1
  1. Ранобэ
  2. [Яой] Клетка с открытой дверцей
  3. Том 1

Глава 4

Ицки и Токива познакомились восемь лет назад, ранней весной. Один из приятелей Ицки приторговывал мелочевкой на блошином рынке и не раз приглашал Ицки присоединиться. Но в тот раз парень просто пришел погулять - слонялся между рядами, поджидая чего-нибудь... эдакого. И вдруг увидел деревянную статуэтку - стилизованную птицу. Я должен ее заполучить, понял он. Даже если сувенир окажется недешевым: слишком редко находило желание потратить деньги на здешнюю чепуху.

Статуэтка была довольно высокая и наверняка тяжелее, чем казалась на первый взгляд. Поискав ценник, Ицки обнаружил лишь ярлычок с названием: "Тотемный столб". Тогда он решил спросить продавца. Поднял голову и увидел скучающего Токиву. На вопрос о цене тот окинул посетителя равнодушным взглядом и обронил пятизначное число. Сумма показалась Ицки немаленькой, хоть у него и был свой приработок. Но можно же себя разок побаловать: очень уж привлекала вещица.

Протянутые покупателем купюры Токива небрежно затолкал в карман джинсов и сунул Ицки статуэтку, не потрудившись ее завернуть.

- А могу я увидеть человека, который ее сделал? - спросил Ицки.

Токива нахмурился и ничего не ответил. Ицки несколько опешил, однако не отступал.

- Как вы думаете, он не будет возражать, если я ее чуть-чуть подкрашу?

Токива впервые взглянул на покупателя с проблеском интереса:

- Ты ж ее купил. Вот и делай с ней, что хочешь.

- Да, но мне бы не хотелось ее раскрашивать, если мастер против.

Ицки с детства увлекался рисованием, однако специально этим никогда не занимался. Отказался записываться в художественный кружок в средней школе (пара почти случайных визитов не считается), а в старшей не пошел в клуб рисования маслом: тем более, что не было денег на материалы. Он предпочитал акварель, однако ни разу не брал серьезных уроков. Рисовал, что хотел, пользуясь выдуманными им же самим техниками. Потому и сомневался, что имеет право изменять чью-то работу без согласия мастера.

- Делай с ней, что угодно, - повторил Токива.

Ицки колебался.

- Боже... Ты за нее заплатил? Заплатил. Вот и пользуйся. Хочешь - крась, хочешь - стол подпирай.

И тут Ицки понял, что загадочный мастер сидит перед ним.

Эпизод ему запомнился, но Ицки не думал, что когда-нибудь встретит Токиву снова. И был приятно удивлен, увидев спустя несколько недель над прилавком знакомое насупленное лицо. Ицки остановился, поздоровался, и Токива его узнал.

- Ты уже раскрасил птицу? - поинтересовался.

Ицки кивнул.

- В какой цвет?

Помедлив, Ицки вытащил альбом для эскизов, который всегда носил с собой, быстро набросал статуэтку и заштриховал цветным карандашом. Пусть посмотрит сейчас, а то кто знает, встретятся ли они еще. Правда, вскоре парень понял, что Токива проявляет интерес лишь из вежливости. Получив предложение полистать альбом, он переворачивал страницы с откровенно насмешливым лицом. Еще бы... Мастеру его уровня такие рисунки должны были казаться детской мазней. Ицки покраснел и ощутил горячее желание провалиться сквозь землю.

Токива молча разглядывал наброски и вдруг спросил:

- Где ты живешь?

- Я? - глупо бормотнул Ицки.

Токива поднял на него глаза и ткнул пальцем в эскиз, сделанный на пленэре:

- Я хотел бы увидеть это место. Покажешь как-нибудь?

Затем вернулся к изображению статуэтки:

- Продашь?

Если желанию Токивы вживую увидеть нарисованный пейзаж Ицки не слишком удивился, то намерение купить скетч нашел странным. Он попытался отказать, Токива настаивал. В конце концов, они обменялись телефонами, и Ицки пообещал изобразить еще один вариант тотема - специально для Токивы.

Они встретились неделю спустя. К тому времени Ицки узнал, что Токива - выпускник художественного колледжа и стажируется у знаменитого скульптора.

- Я никогда не занимался этим всерьез, - виновато сказал Ицки, протягивая Токиве акварель. - Так, самоучка...

Он отчаянно боялся, что рисунок вернут с презрительным смехом. Однако Токива внимательно изучил лист, вложенный между страницами альбома, посмотрел Ицки в глаза и поблагодарил. А в их следующую встречу осведомился, не хочет ли Ицки поучиться живописи на более профессиональном уровне.

- Не выйдет, - горько улыбнулся парень. - Я такой лентяй. Могу рисовать только то, что нравится.

