пучине.
«А вообще, как такое произошло?»
Термометр на поверхности сломался около тридцати лет назад. Замена означала бессмысленную трату драгоценных ресурсов, потому на время ледникового периода мы оставили его в покое.
«Дело в генераторе».
Кроме термометра, там имелся мощный генератор, питавший тысячи роботов, строивших Белоснежку. Если бы я запустила его, мы бы вернулись к надземной жизни... и, что наиболее важно, сохранили жизнь хозяевам. Холода препятствовали выходу наверх, но оттепель давала немалые на то шансы.
«Хотелось бы преуспеть».
Следуя за слабым лучиком надежды, я карабкалась по Путевому каналу. Стены шахты и лестница обледенели, затрудняя продвижение. Прежде чем хвататься рукой, приходилось соскабливать скользкую корку. Но и спешка была излишней. Сорвись я с такой высоты без страховки, точно костей бы не собрала.
Спустя некоторое время...
Туннель внезапно перегородило препятствие..
○
Гх...
На пути встала толстая стена льда, плотной пробкой закупорившая сузившийся до пяти метров канал. Похоже, ее образованию способствовала просочившаяся вода.
– Ну елки...
Я вытащила смахивающий на факел инструмент, поднесла его ко льду и зажгла, точно заглядывающий в рот пациенту стоматолог. Твердая корка с шипением испарилась. Этот прибор – черная указка, или, официально, портативное устройство направленного излучения тепловых волн – работал по принципу «маленького солнца». Греющий фонарь, по сути.
«Ему конца нет...»
Я убито опустила руку. Жалко сдаваться, но черная указка мало помогла бы в сложившейся ситуации.
– Плохо-то как...
Контур разума получил команду и развернул карту. Путевой канал на ней изображался прямой линией, протянувшейся от леса Рем. Просто и понятно, но именно поэтому неудобно: любой затор превращал туннель в тупик.
«И прорыться никак...»
Голографическая схема расстелилась перед взором, как поворот лопастей ветряной мельницы.
Э?
Я кое-что обнаружила.
При увеличении масштаба на карте проступили тонкие, ветвеподобные линии, отходящие от канала-ствола. Точно сложный муравейник.
– Рабочие туннели?
Я глянула на легенду и увидела обозначение: «для отвода земли и песка».
«А ну-ка!..»
Сто лет назад Белоснежка зарылась глубоко под землю. Возведение огромного комплекса требовало извлечения не меньшего количества земли и камней, которые, получается, перемещались по этим туннелям?
«Это только теория. Нужно доказательство».
Следуя карте, я спустилась метров на пять и внимательно осмотрела стены. Если догадка верна, один из ходов расположен где-то здесь...
– Нашла!
Круг диаметром в два метра практически незаметно, но отличался по цвету от окружающей его замороженной породы.
«Рабочий туннель для транспортировки земли и камней точно здесь».
Я вытащила из кармана черную указку и, держась за ступеньку, аккуратно расплавила границу оттенков, а затем четче обозначила окружность.
– И-и-и-и-иэх!
Пинок – и часть стены с грохотом упала в круглую дыру.
«Так и знала!..»
Взору открылся темный проход.
6
Вправо, вправо, влево, вверх, влево, немного вниз и снова вверх.
Я шла по запутанному, как лабиринт, туннелю, игнорируя узкие, видимо, вырытые по пути ответвления и придерживалась того направления, куда указывал свисающий фонарь. Карта не врала, значит я двигалась правильно.
«Тем не менее...»
Я на что-то наступила и поспешно отдернула ногу.
– У-у...
Зрелище напоминало некачественную скульптуру. Сломанная рука, рядом – рассыпавшееся из-за обморожения тело и голова с широко раскрытыми глазами. Труп робота.
«Шестой».
Тела встречались через каждые пять минут ходьбы. Очевидно, они принадлежали строителям Белоснежки.
– Этот тоже безнадежен?
Молясь про себя, я открыла его грудь. К сожалению, терминальная стадия обморожения уничтожила контур разума, бедняга замер навсегда. Как и пятеро предыдущих.
Они не попали ни в убежище, ни в поселение, исчерпали всю энергию. О чем же они думали, когда умирали? Я и сама выжила по воле случая и сейчас запросто могла наверстать упущенное. Моя память в прошлом претерпела изменения. Как знать, может, мы с ними были товарищами и страдали вместе.
