24 МАЯ, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ, АРКАНЗАС, ЕДИНЫЕ ШТАТЫ

В нежно струящихся лучах Арканзасского солнца она подбежала к своей любимой бабушке и показала сумку ярко-красных яблок.

— Эй, бабушка, куда мне положить эти яблоки, которые нам дали соседи?

— Мэри, неужели ещё яблоки? Должно быть, жена Карлоса тебя любит.

Безмятежно улыбаясь, старушка начала медленно вставать с кресла. Её внучка была достаточно любезна, чтобы подать руку. Заметив настоящую заботу, пожилая женщина поблагодарила Бога за то, что девочку воспитывали доброй и чуткой.

Соседи гордились своим урожаем, и её внучка сияла словно солнце, получив сумку. Хоть девочка и жила с семьёй, эта страна всё равно была ей чужой. Несмотря на то, что рассталась с отцом, придя жить в новом неизвестном месте, она располагала к себе даже самых трудных людей своей сияющей улыбкой.

Она была сильным ребёнком, достаточно взрослым, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Она изо всех сил старалась подбодрить всю семью. Старушка гордилась ею за это, но по той же причине находила её обстоятельства очень грустными.

Посему, испытывая смешанные чувства, бабушка стояла бодро и постаралась разрядить обстановку, предложив вместе испечь яблочный пирог. Неспособность сделать что-либо, кроме как волноваться о плачевном состоянии конфликта лишь усиливала её разочарование.

— Вот бы эта жестокая война просто закончилась… — осмотрительно вздохнула старушка, чтобы Мэри не заметила, и медленно направилась на кухню. Мельком увидев дочь, не отрывающуюся от радио, бабушка Мэри вытерла слёзы с глаз. С тем пор, как они получили повестку о смерти её зятя Ансона, солдата Альянса Энтент, явившегося просить обручиться с её дочерью, мать Мэри выглядела апатичной, словно её разум находился где-то в ином месте.

Ансон был упрямым человеком, и у них не раз доходило до рукоприкладства, но по какой-то причине в итоге они неплохо поладили. Теперь фотография счастливой пары служила не более чем напоминанием, что Ансона больше нет. Старушка могла лишь горевать о том, что беспечно не спрятала её.

Она знала, что из-за физического расстояния между Едиными Штатами и Альянсом Энтент, а также полной неразберихой о ходе боевых действий, новости прибывали не особо быстро. Но, наверное, в какой-то момент она позволила себе ослабить бдительность. Она была встревожена военными новостями, но никогда не представляла себе, что Ансон погибнет.

И вот почему она продолжала вспоминать тот день, когда прибыла похоронка, и насколько её это ошеломило.

Извещение? Для нас?

Она пришла в точно такой же спокойный солнечный день, как сегодня.

Дочь старушки наконец-то начала улыбаться снова, по-видимому, расслабившись после возвращения в свой родной город, в то время как её внучка носилась по чужой земле, окрылённая любопытством. Старушка с улыбкой наблюдала за ними.

Плохие новости нагрянули как раз тогда, когда она приглашала девушек на чай в три часа.

Внезапно подкатил автомобиль с флагом Альянса Энтент, из которого вылез представитель посольства. Когда её дочь пошла поприветствовать человека вместо неё, чтобы не напрягать её больную спину, старушка пожалела, что не сказала «Давай я пойду. Мне тоже хотелось бы поговорить с гостем о том и сём».

Тогда она могла бы даже взять конверт, который он дрожащими руками передал с натянутым выражением лица, и где-нибудь его спрятать.

— О Боже! Нет!

Но вместо этого, когда она и Мэри услышали крики и, отложив приготовления к чаепитию, бросились к двери, то увидели её, лежащую на земле в слезах, и людей в чёрном, чьи лица говорили о том, что они больше не выдержат здесь находиться.

Оглядываясь назад, старушка чувствовала себя дурой за то, что в тот момент весело заваривала чай.

Молчаливые мрачные гости в чёрном? Они же фактически одеты на траур, не так ли?

Причина их визита была очевидна.

ПОХОРОНКА.

Она даже не рассматривала такую возможность, выхватывая бумагу из дрожащих рук дочери, но как только прочитала единственную строчку, напечатанную на лицевой стороне, время остановилось.

Её дочь всё ещё не оправилась от шока.

И не только, для неё, вероятно, время всё ещё стоит на этом самом моменте.

После этого её дочь начала одержимо слушать сводки новостей о войне, отвечая и на ободрения Мэри, и на утешения старушки одной и той же пустой улыбкой.

Приводя в порядок посуду на кухне, старушка, бывало, предавалась мыслям.

О том, как война наверняка когда-нибудь закончится. Из того, что она слышала в новостях, Империя, по-видимому, отступала. Она не была уверена в том, что именно происходит, но…все перешёптывались, что война, похоже, скоро подойдёт к концу, и это то, чего она хотела. Всё, что она могла — надеяться. Если война уже заканчивается, тогда, надеюсь, она закончится вскоре.

Вероятно, причина, по которой её дочь ловит радиопередачи с почти религиозным рвением, заключалась в надежде, что Бог обрушит на Империю праведную кару за то, что забрала её мужа.

Разумеется, месть принесёт лишь печаль и пустоту. В своём возрасте старушка знала, что прошлые печали со временем можно преодолеть. Но для её дочери и внучки шок всё ещё был слишком велик, так что покуда боль не притупится и утихнет, она будет терпеть её вместе с ними.

— Ладно, Мэри, давай приготовим этот яблочный пирог.

— Хорошо!

МАЙ, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ

Операции следует стартовать с чёткой задачей и целью. В этом отношении Генеральный Штаб одобрил операцию «Schrecken und Ehrfurcht» («Шок и Трепет») как план, воплощающий эти идеалы. Его составили два генерал-майора, Зеттюр и Рудерсдорф.

Намерения их предложения были просты и недвусмысленны.

Проведя радикальные, но прямолинейные атаки, нацеленные непосредственно на вражеский штаб, стало бы возможно разрушить цепочку командования сил противника, приводя в итоге к падению вражеских рядов.

Вот такие дела. На каждую цель будет отправлено по одному подразделению; в этом содержалась простая логика — два плюс два равно четыре.

Основания для этого были очевидны. Обезглавленный враг не мог вести войну.

Даже студент училища смог бы уловить задумку немедля. В конце концов, стратегия приравнивалась к отрезанию головы врага — нейтрализуя способность командовать, жизненно важную для современной армии.

Однако сущность плана заставила многих штабистов поднять серьёзные сомнения с самого начала.

Естественно, штабы считались невероятно важными. Любая армия оборудовала полевой штаб на дружественной территории, далеко за пределами досягаемости врага.

Здравый смысл утверждал, что штаб Республики на Рейнском фронте будет хорошо охраняться. Этот предрешённый вывод был подтверждён разведкой боем ценой большого количества жизней.

Пока они не смогут найти способ преодолеть плотную завесу вражеского перехвата и разобраться со всеми войсками, собранными для обороны, шансы на успех останутся мизерными. Большая часть Генерального Штаба приняла это во внимание и рассудила, что будь они всецело готовы ради прорыва понести потери и глазом не моргнув, потеряли бы целую бригаду воздушных магов в ходе него.

Поэтому когда было оглашено о цели операции «Schrecken und Ehrfurcht» и её приведении в исполнение, многие штабисты подумали, что любой отдавший такой приказ должен быть сумасшедшим. Имелись даже те, кто открыто выступал против операции, утверждая, что она — шутка, которая не даст ничего, кроме как отправить солдат на верную смерть.

Разумеется, никто из реалистов штаба не возражал против изначальной цели операции. Если представлялось возможным уничтожить цепочку командования врага, проникнув сквозь его ряды и взяв штурмом его штаб, не имело значения, на какие жертвы требовалось пойти. При наличии сносных шансов на успех любые потери были приемлемы.

Несмотря на привлекательность смелых авантюр, не взирающих на цену, штабисты отклонили предложение из-за его призрачных шансов. Рисковать ценными войсками в операции с настолько низкой вероятностью успеха было немыслимым преступлением при обычных обстоятельствах.

Будь шансы хорошими, тогда да, кое-какие потери можно было списать. Разве имело значение, насколько высока отдача, если вероятность победы исчезающе мала? Та ли это операция, с которой они связали бы успешный прорыв? Если и правда так, то каждый офицер был бы вынужден с горечью признать, что ему крышка.

В глубине души большинство офицеров Генерального Штаба верили, что будь возможным нанести удар прямо по вражескому штабу, Рейнский фронт не застопорился бы, в первую очередь.

Такой гиблый план обычно выбросили бы на помойку и забыли…но конкретно это предложение было составлено и совместно подписано ни кем иным как генерал-майорами Зеттюром и Рудерсдорфом.

Сперва штабисты были озадачены, осознав, что два авторитета по ведению крупномасштабных манёвренных боевых действий, казалось, предлагали операцию в качестве практичного шага. Они неохотно просмотрели документ, и только при тщательном вычитывании до них дошло, что абсурдный план стоит воспринимать всерьёз.

В итоге, как бы остальным штабистам не хотелось признавать этого, они худо-бедно подтвердили, что операция может увенчаться успехом. Всё зависело от действий бывалого 203-й воздушный магический батальон под командованием майора Тани фон Дегуршафф, чьё прозвище постепенно менялось с элегантного «Белое серебро» на внушающее больше страха и благоговения «Ржавое серебро». Им также требовались аппараты для дополнительного ускорения, позволяющие достичь высоты, на которой перехват невозможен, и дающие скорость, чтобы оторваться от любых преследователей.

На бумаге, по крайней мере, характеристики аппарата для дополнительного ускорения вместе с совокупностью достижений подразделения делали предложение достаточно привлекательным, чтобы оно имело право на обсуждение.

Но даже при всех этих собранных картах, планировщики всё равно колебались — Зеттюр и Рудерсдорф предлагали, ни много ни мало, совместить «Schrecken und Ehrfurcht» со своим следующим главным планом, операцией «Отмычка». Заявление, что без успеха операции «Schrecken und Ehrfurcht» проворачивать операцию «Отмычка» безнадёжно, вызвало особенно жаркие дебаты.

Спор был нешуточный. В конце концов, сделав ставку на операцию «отмычка», Генеральный Штаб уже перешёл опасную черту, отведя войска с Рейнского фронта, шаг, в обычных условиях немыслимый. Они давно уже пересекли Рубикон. Для них было нелегко сохранять самообладание, выслушивая заявления, что их первоначальная ставка теперь зависит от этой авантюрной операции.

Внутренние возражения били ключом, а дебаты, бушевавшие как внутри, так и снаружи залов совещаний, разделили Генеральный Штаб прямо пополам. Назвать план спорным — это ещё мягко сказано.

С офицерами, хватающими друг друга за отвороты в яростном разногласии и матерящими коллег как упрямые дураки, положение дел настолько разнуздалось, что напоминало скорее уж состязание по борьбе. После того, как многие офицеры официально доложили, что «споткнулись», стало очевидно, насколько хаотично разрослись внутренние распри.

Но в итоге Генеральный Штаб решил, что основная цель — атаковать непосредственно вражеский штаб — являлась многообещающей. В конце концов, даже если им не удастся полностью его уничтожить, сама по себе попытка всё равно вызовет немалое замешательство.

Может, это будет и односторонняя донкихотская атака, но Республиканской армии потребуется серьёзно относиться к возможной угрозе того, что подразделение воздушных магов совершит налёт и впоследствии, и это дорогого стоило.

Они могли рассчитывать на этот результат даже при провале атаки. Иными словами, если Имперская армия проведёт один-единственный обезглавливающий удар, Республиканцам придётся постоянно быть начеку касательно следующего. Им придётся разместить ещё больше и без того малочисленных войск в тылу для охраны критически важного Рейнского фронтового штаба.

Это была разумная интерпретация ситуации. И даже в плане «не ошибается лишь тот, кто ничего не делает» предпринять реальную попытку не казалось плохой идеей. По крайней мере, они свяжут в тылу дополнительные вражеские силы.

Некоторые из офицеров даже добавили про себя ещё одну мысль: «У майора фон Дегуршафф в действительности может получиться выжать результаты ещё лучше.

Тем не менее, никто не мог отрицать, что операция являлась рискованной. В худшем случае они отправили бы элитные войска на безнадёжную миссию и могли потерять всех до единого. Разумеется, даже если атакующих уничтожили бы, угроза осталась бы. Она досталась бы дорогой ценой, однако.

Вдобавок, подразделение, которое они планировали отправить, являлось незаменимым любимым проектом, который Генеральный Штаб держал под рукой — подразделение быстрого реагирования с уймой боевого опыта.