На самом деле, небольшой опыт обучения у Ицки имелся, и впечатления он оттуда вынес отнюдь не радужные. Преподаватели постоянно ворчали по поводу его палитры: под настроение Ицки вполне мог наложить один цвет на другой, получая нечто совершенно новое и, по мнению учителей, совершенно неправильное. В школе ему приходилось рисовать то, что велели. В кружках его творчество на вольную тему немедленно оказывалось раскритиковано и учителями, и одноклассниками. В результате, желание "учиться" завяло на корню. Ицки охотно изрисовывал альбомы, но показывал их исключительно маме и сестренке. Не видел в своем увлечении ничего, кроме хобби, и такое положение дел его вполне устраивало. Он рисовал из любви к процессу, а не потому, что у него так уж прекрасно получалось.

- Мне и в училище нравится. Все равно из меня художник, как балерина. Может, потом как-нибудь...

Токива пожал плечами:

- Мое дело - предложить.

Ицки смутился:

- Прости. За предложение спасибо.

- Нет проблем. Тебе решать, - отозвался Токива. - Просто мне нравится твое чувство цвета. И не жалко переводить талант на хобби?

У Ицки внутри потеплело от счастья.

Так, с покупки тотемного столба завязалась их дружба. Вообще-то Токива работал с железом, алюминием и бетоном, но порой - просто для себя - вырезал из дерева.

- Я одолжил ее другу украсить прилавок, - признался он. - Даже не думал, что кто-нибудь захочет ее купить.

На рынке Токива больше не сидел. Тогда он просто подменял приятеля, и, явись Ицки чуть позже или чуть раньше, они бы, наверное, никогда не столкнулись.

Молодые люди стали видеться довольно регулярно - несколько раз в месяц. Разница в возрасте мешала Ицки называть скульптора другом, он вообще не понимал, с какой стати Токива с ним водится. Но с новым знакомым было хорошо. Спустя два месяца Ицки поймал себя на мысли, что с нетерпением ждет следующей встречи.

Музеи, художественные галереи, выставки... Места, о которых Ицки никогда раньше не слышал и где никогда не бывал. Он начал смотреть на архитектурные и скульптурные произведения другими глазами. С Токивой всё было по-другому. Он ввел Ицки в свою компанию. Парень слушал полные незнакомых терминов разговоры и постепенно учился облекать в слова собственные впечатления. Глядя на его попытки вставить замечание в общую беседу, Токива лишь улыбался.

- Главное - твои эмоции, - говорил он. - Что-то понравилось - уже хорошо. Когда дело доходит до технической стороны, участвуй, если интересно. Если нет - можно промолчать.

Сам Токива редко критиковал. Он терпеливо отвечал на все вопросы, но не пытался навязать приятелю свое мнение. С рисунками он придерживался той же стратегии: выкладывал личные впечатления - и только.

Собственные работы Токива от Ицки не скрывал. Незавершенные формы из тяжелой стали и бетона таили в себе плавные линии, и Ицки дождаться не мог, когда ему покажут результат.

Наступило лето, и Ицки больше не стеснялся перед Токивой своих картин. Они сильно отличались от исходных набросков. А эскизы Токивы были другие: они позволяли ухватить форму и глубину предмета. Ицки любил их рассматривать.

Когда Токива начал называть Ицки по имени, тот понадеялся, что скульптор считает его настоящим другом. Воистину, с желаниями надо быть поосторожнее...

Ицки не помнил точно, о чем тогда шла речь, но сама сцена даже сейчас, через восемь лет, как наяву стояла перед глазами. Они болтали, болтали, а посреди разговора Токива вдруг посмотрел на него как-то по-особенному.

- Ты мне нравишься, - сказал он. - Я имею в виду романтический интерес. Не думаю, что встречу взаимность, но мне все равно.

Ицки хлопал ресницами:

- Ээ... в смысле... получается, тебе нравятся мужчины? - нервно уточнил он.

Токива хмыкнул:

- Да, можно и так сказать.

Ицки поспешно извинился, снова насмешив друга.

- Кажется, это тебя не особенно встревожило, - заметил тот.

Ицки отвел глаза:

- Это твое личное дело.

Токива мягко продолжал:

- Знаешь, порой я бываю на удивление терпелив. Забей пока. Но когда-нибудь, если передумаешь, я хотел бы услышать об этом первым, - его губы скривила усмешка. - И вот еще... дело в том, что ты привлекаешь меня слишком сильно. Я не смогу притворяться, будто ничего нет. Если будет неприятно, просто скажи.

Поскольку друг не торопил его с ответом, Ицки решил пустить все на самотек. Токива стал нежнее: брал его за руки, поглаживал по плечам - в целом же, до начала декабря в их отношениях ничего не изменилось.

К тому времени их с Ицки расписания почти перестали совпадать, и встречи свелись к одной в месяц. Буквально в последнюю минуту планы Токивы на выходные сорвались из-за неожиданного задания. Мастерской, где он практиковался, заказали скульптуру к открытию нового моста. Рабочий день получался ненормированным - все зависело от погоды. Строительную площадку закрыли от посторонних, и процесс можно было наблюдать лишь издали. Но Токива пригласил Ицки взглянуть, и парень с радостью согласился. Ему нравилось смотреть, как из бесформенной массы рождается произведение искусства. К тому же, там будет Токива... Ицки сел на ранний поезд, потом в автобус, и скоро следил, как металл и бетон становятся чем-то цельным. Он с удовольствием представлял, как все это будет выглядеть в конце, и с некоторой даже гордостью высматривал среди маленьких, в мизинец, рабочих Токиву.