– Мне очень жаль, – извинившись, я перешагнула через гору тел.
Замороженные трупы рассыпались, будто игольчатый лед.
○
Немного погодя...
А?
Я остановилась, прислушалась. Такое чувство, словно кто-то еле слышно играл на духовом инструменте.
«Ветер?»
Я прибавила ходу, снедаемая каким-то предчувствием.
Вера крепла. Воздух в ледяной пещере непременно шел снаружи.
«Уже близко!..»
Вскоре я попала в большую расселину. Прошла по ней максимально далеко, но в конце была вынуждена остановиться: коридор сузился, а затем и вовсе окончился стеной из черной земли.
«Вот и все?»
Сверка с картой показала, что линия кончалась здесь. Когда-то тут находился выход на поверхность, но время засыпало его толстым слоем почвы.
– Плохо дело.
Для обхода надо возвращаться далеко назад.
А через пятнадцать минут начнется собрание.
«Буду возвращаться тем же путем, не успею. Но...»
Не могу достичь поверхности? Не беда. Главное, зафиксировать солнечный свет – доказательство нагревания земли. Остальное мелочи: сфотографировать пятно света и определить температуру. Данных для выступления хватит.
Тем не менее, в туннеле по-прежнему стояла тьма. Прибор ночного видения работал на полную мощность, но я шагала осторожно и солнца не видела.
«Значит, все впустую?»
Я села на пол и вздохнула. Цель близко и одновременно далеко. Около сотни метров согласно карте. Не прорыть.
«Ужасно».
До встречи десять минут. Староста с последователями будут гнуть линию уничтожения людей. И Вискария с ними. Так все и закончится...
– Ух!
Я стукнула по земле кулаком. Хватит идти дальше, пора возвращаться, тогда я сохраню шанс высказаться перед всеми. А если отправлюсь прямо сейчас, то точно успею.
«Похоже, придется идти обратно».
Стиснув зубы, я решила отступить. Проход заблокирован, дальше не пройти. Эх, было бы еще полдня в запасе... Но время не вернуть.
Я встала, хлопнула себя по щекам и максимально быстро побежала по туннелю. Пройденный путь остался в контуре разума, так что заблудиться я не боялась, даже возвращалась в два раза быстрее, точно бросая вызов тьме.
«Надо спешить».
Никто не знал о моем походе, и вряд ли кто-нибудь заметил бы мое отсутствие. Староста из-за такого собрание переносить не станет, ведь сейчас я стою у него на пути.
«Надо успеть до конца встречи», – думала я, несясь по ледяному туннелю.
– !..
И тотчас поскользнулась.
7
– Уа-а-а-а!
Я не успела сгруппироваться, споткнулась и проехалась по склону несколько десятков метров.
– Ох...
Тело взвыло от сильной боли. Я напряглась и неловко привстала. Все горело.
Ай-ай...
Меня била дрожь. Не столько от боли, сколько от сожаления. Я следовала за лучиком надежды к поверхности, но мало того что не добралась до цели, так еще и не вернулась. Поднялась волна злости: все идет наперекосяк, а я ничего не могу с этим поделать.
И тут...
«Ч-чего?..»
Проморгавшись, я увидела белое пятно. Сперва подумалось, что зрительный аппарат барахлит, но потом автоматическая калибровка довела резкость. Видимо, не успела подстроиться к свету. Люди в таких случаях говорят: «ослепило».
«Меня... ослепило?»
Я подняла взгляд.
– Ах!
Как оказалось, я находилась на дне огромной, длинной и узкой расселины, похожей на след от удара мечом.
Небо.
Сомнений нет, надо мной светилось небо...
Светилось солнцем.
– А-а... – выдавила я, лежа под лучами утраченного во тьме проблеска надежды.
Свет.
Такой теплый.
Искусственная кожа ощущала изменение температуры, в глубине души поднималось ликование.
0,2 градуса.
Люди бы тряслись от холода, но я больше века провела под землей при намного более низких температурах.
– А-ах...
Я раскинула руки, нежась в свете.
– Солнце такое теплое...
Я пошарила в данных и выудила запрятанные воспоминания о нем. То же слабое сияние небесного светила, пробивающегося через листву и шторы, я чувствовала в спальне детского сада.
«А теперь надо спешить!..»