203-й воздушный магический батальон изначально был сформирован в качестве эксперимента, но в настоящий момент служил общеизвестной рабочей лошадкой Генерального Штаба, регулярно превосходя ожидания на каждом поле боя. На его не такой яркий, но, тем не менее, жизненно важный вклад в область испытания новых тактик и вооружения также нельзя было закрывать глаза.

Это не то подразделение, которое можно воссоздать за одну ночь, и всё же именно благодаря его элитным способностям все ожидали, что оно преуспеет. Поборовшись с этим противоречием, Генеральный Штаб в конечном счёте решил отправить роту, приняв во внимание количество войск, как необходимое для успеха, так и подходящее по их мнению для развёртывания.

Как только численность сил утвердили, сложная военная машина Империи пришла в полную боевую готовность.

Двенадцать членов 203-го воздушного магического батальона были живо отобраны и перевезены на пусковую базу в тылу в качестве ударной группы, которая воспользуется аппаратом для дополнительного ускорения (кодовое название Фау-1*), чтобы нанести удар врагу за линией фронта.

Участники получили технический инструктаж от инженеров, а также разведданные о вражеской территории. Все приготовления к их боевой миссии были завершены без задержек.

Однако пробный запуск, о котором ходатайствовала майор фон Дегуршафф, запретили из соображений секретности. Такое решение было неизбежным, поскольку вся суть операции заключалась в неожиданной атаке; с точки зрения контрразведки Генеральный Штаб не мог дать на это добро.

Разумеется, делать попытку без практики было рискованно. Генеральный Штаб получил много опасений и сомнений насчёт этого решения. Поскольку шансы успех всецело зависели от того, сможет ли их подразделение использовать фактор неожиданности или нет, на скрытной природе миссии делали упор настолько, что любое несогласие подавлялось. В конце концов, даже майору фон Дегуршафф пришлось признать необходимость контрразведывательных мер, пусть и крайне неохотно.

Команда провела в ангаре упражнения по пилотированию, но реальных запусков с каким-либо оборудованием не было. Взамен, по требованию майора фон Дегуршафф, техобслуживание аппаратов для дополнительного ускорения производилось с особой тщательностью.

График операции был строго и детально проработан, со временем придя к плану как минимум нанести удар цепочке командования врага и временно нарушить его связь. Планировалось, что сразу после нападения на вражеский штаб ударная группа направится на север, где её подберёт дружественные субмарина или корабль.

Дебаты Генерального Штаба окончились тем, что все участники более или менее пришли к соглашению. Подразделение Фау-1 уведомили, и «день Икс» наступил 25 мая.

«Сегодня вы всё ещё можете наблюдать шокирующие результаты» (из книги «История Рейнского фронта», том 3 управления составления военной истории армии Содружества).

25 МАЯ, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ, СЕКРЕТНАЯ ПУСКОВАЯ БАЗА ФАУ-1 ИМПЕРСКОЙ АРМИИ

Наблюдающая за восходом солнца на горизонте столь нездоровым взглядом, что распугал бы даже мёртвых рыб, майор Таня фон Дегуршафф твёрдо стоит на взлётной полосе аэродрома, ошеломлённо произнося про себя «Guten Morgen*».

Полученный ею приказ предписывает ей возглавить непосредственную атаку отборной роты на штаб врага, чтобы отсечь голову его армии. Иными словами, хирургическим ударом обезглавить его войска.

Как будто от одного возмутительного приказа недостаточно голова болит, так ещё метод, который ей необходимо использовать, и того хуже.

Обычными средствами пробиться через вражескую оборону невозможно. По-видимому, начальство хорошо это понимает. Поэтому оно по той или иной причине решило, что единственный вариант — применить радикальный подход, и додумалось до управляемой ракеты. Проблема в том, что система управления сделана на месте и вручную.

Проще выражаясь, ей говорят стать человеком-ракетой и ринуться в бой. Если бы Тане не нужно было беспокоиться о своей репутации, она уже прямо сейчас качала бы головой и орала: «Как это произошло?!»

Логически Таня понимает, что операция, которую ей предстоит выполнить — не просто отчаянная авантюра. Нет сомнений, что существует приличная вероятность успеха. Как только план был детально изложен, его стратегическая практичность стала ясна.

Законы прогресса требуют революционных продвижений, взращённых через призму стойкого скептицизма здравого смысла — потенциала для смещения и постоянного оспаривания парадигм. Учитывая это, Таня понимает, что с военной точки зрения её хандру можно считать нерациональной.

Но с другой рациональной точки зрения, само ведение войны, прежде всего — колоссальное разбазаривание. Разумеется, нельзя отрицать, что практически бессмысленное истощение всех ресурсов следует свести к минимуму. При конфликте, урезать расходы, где только возможно — логично и необходимо.

Все данные указывают на то, что требуется принять меры по сохранению. Цифры также подсказывают, что необходимо обеспечить альтернативный источник снабжения для компенсации неизбежных потерь. Если только Империя не захватит активы Республики в рамках примирения, или что-то подобное, страна Тани рухнет под тяжестью постоянно растущих военных расходов. Очевидно, что начальство намерено выбить из Республики репарации.

Это разумно — задействовать в споре статистические данные, чтобы подкрепить здравый смысл или перехитрить его. Таня не может отрицать этого на моральном или эмоциональном основании.

Разумеется, статистика лжёт. Но она — наилучшая разновидность лжи.

Статистически, никто не ожидает, что некто со сбережениями на счёту и страхованием жизни будет подрывником-смертником. Если уж на то пошло, банкиру вообще-то захотелось бы поддерживать длительные взаимоотношения с подобным клиентом. Именно поэтому практичный, хитрый террорист потенциально может облапошить разведку, открыв сберегательный счёт и купив страхование жизни.

Иначе говоря, всё может пригодиться, если правильно его использовать.

Учитывая всё это, Таня полностью осознаёт, насколько глупо легкомысленно заявлять «это невозможно» или «это невыполнимо». Прежде чем возражать выводам других, она более чем рада подвергнуть здравой доле самоанализа собственные.

Тем не менее, глядя безжизненными глазами на гигантский объект перед собой, она повторяет себе всё тот же неразрешимый вопрос: «Как это произошло?»

Какой сумасшедший учёный был способен убедить армию принять столь безумную идею?

«Рота будет запущена посредством пилотируемых ракет, кодовое имя Фау-1». Нужно быть одержимым, чтобы рационализировать подобный план настолько, что его приняли бы Зеттюр и Рудерсдорф… Наверняка это он. Большинство инженеров Имперской армии постоянно закрываются в своих собственных мирках, но Шугель совершенно другой.

— Катись к чёрту, Шугель, ты, кусок дерьма! — хочется визжать Тане, когда она вспоминает того человека.

Мне следовало убить его во время тех пусковых испытаний, шальной формулой или «несчастным случаем» с вычислительной сферой. Даже если он является жалкой, психически испорченной марионеткой Существа Икс — или, скорее, поэтому — кому-то следовало убить его раньше, когда у него ещё оставалось немного человеческого достоинства.

Причина, почему я — или, скорее, Таня — поддаётся эмоциям и не успокоится, пока не пристрелит Шугеля сколько угодно раз у себя в голове, проста.

Она — командир батальона, находящегося на грани распада из-за многочисленных потерь, понесённых в ходе прикрытия тылов, но в тот же миг, как воинская часть наконец-то добралась до дружественной базы в тылу, она получила новое задание вместе с недавно разработанным для него оборудованием. Она так предвкушала увидеть, какой тёплый приём им окажут по возвращении, но вместо этого события стали развиваться в направлении, совершенном противоположном её чаяниям, и хуже всего, теперь их посылают на опасное поле боя внутри сделанного на скорую руку оружия.

Майор Таня фон Дегуршафф достаточно хорошо себя знает, чтобы понимать, что она не из тех, кому нравиться стартовать в гигантской ракете.

Честно говоря, она сыта по горло опасными миссиями. И это совершенно естественно после того, как её вынуждали проводить одну нелепую операцию за другой для компенсации риска, просто потому, что планы «теоретически возможны».

Как утверждают принципы Генриха, любой несчастный случай, который может произойти, произойдёт. Нельзя сказать, когда одна из этих опасных миссий приведёт к ужасному несчастью, и продолжать, пока я это не выясню, мне не хочется. Нет, я не против хвалы за свои выдающиеся достижения и повышения Среброкрылого штурмового нагрудного знака до Среброкрылого штурмового нагрудного знака с дубовыми листьями. Вообще-то меня рекомендовали на Платиновый крест с золотыми мечами, пусть и неформально, так что, как минимум, я не могу отрицать, что риск не чествуют должным образом.

В этом заключается Танин болезненный внутренний конфликт. Человек из современного мира не может просто так отказаться от своих обязанностей, когда его так высоко ценят и вручают медали за его вклад.

Поступить так будет предательством контракта и доверия — тех самых вещей, которые делают меня той, кем я есть. Предать собственное достоинство — по сути, совершить самоубийство.

Единственный практичный выбор в ситуации, где об аварийной эвакуации не может быть и речи — преданно следовать приказам.

— Я обязана сделать это. Если я обязана сделать это, то должна преуспеть, — повторяет Таня эти слова, стоя на взлётной полосе и глядя в сторону Республики, будто это её долг.

Она настолько погружена в свой собственный мир, что не замечает, как кто-то подошёл к ней, пока он не заговорил.

— Я обязана сделать это. Я просто обязана сделать это. Мне нельзя запороть эту миссию, — твердит она в неведении о пристальном взгляде человека поблизости, собирая волю и боевой дух в кулак.

Я собираюсь выжить и вбить праведность рыночной экономики в этот кусок дерьма, Существо Икс. Тогда я буду смеяться, разбивая всех до единого идолов, которых смогу достать. Что бы ни случилось, до этого мне умирать нельзя.

— …Майор фон Дегуршафф, прости, что перебиваю, но у тебя не найдётся минутка?

Когда Таня улавливает голос, условный рефлекс прогоняет все посторонние мысли из её головы.

— Ах, извините меня. Разумеется, полковник фон Лерген. В чём дело?

Внезапно осознав, что не поприветствовала его подобающе, Таня делает шаг назад и подносит руку к козырьку фуражки, идеально отдавая честь. Пока она думает о том, как сгладить ситуацию, шестерёнки в её голове крутятся на износ, пытаясь вспомнить, не сболтнула ли она чего-то лишнего.

На взлётной полосе она бормотала лишь две вещи. Наверное, просить подслушивавших считать, что Таня чувствует себя крайне мотивированной — это уж слишком, но не должно возникнуть особых проблем с тем, что она разговаривала сама с собой о необходимости выполнить миссию.

Но это значит лишь то, что её бормотание само по себе не воспримут плохо… В следующий миг до неё доходит, что в зависимости от контекста, сказанное ею может иметь тяжкие последствия.

— Нет, ты… а, эм, скорее, для тебя…

— Ась?

Несколько странно, что в настоящий момент подполковник фон Лерген, по-видимому, не может подобрать слова. Похоже, это худший сценарий. Неважно, насколько крепко этот человек придерживается оптимизма, он не дурак.

Один неверный шаг, и в Генеральный Штаб может отправиться доклад, подвергающий сомнению её способность проводить операцию и раскрывающий её нехватку мотивации, даже если он и не зайдёт настолько далеко, чтобы сказать, что она не подчиняется приказам. Несомненно, Лерген — тот, кто способен послать подобный доклад.

Что произойдёт, если полковник фон Лерген отчитается, что скептически настроен насчёт моей воли к сражению?

Все дискреционные полномочия и свобода, которыми в данный момент пользуется Таня, дарованы по указке генерала фон Зеттюра. Если станет известно, что кто-то не горит особым желанием — не говоря уже о прямой критике — насчёт плана, в который он и генерал фон Рудерсдорф вложили столько усилий, то кто знает, что может произойти.

— Редко можно видеть тебя настолько неохотной, — подбирая слова с небольшой дрожью на лице, он переводит взгляд на Таню и продолжает ворчать, — а поскольку говорим мы о тебе, должна быть какая-то причина для твоих сомнений.

Вероятно, так себя чувствовал бы вампир, пронзённый колом в сердце.

— А, понимаю… Нет, я просто задавалась кое-каким вопросом.

— Задавалась кое-каким вопросом?

Собравшись с духом, Таня готовит антикризисные меры в надежде минимизировать последствия. Это препятствие, которое необходимо преодолеть несмотря ни на что. К тому же, чтобы покрыть свою нехватку боевого духа, она оперативно решает заявить о том, как прискорбно, что она не может возглавить ещё более крупное наступление.

Приняв оба решения в мгновение ока, Таня фон Дегуршафф без колебаний сводит брови, чтобы выразить сожаление.