Время близилось к обеду, и скульптор явился назначить место встречи. В грязном комбинезоне он выглядел совсем иначе и был необычайно оживлен.

- Встретишь меня вечером?

- Конечно.

Вскоре после обеда первый этап работы был завершен. Еще несколько часов ушло на подготовку следующего этапа. Когда на землю спустились сумерки, Ицки встретил Токиву в условленном месте.

- Соскучился? - пошутил скульптор. - Нарисовал что-нибудь, пока ждал?

Ицки нерешительно кивнул.

- Покажи.

- Лучше попозже, - замялся парень.

Он набросал картинку цветным карандашом и намеревался дома переделать ее в красках, но друг хотел видеть эскиз сейчас.

Рассматривая ли маленький рисунок или огромную скульптуру, Токива всегда резко менялся. Обычно из-за красивого лица и невозмутимого характера он выглядел довольно инертным. Но не в такие минуты, когда взгляд его, казалось, прожигал насквозь.

- Покажешь, когда будет готово?

- Я не против, - пожал плечами Ицки. - Только не уверен, что он достаточно хорош, чтобы над ним дальше работать.

- Один ты так думаешь. А я вот буду ждать, - засмеялся Токива, взъерошив Ицки волосы.

Парень знал, что друг не лжет, и немного смутился.

- Ну что, домой? Только куртку надень, а то продует, - Токива вручил ему шлем и повел к мотоциклу.

Ицки не единожды с ним ездил, однако тут засомневался. Наверное, стоит отказаться: Токиве придется сделать большой крюк, а он наверняка страшно устал.

- Я автобусом, - заспорил Ицки.

- Да ладно. Мне совсем не трудно тебя подбросить.

Ицки вскарабкался позади Токивы, но не стал, как прежде, обхватывать его за спину.

Путь лежал вдоль побережья. К тому времени, как Токива затормозил в парке у дома Ицки, небо совсем потемнело.

- Спасибо. Здорово было.

Скульптор слабо улыбнулся в ответ. Ицки потупился. И тогда Токива взял его за подбородок, заставил поднять лицо и осторожно поцеловал. От удивления Ицки сам окаменел, как та статуя. Токива стиснул его запястья, подтянул ближе и снова поцеловал, куда увереннее. Абсолютно новое ощущение завораживало.

- Ты... чего?! - выкрикнул Ицки, как только смог дышать.

Токива, не обращая внимания, прервал его вопли очередным поцелуем. Лизнул в губы, поймал язык, легонько укусил.

- Ай!

Визжу, как девчонка, вяло подумал Ицки - сознание поплыло. Крепкие руки до боли сжимали талию, во рту поселился вкус табака. Глаза в глаза.

- Ицки, - прошептал Токива ему на ухо.

Ицки не раз слышал этот голос, произносящий его имя, но теперь... Забыв сопротивляться, он обмяк на руках Токивы. Тот чмокнул его в уголок рта, приводя в чувства, и отступил, выжидательно глядя на оглушенного парня.

Чувствуя, как пылает лицо, Ицки бросился бежать.

- Я тебе позвоню! - крикнул Токива.

И Ицки, почти вопреки своей воле, остановился, обернулся и кивнул.

Ты мне нравишься. Я имею в виду романтический интерес. Не думаю, что встречу взаимность, но мне все равно.

Только сейчас Ицки понял, какой смысл Токива вкладывал в эти слова.

Минули две недели. Четырнадцать долгих дней Ицки так и сяк вертел ситуацию, решая, что говорить и как теперь вести себя с Токивой. Всё, что он смог придумать - увидеть скульптора вновь. Как ни странно, поцелуй его не слишком обеспокоил.

Отца Ицки практически не помнил: тот умер, когда сынишка был маленьким, оставив жену поднимать двоих детей. Уже в старшей школе парень начал подрабатывать, чтобы хоть как-то помочь матери. За неимением бабушек-дедушек и других родственников, надеяться было не на кого. Постоянно озабоченный одним лишь вопросом: где взять денег? - Ицки начисто забыл о существовании понятия "личная жизнь". Да и когда о ней думать? Первая любовь, романтика, свидания - все прошло мимо него.

Неведомые ранее чувства пугали. Требовалось время, чтобы разобраться. Но как раз времени у Ицки не было.

Через два дня после памятного вечера Ицки застал маму и сестренку в слезах, возле звонящего телефона. Заикаясь и всхлипывая, мама повторяла какие-то имена. Кое-как, с превеликим трудом Ицки добился внятного рассказа. Исчезла некая женатая пара, друзья семьи. После трагической смерти отца Ицки они часто помогали матери деньгами, но все же такая бурная реакция показалась парню ненормальной. Причину маминых слез доходчиво разъяснил угрожающий голос в телефонной трубке.