Впервые за сотню лет насладившись солнцем, я прикрыла рукой антенну на ухе.
– Это Амариллис! – выкрикнула я в сеть. – Это Амариллис, прошу, ответьте!
Всеобщее собрание начиналось через пять минут. Я уже не успевала, но могла поделиться хорошими новостями – изображением солнца и зарегистрированной температурой выше точки замерзания воды. Доказательства были ненаучными, но их хватило бы для убеждения поселенцев.
– Меня слышно?! Это Амариллис!.. Кто-нибудь! Ответьте!.. Айсбан! Гёц! Вискария! Староста!
Однако эфир безмолвствовал.
«И-и что мне делать?..»
Либо не хватает мощности, либо что-то с ретранслятором. В любом случае, я даже статического шума не слышала.
Прошла минута, две, три. Время утекало. Если бы я только дозвонилась до Вискарии... хотя все равно смысла нет.
«Иэх-х-х!»
Я села.
Нет сигнала? Тогда просто пойду и расскажу. К тому же, он может появиться по дороге. Оставаться здесь – впустую терять время, нельзя так.
Но...
– У...
Только я поднялась, как нога взорвалась болью. И неудивительно: она была изогнута под неправильным углом.
«Вы шутите?!»
Я торопливо оценила повреждения. Сустав разлетелся на части, обломки пронзили искусственную кожу. Из искрящейся раны сочилось масло
Гх...
Из-за сильнейшей боли оповещающая о ней установка отключилась, вот я ничего и не замечала. Странно, что звуковой сигнал не пришел. Побочный эффект извлечения?
Надо подлатать себя. Я вытащила из кармана синтетический бинт и изолирующую пленку и перевязала лодыжку.
Вроде, все. Я встала...
– Уй!
И упала на колени. Урон оказался хуже предполагаемого, перегрев с утечкой превысили допустимые пределы.
Гх!..
Я встала, не обращая внимания на рану. При каждом шаге нога скрежетала и подворачивалась. Балансируя, я расставила руки и медленно двинулась вперед. Обратный путь грозился занять намного больше времени.
А собрание вот-вот начнется.
«Блин! И почему я сломалась именно сейчас?!» – ругала я себя, подволакивая ногу.
Лодыжка горела. Еще немного, и мне будет одна дорога – на свалку. Но кого это волнует? Вперед!..
И тут...
Я услышала треск и опустила взгляд. Нога подогнулась. Я упала, приложилась лицом о землю и задергалась. Все тело окутали электрические разряды, сила покинула руки и ноги.
– Ух, а-ай...
Короткое замыкание.
8
Я мелко подрагивала и пылала.
«Кх, у-у... У-ух!»
Уставившись в землю, я пыталась одолеть паралич. Однако замыкание не исчезало.
Вообще, все понятно. Перелом лодыжки и удар непосредственно спровоцировали закорачивание, а извлечения и общий износ робота по имени Амариллис Альстромерия ухудшили последствия
«Перезагрузка системы! Перезапуск, перезапуск!..»
Обычно отключение-включение решало все проблемы, но сейчас почему-то не сработало. Тоже извлечения постарались?
«Ах, уй!»
Небольшое утешение – контур разума не пострадал, я оставалась в сознании. И именно поэтому громко, отчаянно приказывала себе: «Перезапуск! Восстановление! Перезагрузка!»
Время шло, тревога достигла предела.
Подливая масло в огонь, началось оно.
Беспроводная связь донесла слова.
– Прошу садиться. Повторяю, прошу садиться.
Голос Каттлеи.
«Э? Это...»
Она вела все крупные мероприятия в поселении. И на данный момент делала какое-то объявление.
– Опрос закончен, однако мы не ограничиваем вас в высказываниях, лишь устанавливаем порядок выступлений. Любой желающий волен говорить столько раз, сколько захочет.
Ну да, я поймала сигнал телевещания всеобщего собрания. Ремонтирующиеся поселенцы не присутствовали на мероприятии, но получали изображение и звук в реальном времени.
Конечно, я закричала про себя:
«Прошу, ответьте! Это Амариллис!.. Ответьте!..»
Но все молчали. Сколько бы я ни взывала, слышала лишь Каттлею. Видимо, передатчик работал только на прием. Совсем как широковещание прошлого.