— Не странно ли это? Всё это оборудование и подготовительная работа… Столько усилий для сохранения секретности. Армия вкладывает ошеломляющее количество труда в каждый аспект этой операции. Вот почему я задаюсь вопросом… — взглядом призывая Лергена ответить, она спрашивает, — действительно ли мы проводим всю эту тщательно спланированную скрытную атаку лишь для того, чтобы вызвать во вражеском штабе замешательство?

На взлётной полосе проложили рельсы, чтобы запускать аппараты для дополнительного ускорения. И на тех рельсах покоятся сами аппараты, обвешанные умопомрачительным количеством ускорителей, пока рабочие заполняют топливные баки невероятным количеством крайне летучего жидкого горючего.

Учитывая, какой сильный удар по секретности оказывает вся эта активность, наверняка не одна Таня почувствовала твёрдую решимость довести операцию до конца к тому времени, как рельсы проложили и начали заправлять ракеты.

Именно поэтому она указывает пальцем и утверждает, что это кажется несоразмерным количеству затраченных усилий, пусть даже и ради удара по вражескому штабу.

— Я не верю, что ошибочно полагать, что удар по вражескому штабу потребует изрядной предварительной подготовки.

Она и ожидала, что Лерген ответит резко. Таня не отрицает необходимость обширных приготовлений.

— Вы правы, полковник. Но нутром чую, что…это как минимум должно послужить прелюдией к более крупной битве.

Таня намекает, что они могут преследовать более широкие цели, подразумевая серьёзные сомнения касательно окупаемости затрат на нынешний план. Разумеется, она понимает технические причины того, почему трудно отменить запуск, когда ракеты уже заполнены крайне летучим топливом. Тем не менее, она усердно настаивает на своём.

— Хм, так ты хочешь сказать, что план, как он есть сейчас, многого не достигнет?

— Скорее что мы упускаем шанс сделать что-то большее. Я не говорю, что атака на вражеский штаб не возымеет эффект, но…

Таня свободно избегает ловушки, установленной полковником фон Лергеном. На данном этапе скептицизм может рассматриваться как попытка уклониться от должностных обязанностей, поставив под вопрос эффективность.

Да, наверняка он проверяет её, чтобы узнать, использует ли она правдоподобное оправдание для сокрытия факта отсутствия у неё воли к сражению.

В ответ Таня смело изображает невозмутимую патриотку, акцентируя на том, что это стало бы упущенной возможностью. Она намекает, что миссию следует скомбинировать с каким-то другим начинанием.

Этот удар фундаментально отличается от выслеживания самолётика с определённым адмиралом на борту, совершающим невинный инспекторский объезд. Покуда цель неподвижна, нам следует выбирать самый благоприятный момент.

— С моей точки зрения, сэр, это всё равно, что делать всю эту тщательную подготовку лишь для запуска парочки фейерверков. Эффективность затрат несколько…

Но сказав всё это, Таня чувствует что-то странное и умолкает. Да, это очень необычно.

— Майор?

Моментально выкинув из головы вопросительный взгляд полковника фон Лергена, она размышляет над словом, промелькнувшим у неё в голове, и подтверждает странное чувство.

Эффективность затрат подозрительно низкая. Действительно ли они инвестировали бы так много для достижения этой единственной цели?

Из того ли разряда эта операция, что предложил бы генерал фон Зеттюр, с его хладнокровными мыслями о войне на истощение? Вдобавок к этому, участие генерала фон Рудерсдорфа также необычно. Это неортодоксальная операция, полагающаяся на хитрость, так почему же вовлечена такая большая шишка по манёвренной войне?

— Ах, но…создание хаоса во вражеском штабе…приведёт к более крупному сражению? Нет, их бы вывели их строя…

В тот миг множество вопросов у Тани в голове складываются воедино и приводят её к ответу. Уничтожение вражеского штаба вызвало бы хаос. Тогда даже современная армия скатилась бы до толпы, не более. Вот истинная цель Генерального штаба. Если генерал фон Рудерсдорф воспользуется замешательством, чтобы сделать ход…ему удастся вырваться из нынешней окопной войны обратно в манёвренную.

Даже ютясь в окопах, современная армия существует лишь благодаря своему мозгу — штабу. Если посмотреть, насколько ослабленной была Красная Армия после чисток Сталина, то можно наглядно увидеть, что случается с армией, потерявшей структуру командования.

И ещё одно.

Не знаю, как насчёт лидера вроде Сталина, склонного думать, что солдаты растут на деревьях, но при обычных обстоятельствах, вероятно, единственная страна, способная продолжить сражаться, потеряв регулярную армию на фронте — Американская империя.

— …Получается, всё это ради того, чтобы окружить и уничтожить их. Иными словами, мы пытаемся заманить Республиканскую армию.

Рискнуть позволить врагу занять стратегическую позицию, затем вынудить к бою. Это же то самое искусство войны, которое Бонапарт ловко провернул у Аустерлица*. Низины — явно ключевая позиция. Практически Праценские Высоты.

Невозможно игнорировать нечто настолько притягательное, когда оно маячит прямо перед глазами.

…Неужели вся реорганизация оборонительных рубежей была проведена с целью приманить врага?

Если так…тогда это будет манёвренное сражение, но не просто обычный прорыв. Это вращающаяся дверь!

Я удивлялась, почему они бросили лишь жизненно важные позиции в Низинах, а не продолжили реорганизовывать остальные участки фронта. Теперь всё это обретает смысл.

— Значит…мы захлопнем вращающуюся дверь?

Эти слова вызвали бурную реакцию.

— Майор! Где ты это услышала?!

Меняясь в лице, он срывается на Таню. Она удовлетворённо улыбается от огня в его глазах, размышляя «ага, понятно».

— О, я просто подумала об этом сама, но… судя по вашей реакции, я так понимаю, моя гипотеза недалеко ушла от истины?

— …Ты и правда не слышала это от генерала фон Зеттюра?

— Нет, но я всё это время ощущала, что что-то не так, как будто косточка застряла у меня в горле.

Таня знала, что что-то не так ещё в тот момент, когда услышала, что крупномасштабная реорганизация фронта была связана с ситуацией с имперскими путями снабжения, но тогда её воинской части приказали служить арьергардом. Не её вина, что у неё тогда не было времени больше поразмыслить об этом.

Когда отступление прошло полностью согласно плану, у неё как гора с плеч свалилась, поэтому потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что происходило на самом деле.

Поломав голову над отступлением на протяжении нескольких дней, Республиканская армия, наконец, быстро перешла в наступление. От разведки Таня слышала, что Республиканцы маршировали в прекрасном настроении, готовые уничтожить Империю, но двигались они так медленно, что она была уверена — имеется уйма времени на реорганизацию фронта.

Собрав всё, что знала о ситуации, она была убеждена, что что-то упускала, пусть и не могла чётко сформулировать, почему это казалось таким странным.

Прежде она задавалась вопросом, действительно ли было необходимо отходить насколько далеко лишь для реорганизации. Но теперь всё прояснилось. Всё это было подготовкой к тому, чтобы провернуть вращающуюся дверь.

В таком случае, понимаю, почему миссия держалась в такой строжайшей секретности, и почему был проделан миллион приготовлений всего лишь для этого единственного вылета. Мы словно фейерверки на церемонии открытия вращающейся двери.

— Ладно, майор фон Дегуршафф. Ты должна понимать, как сильно Генеральный Штаб рассчитывает на эту операцию.

— Да, сэр полковник. Я полностью осознаю это.

Мы служим авангардом грандиозной мобильной операции Генерального Штаба, которая заложит фундамент для массового окружения. Разумеется, если мы облажаемся, то армия сделает вид, что всё в порядке и реорганизует оборонительные рубежи соответствующим образом. Но глядя на то, как далеко назад был отодвинут имперский фронт, становится ясно, что решившись на этот шаг, верхи отдавали себе полный отчёт в том, сколь высок риск. Могу сказать, что мы должны преуспеть любой ценой.

— Для моего батальона нет большей чести, чем нести на плечах надежды всех вооружённых сил. Пожалуйста, предоставьте всё отборной роте 203-го воздушного магического батальона. С нашей боевой удалью, мы выполним заветное желание Генерального Штаба, — заявляет Таня с высоко поднятой головой в идеальной стойке «смирно», безупречной позе, являющейся результатом её тренировок, — Клянусь, мы сотрём их в порошок. Что до Генерального Штаба, я покорнейше прошу его ждать хороших новостей.

— Ты ни капельки не изменилась, майор фон Дегуршафф. Хорошо, желаю тебе успеха. Да хранит тебя Бог.

Хотя выражение лица полковника фон Лергена указывает на то, что он сбит с толку несколько философской клятвой, ему удаётся неуклюже улыбнуться и протянуть руку.

— Да хранит Бог отчизну. Впрочем, пока есть мы, солдаты, возможно, справимся и сами.

— Таня пожимает человеку руку и бесстрашно улыбается. Вместо Бога, с его работой могут справиться люди. Хотя Лерген сказал это экспромтом, ей высказывание показалось чудесным. Она практически влюбилась в этот оборот речи.

Мы займём место Бога.

— Да хранит Бог отчизну. Впрочем, пока есть мы, солдаты, возможно, справимся и сами.

Как здорово сказано!

Единственная проблема с этим в том, что…мне потребуется каким-то образом избавиться от этого проклятого Существа Икс. Но даже так, будет предпринят мудрый и достойный первый шаг — атеизм.

Я спасу отчизну вместо Бога. Энтузиазм, переполняющий её от гордости — восхитительное чувство. Эти волшебные слова наполняют её силой воли и оптимизмом чувствовать себя настолько совершенной, что само существование Бога становится излишним.

В теории, штурм вражеского штаба — логичный выбор.

Нет, я даже рискнула бы назвать его вполне рациональным. В конце концов, задействовать значительные силы для обороны важной базы в тылу и параллельно выделять войска для фронта — исключительный объём работы.

Это само собой разумеется, но тот факт, что Республиканским силам придётся принимать меры на будущее, даже если мы не причиним буквально никакого ущерба их штабу, означает, что мы уже можем ожидать значительного эффекта от этой атаки.

Услышав, что его штаб подвергся атаке, любой солдат будет ожидать грядущую беду и обхватит руками голову. Не так уж и редко в войнах, где и когда бы они ни происходили, тяжёлые бомбардировщики атаковали бункеры, в которых прятались вражеские командиры.

В этом мире маги представляют собой уникальный род войск. Они могут использоваться в качестве пехоты или воздушных войск, обладающих мобильностью на уровне вертолётов. В зависимости от того, как их использовать, они могут быть весьма удобны для проникновения вглубь территории врага.

Если можно будет вставить упоминание о спасении отчизны вместо Бога, когда мы демонстрацией квинтэссенции магической боевой мощи впишем новую страницу в историю, это станет наилучшей рекламой.

Таня, пытающаяся обратить кризис в благоприятную возможность, про себя думает: «Я просто беру эти лимоны и делаю лимонад», предвещая прекрасный шанс для повышения.

Правда, я была бы ещё более рада участвовать, если бы мне из-за этой операции не пришлось связываться с кучей взрывчатки.

Важно сказать это… Меня выбрали в состав ударной команды, которую всунут на поле боя пристёгнутой к Фау-1.

И всё же, это был день, когда майор фон Дегуршафф чувствовала себя прекрасно, обретя чёткую цель, к которой стремиться.

Все присутствующие в тот день расскажут удивительную историю — предание о том, как Дьявол Рейна, Ржавое Серебро, ринулась к вражескому штабу в высочайшем расположении духа.

О её быстрой, краткой предполётной речи ещё долго после этого будут передавать слухи. «Джентльмены, пусть хранят боги отчизну, но только если мы, солдаты, будем на оплачиваемом отпуске в Вальхалле!» Очевидцы говорят, что затем перед своими подчинёнными, надрывающими животы со смеху, она похвасталась: «Мы спасём отчизну вместо Бога! Кесарево кесарю*! Солдаты, пришла пора людям вести войну. Мы идём побеждать!»

Но история склонна передавать лишь одну сторону событий: рявкнув эти слова, она сразу же повернулась ко всем спиной, чтобы проворно взобраться по лестнице на борт своей Фау-1. Разочарованное выражение, кричащее «Почему я?» было у неё на лице.

Текущая высота: 8800 футов; скорость: 991 узел.

Эскадрилья лучших из лучших в 203-м (официально 203-й штурмовая магическая авиагруппа) преодолевает звуковой барьер тремя звеньями по четыре.

Как бы там ни было, операция шла полным ходом, гладко, без единой механической неполадки.