Эта пара владела фабрикой в провинциальном городке. Сначала предприятие приносило прибыль, но вскоре доходы резко упали. Чтобы удержаться на плаву, хозяева взяли в долг крупную сумму. Увы, экстренные меры не помогли. Тогда они продали фабрику и скрылись в неизвестном направлении.

Причем тут моя семья, не понял Ицки.

Твоя мать была их поручителем, растолковал голос. Теперь долг перешел на нее.

Мама клялась, что и близко такого не помнит. Но оказалось, что отец и впрямь поручился за тех людей, когда был еще жив.

Маленькая двухкомнатная квартира, мизерная зарплата матери, работающей в офисе, приработок Ицки... Они никак не могли выплатить долг - даже по частям.

Спустя неделю Ицки бросил училище, думая наняться на постоянную работу. Нашел несколько мест, где можно было подрабатывать. Мать тоже отыскала дополнительную работу. А еще перестала улыбаться и почти не разговаривала. У Ицки начали сдавать нервы. Он был так занят, что совсем не замечал, как грустнеет с каждым днем сестра.

Еще несколько недель - и мама, не выдержав стресса, потеряла сон и аппетит. Ицки окончательно распрощался с надеждой.

Теперь мать все чаще оставалась дома и спала вместо того, чтобы ходить на работу. Ицки, будучи не в состоянии за ней присматривать, поручил это сестренке.

- Мама странно себя ведет, - пожаловалась она как-то.

- Завтра я с ней поговорю, - пообещал замороченный Ицки, но дальше обещания дело не пошло.

Честно говоря, парень чувствовал обиду на мать, которая прохлаждалась дома, пока он вкалывал, как проклятый.

Два месяца. Вереница серых беспросветных дней засасывала хуже болота... и оборвалась трагедией. Накануне очередной встречи Ицки и Токивы мать по пожарной лестнице выбралась на крышу и прыгнула вниз. Сестра вызвала скорую, позвонила Ицки на работу. А завидев бегущего брата, не выдержала. Многонедельное напряжение вылилось в бурную истерику.

Мама выжила. Ее прооперировали, но требовалось долгое лечение. Сестре тоже советовали подлечиться. Ей нельзя тут оставаться, сказал доктор, лучше отправить девочку к родственникам.

Ицки в шоке слушал слова матери: Ну почему я не умерла? Без меня сыну жилось бы легче!

Она то разражалась слезами, то безучастно смотрела в стену, что-то бормоча. Сестренка не хотела даже заходить в палату, а Ицки боялся оставлять мать одну.

Той ночью сестра заснула, не отпуская его рубашку, а он думал, что делать дальше. Больничные счета росли. Даже если мама поправится, она никогда не сможет вернуться на работу. Теперь забота о семье лежала только на его плечах. Сестренка недавно перешла в бесплатную старшую школу, Ицки рассчитывал, что к ее выпускному успеет прочно стать на ноги. Девочка мечтала учиться в колледже, и брат твердо намеревался исполнить ее мечту.

Чем больше он ломал голову, тем глубже впадал в уныние. И тогда в его жизни появился Ямабэ.

Ицки слышал о Ясуюки Ямабэ: знаменитый скульптор преподавал в мастерской, где стажировался Токива - но никогда его не видел. И когда Ямабэ нанес Ицки неожиданный визит, парень совсем растерялся. Единственным связующим звеном между ними был Токива, однако молодые люди не встречались с того самого вечера. Одна встреча провалилась из-за работы, другая пришлась на безумный поступок матери... К тому же, Токива не носил с собой в мастерскую телефон, и с ним трудно было связаться. Ицки не рассказывал другу о своей семейной ситуации. Он даже с приятелями, которые и так все знали, не желал это обсуждать.

- Извини, у меня сейчас просто нет времени, - сказал Ицки Токиве.

- Я понимаю. Позвони, когда освободишься.

Его чувства к Ицки не ослабели.

Но зачем Ямабэ сюда приходить? Маститый скульптор, казалось, почувствовал недоумение парня.

- Я видел, как вы с Токивой разговаривали возле площадки, - пояснил он.

Ицки молчал.

- Ты ведь ищешь работу? - продолжал сэнсей. - Не хочешь поработать у меня? Будешь моим личным секретарем.

Ицки не поверил ушам.

Я сплю, подумал он.

Услышанное превосходило самые смелые ожидания. Ямабэ предлагал Ицки жить и работать в его доме. Гарантировал отличную зарплату, комнату, полное содержание. Пообещал перевести его мать в хорошую клинику. Если надо - нанять сиделку. Оплатить лечение. А когда ее выпишут, назначить пенсию на все то время, которое Ицки проведет на рабочем месте. Сестру по условиям договора отправляли в закрытый элитный пансион, где ее должны были подготовить к поступлению в колледж.

- Что касается вашего долга, я о нем позабочусь. Еще проблемы финансового плана?