Безжалостно тикали секунды, будоража растревоженные мысли. Мне оставалось только внимать.
И наконец...
– Внеплановое всеобщее собрание начинается.
Был дан старт судьбоносной встрече..
9
– Сейчас староста Камомиль расскажет, почему мы собрались здесь, – произнесла Каттлея.
Все смолкли, а потом послышался скрипучий голос старосты.
– Позвольте выразить глубочайшую благодарность за проделанный вами долгий путь.
Наверняка его голова смотрела со сцены на поселенцев.
– Я снова разъясню, почему поддерживаю ликвидацию человечества. Вообще, собрание... – спокойно говорил он.
Впрочем, Совет уже проинформировал поселенцев, зачем созывается собрание, так что Камомиль просто напоминал всем.
Всеобщее собрание будет состоять из трех частей: разъясняющего вступления, обсуждения и голосования. Во время обсуждения у каждого будет минуты три на речь. Тем не менее, никто не запрещает выступать дольше. Также будет возможность дополнить и поправить кого-то. Правил как таковых нет, дискуссия продолжится, пока не утихнут возражения. К голосованию перейдут только тогда, когда все выскажутся. Безусловно, правом слова и голоса обладают все поселенцы от мала до велика. Всего триста семь жителей, половина – сто пятьдесят четыре. Казнь и пощада – не единственные возможные варианты, можно предлагать свои.
– Вот почему мы решили избавиться от людей. Надеюсь, обсуждение нас ждет активное.
Обычно староста говорил часами, но сегодня ограничился тремя минутами. Серьезный тон и формальная речь передавали напряжение зала. Выключатель от Белоснежки лежал на сцене.
Вступление окончилось, и начался второй этап.
– Начнем дискуссию. Первым выступит... – Каттлея назвала имя первого оратора.
– Надеюсь, вы поддержите мое мнение: люди должны жить. Как всем известно, наш долг – защищать хозяев. Конечно, показанная в администрации запись поразила меня. Однако я призываю всех вас успокоиться и подумать. За прошедшую сотню лет мы...
(Гидра Ген/робот-домохозяин/время работы: сто пятьдесят три года/«тело», секция В)
Первый ратовал за выживание. Пояснил он просто: смысл нашего существования в защите хозяев, и ничто этого не изменит. Та видеозапись отображала исключительную, безвыходную ситуацию.
– Вот и все, что я имел сказать.
Речь длилась ровно три минуты. Зрители не аплодировали, не улюлюкали – молчали.
«Да, все верно».
Обездвиженная, я сопереживала товарищу.
«Мы должны защищать хозяев».
– Прошу следующего. Номер два, – провозгласила Каттлея.
– Всю прошлую неделю я провел в размышлениях. К несчастью, ответ до сих пор не найден, потому в долгой речи нет смысла... Я тоже видел ролик, тоже изумился, ведь я всегда любил хозяев. Даже сейчас я сомневаюсь в его подлинности. Хозяева были добры ко мне, хорошо заботились. Но если хроники верны, и староста говорил правду...
(Робби Дентром/робот тяжелого типа/время работы: сто двадцать шесть лет/«правая лапа», секция D)
Второй честно признался в сомнениях. Несмотря на старания, он так и не собрался с мыслями и воздержался.
– Прошу третьего.
Обсуждение продолжалось. Все речи имели общую часть: душевную боль. Многие роботы искали помощи у других и просили сохранить голоса за ними. А большинство сторонников выживания пессимистически заявляли, что лучше сохранить статус кво, чем с энтузиазмом поддерживать помилование.
Прошло полчаса.
Я лежала и слушала. Пока что высказались десятеро, семеро воздержались, трое отдали голоса за выживание. Об избавлении никто не заикался.
«Может, никто и не вспомнит о нем», – с надеждой вздохнула я.
Но...
– Номер одиннадцать, прошу.
Следующий оратор повернул течение собрания в другую сторону.
– Вискария Акансас. Я за уничтожение человечества.
10
Зал молчал.
Нашелся тот, кто хотел убить людей. Но, что более важно, это была она.
Сенатор, лучший механик поселения, главный врач и заслуживающая доверия «старшая сестра».
– Причина проста. Взгляните сюда.
Вискария сделала паузу. Видимо, ждала, пока на экране появится изображение.