— Она-то идёт полным ходом, но в действительности нас просто транспортируют, — ворчит Таня про себя. Пусть и есть несколько вещей, которые в них можно корректировать, Фау-1, на которых летит Таня со своей ротой, в сущности являются ракетами, а не самолётами. Вообще-то, способ менять направление имеется, но и он ограничивается несколькими миллиметрами, а значит, полезен лишь для небольших корректировок курса.

Это крайне упрощает пилотирование Фау-1. После поворота выключателя для запуска двигателя остаётся лишь вносить небольшие поправки ручкой управления.

После пуска маги на борту уже почти ничего не могут поделать. Фактически, единственное, что мы обязаны делать — поддерживать свои защитные плёнки и оборонные оболочки. Ручка управления годится для корректировки угла захода, и на этом всё. Если нам по какой-то причине потребуется совершить экстренный манёвр уклонения, единственный доступный вариант — особая функция, предоставляющая дополнительное ускорение.

В конечном счёте, нас просто транспортируют к воздушному пространству над местом назначения при помощи топливных баков. В каком-то смысле мы похожи на ранних астронавтов. Парочка людей, являющимися лишь пассажирами.

Ну, в отличие от ранних астронавтов, при успешном приземлении мы не можем рассчитывать на радушный приём с букетами цветов от коллег.

В конце концов, мы прибываем не обратно на Землю, где техперсонал заботливо ждёт нашего возвращения на точке приземления, а в гнездо дорогих эскарго, переполненных враждебностью.

Если мы улыбнёмся и весело поприветствуем опешивших Республиканцев словами «Guten Tag*», то непременно получим в ответ свинцовые пули.

Вот почему подразделение Тани, пожаловавшее из Империи, сперва вежливо постучится в дверь.

План состоит в том, чтобы отделиться от Фау-1, полных гидразина и пентаборана, а затем использовать их в качестве дверных молотков для нанесения первого удара.

Реактивные ракеты со сверхзвуковой скоростью врежутся в свои цели. Само собой, энергии у них порядочно. Наши учёные поручились, что это лучшие дверные молотки в истории человечества; они мгновенно разбудят вас вне зависимости от того, как глубоко находится ваш подземный бункер.

Я уверена, что наш визит будет очень неожиданным, с таким-то лихим стуком, но данная джентльменская операция состоит из двух частей, и в ходе неё наше магическое подразделение впоследствии проведёт атаку.

Иными словами, кто бы ни придумал этот план, он сущий злодей. Это наилучшая похвала, которую кто-либо может дать офицеру Генерального Штаба.

Но как одной из людей, пристёгнутых к преисполненной погибели ракете, мне хочется плакать. Нам не нужно даже загораться, как «Бетти» — и внешнего взрыва хватит, чтобы нас укокошить.

Ну, в этом трагедия войны. Наверное, нам следует плакать. И нас, вынужденных атаковать, и людей, на которых мы охотимся, ожидает судьба харкать кровью изо рта в схватке не жизнь, а насмерть. В настоящий момент каждый на поле боя является жертвой — ещё одна слёзная трагедия войны. Несмотря на то, что она солдат, вынужденная сражаться, Таня фон Дегуршафф заявляет — мир священен.

Для солдат куда приятнее слоняться без дела в мире без войн. Если солдаты истекают потом и кровью, это означает, что страна забыла либо как носить пелёнки, либо как содержать сторожевого пса.

Хотя ситуация выходит из-под контроля, майор Таня фон Дегуршафф с грустью сдерживается от вздохов и возражений, напоминая себе, что должна стремиться выполнить свой долг. В данный момент я — солдат, а значит, должна исполнять свои воинские обязанности. А в современном веке дисциплинированному подразделению опаздывать непозволительно.

Утешая себя, Таня рассуждает: «По крайней мере, если история отметит это, она также должна будет упомянуть об атеизме на поле боя». Для меня это отличный шанс вписать свои верования в книги истории.

Если есть шанс оставить после себя опускающие Бога слова, тогда у Тани нет выбора, кроме как выполнять сегодня умопомрачительные фигуры высшего пилотажа для повышения по службе.

В конце концов, не существует такой вещи, как плохой пиар. Ну, полагаю, разница здесь в том, что вместо форумов, разжигающих флейм, гореть будет органика, по-настоящему. Даже если разновидности огней различаются, они достигнут одинакового результата, так что, может быть, мне не следует столь уж сильно об этом переживать.

— Пора работать, — проверяет Таня время и пересматривает планы.

Нет, времени на бесполезные жалобы уже не осталось.

Согласно расписанию, вот-вот пора готовиться нанести удар, так что Таня меняет приоритеты и быстро подтверждает шаги, которые ей необходимо предпринять. Скорость в норме. Установки форсажной камеры для заключительной фазы полёта также в порядке.

Пустой топливный бак, о возможности взрыва которого она тревожилась, отделяется, как положено.

Исходя из навигационной карты, Таня при помощи своих инструментов получает весьма точное представление о своём нынешнем местоположении — что весьма важно. Она беспокоилась о том, что в расчётах окажутся ошибки, или что ветер отклонит от курса, но её приблизительное местоположение практически совпадает с запланированным. Всё в пределах допустимых погрешностей.

— 01 — всем взводам. Сейчас мы входим в заключительный этап. Доложите.

Получая от своей роты при помощи направленных волн ответы, что проблем нет, Таня подавляет ряд эмоций и покамест кивает. Она много чего хочет сказать, но, по крайней мере, отвечающие за техобслуживание Фау-1 механики выполнили свою работу правильно. Ей нужно будет поблагодарить их за то, что аппараты не сломались и не развалились внезапно посреди полёта.

Опасаясь худшего, она выбила себе достаточное количество разрывостойких огнеупорных автоматических парашютов, разработанных для экстремальных условий, которые она использовала в деньки работы с «Элиниум Армс», и оснастила ими всю команду. Должно быть, удача улыбается нам, раз не придётся воспользоваться ими во время полёта.

…Нет, судьба — это то, что мы, люди, держим в своих собственных руках. Она совершенно точно не дарована нам по милости кого-либо другого. «Удача» — не совсем подходящее слово. Люди сами создали этот благоприятный исход своим заботливым техобслуживанием и тщательной приёмкой.

— 01 — всем взводам. Время пришло. Немедленно измерьте расстояние и рассчитайте свой угол захода.

Мир, в котором успех обеспечивается усилиями и руками людей… Вот идеальный мир. Неважно, насколько это непродуктивно, восхваление людей за то, что они ведут себя столь замечательно, не нуждается в отговорках.

— 05 — 01-му. Цель обнаружена.

— 09 — 01-му. Аналогично. Цель обнаружена.

— Чудесно. Все взводы, подтвердите, что приготовления к атаке завершены.

Редко бывает, чтобы война — и не только, честно говоря — шла согласно плану, но это отнюдь не невозможно. Если заранее приняты тщательные меры предосторожности, обстановка снисходительная, а неэффективность и безрассудство пресекаются на корню, тогда это может произойти.

Разве это не замечательно? Ура эффективности! Вот о чём я толкую.

— 01 — всем взводам. Переходим к фазе семь. Повторяю, переходим к фазе семь, — получив от своих людей подтверждение о том, что приготовления завершены, Таня переходит к следующему этапу.

Фаза семь, приказ на атаку.

В тот же миг, как она подаёт сигнал, члены роты катапультируются из своих Фау-1.

Из-за особенности тяги Фау-1 — двигателя, расположенного сзади, а не спереди, как в случае пропеллера — маги перед началом свободного падения катапультируются вперёд.

Параллельно, почти как приятный бонус, топливные баки и элементы кабины пилота начинают отделяться от ракеты; они будут играть роль камуфляжа.

Таня и другие маги смешиваются с этими выброшенными обломками при снижении. Совершать первый прыжок HALO* в истории — весьма рискованное дело.

Для дополнительной скрытности мы бросаем вызов пределам HALO. Обычно парашюты раскрывают примерно на 980 футах, но мы же маги. Мы будем падать с той же скоростью, что и обломки ракеты и затормозим прямо перед 250-ю. Скрываясь подобным образом, мы существенно уменьшим шанс того, что нас обнаружат.

Тем не менее, это означает очень малую вероятность обнаружения и только. План вообще не принимает во внимание нашу собственную безопасность. Этот выбор основывается исключительно на тактической необходимости.

Я не успокоюсь до тех пор, пока не вернусь обратно и не заставлю придумавшего это человека испытать его на собственной шкуре.

— Солдаты, да хранит вас Бог.

Она намеревалась пожелать своим солдатам удачи, но в итоге сказала то, чего нисколечко не хотела. Вот зараза.

Если я молю о защите это бесящее божество, то у меня, должно быть, и впрямь крыша поехала. Таня вынуждена причитать об этом, как об ещё одном аспекте трагедии и жестокости войны. Эти конфликты не сулят ничего хорошего для здоровой психики.

И я так, так сильно хочу, чтобы создатель Эллиниум Модель 95 отправился прямо в ад. Было ошибкой простить его просто потому, что он находился не в своём уме. Таня так хочет, чтобы он отправился в мир иной, что сама не прочь подсобить ему в этом.

Со всеми этими мыслями в голове, она добавляет ещё одно замечание.

— Ладно, джентльмены, оставим-ка Бога без работы!

— И правда, моя цель — самой стать себе спасением, — думает про себя Таня, неукоснительно следуя процедуре, и раскрывает парашют на предписанной высоте.

На мгновение, перегрузка от торможения совершенно невыносима. После такого я чувствую лишь благодарность за то, что у меня такое маленькое тело, испытав импульс от столкновения, который мне едва удаётся погасить при помощи техники приземления с парашютом. Я приземляюсь успешно благодаря своей защитной плёнке и присущей лишь магу стойкости.

— Наконец-то настал день, когда я применила технику аварийного приземления, которую вбивали мне на курсах воздушного маневрирования вычислительной сферой.

— Какого чёрта, — вздыхает Таня, выпуская пар мысленным избиением парня, придумавшего эту технику прыжка, пока освобождается от парашюта.

И всё же, похоже, что весь взвод без проблем коснулся земли.

Меня радует, что мы правильно усвоили приземление на пять точек тела.

— Я задавалась вопросом, что не так с инструкторами, которые добровольно выпихнули бы из самолёта ребёнка вроде меня — пусть даже лишь внешне. Но теперь я должна от всей души поблагодарить их. Когда вернусь, стоит отправить им весточку.

Подумав так, Таня содрогается: «Миссия. Сперва я должна справиться с ней». Она меняет ход мыслей.

Посчитав, что при приземлении собраться будет сложно, она дала всем указания работать в паре с любым, кто окажется поблизости. Так кто же тут рядом приземлился? Осматривая местность, Таня видит младшего лейтенанта Серебрякову, бегущую к ней. Похоже, приземление моего адъютанта прошло удачно. Разумеется, этого Таня и ожидала от своей матёрой напарницы; они были вместе с того раза на Рейне.

— 09 — 01-му. Приземление завершено. Потерь нет.

— Это 01, вас поняла. Доложите о результатах падений аппаратов для дополнительного ускорения.

— Это хороший знак, — улыбается Таня. К счастью, подразделение, по всей видимости, сохранило форму. Старший лейтенант Вайс, приземлившийся несколько дальше, оперативно докладывает, что установил контакт с остальными из роты. Хотя всё подразделение приземлилось отдельно друг от друга, реорганизация проходит без сучка и задоринки — чего может добиться лишь хорошо обученная группа.

— Почти все дверные молотки попали в яблочко. Единственная цель, по которой мы явно промазали — склад боеприпасов.

Но пока что всё шло гладко.

Для Тани, промах есть промах, но боеголовка, которая должна была детонацией склада боеприпасов ввергнуть в хаос охрану вражеского штаба, не справилась со своей задачей. Вот почему Таня не осуждает всех тех людей, слыша по радио, как они цыкают зубами. Она лишь вздыхает, думая про себя: «Я же говорила им сделать хоть один испытательный прогон».

К сожалению, она уже ничего не может поделать. Или, скорее, она должна быть рада, что при транспортировке едва проверенными пороховыми бочками они выполнили большинство запланированных задач, до сих пор никого не потеряв.

Вот почему на миг она колеблется, пытаясь придумать, как лучше всего продолжить. Безопасное прибытие одиннадцати её подчинённых было подтверждено по безопасному каналу.

Это явно хорошие новости, но поскольку нам не удалось подорвать огромный склад, предположительно — боеприпасов, враг, вероятно, не особо сбит с толку. Тем не менее, защитники, скорее всего, не осознали, что мы готовимся к атаке.

…Подводя итоги, мы всё ещё можем это исправить. Уничтожить тот склад боеприпасов до сих пор вполне возможно.