У Ицки голова шла кругом. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Все знают, где лежит бесплатный сыр... Тут определенно какой-то подвох. Ицки, хоть и вконец истощенный морально, понимал это инстинктами.

Глядя в его недоверчивое лицо, Ямабэ рассмеялся. И объяснил условия сделки:

- Я не ограничиваю тебя в сроках. Можешь работать на меня, сколько пожелаешь. Скажем, шесть лет - к тому времени твоя сестра закончит колледж. Да, возьмем для начала шесть лет. Но учти: пока не истечет срок договора, ты должен беспрекословно мне подчиняться. Я контролирую всё: от твоей манеры говорить до одежды и прически.

- Зачем вам это? - непонимающе спросил Ицки.

- Просто хочу видеть тебя рядом, вот и все. Ты похож на одну девушку, которую я когда-то любил... хм, давняя история. Что, странно звучит? Возможно. Но больше аргументировать я не собираюсь. Если хочешь, мой юрист составит контракт.

Ямабэ протянул ошалевшему Ицки визитку, посоветовал хорошенько подумать и ушел.

Это действительно звучало странно. Однако нельзя поспорить, что предложение подоспело как нельзя кстати. Вылечить мать, осуществить мечту сестры, забыть о долге...

Я не ограничиваю тебя в сроках. Можешь работать на меня, сколько пожелаешь.

Даже представить трудно, что подобное возможно. Но принять предложение означает пожертвовать свободой...

Ицки целую ночь вертелся с боку на бок, а наутро отправился навестить маму, хоть и понимал, что та не в состоянии дать совет.

Она открыла глаза и слабым голосом позвала покойного мужа:

- Милый, где наш мальчик? Где наш маленький Ицки?

Мать потеряла рассудок, и доктора не ручались, что наступит улучшение.

Вечером Ицки позвонил Ямабэ и сказал, что согласен.

Сэнсей немедленно принялся выполнять свою часть договора. На следующий день он оплатил долг. Еще через день мать перевели в горную клинику. А на третий день сестренку увезли в пансион, и Ицки проводил долгим взглядом бледное скорбное личико, маячившее в окне служебного автомобиля.

Когда парень вернулся в опустевшую квартиру, Ямабэ, одетый в щеголеватый костюм, поджидал у двери. Ицки поспешно пригласил сэнсея в комнаты. Бросив взгляд на скромные пожитки Ицки, Ямабэ велел все выкинуть.

- С собой ничего не надо, - приказал он. - Тебя обеспечат всем необходимым. С этого момента тебе не позволено общаться с кем бы то ни было без моего разрешения. Мои люди позаботятся о вещах. Идем.

Ицки ужаснулся. С каждой секундой он стремительно терял всякую связь со старой жизнью. И тут парень сообразил, что ему и прощаться особо не с кем. Вот разве что...

- Я хотел бы попрощаться с Токивой, если вы не против, - робко попросил он.

Сэнсей ухмыльнулся:

- Отсюда подробнее, пожалуйста. Какого рода прощание ты имеешь в виду?

После этих слов Ицки окончательно осознал всю тяжесть своего решения и кардинальную смену статуса.

В тот же день Ямабэ привез Ицки к себе. Особняк показался парню настоящим дворцом: он-то привык к тесной квартире. Но его свежеиспеченный хозяин мало того, что был известным скульптором, так вдобавок приходился сыном богатому промышленному магнату.

- Это все мое, - не без гордости сказал Ямабэ. - Дом, мастерская, сад - все принадлежит мне.

У Ицки тихонько кружилась голова.

Ему отвели комнату на втором этаже, рядом с кабинетом Ямабэ. Роскошная кровать, письменный стол и гардероб, битком набитый одеждой подходящего размера.

- Захочешь еще что-нибудь, обращайся к моему портному. Пока же оставайся здесь и делай, что я говорю.

Тон Ямабэ, мягкий, но властный, заставил молодого человека похолодеть.

- Раз в месяц можешь навещать мать. С сопровождающим, разумеется, - добавил сэнсей. - Других причин выходить за пределы поместья у тебя нет.

Я не ограничиваю тебя в сроках. Можешь работать на меня, сколько пожелаешь.

Ицки примерно понимал, на какую жизнь соглашается. Но что с ним будут обращаться, как с вещью...

Он и в самом деле не покидал поместье следующие восемь месяцев (кроме визита к матери каждые четыре недели): проводил время либо у себя, либо с Ямабэ. Навязчивое желание сэнсея его контролировать - особенно на первых порах - сводило Ицки с ума. Ямабэ следил за ним, как ястреб, и осыпал замечаниями. Критике подвергалось абсолютно все: походка, манера говорить, привычки в одежде, поведение за столом... А еще шеф запретил Ицки стричься.

- Чудесные волосы, - восторгался он. - Тебе непременно пойдет их отрастить.

Само собой, для молодого человека происходящее было невероятным стрессом. Когда Ямабэ бывал слишком занят, чтобы "отесывать" Ицки собственноручно, он оставлял ему книги и диски. Благо, что в спальне сэнсея имелась огромная библиотека - от популярной литературы до справочников и учебников. По возвращении Ямабэ интересовался мнением Ицки по поводу прочитанного и просмотренного.