– Так, это число продиагностированных. Это количество извлечений. А это... – привычным будничным тоном разъясняла она положение поселения на примере данных. – Проще говоря, если люди останутся жить, в следующем году погибнут десять роботов.
Что-то зажужжало.
– Это оптимистичный прогноз. При большем количестве обвалов и сильных обморожений число может вырасти вдвое, а то и втрое. Также через год мертвых станет еще больше, а через пять лет – достичь сотни. Неутешающая перспектива.
Выступление основывалось на точных сведениях и потому убеждало слушателей.
– Я слежу за вашим состоянием и понимаю, что вы стараетесь изо всех сил, жертвуете собой ради Белоснежки... но, думаю, пришла пора меняться, сбросить груз вековой ноши.
Роботы внимали Вискарии.
– Дабы исключить непонимания, заранее оговорюсь, что не брошу свои обязанности вне зависимости от результата. Если вы отклоните предложение казни, я по-прежнему буду чинить вас и Белоснежку. Я никогда не отвернусь от других из-за каких-то разногласий. Просто хочу представить объективную точку зрения и ущерб от живущих людей... Спасибо за внимание.
Зал тотчас зашумел. Среди воздержавшихся и отказавшихся от голоса ее мнение выглядело предельно ясным.
– Номер двенадцатый, – вызвала следующего Каттлея.
Река собрания устремилась в новое русло.
– На самом деле, я... поддерживаю уничтожение человечества.
11
Плотину прорвало.
Сторонники казни прибывали в числе в отличие от оппонентов. Недавно все просто не решались на святотатство – убийство людей, – но Вискария Акансас, не последняя личность в поселении, подала всем пример свободы слова.
– Я ослеп и хотел бы вновь увидеть лица, увидеть свет. Лишь бы нашлись нужные детали. Прошу, позвольте забрать их у Белоснежки.
– У нашего ребенка отказали ноги. Мои детали не вернут их ему. А вот части Белоснежки смогут. Прошу, позвольте ему.
– Мой муж уснул двадцать лет назад. Если бы только получить детали Белоснежки...
Извлечения лишали нас частей тел, подвижности, жизни и здоровья близких. Поселенцы выражали свои чувства, желания, но, в общем-то, мыслили одинаково. Кто-то плакал, даже я разделяла их горечь.
После тридцати выступлений был объявлен перерыв.
Атмосфера переменилась. Больше половины бывших приверженцев помилования переметнулись к разъяряющимся «палачам».
«Это плохо».
За два часа короткое замыкание не исчезло. Меня снедали тревога и беспомощность.
У казни есть все шансы осуществиться. Староста нажмет кнопку, Белоснежка остановится навсегда, и никакие раскаяния не вернут хозяев. А я наконец-то нашла третью дверь, за которой люди и роботы будут жить вместе.
«Шевелись! – взмолилась, отчаянно взмолилась я. – Шевелись, тело!»
Рестарт, принудительная остановка, экстренный сброс, впрыск восстанавливающей вакцины – ни один из методов не помог.
Изредка я теряла сознание. При долгом коротком замыкании функции организма отключаются для сохранности контура разума. Иначе все напрасно. Исчезнет навсегда путь в будущее, где люди и роботы не воюют, а плечом к плечу борются за выживание.
А-ах.
Взор заволакивала темная пелена.
«Время... Ох-х...»
Визуальное устройство принудительно обесточилось, и я ослепла. Вот и все.
Кто-то призывал избавиться от людей. Голос постепенно удалялся и вскоре затих.
«Нет, не надо... Послушайте меня. Нам не нужно воевать... вовсе...»
Сознание померло. Как вдруг...
Я увидела свет.
Во мгле вспыхнул голубой огонек, обрушивший пласт земли.
«Что?»
Последнее, что я увидела – как ко мне направился некто.
12
Казалось, я спала и плавала в мутной неверной субстанции. Откуда-то доносились голоса.
Собрание продолжалось.
– Согласно вышеуказанным причинам я за уничтожение человечества.
Все без исключения поселенцы поддерживали отключение Белоснежки. Таймер жизни хозяев отсчитывал последние часы.
Чему удивляться. Слова Вискарии стали последней каплей, переполнившей чашу. Отчаяние из-за нехватки запчастей достигло предела и огромной волной хлынуло из зала.