— Тогда у нет выбора. Я займусь ликвидацией склада боеприпасов. Вы, парни, уничтожьте всех защитников. У нас мало времени. Следите за расписанием!

— Это 09, принято. Могу я взять два взвода?

— Это 01, разумеется. 07, 12, идите со мной.

— 04 — 09-му. Формируем ударную группу.

— 02 — 01-му. Мы тоже в ударной группе.

Удовлетворённая быстрым сбором взводов, но всё же расстроенная плохими результатами падения Фау-1, Таня чувствует небольшое разочарование.

Её подразделение в хорошей форме. Они проникли на вражескую территорию без потерь и организационных казусов. Должно быть, эффективность и впрямь улучшает настроение людей. Видеть группу, способную умело выполнять приказы — просто загляденье. Проблема заключается в высокой вероятности того, что мы не вызвали тот хаос, на который было рассчитано это нападение.

Может, моя рота и в хорошей форме, но идти против вражеского КП с нетронутыми средствами обороны в наши обязанности не входит.

— Приготовиться к штурму. Я отправлюсь к складу боеприпасов, а всё остальное делайте по плану.

— Как нам разделить между собой цели?

— 09, ты берёшь B и C. Я возьму A.

Смирившись с высокой вероятностью ужасных потерь, Таня решает провести штурм — как будто у неё есть другой выбор.

Согласно данным, полученным накануне, имеются три вероятных местоположения комплекса генштаба Республиканской армии. Они рассчитывали, что хаос даст возможность правильно идентифицировать их цель — Фау-1 должна была разнести склад боеприпасов Рейнской группы армий Республики.

— …Пожалуй, я просила слишком многого.

Из-за того, что оснастившие нас люди — инженеры до мозга костей, они дали нам летающие объекты, вместо свободного падения использующие оставшийся пентаборан для запуска ускорителей и повышения скорости при контакте с землёй. Были бы хоть какие-то проблемы с массовым производством, если бы каждый промышленный продукт работал в точности по техпаспорту?

Любой, кто верит, что машины работают полностью согласно проекту, либо не имеет и понятия о том, каково находиться на поле боя, либо является разработчиком в лаборатории, закрывающим на всё глаза.

Конечно, согласно спецификациям, Фау-1 на заключительном этапе обладает скоростью в 1000 узлов. И действительно, Таня может поручиться, что они двигались никак не медленнее. Инженеры не врали, заверяя её, что прямое попадание с такой кинетической энергией разнесёт на куски даже ДОС.

Но инженеры и разработчики забыли одну важнейшую вещь. Да, Фау-1 физически может уничтожить что угодно, за исключением подземного убежища, укреплённого до параноидального уровня на случай ядерной войны. И учитывая, что подобных вещей в данном мире пока что не существует, это означает, что Фау-1 может уничтожить практически любую укреплённую позиции.

Но Таня думает о другом важном условии. Эти результаты возможны лишь в том случае, если Фау-1 совершит прямое попадание. Иначе говоря, если этого прямого попадания не будет, то энергия просто потратится зря.

…Как прискорбно, так бессмысленно выбрасывать на ветер столько разрушительного потенциала.

Должно быть, эта проблема возникла из-за того, что техперсонал пренебрёг экономической эффективностью. Что-то разделяющееся, вроде кассетной бомбы, сработало бы лучше. Если доберусь до базы, скажу пару ласковых тем ослам в техническом арсенале Имперской армии.

— Никаких признаков вражеских магических сигналов.

— Здесь тоже ничего.

— Ладно, сделаем это.

Тем не менее, пока что пора сосредоточиться на операции. Наш первый шаг решит всё.

Успех зависит от того, сможем ли мы атаковать до того, как враг среагирует. Судя по отсутствию вражеских сигналов, они, похоже, полностью сосредоточены на устранении последствий от ракет.

— Ну, это вполне логично.

В тот момент Таня почти сочувствует врагу. Похоже, никто и задумывался о непосредственном штурме. Здравомыслящий человек не ожидает, что люди оседлают снаряды или ракеты дальнего действия.

Иными словами, её первый шаг в определённом смысле будет довольно лёгким. Конечно, в штабе наверняка есть охрана. Но при равной численности…ну, её подчинённые помешаны на войне и заслуживают называться ветеранами даже с объективной точки зрения. Им по плечу уничтожить врага.

— 01 — всем взводам. Поглядывайте на часы. Десять минут — максимум, на что мы можем надеяться до появления Республиканского подкрепления.

Судя по слышимым звукам и всему прочему, что можно понять из ситуации, Республиканцы, похоже, и не догадываются о том, что происходит. По крайней мере, вместо того, чтобы собраться, они делают упор на ликвидацию последствий. Ну, они пытаются понять, как справиться, будучи впервые атакованными ракетами дальнего действия. Они так заняты, ломая голову над взрывами, что не заметили, как внутрь пробрались нападающие.

По-другому отсутствие магических сигналов не объяснить.

— 03 — 01-му. Я успешно перехватил сигнал. Он не закодирован.

Таня убеждается в этом, услышав доклад от человека, ведущего радиоперехват. Республиканцы действительно и понятия не имеют о том, что мы тут.

— Это хороший знак. Продвигайтесь с приглушёнными магическими сигналами. После атаки на штаб отступайте на полной скорости. Через десять минут после ухода подаём два сигнала для сбора.

— Так точно.

Удерживаясь от вздоха, она крепче сжимает оружие и летит к вражескому штабу вместе с остальными. Если б только её напарница Серебрякова облажалась с посадкой, Таня могла бы громко заявить, что не покинет того, кто служил под её началом со времён Рейнской битвы, и сделала бы вид, что занимается поисками, отправляя оставшуюся часть роты внутрь.

Нет, мне следует приберечь своё законное право устроить забастовку (как чернорабочей) на потом.

Сейчас правильным будет радоваться тому, что моя напарница так ощутимо выросла со времён Рейнской битвы или около того. Мне следует ценить любой рост человеческого капитала.

— Хорошо, мы входим внутрь.

Младший лейтенант, идущая за ней следом, выглядит такой надёжной, когда кивает, что Таня ещё глубже убеждается, что люди — великие существа, способные к росту и развитию. Тем временем она как можно сильнее приглушает свой магический сигнал и врывается внутрь.

Её подчинённые следуют за ней.

А оказавшись внутри, Таня обнаруживает лишь застигнутых врасплох вражеских солдат, вылупивших глаза.

Возможно проблема в том, что это тыловая база. Находящиеся здесь офицеры явно и понятия не имеют о том, как справиться с подобным замешательством. Хотя я не могу винить их.

Улыбаясь, Таня сметает Республиканских солдат «найденным» пистолетом-пулемётом, раздумывая о том, насколько он удобен в обращении, и продолжает продвигаться вперёд, устраняя их.

Мне немного не по себе от того факта, что многие их них не вооружены, но в конце концов, считать людей на базе участниками сражения и стрелять в них не противоречит международному праву.

Так что я должна просто спокойно ликвидировать врага. — Слово «враг» настолько удобное, что не требует обсуждения, — думает Таня, оглядывая подчинённых, и неумышленно улыбается.

Немедленно стрелять в ответ на три слова «Это враг! Огонь!» — вершина воинской дисциплины. Метод проб и ошибок поистине великолепен для улучшения эффективности в бою.

— Лейтенант, какова обстановка?

— Всё чисто! Проблем нет.

Получив от лейтенанта Серебряковой, следящей за тылом, именно тот ответ, который хотела, Таня довольно усмехается. Чудесно.

Для несущегося вперёд подразделения, не обнаружить никаких признаков того, что их преследует грозный враг — неожиданно хорошие новости. Я удивлена, но, кажись, прогноз Генерального Штаба о том, что штаб Республиканской армии будет хорошо охраняться, попал в молоко.

— Провал рационалистов. Они не могли поверить в то, что враг окажется настолько тупым. Ну, мне и самой следует соблюдать осторожность.

Рационалисты, работающие на Генеральный Штаб, считают штаб-квартиру краеугольным камнем структуры командования, тем, что следует защищать любой ценой, даже жизни. Согласно здравому смыслу Имперской армии, штаб Рейнской группы армий Республики должен обороняться как крепость. Так вот почему генералы Рудерсдорф и Зеттюр прибегли к данному плану скрытного нападения, который требует лезть из кожи вон для запуска воздушных магов в Фау-1.

И… Таня встряла в это, нервничая о том, что может их ожидать, но теперь, взглянув вокруг, эта тыловая база кажется ей на редкость расхлябанной.

Иными словами, Республиканцы полагали, что это место не станет полем боя. С виду…и опытных младших офицеров тут немного.

Так что мы можем быть чуть смелее.

Гражданское финансовое учреждение и то лучше охраняется. Управление электронными пропусками и радиометками в действительности весьма эффективно, и охранники более подготовлены.

— Что я могу сказать?… Полагаю, неплохо изредка быть опрометчивой.

От подобного остаётся только пожать плечами. Решимость «либо ты, либо тебя», встречающаяся у охранников гражданских финансовых учреждений — естественное следствие необходимости. В определённом смысле, всё работает по закону рынка.

В этом плане, с призывной армией примерно так и происходит. Нельзя особо рассчитывать на то, что охранники будут серьёзно относиться к своим обязанностям, когда они цепляются за надежду, что враги в тылу не появятся.

— Майор, взгляните.

— …Это ловушка? Нет, исключено. Неужели мы не в том месте? Четырёх слишком мало для охраны склада боеприпасов.

Когда встречаешься с неожиданным, то, само собой, нельзя предсказать, что случится. Я намеревалась подорвать вражеский склад боеприпасов, чтобы вызвать хаос, но…тут лишь четыре парня перед складом, выглядящим как цель. Мало того, что они похожи на военных полицейских, так ещё курят и болтают, нисколечко ни о чём не беспокоясь.

Какой военный полицейский курил бы прямо перед складом боеприпасов? Трудно представить таких приверженцев правонарушений в святая святых дисциплины в тылу. Иными словами, косвенные улики указывают на то, что ни одно из этих строений и близко не является чем-то вроде склада боеприпасов. Для взвода Тани это означает, что они двигались к ложной цели. Сизифов труд.

— Помните, они могут использовать оптический камуфляж. Есть какие-либо несоответствия коэффициента преломления?

— Нет. И никаких подозрительных сигналов тоже. Вероятно, те парни — это и вся охрана, майор.

— …В этот раз отдел разведки определённо постарался на славу. Ну, выбора у нас нет. Лейтенант, разнесём-ка эту штуку вдребезги и пойдём обратно, чтобы облегчить жизнь Вайсу.

— Поняла, майор, — кивает лейтенант Серебрякова.

Заряжая несколько формульных пуль в свой пистолет-пулемёт, Таня шепчет, чтобы они покончили со всем одной атакой.

Для дополнительной подстраховки, перед атакой я проверяю дважды, однако количество вражеских часовых настолько невелико, что равняется нашему. И они старые добрые пехотинцы. Единственное, что их крайне мало.

Ясно, так это не склад боеприпасов. Просто какое-то хранилище. В свете этого, легко понять, почему за нами никто не приходит. Судя по экипировке этих четверых, они — военные полицейские. Иными словами, они выставлены тут на страже чисто формально.

— Неужели это и вправду штаб-квартира Рейнской группы армий Республики? С трудом верится, учитывая, насколько вялая тут охрана.

— А, майор, эм, ну…

— Если есть что сказать, лейтенант Серебрякова, то давай выкладывай. Я не настолько недалёкая, чтобы отказаться прислушаться к дельному совету подчинённой.

— Есть, майор. Возможно…вражеские солдаты сосредоточены лишь на более важных объектах?

Лейтенант Серебрякова кротко выражает предположение. Но с этим замечанием Таня может согласиться. Если Республиканцев ни капельки не волнует, что в это место доберутся, тогда им наверняка не понять, с чего бы кому-то на него нацеливаться. Если бы я сама решала, сколько войск расположить на второстепенной позиции, а сколько — на ключевой, вывод напрашивался бы сам собой.

— Это очень даже возможно, но вот же незадача.

Таня вздыхает под давлением груза своего ближайшего будущего.

Что, если солдат врага нет поблизости не из-за его некомпетентности, а из-за того, что эта зона просто не особо важна? Это значит, что подразделение Вайса может столкнуться с куда большим сопротивлением, чем ожидалось.

В таком случае мы можем оказаться не в состоянии достичь цели, не выдержим бесконечные контратаки, и упустим возможность встретиться с субмариной.

Ни в чём из этого нет ничего хорошего.

— Ладно, лейтенант. Всё больше поводов торопиться.