- Мне не нужна бессмысленно кивающая марионетка, - сказал он однажды.

Но ведь вы держите все нити, мысленно возразил Ицки.

- Я не требую абсолютной покорности или, упаси боже, преклонения, - настаивал Ямабэ. - Можешь хоть ненавидеть меня, если угодно. Все будет нормально, пока выполняешь то, что я велю, - он смотрел на Ицки с восхищением и продолжал: - Я уже вижу, кого хочу из тебя вылепить. И всестороннее образование - часть этой картины. Не будешь иметь своего мнения, быстро мне наскучишь. Я строго-настрого запрещаю лишь две вещи: обманывать меня и заводить романтические отношения. В остальном ты волен решать сам.

Вы противоречите сами себе, беззвучно удивлялся Ицки. Вы же купили меня, помните?

Все-таки он пошел на это ради семьи...

Еще полгода - и при виде Ицки на лице Ямабэ начало мелькать удовлетворение. Из невзрачной куколки появлялась бабочка. Ицки становился джентльменом.

Я уже вижу, кого хочу из тебя вылепить.

Ямабэ, создававший грандиозные произведения из стали и бетона, оставался скульптором во всем. Он подходил к процессу очень методично: замысел, эскиз, выбор материала, пробный макет... Результат получался в точности таким, как было задумано. В глазах сэнсея Ицки был живой скульптурой, вещью, над доработкой которой он трудился. Нужное сохраняли, лишнее стесывали. Ямабэ скрупулезно подгонял Ицки под мысленный образ с тем, чтобы в финале получить идеальное воплощение этого образа.

Он создавал одушевленную игрушку. Сперва Ямабэ ожидал, что развлечение надоест, но, когда Ицки начал преображаться, интерес вспыхнул с новой силой. Как только волосы Ицки достигли лопаток, Ямабэ принялся использовать молодого человека в качестве куклы для одевания, выбирая для него одежду и аксессуары. Костюмы - непременно с галстуком, волосы - всегда в конский хвост. Ицки стиль казался причудливым, но Ямабэ нравилось.

- Касаока может начать твое обучение, - сказал сэнсей в один прекрасный день. - Будешь моим вторым секретарем.

Касаока глянул на Ицки и тяжело вздохнул:

- Скажи честно, - коротко потребовал он. - Ты хочешь день-деньской украшать собой дом? Или работать?

- Я хочу работать, - ответил Ицки.

Ямабэ платил ему слишком много для должности красивого элемента декора, и Ицки намеревался стараться изо всех сил.

Касаока слегка смягчился, но продолжал смотреть строго:

- Великолепно. Тогда сегодня и начнем. С этого момента ты подчиняешься и Ямабэ-сэнсей, и мне, но поблажек не жди.

От своих слов старший секретарь не отступал. Навыков и опыта у Ицки практически не имелось, и супервизор тщательно исправлял малейшие его ошибки. Каждый вечер Касаока проверял выполненную работу и давал Ицки книги. Молодой человек, сознавая свою некомпетентность, был ему благодарен и из кожи вон лез: штудировал книги, копался в Интернете, задавал вопросы. Он даже начал засиживаться за учебой допоздна, вызвав недовольство Ямабэ.

- Для работы у меня и Касаока есть, - ворчливо пожаловался сэнсей. - А ты.... Я просто хочу, чтобы ты был со мной.

- Извините, - пробормотал Ицки. - Но я хотел бы продолжать учиться.

Ямабэ молчал.

- Быть с вами - мой долг, - осторожно добавил Ицки, - но мне надо учиться, чтобы приносить вам еще больше пользы.

Ямабэ пожал плечами:

- Как пожелаешь. Но советую правильно расставлять приоритеты.

Ицки совет принял к сведению.

Хотя он и делал явные успехи, однако выше головы прыгнуть не мог. Касаока жил и работал с Ямабэ годами и великолепно справлялся со своими обязанностями. У Ицки не было шансов его заменить, да он к этому и не стремился. С Касаокой сэнсей обращался, как с обычным служащим, а Ицки, по его разумению, требовал опеки и защиты.

Когда Ямабэ бывал не в духе, ему хватало одного взгляда на свою любимую игрушку - и на его губы возвращалась улыбка. Он поглаживал Ицки по рукавам, шутливо тянул за волосы, осыпал комплиментами. Через несколько недель после того, как Ицки вступил в должность, поползли слухи, что он оказывает сэнсею и другие услуги, более интимного плана. За эти полгода Ямабэ редко показывался в мастерской. Сэнсей работал под настроение, мог не притрагиваться к проекту неделями, но полгода даже для него было чересчур. Внезапное охлаждение Ямабэ к искусству порождало массу домыслов.

Кто этот загадочный парень, ни на шаг не отходящий от сэнсея? Позже Ицки начал появляться с Ямабэ на публике, и сплетники замололи языками с утроенной силой.