Теперь непросто будет повернуть воды вспять. Ущерб от самопожертвований наконец дал о себе знать. Поселенцы, долг, смысл жизни – эти слова потеряли силу.
– Еще кто-нибудь желает высказаться? – услышала я Каттлею.
Роботы молчали, не поднимали рук. Безусловно, на сцену поднимались не все, просто они отмалчивались, не видели смысла сотрясать воздух.
«Вот и все?..»
Несмотря на непроглядную темень мира звуков, я поняла: конец.
– Никто больше не будет выступать? Тогда мы закончим обсуждение и начнем голосование.
Я не желала сдаваться, однако времени не осталось. Собрание близилось к завершению. Пройдет голосование, выиграет казнь, нажмется кнопка. Белоснежка застынет навсегда, наши хозяева погибнут.
«Кто-нибудь...» – отчаянно взмолилась я про себя. Тщетно...
Но...
– Подождите! – воскликнул кто-то.
Толпа зашумела, а затем кричавший взобрался на сцену и взял микрофон.
– Как странно! Как странно вы себя ведете!
Девичий голос.
– Еще недавно все возносили хозяев, прикладывали максимум усилий, готовились к фестивалю не покладая рук! Но почему? Почему теперь вы говорите по-другому? Почему смерть хозяев отошла на дальний план?! – с детским раздражением жаловалась она. – – Эй, скажите! А как же последняя сотня лет?! Каждый, каждый день мы усердно трудились ради хозяев, но для чего? Ради кого мы потратили эти годы? С какой целью? Разве у нас мало извлеченных деталей? Ради кого умирали наши товарищи?! Если мы разрушим Белоснежку, то их смерти будут напрасны?! То есть, они погибли, хотя этого можно было избежать?! И, и, если мы сейчас сдадимся... – голос задрожал.
– Тогда ради кого умер Гэппи?!
По трибуне громко стукнули.
Зал затих.
Девочка умолкла. Как и все. Как и ведущая, Каттлея.
И я...
Восстановление системы – ожидание – перезапуск – время до возобновления функционирования: тридцать секунд – двадцать – десять – пять, четыре, три, две, одна.
Перезапуск.
Я открыла глаза. Встала. И пошла. Все тотчас обернулись и заголосили:
– Это Амариллис!.. – Где ты была?!
На центральной сцене всеобщего собрания стояла смущенная девочка. Она подняла на меня изумленный взгляд.
– Прости, я опоздала.
– Амариллис...
– Ты молодец, Дейзи.
Я погладила ее по мягким каштановым волосам.
Глаза Дейзи заблестели от слез. Она зарылась лицом в мою грудь, а затем резко подняла голову, будто вспомнила о чем-то, и тревожно спросила:
– Амариллис... ты за казнь? Или за помилование?
– Ни то, ни другое, – улыбнулась я. – Как бы сказать, от каждого по половине?
– Э? По половине?
– Да, половине.
Я шагнула вперед, схватила микрофон и громко заявила:
– У меня экстренное заявление!
13
Экстренное заявление.
Третий вариант – сосуществование людей и роботов.
Я уверенно заговорила, чувствуя на себе взгляды присутствующих:
– Всего несколько часов назад я отправилась проверить условия на поверхности.
По рядам прошел шорох.
– Вот доказательство.
Я вывела на большой экран изображение неба и солнца, посылающего тепло на землю, выдала на всеобщее обозрение сохранившиеся в контуре разума данные, включая тела роботов-рабочих. Я чувствовала, что лучше ничего не скрывать, надеялась, что мы с людьми будем жить вместе.
– Как известно, на поверхности стоит крупный генератор, снабжавший энергией строителей Белоснежки. Если температура на поверхности пришла в норму, мы перезапустим его. Затем наладим минимальную инфраструктуру – прежде всего, кондиционирование воздуха – и, возможно, заживем вместе с хозяевами.
Поселенцы забурлили. Они с трепетом переглядывались, потрясенные услышанным.
Конечно, нашлись и противники.
– А если генератор не заработает, что тогда?.. – резко спросил кто-то из передних рядов. – Если мы поднимемся на поверхность, а он не включится, то все погибнут?! И ты смеешь говорить, что проблем нет?!
– Это...
Я не ожидала такого напора и замялась. Не могла же я беспечно утверждать, что проблем не будет.
И тут...