Это наихудшее возможное будущее.

Нет, это ужасный исход, которого мы всеми силами должны избежать. Меня не интересует оказаться сбитой над морем или бродить тут вечно.

— Мы уничтожим их. Пошли. Быстренько ликвидируем этих парней, а затем вернёмся помочь остальным.

Итак, майор Таня фон Дегуршафф принимает решение.

Пока мы тут, обязаны делать то, за чем пришли.

Как говорится, сделанного не воротишь. Я намеревалась предоставить опасные штурмовые действия своим подчинённым и прикрывать их, но учитывая вероятность того, что кто-то настигнет нас сзади, возможно, не так уж и плохо ринуться в логово тигра.

Тем не менее, я не могу игнорировать цель прямо передо мной: это указанная точка. Для Тани, единственный выбор — действовать быстро.

Не смейтесь над моим бюрократичным складом ума. Даже если я взорву сей бесполезный объект, никаким достижением это не зачтётся. Зато мне хотелось бы обрушить весь свой словарный запас ругательств на отдел разведки за то, что он, судя по всему, заглотил ложную информацию и передал её. В настоящий момент, однако, эти жалобы ни к чему хорошему меня не приведут.

Так что нет смысла сейчас это обсуждать.

Поскольку у меня приказ уничтожить это место, будет нарушением субординации поступить иначе. Тане сильнее всего хочется закричать: «хрен вам!» Однако для неё, как для порядочного винтика современного общества, понятия права отказаться не существует.

Когда доходит до этого, пока у Тани есть приказ, неважно, что ещё произойдёт. Она обязана разнести это непримечательное бетонное строение вдребезги.

И если она ради этого должна устранить тех жалких четырёх охранников, то она не почувствует ни капельки вины.

В итоге, может, из оружия стреляет и она, но именно страна велит ей открывать огонь. Именно государственная власть управляет военным аппаратом. Не оружие стреляет в людей. Люди стреляют из оружия — и именно армия по указанию страны даёт им такой приказ.

Итак, нажатие на курок как всегда запускает из дула свинцовые пули, что приводит к вполне закономерному результату из четырёх комков белка, которые недавно были живыми.

— Чисто!

Кивая в ответ, Таня следует за остальным взводом, прикрыть их, когда они врываются через охранявшиеся военными полицейскими ворота, начиная штурм. Её подчинённые продвигаются с великолепным мастерством. Несмотря на бесполезность цели, заходят они осторожно, что обнадёживает.

Таня сама прикрывает их атаку. Она готова к перестрелке, а с пистолетом-пулемётом маневрировать в помещении ей наверняка будет легко.

Она уже свыклась с оружием, экспроприированным у того офицера Альянса Энтент, чего вовсе не ожидала. Оно лучше подходит её телосложению, чем винтовка, хотя она не особо горит желанием признавать такое преимущество.

Так или иначе, после штурма этого места Таня и её команда должны были праздновать победу, но вместо этого объяты разочарованием. Всё ещё ошарашенные, Поскольку делать больше нечего, они, всё ещё ошарашенные, переключаются на поиск цели внутри здания.

Как и ожидалось, здание, можно сказать, пустует почти без каких-либо признаков деятельности.

Или действительно просто порожнее.

Похоже, его содержат в чистоте, но внутри практически ничего нет. Когда Таня вздыхает и говорит, что им следует хотя бы просмотреть записи, то натыкается на зону, которая, по-видимому, использовалась как офис. Все приклеенные к стене записки и календарь — реликвии почти годичной давности.

К тому же, шкафы и сейфы, которые должны быть надёжно закрыты, оставлены нараспашку. Таня и её солдаты обыскивают данное место, но все находки указывают на то, что оно заброшено. По-видимому, эта зона была закрыта давным-давно, так как находится слишком далеко от основной базы.

Полагаю, это просто полный провал со стороны отдела разведки.

Нет, не то чтобы я хотела выигрышный билет лично себе, поэтому не огорчена тем, что тут нет врагов. Я просто думала, что если нам удастся взорвать склад боеприпасов, то мы сможем посеять панику, поэтому слегка разочарована.

— Значит, «повезёт в следующий раз», да? Ну ладно. Это расточительство, но нам приказано подорвать это место. Разнесём-ка его.

— Поняла. Тогда я на всякий случай постою на страже.

— Хорошо, лейтенант Серебрякова. Дайте знать лейтенанту Вайсу, что здесь была пустышка, и её уничтожение ничем ему не поможет. Разберёмся с этой целью и направимся к следующей.

— Так точно.

— Ладно, я прикрою наше отступление… Погодите-ка, магический сигнал?!

В тот момент бдительность Тани можно было описать как рассеянную — редкий случай. Ситуация полностью отличалась от ожидаемой ею суровой битвы с яростным сопротивлением. Вопреки опасениям Тани, что враг использует каждую свободную секунду для подготовки, устранение стражников потребовало так мало усилий, что из-за него она отбросила свои инстинкты. Вот почему она упустила то, что находилось прямо у неё под носом, несмотря на свою дальновидность.

В тот момент Таня захвачена врасплох.

Но, в общем-то, на этом и всё.

Внезапно стена раскрывается, кто-то выпрыгивает оттуда, и как только её мозг обрабатывает эту информацию, она выносит решение на месте. Это не «кто-то». Здесь вражеская территория, поэтому ей не нужна какая-либо другая информация, чтобы оценить ситуацию.

Только она признаёт человека врагом, как тут же пропускает через себя информацию о появлении противника. Затем, как только тот бросает враждебный взгляд в её сторону, она вмиг отвечает с почти механической точностью.

Она пихает интерференционные формулы в пули и тут же стреляет. Её пистолет-пулемёт успешно зачищает комнату.

К счастью, вражеский маг, выскочивший, как чёрт из табакерки, рассчитывая на преимущество с элементом внезапности, поставил лишь слабую защитную плёнку. Вот почему Таня смогла пробить её лишь 9-мм патронами и бронебойными формулами, вгоняя множество выстрелов в беззащитную человеческую плоть и легко выводя цель из строя.

— К бою! Зачистить комнату!

Трое остальных живо наставляют оружие на вражеского мага, который наклонился вперёд и упал из-за шока от выстрелов.

Я тоже маг, поэтому знаю, какие они. Маги крепче, чем кажутся, и слишком оптимистично думать, что можно завалить одного из них лишь горсткой пуль.

Живой маг подобен гранате с извлечённой чекой. Пока он ещё дышит, расслабляться нельзя. Если у него появится хоть малейшая возможность, он может в качестве последнего средства подорвать себя.

Иногда маги умирают слишком поздно, но слишком рано — никогда. И поскольку Таня вбила этот урок подчинённым, они быстро лишают вражеского мага шанса на контратаку.

Завершив неожиданный бой, Таня со своими солдатами немедленно наводят стволы на потайную дверь, из которой маг появился, и приступают к её изучению.

На мгновение ей щекочет нервы беспокойство о том, что могут появиться ещё солдаты. Но в том пространстве так тихо, что они могут слышать лишь собственные лёгкие движения и сопутствующий шорох экипировки. Признаки каких-либо изменений отсутствуют.

— …Не ожидал, что будет настолько глубоко! — с цоканьем языком докладывает проверяющий дверь подчинённый, отпихнув ногой труп мага.

Дверь была крайне искусно замаскирована. Она, похоже, ведёт под землю. И, по-видимому, довольно глубоко.

— Насколько глубоко там?

— Взгляните, мэм.

— Дай посмотрю.

Даже у Тани перехватывает дух, когда она смотрит в туннель, кажущийся бесконечным. Дульная вспышка даже до дна не доходит.

Лестница идёт необычайно глубоко. Даже если бы это здание подверглось прямому попаданию бомб или снарядов, этот подземный комплекс, вероятно, остался бы невредимым. Ему, возможно, даже удалось бы выдержать 280-мм снаряды железнодорожного орудия. И судя по тому, как спрятан вход, при его строительстве, похоже, и впрямь проявили много заботы.

Если бы тот маг не выскочил, мы никогда не узнали бы, что здесь что-то есть. Учитывая, насколько тщательно тут всё выстроено, не могу не ощутить маниакальную подготовку, присущую лишь агентам разведки. — Возможно, отдел разведки был прав, а моё чувство, что здесь ничего нет, ошибалось? — пересматривает Таня свою мысленную оценку его команды.

Разумеется, я всё ещё понятия не имею, как они могли спутать его со складом боеприпасов, так что в целом сочту это за их ошибку. Не хочу сказать, что отдел разведки полностью некомпетентен, но он совершает достаточно ошибок, так что нельзя полагаться на их данные, когда это необходимо.

Тем не менее, враг облажался, а мы — нет.

Это даёт нам большое преимущество. И так понятно, что результат в большой степени зависит от того, кто сделает первый шаг. В любом состязании — не только в войне, но и в борьбе за выживание — облажавшийся должен нажить себе проблем. Наверняка это закон природы.

— Быть может, мы наконец-то что-то обнаружили, лейтенант.

— Но оно не особо похоже на… — у лейтенанта Серебряковой, вероятно, застревают в горле слова «склад боеприпасов», но она права.

Разумеется, Таня и сама не имеет ни малейшего намерения называть это место складом боеприпасов, так что кивает в ответ.

— Да, но это нечто. Иначе с чего бы они не поленились так хорошо это скрыть? Эй, как там направленный микрофон? Что-то слышно?

— Звуки от множества источников. Вероятно, голоса.

— Бинго! — хочет выкрикнуть Таня, ликуя тому, как враг записывает на свой счёт ещё одну ошибку, однако смотрит на своего адъютанта с самодовольной ухмылкой, как бы говоря: «Знаешь, что это значит?»

Неважно кто там внизу, если они скрыты подобным образом, то наверняка разрабатывают секретные планы. Это сочная цель.

Для того, чтобы лейтенант Серебрякова и остальные поняли, ей не требуется больше ничего говорить.

— Можешь разобрать разговор?

— Это весьма трудно. Они довольно далеко…и судя по звуку эха, там какой-то лабиринт.

Все увлечённо подслушивают, но к несчастью, звуки, которые мы так стараемся уловить, из-за эха содержат слишком много шума, чтобы дать подсказку.

…Мы не можем различить слова, однако слышим их.

И используя звуки вместо сигнала сонара, мы можем сказать, что они довольно глубоко внизу. Таня быстро взвешивает риск и решает, что врываться внутрь слишком опасно. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, но в настоящий момент нет никаких причин лезть из кожи вон ради конкретно этого «шампанского».

Даже если предположить, что ловушки там нет, враги в худшем случае могут отчаяться и самоуничтожиться, и бежать будет некуда. Таня уверена — будет ошибкой полагать, что парни, засевшие в этом подвале, собираются поступать согласно здравому смыслу.

Я обязана быть готовой к наихудшему сценарию: группа смирившихся со своей смертью магов обрушивает масштабные формулы и сметает моих напарников вместе со мной. Проникновение в подземное гнездо вражеских магов для сражения в ограниченном пространстве — сущий кошмар.

— Однако, — тут Таню охватывает странное чувство — не может такого быть. Но когда она проверяет трижды, наверняка достаточно, то не обнаруживает почти никакого магического сигнала. Разумеется, существует вероятность, что они просто слишком глубоко внизу, чтобы их засечь, но…

— Лейтенант, я не улавливаю никаких магических сигналов. А ты?

— Нет, мэм.

Она даже поручает Серебряковой проверить, но результат тот же.

…Значит ли это, что они не готовы к быстрому реагированию? Или, может быть, это место напичкано лишь личным составом без магических способностей? Как ни крути, кажется разумным предположить, что там нет магов с активными оборонными оболочками и защитными плёнками.

Что означает…мы можем особо не париться. Есть даже ход, обычно неэффективный против магов, который прекрасно сработает в данной ситуации.

Это кое-что, чему она научилась в Нордене. Хоть нейтрализовать ядовитый газ при помощи своей защитной плёнки и возможно, маги всё равно являются живыми существами. Их таланты всё ещё не позволяют им защититься от яда прежде, чем узнают о его присутствии.

Посему.

— …Мне хотелось бы взять военнопленных, но у нас нет времени. Выбора нет. Уничтожить их.

— Мы будем атаковать?

— О, точно, ты не была в Нордене. Есть кое-какая техника, которой мы можем воспользоваться. Знать её весьма удобно, так что я тебя научу, — вполголоса говорит Таня, с улыбкой давая своей многообещающей подчинённой небольшой совет, словно хороший босс, — слушай, лейтенант. Моноокись углерода довольно эффективна в закрытом пространстве вроде этого. Либо, если делаешь упор на скорость, создай водород и брось в него спичку.