Но все было исключительно платонически. Потребуй сэнсей физической любви, и Ицки не смог бы отказать: он принадлежал Ямабэ душой и телом. Отсутствие данной грани в их отношениях, скорее, казалось ему удивительным.

- Сэнсей, вы не беспокоитесь о своей репутации? - не выдержал однажды Ицки.

- Пусть болтают, - усмехнулся Ямабэ, любовно пропуская сквозь пальцы шелковистую вороную прядь. - Помолчал и сурово напомнил: - Я тобой доволен и не хочу, чтобы ты от меня что-то скрывал. Не забывай: пока ты здесь - никаких интрижек.

- Я помню, - заверил Ицки.

Люди Ямабэ продолжали косо на него смотреть, однако Ицки полностью их игнорировал. А что бы он сделал, встретив Токиву?

Ицки слышал, что друг закончил стажировку и больше не появляется в мастерской. Новость его порадовала, но немного и огорчила.

Они встретились через год. Дело было на очередной выставке - Касаока отправил Ицки с поручением в ближайший магазин. На обратном пути кто-то окликнул молодого человека по имени. Он медленно обернулся, и сердце застучало с перебоями. Это был Токива - затянутый в черный костюм и безмерно изумленный. Он, оказывается, осматривал ту же выставку.

Услышав из уст Токивы свое имя, Ицки впервые осознал, что, Ямабэ - единственный, кто называет его по имени, остальные ограничивались сухим "Хасимото". Единственный - если не считать Токиву. Его захлестнула волна воспоминаний. Все эти годы он ждал одного - увидеть друга. Много надо было сказать, за многое извиниться. Ицки не знал, с чего начать.

- Эй, - Токива приподнял бровь. - Откуда ты здесь взялся? А уж вырядился как...

Тут Ицки вспомнил о данном Ямабэ обещании, пришел в себя и инстинктивно шарахнулся в сторону, хотя Токива смотрел прямо на него. Тогда, двумя годами раньше, он пропал без предупреждения. Неудивительно, что Токива поражен.

- Ицки? Ты чего?

Застывшего, как олень в фарах ревущего грузовика, молодого человека спасло появление Касаоки. И хоть Ицки старался удержать лицо, супервизор уловил его смятение.

- Это новый секретарь Ямабэ, - сообщил Касаока озадаченному Токиве. - Извините, нам пора.

Недоумевающий Токива остался позади.

- И что это значит? - осведомился супервизор, уводя Ицки в залу.

- Мы были... друзьями, - пробормотал тот. - Мы... так и не попрощались...

- Ямабэ-сэнсей знает? - мрачно спросил Касаока.

Ицки кивнул.

- Плохо, - вздохнул Касаока. - А ведь Токива был его любимым учеником.

Ицки недоверчиво наклонил голову.

- Прямолинейный парень, Ямабэ такие нравятся. Сэнсей даже предлагал ему остаться в команде.

Наверное, Ямабэ считал Токиву особенным, решил Ицки.

- Ты его еще не раз встретишь. Удержишь себя в руках? - мягко продолжал Касаока. - Токива отклонил его приглашение, но по-прежнему имеет право пользоваться мастерской. Так что у вас есть все шансы столкнуться.

Он сочувственно глянул на Ицки:

- Ты уже заметил, что Ямабэ-сэнсей - редкостный собственник. Но в твоем случае это выходит за всякие рамки. Он может приревновать тебя к Токиве.

- Я понимаю, - отозвался Ицки. - Я сделал выбор и останусь при своем. Просто хочу объяснить Токиве мою ситуацию.

Но случая не выпало. За следующие недели Ицки и правда неоднократно видел Токиву, однако Ямабэ делал все возможное, чтобы их развести. Если замечал молодых людей вместе, отсылал Ицки под предлогом какого-нибудь поручения. Порой, стоило Ицки выйти из-за стола, и Токива направлялся за ним. И тогда Ицки молча страдал, пока друг умолял его сказать хоть слово.

Было столько вещей, о которых он хотел бы рассказать - о маме, о долге, о своем неожиданном исчезновении... Он отчаянно хотел извиниться, а вместо этого держал Токиву на расстоянии.

- Прости. Обращайся прямо к Ямабэ-сэнсей. Мне нельзя с тобой разговаривать.

- Ясно, - с обидой ответил Токива, подозрительно глядя на Ицки. - Только ответь на один вопрос: ты продолжаешь рисовать?

Ицки оцепенел. На самом деле, он не дотрагивался до карандаша и красок с того самого дня на стройплощадке. Если уж на то пошло, альбом конфисковали вместе с другим имуществом - и драгоценный тотем тоже. Ицки чуть ли не на коленях перед Ямабэ ползал, вымаливая разрешение взять статуэтку с собой, но тот не позволил. Отвезли ли тотем матери? Или же сестре? Ицки не знал, и это выводило его из себя.

Он поднял на Токиву глаза и выдавил:

- Я бросил рисование. У меня сейчас много других занятий.