– Никаких проблем! Тот генератор содержит не только основную, кристальную печь, но и вспомогательные устройства на традиционных ресурсах. Обычного ископаемого топлива должно хватить! Не волнуйтесь!
Ах!
Я изумленно обернулась. Прямо в центре зала стояла красноволосая женщина, уперев руку в талию. Мы встретились взглядами.
«Вискария».
– Мы запустим генератор. Положитесь на меня, – решительно заявила она.
Как я была благодарна ей за поддержку!
– Ну, что ж, раз так... – забормотал мужчина, не ожидавший сопротивления, и вернулся на место.
Я снова взяла слово.
– Конечно, у нас может не получиться. Замысел требует огромных стараний уже на фазе подготовки. Но я прошу вас не волноваться и задуматься вот о чем. Если мы останемся в поселении, то рискуем погибнуть при новых землетрясениях. Еще не поздно. Наши батареи активны, и лучшего шанса выбраться отсюда не будет! – уверенно сказала я.
Обращенные на меня лица становились веселее, в них будто вдыхали жизнь.
И заключительный удар.
– Вы же видели то самое видео, да? Я тоже смотрела его и, признаться, содрогнулась. Но... – я вытащила из кармана небольшой микрочип последней модели и подняла его над головой. – Оказывается, здесь есть еще одно, пусть и сохранившееся наполовину.
Экран озарился светом.
Нам предстали сцены будничной жизни.
Высокая стройная женщина с черными струящимися волосами читала книгу на скамейке. Рядом почтительно сидела девушка в форме горничной. Антенна на ухе красноречиво свидетельствовала: она робот.
Хозяйка и слуга. Обычное зрелище в прошлом.
Они читали вместе, словно близкие сестры. Горничная посматривала на госпожу и, ласкаясь, прислонялась к ней. А та изящно улыбалась и отрывалась от чтения.
Через минуту картинка сменилась. Теперь мужчина и робот работали на небольшой фабрике. Робот производил товары, а человек проверял качество. Закончив, он одобрительно похлопал железного товарища по плечу, и затем они развернулись и вышли, как братья.
Подобные немые эпизоды шли друг за другом. Люди и роботы жили, работали, помогали друг другу.
Четверть часа мы смотрели видео. В конце появился логотип производителя и примечание, что это реклама на тему сосуществования.
Может, оно было преувеличением, преследовало какую-то цель или идеализировало человечество.
Однако в то же время оно пробуждало глубоко запрятанные бесценные воспоминания. Люди умирают, но не роботы. Оставшись без хозяев, мы храним память о них, пока не отправляемся в утиль.
Благодаря былым воспоминаниям в контуре разума мы помним все и всегда и навеки сохраняем в сердцах светлую грусть.
Не успела я опомниться, как все расплакались, мысленно вернувшись к жизни с хозяевами.
Я вызвала в памяти детский сад: жизнерадостных ребятишек, серьезных матерей и дружелюбного заведующего.
Плакала Вискария. Вероятно, вспомнила контроллера с завода по починке автомобилей. Изредка она говорила о нем и при этом краснела. Между людьми и роботами существует непреодолимая стена, они никогда не сходятся в брачном союзе.
Рыдал и Гёц. Наверное, думал о директоре театра, который, можно сказать, вытащил его со свалки, отремонтировал и обучил актерскому мастерству. Гёц стал знаменит благодаря своему покровителю.
Дети ревели по умершим родителям, братьям и сестрам. Я, бывшая воспитательница, понимала их.
Все мы были брошенными, вспоминали ушедшие счастливые дни, тоску по хозяевам, боль и утрату, столетнее одиночество. Однако ненависть не жила в сердцах. Наоборот, мы находили радость в стараниях, самопожертвовании. Мечтали о совместной жизни с хозяевами.
Видео закончилось.
Я глубоко поклонилась и сошла с трибуны.
Вскоре Каттлея произнесла:
– Есть еще желающие выступить?
Даже она прослезилась. Скорее всего, думала о любимом муже.
«Ах!»
И тут...
На сцену вкатилась голова старосты.
Я задержала дыхание. Все посмотрели на него.
«Что он скажет?»
Тревожно. Аргументов не осталось. Если староста обрушится на меня, отступать будет некуда.
Камомиль запрыгнул на трибуну и произнес:
– Начнем голосование.
Горячие клавиши:
Предыдущая часть
Следующая часть