— …Но разве простого взрыва хватит для… А, кислород, да?

— Именно. Кислород реагирует легче, чем ты думаешь. Нужно быть очень осторожным, чтобы не задохнуться в ограниченном подземном пространстве вроде этого.

Пребывание под землёй означает, что весь имеющийся кислород выгорает от одного-единственного взрыва. У людей есть удивительная склонность забывать об удушье, но оно очень коварно.

Вообще-то, в закрытом пространстве сам по себе взрыв уже представляет достаточную угрозу.

Даже при наличии множества путей для бегства взрыв и плохой состав воздуха достанут тебя до того, как сможешь ими воспользоваться. Если мы сначала создадим водород, а затем запустим взрывную испаряющую формулу зажигательного типа, она лишит их всего кислорода — идеально. Я не ожидала многого от этого склада, но нам и впрямь удастся добиться довольно неплохих результатов.

— Мы собираемся выжечь кислород. Подготовить формулы. По моему отсчёту.

Создавая формулы, мы сдерживаем их проявление, как только можем. Мы не хотим позволить врагу заметить нас. У заклинания с максимально затянутой интерференцией отличный эффект неожиданности при весьма малой заметности.

Разумеется, я не отрицаю, что применять их подобным образом — сплошная морока, и по данной причине эта техника нечасто используется в реальном бою. Куда предпочтительнее подготавливать формулы обычным способом, учитывая время и усилия, требуемые для их сдерживания.

Но эта техника незаметна, а посему оптимальна для скрытных атак. Жаль, что из-за требуемых усилий она не особо используется в стычках или в сверхмобильных боевых действиях; даже маги находят крайне трудным защититься от формул, проявляющих себя лишь непосредственно перед воздействием.

В любом случае, маги в подобном месте в тылу наверняка обладают лишь теоретическими навыками кооперации. Не могу представить, чтобы они обладали опытом противодействия коварным методам атаки, выработанным в необычной окопной войне.

— Три, два, один, поехали!

Она применяет и направляет формулу одновременно с возгласом.

Испуская сильный магический сигнал, она подготавливает следующую формулу, пока в дальних уголках подвала бушует жар.

Как воинская часть ветеранов, обученных вести сверхмобильные боевые действия, 203-й воздушный магический батальон специализируется на скоростной стрельбе и быстром применении заклинаний. Они стараются максимизировать эффект, умело применяя молниеносные серии зажигательных формул напалмового типа.

Враги, со своей стороны, имеют лишь два варианта: взлететь на воздух или сгореть, которые не особо отличаются между собой и приводят к практически одинаковому результату.

И как только дело сделано, правильным будет сразу смотать удочки. Говорят, лишь глупые птицы обсирают гнездо при уходе, однако мы его сожжём. Таня на всякий случай выпускает ещё одну, последнюю, зажигательную формулу, уводя оттуда подчинённых.

Ведь, как неоднократно отмечалось, у неё нет времени.

Лимит времени звенит у неё в голове подобно будильнику. Расписание настолько сумасшедшее из-за того, что Генеральный Штаб переоценил реакцию врага.

У нас есть жалкие десять минут, и ни секундой больше. Из-за этого расписание штурма вражеского штаба крайне сжатое.

А десятиминутный лимит установили, исходя из оценки того, сколько времени у нас будет в запасе. Если мы хоть немного задержимся, объявятся местные вражеские войска, навести порядок. И тогда наши перспективы обеспечить себе отступление станут неутешительными.

Неважно, насколько охрана расхлябана, я не хочу цепляться за оптимистичные фантазии, что и ближайшие войска такие же, а затем угодить в окружение.

Вот почему нам нельзя терять время. Выстрелим всё, что у нас есть в качестве прощального подарка, а затем свалим из здания. Наверняка к сему времени Республиканская армия уже поняла, что мы атакуем.

Двигаясь внутри сооружений парами, мы прикрываем друг друга в качестве меры предосторожности против преследования, но я нахожу досадным терять время даже на это.

— Майор, лейтенант Вайс говорит, что в местоположении C цели тоже не было.

— Поняла. Дерьмо. Нам нельзя рассчитывать на то, что противодействие будет сильно подорвано. Скажи ему позаботиться о B любой ценой, а мы поразмыслим над тем, как разобраться с A.

— Так точно.

А затем, хоть и поздновато, враги начинают контратаку. Вот бы они вели себя хорошо ещё парочку минут!

К счастью, в отличие от фронта с окопами и ничейной земли, в этих строениях полным-полно легковоспламеняющихся материалов. Таня замечает, что вражеские солдаты используют в качестве укрытий здания, а не землю, и решает: «Давайте поверим в свои оборонные оболочки и защитные плёнки, и сожжём это место дотла!»

— Внимание! Мне нужно три залпа взрывными испаряющими формулами! Цель — 360 градусов вокруг нас.

— Мы же поджаримся заживо!

Замечание лейтенанта Серебряковой с выражением полнейшего шока на её лице наполовину верно. Применение взрывных испарительных формул посреди вот так расположенных зданий немного походит на поджигание самих себя.

— Но вражеские солдаты поджарятся первыми! Выполнять! — кричит ей Таня в ответ с дерзкой ухмылкой.

Должно быть, эти слова наконец-то напомнили им об их положении. Недолго думая, лейтенант Серебрякова начинает создавать формулу прямо позади меня.

То, что маги не так хорошо горят, как пехота — простая истина. Как славно быть огнестойкими.

Формулы, разлетающиеся во все стороны по приказу Тани, сжигают дотла всё вокруг.

Огонь распространяется довольно быстро, но к счастью паникующие Республиканские солдаты слишком заняты, чтобы обращать на нас внимание, так что я назвала бы это хорошей работой.

Поскольку было бы глупо жариться в собственном огне, Таня пользуется отсутствием сопротивления, чтобы продолжить продвигаться.

Вылетая из языков пламени, уже начавших лизать близлежащие здания, она спешит убраться восвояси в сопровождении своих солдат.

Вероятно, с первого взгляда кажется, что мы спасаемся от огня. Для Республиканских солдат это их дом; наверняка не у многих людей здесь есть яйца стрелять в бегущих от огня, едва завидев их.

— Разумеется, отчасти мы и в самом деле мы бежим, поэтому наша игра близка к реальности, — думает Таня, вздрагивая.

В любом случае, насколько она может судить из разрозненности Республиканской армии, та нисколечко не ожидала атаки.

Действительно, мы ожидали, что враги будут готовы к организованному бою, но когда атаковали, там оказалась полная мешанина, с иногда встречающимися смельчаками, храбро оказывающими сопротивление по собственному усмотрению. Честно говоря, они принимают бой сумбурным и крайне дезорганизованным образом.

Будь это Рейнский фронт, артиллерия засыпала бы снарядами любые места, где, по мнению врагов, мы прятались бы. Но, полагаю, на данной тыловой базе они поступают иначе? Может быть, это культурные отличия.

— 01 — всем подразделениям. Цель A уничтожена. Время истекло. Доложите обстановку и статус.

— Атака на цель B увенчалась успехом. Вот так передряга была.

Хм, выходит, штаб располагался в точке B. А в C — какое-то складское сооружение. Так или иначе, раз нам удалось разнести их штаб, то можем рассчитывать на некоторую суматоху. К счастью, даже если соседние войска и соберутся, то не смогут сказать, каким путём мы ушли.

— Поняла. Мы отступаем. Уходим на полной скорости. Направляемся на север. Запустить сигнальные огни через десять минут.

Полагаю, нам не нужно осторожничать; мы можем просто убраться оттуда и сесть на субмарину. Так или иначе, как только отсюда свалим, мне нужно будет доложить о своих достижениях в Генеральный Штаб.

Блин, я явно работаю далеко за рамками своего оклада. Лучше бы им в следующий раз приготовить для меня сочненький бонус. А, и мне также нужно рекомендовать своих подчинённых на награждение.

24 МАЯ, 1925 ГОД ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ, СОДРУЖЕСТВО, УАЙТ-ХОЛЛ*

Рождение на континенте не встречающей оппозиции сверхдержавы никак нельзя было позволять. Столкнуться с подобным положением — геополитический кошмар для Содружества.

Такова была основа внешней политики Содружества.

Вот почему с тех пор, как Империя показала себя в роли недавней восходящей силы, она стала для этих людей головной болью. На публике они проявляли понимание, когда доходило до самоопределения наций, однако про себя тревожились относительно стран, которые были слишком сильными.

И в действительности этот человек относился к вышесказанному весьма серьёзно. Нет, он, наверное, относился к этому серьёзнее всех в Содружестве — как к вызову судьбы для славного Содружества, нации, избранной Богом.

Поэтому когда мощная Империя начала огрызаться на другие державы, чтобы пробиться через их шаткое окружение, он представил себе наихудший вариант развития событий, из-за чего затрясся от гнева.

Она была слишком опасна. И когда военные в Содружестве увидели, что Империя искусно оборонялась даже против нападения Республики (практически неожиданного к тому же), то пришли к нему в шоке, обсудить начистоту, что делать.

До того момента всё было хорошо.

— Вы что — дебилы? — орал он про себя, со злостью погрузив сигару в пепельницу. Он выдохнул дым, мысленно понося тупоголовых джентльменов и их смехотворную растущую эйфорию всеми матами, какие только мог представить. Ему оставалось лишь отчаиваться, когда каждое увиденное им лицо расплывалось в весёлой улыбке.

На днях Имперская армия отступила для реорганизации фронта, покинув Низины. И теперь даже его друзья давали комментарии с полнейшей уверенностью об исходе войны. Находились даже озабоченные светским обществом идиоты, утверждающие, что если бы война поскорее закончилась, то они смогли бы растопить лёд в отношениях со старыми друзьями из Империи.

Он просто не мог в это поверить. Даже острейшие газетные критики и скептики подвергали сомнению способность Империи продолжать сражаться, утверждая, что её вооружённые силы весьма уязвимы.

Посему он осуждал облегчённые вздохи всех остальных.

И ключевые фигуры Содружества нередко подвергались его жалобам и презрению. Тем временем их вздохи эхом раздавались в стенах Уайт-холла, выражая облегчение от того, что баланс сил восстановится.

Благородные джентльмены, сидящие за игрой в карты и обсуждающие, как война наверняка близится к концу, служили свидетельством тому, насколько расслабленным стало Содружество. И это — реакция на ужасную перспективу того, что Империя захватит господство на континенте? Гладкое наступление Империи означало крах их плана по уравновешиванию сил. Идея противостояния морской страны континентальной мощи в одиночку напомнила дворянам об их худших кошмарах.

Но да — «напомнила». Теперь обо всём этом говорили в прошедшем времени. Несмотря на стремление держать себя в руках, все ухмылялись и болтали. Причиной раздающегося смеха было их предвосхищение светлого будущего, свободного от кошмаров безопасности станы.

Посему подобных ему людей, поднявших шум насчёт продолжающейся угрозы, которую представляет Империя, держали на расстоянии вытянутого рукава, пусть и косвенно. — Ой, да ладно, неужели вы и впрямь заинтересованы обсуждать уже решённую проблему? — приходили мягкие, окольные упрёки. Очевидно, безудержная эйфория и сопутствующий ей оптимизм добрались даже до политиков, которым следовало бы быть Макиавеллистами*. Вот же кучка радостных дураков!

Итак, нетерпеливый и рассерженный, он был вынужден присутствовать на ещё одном правительственном заседании.

— Что ж, джентльмены, похоже, наша подруга Республика сделает это за нас.

До каких-то последних нескольких дней премьер-министр был охвачен горем, муками и страданиями. Но сегодня он снова раскинулся в своём кресле, потягивая сигару.

Если он и не скрывал свою удовлетворённость, то уж точно показывал, что сдерживает выражение лица. Тем не менее, для всех министров с первого взгляда на его весёлое расслабленное лицо и необычайно накрахмаленный костюм было очевидно, что он находился в хорошем настроении. По его спокойному виду и отсутствию тёмных кругов под глазами они все могли сказать, что спал он хорошо.

Это основательно усугубило и без того повышенные чувства этого человека. Он с сожалением был вынужден признать, что независимо от того, как нынешний премьер-министр справился с проблемами внутри страны, на его политические способности в отношении иностранных дел полагаться нельзя.

Этому человеку полагалось защищать страну, избранную Богом.

— В любом случае, — мрачно оглянулся он в неверии на самодовольные лица министров.

— Ну, это ещё далеко, но…скоро мы сможем провести выходные вместе со старыми знакомыми в кафешках Республики. Может, я и люблю свою страну, но вина мне не хватает.

— В самом деле. Было тяжело идти без тонкого аромата тех галеток.