- И ты счастлив?

Словно ножом в сердце.

- Больше не хочется, вот и все, - солгал Ицки.

Вежливо извинился и ушел. И Токива не последовал за ним.

Ямабэ, проведав, что они общались, спросил Ицки, о чем шла беседа. Ицки с деланным безразличием пожал плечами:

- Перекинулись парой слов. Ничего особенного.

Следуя запрету Ямабэ, молодой человек держался с окружающими настороже - и в мастерской, и на приемах. Чаще всего он галантно улыбался и подпирал стену. Такое поведение лишь подливало масла в огонь слухов, но ничего лучшего Ицки выдумать не мог. Он был собственностью Ямабэ, игрушкой, в которую вкладывали время и деньги, которую доводили до совершенства; произведением искусства, сделанным специально для выставки. Его отношения с посторонними Ямабэ раз и навсегда ограничил девизом "Смотри, но не трогай": редкий хозяин может спокойно наблюдать, как его любимец фамильярничает с чужими. Хорошо ли живется драгоценности под стеклянным колпаком, любоваться на которую дозволено лишь издали? Ицки понадобилось еще шесть месяцев, чтобы осознать это в полной мере.

Токива звал его, ловил взгляд, вертелся поблизости - Ицки заставлял себя не обращать внимания.

А на следующий год скульптор уехал в Европу. Ямабэ сказал Ицки, что Токива будет учиться в знаменитой мастерской и вряд ли вернется обратно.

- Наверное, - уныло согласился молодой человек.

Тем вечером он пожелал сэнсею спокойной ночи, ушел к себе, захлопнул дверь, сполз по стенке на пол и просидел до утра.

До конца контракта оставалось три года. Ицки не разрешалось встречаться с Токивой, звонить ему, даже писать письма. Но, пусть не имея возможности с ним общаться, Ицки чувствовал иногда его присутствие.

Ты мне нравишься.

Он не забыл. Токива, никогда не отличавшийся эмоциональностью, улыбался, глядя на него.

Вот бы поговорить... Согласившись на сделку с Ямабэ, Ицки очень, очень хотел попрощаться с Токивой, но ровным счетом ничего не вышло.

- Попрощаться? С этого момента я запрещаю тебе поддерживать с ним связь. Как мне объяснить, чтобы ты понял?

Ицки накрепко запомнил эти слова.

Он знал, что когда-нибудь их с Токивой дороги пересекутся, но понятия не имел, что сказать. А ну как Токива встретит его презрительным взглядом?

Он просто боролся за выживание. Тем, кому не доводилось за полночь приплетаться после работы домой и с отчаянием смотреть в изнуренные лица близких, этого не понять. Будь долг его собственным, он еще мог бы смириться... Платили жалкие крохи: нормальная работа ему, недоучке без опыта и стажа, не светила. В ночь после маминой операции Ицки смотрел на спящую сестру и гадал, сколько еще протянет, скольким придется пожертвовать.

Да, забота о маме и сестренке оправдывала его выбор. Но, кроме того, он хотел облегчить себе жизнь - с этим не поспоришь. Больше не приходилось беспокоиться - ни о чем. И Токиву он вычеркнул из своей жизни главным образом потому, что стыдился все объяснить. Что ж, Токива был вправе обидеться на такое обращение.

За окном медленно светлело небо. Нельзя перевести назад стрелки часов, нельзя взять обратно слова и поступки. Мать и сестру тоже не обвинишь. Решение оттолкнуть Токиву он принял совершенно самостоятельно.

На это решение имелись свои веские причины. Но видеть уходящего Токиву было нестерпимо больно. Тот факт, что друг - уже бывший друг - даже не попытался с ним встретиться перед отъездом, ранил на глубоко личном уровне.

Я его люблю, понял Ицки, определившись, наконец, с таинственным чувством, умостившимся в груди. С самого начала Токива значил для него больше, чем кто бы то ни было. Вот почему Ицки подарил ему ту акварель. Надо сдаться.Токива любил прежнего Ицки, а не лощеную куклу, которая смотрела сейчас на бледное небо из окна роскошной темницы. Страсть, будучи отвергнутой, давно отгорела.

Даже если Токиве нет больше до него дела, Ицки не хотел, чтобы между ними осталась злая обида. Избавиться от пустых надежд, спрятать воспоминания туда, где их никто не отыщет... И если случится чудо, и Токива вернется, встретить его как взрослый, здравомыслящий человек.

Через три года Токива снова появился в Японии.

С порядочного расстояния Ицки наблюдал, как он отдает дань вежливости Ямабэ, здоровается с Касаокой. На Ицки Токива даже не взглянул.

Ученики Ямабэ говорили, что Токива сделал себе имя в Европе и намеревается открыть на родине собственную мастерскую. Ицки радовался его успеху и сожалел, что теперь для Токивы никто.

Если б он мог признаться! Скульптор, конечно, пошлет его далеко и надолго (и будет совершенно прав), зато все встанет на свои места. Но уже поздно пытаться что-либо изменить.