Большинство кивнуло на сказанное шёпотом замечание пожилого министра, сидящего напротив премьера, показывая, что все они чувствовали — возвращение к норме уже не за горами. Лишь один человек находил их оптимизм трудным для понимания.

Для остальных, однако, это был предрешённый вывод: докучливая война скоро завершится. Когда это произойдёт, паромное сообщение между Содружеством и Республикой восстановится, вот почему они могли вести эти непринуждённые разговоры о попивании вина с галетками на побережье Республики.

Вдаваясь в крайности, всем этим министрам не терпелось вкусить сладкую радость свободы. Отсюда силы на кривые улыбки в сторону плохой кухни их страны.

Разумеется, никто не зашёл так далеко, как сказать, что война действительно окончена. Как бы расслабленно все, за исключением этого человека, ни выглядели, они не забыли о том, что Имперская армия всё ещё существовала. Она пока что не была уничтожена.

Но стоило ей потерять индустриальную базу, необходимую для продолжения войны, её судьба фактически была решена. «Неважно насколько сильны её солдаты, они не смогут изменить результат», — отзывались министры, словно знали наверняка.

— В свете этого, джентльмены, сосредотачиваясь на том, что произойдёт после войны, нам следует планировать интервенцию. Восстановление баланса сил повлечёт за собой массу трудностей.

Премьер-министр и все остальные намекали, что поскольку итог войны им известен, то они могут перейти к следующему вопросу. Для них проблема заключалась в форме, которую примет мировой порядок после падения Империи.

— Наши друзья несли почти всё бремя на себе. Нельзя же нам просто наслаждаться плодами их труда. Нам следует чуточку помочь им.

— У нас всё ещё имеется проблема с Федерацией, а также кредит от Единых Штатов. Не могли бы мы просто использовать улучшившуюся ситуацию с государственной безопасностью, чтобы ограничить военные издержки?

Некоторые даже заранее праздновали победу, утверждая, что пора прояснить позицию Содружества, и что сейчас есть шанс извлечь лёгкую выгоду.

— Для этого всё ещё немного рановато. Не использовать ли нам свою незаинтересованную позицию, чтобы организовать переговоры о мире?

— Согласен. Нам следует приказать каждой службе провести предварительные изыскания о мирном договоре. Пусть также наш флот показательно намекнёт Империи, что если она быстро не заключит мир, то станет нам врагом.

Даже люди с весьма приземлённым мнением разговаривали так, словно война скоро окончится.

— Что если ударить их Королевским флотом? Да, конечно. Наверняка даже Империя прекратила бы своё отчаянное сопротивление, если бы дошло до сражения с мощнейшей в мире морской силой и известнейшей в мире сухопутной армией.

— Да, они — отвратительная кучка рационалистов, вот они кто. Будь они способны понять, что наше вмешательство значит, то, вероятно, подписали бы мирный договор ещё до того, как нам пришлось бы вступить в бой.

— Это до смешного оптимистично.

В тот момент этому человеку уже не оставалось иного выбора, кроме как влезть в разговор, что побудило его встать.

— Лорд Мальборо? Хотите что-то сказать?

— Извините, что перебиваю, премьер-министр, но не следует ли нам попытаться ступить на землю? Я никогда не думал, что придёт день, когда я буду вынужден сказать вам, джентльмены: «Lauso la mare e tente’n terro» («Уважайте море, но продолжайте крепко стоять ногами на земле»).

— Лорд Мальборо, странновато спрашивать у вас это, учитывая, что морские силы находятся в вашей юрисдикции, но наш флот обладает не средневековыми галерами, а линкорами вплоть до класса супер-дредноут, разве не так?

Он осознал, что саркастичный малый понял контекст не в том значении, которое он имел в виду. Так что этот человек, Мальборо, снова поднёс сигару ко рту, сделал затяжку, и уверенно возразил.

— Советник Лолуйд, прошу прощения, но вам не мешало бы любезно понять простой смысл, а не отвлекаться на контекст. Решающий удар по Империи мы можем нанести лишь при помощи нашей сухопутной армии. Она — сухопутная страна, поэтому угроза морским путям не причинит ей существенного вреда.

— Лорд Мальборо. Признаю, ваши слова верны. Но даже так, Империя вскоре потеряет западный промышленный регион. Как она будет воевать после того, как это случится?

К сожалению, его идеи смогли найти поддержку лишь с чисто военной точки зрения. Как Лолуйд саркастично отметил, если Империя утратит западный промышленный регион, содержащий крупнейшую производственную базу страны, то потеряет почву под ногами для продолжения войны.

— Как только это произойдёт, Империя наверняка сложит меч, — Мальборо мог об этом догадаться, даже если оно не было высказано вслух.

— Если позволите мне говорить в моей компетенции как Канцлера казначейства, и Империя, и Республика практически истощили свои финансы. Просто представьте, как они тратят на том же уровне в течение ещё нескольких месяцев. Они же окажутся по уши в долгах после прекращения вражды и будут вынуждены сорок лет выплачивать их.

Он говорит о том, что следовало бы назвать крупнейшим заблуждением из всех: о финансовых ограничениях. Что бы ни произошло, Империя и остальные участвующие в войне страны разорятся. Потянувшись за чаем со словами «Вздор!» Лолуйд уверенно предположил, с ноткой строгости Содружества, что будет глупо присоединяться к войне, в которой все влезают в долги.

— Ну, мы ведь всё равно в итоге собирались присоединиться, так что будет досадно сделать это слишком поздно. Покамест приготовьтесь отправить флот. Давайте также прикажем армии готовиться к экспедиции.

Мальборо не мог понять праздное отношение остальных; они, похоже, не осознавали серьёзность ситуации, или насколько велик была предстоящий триумф. Разрешение на «подготовку», словно она — оправданный шаг? С его точки зрения, уже слишком поздно для неё.

— Извините — если это приказ, то я прикажу флоту быть наготове, но неужели вы и впрямь думаете, что Империя станет позорно отступать и стерпит мирный договор? Не говорите мне, джентльмены, что все вы всерьёз верите в это!

И поэтому Мальборо орал во всю глотку с покрасневшим от гнева бульдожьим лицом. Ему хотелось крикнуть им: «Хватит шутки шутить!» В то же время он знал, что его наихудший прогноз отнюдь не смешной.

Обращённые на него холодные взгляды служили доказательством, что все они разделяли одно и то же мнение: «Готовиться к развёртыванию? Ты должно быть шутишь».

— Если уж на то пошло, самое трудное будет после него. Разве нам не следует обсуждать послевоенное восстановление? Откуда появятся деньги на то, чтобы отстроить Альянс Энтент и Дакию? Мне хотелось бы, чтобы вы подумали о балансе нашего золотовалютного резерва. Какими бы дельцами мы ни были, я не уверен, что мы сможем оплатить все эти счета за восстановление.

— С другой стороны, мы не хотим, чтобы нас заполонили красные-анархисты. Вот так головная боль. Нам необходимо принимать во внимание вещи, на которые способна Федерация.

Разговор Канцлера казначейства и министра внутренних дел звучал так, будто всё уже решено; они и словом не обмолвились о необходимости дальнейших дебатов.

Разумеется, в чём-то они были правы. Они уделили куда большее значение вопросу того, как разобраться с ситуацией после войны, поскольку искренне беспокоились, что истощённые финансы и экономическое смятение в стране развяжут руки проискам коммунистов.

— …Лорд Мальборо, вы хотели ещё что-то сказать? — несколько раздражённым голосом премьер-министр прояснил свои мысли: «Этот вопрос закрыт, так почему же ты до сих пор треплешься о нём?»

— Разумеется, консультировать друг друга о послевоенных делах хорошо, но мне бы хотелось напомнить вам, что всё это наступит лишь после того, как мы завершим маленькое, по вашему, джентльмены, мнению, дельце. Теперь-то, я надеюсь, мы можем начать составлять план отправки войск?

— Раз мы отправляем войска, то нам следует не забывать об Имперском флоте. Иными словами, флоту надо отправить эскорты бок о бок с сухопутными частями. То есть план за вами, лорд Мальборо. Можете составить его по своему усмотрению.

Премьер-министр, сытый по горло всем этим разговором, судя по его голосу, охотно дал разрешение, позволив Первому лорду Адмиралтейства действовать на своё усмотрение. Его мысли были заняты совсем другим — намерениями разрешить внутригосударственные проблемы, особенно одну серьёзную на севере, поэтому он испытывал сложные чувства насчёт того, что приходится уделять время иностранным делам.

Проще говоря, преобладающее в зале настроение было той ещё занозой для Первого лорда, с виду готового совать нос в войну в поисках славы.

— Тем не менее, лорд Мальборо, хоть я и понимаю, что это не в вашей юрисдикции, но знаете ли вы, сколько пехотных соединений нам доступно для отправки морем? Семь дивизий, и ещё одна кавалерийская. Мы не можем перевозить местные силы самообороны морем. Что вы вообще планируете сделать со столь малым количеством войск?

— Они могут умереть вместе с Республиканцами, разве нет?

Премьер-министр сделал это замечание с озлобленностью, подходящей лидеру страны со связанными руками, и моментально был шокирован решительным ответом герцога Мальборо.

— Умереть вместе с Республиканцами?… Хочешь сказать, это причина посылать молодёжь на поле боя?

В то же время, однако, собравшиеся министры поняли политический контекст. Если бы солдаты Содружества вошли в ряды солдат Республики, и в конце своего марша вместе пали бы от атаки Империи — пусть даже один человек из Содружества — то оно не смогло бы пойти на попятную.

— Прошу прощения, Ваша светлость, но почему проливать кровь за Республику должны мы? Почему бы не позволить Республиканским холопам пахать на стабильность континента, а затем тактично собрать их урожай?

— Не то чтобы я обязательно соглашался с министром внутренних дел, но я не собираюсь прыгать в огонь, который могу погасить.

И вот министры морщат брови в раздумьях, гадая, с чего бы кому-то сомневаться в том, что держаться подальше от этой нелепицы лучше всего послужит интересам Содружества.

— Так наибольшее заблуждение в итоге оказалось верным? Война уже настолько разрослась, что не стоит затрат. Она будет бросанием денег на ветер. Вы смотрели на финансовые показатели воюющих стран, сведённые воедино Канцлером казначейства?

— Чепуха! Они не могут продолжать эти нелепые расходы вечно. Почему мы должны бросать деньги на ветер подобным образом? — имелись у них подкреплённые цифрами сомнения; в определённом смысле они были правы.

— Канцлер, вы уверены, что тут нет ошибки?

— Да. Воюющие государства уже полагаются на внутренние облигации и иностранные займы. Единые Штаты, в частности, в значительной мере финансируют войну; их влияние стремительно расширяется. Империя и Республика не являются исключением — даже после разработки временных мер, бросив большую часть государственного бюджета на войну, они всё равно испытывают нехватку.

— Хорошо. Значит, в ходе репараций и тому подобного Империя будет выведена из игры. Может, нам стоит больше беспокоиться о политической стабильности в Республике?

Высказывание показывало, что они были убеждены — воюющие страны уже сталкиваются с этими проблемами. Иными словами, война скоро закончится сама собой. Ни у одной страны не хватит сил поддерживать столь непомерное потребление вечно.

Таким образом, поскольку избранная Богом страна отказалась действовать, Мальборо, не имея куда выпустить своё разочарование, был вынужден составить план развёртывания «просто на всякий случай».

Однако…

Планы Мальборо изменятся, когда разъярённый человек из Адмиралтейства влетит в его кабинет и скажет ему, что все сделанные Содружеством предположения рушатся до самого основания.

1. ↑Кесарево кесарю — Библия, Марка 12:17. (Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу).
2. ↑Guten Tag — «Добрый день» (нем.).
3. ↑Уайт-холл (Whitehall) — отсылка к улице Лондона, на которой расположены правительственные учреждения.

---

1. ↑ Фау-1 — отсылка к известному самолёту-снаряду, состоявшем на вооружении армии Германии в середине Второй мировой войны. Правда, та не была пилотируемой.
2. ↑ Guten Morgen — «Доброе утро» (нем.)
3. ↑ Битва при Аустерлице — решающее сражение наполеоновской армии против армий третьей антифранцузской коалиции. Отчаянно пытаясь выманить врага на бой, накануне битвы Наполеон всячески пытался показать, что его армия находится в жалком состоянии, и даже оставил ключевые Праценские высоты под Аустерлицем.
4. ↑ Прыжок HALO — прыжок, при котором парашют раскрывают только близко к земле, для уменьшения шанса обнаружения противником.
5. ↑ Макиавеллизм — термин в политологии, обозначающий государственную политику, основанную на культе грубой силы, пренебрежении нормами морали и тому подобном.