После очередной серии залпов из всех орудий, проход в главный зал гробницы был открыт.

Земля была щедро усыпана отколовшимися от стен и потолка обломками. Ромбовидная Потусторонняя Черта, отражавшая в себе человеческий лик, безмолвно лежала у основания правой стены, сияя безмятежным и манящим свечением.

Весь туннель, включая боковые стены с каменным потолком, был испещрен выбоинами. Однако, кое-что все еще осталось целым.

Это была деревянная рама, висевшая на каменном выступе.

Увидев ее, никто из присутствовавших не обмолвился и словечком, хоть всем было и очевидно, что находка та была очень странной.

Архиепископ Церкви Бога Пара и Машин выступил вперед и мягким голосом изрек:

— Вероятно, это Спектральная рама, которая, согласно архивам, принадлежала семье Амон. Человек, попавшего под ее взор, ждет заточение внутри рамы в виде портрета своим Духовным телом. Спасти попавшего в такую ловушку будет крайне непросто. Если промедлить, то физическое тело погибнет. Но и, если поспешить, то есть большая вероятность совершения ошибки, которая развеет Духовное Тело по ветру, — говорил Горамик Гайдн, медленно шагая к Спектральной раме.

Клейн заволновался и не осмеливался смотреть в волшебную портретную раму. Он даже не хотел смотреть как архиепископ бы расправился с этой ловушкой. Однако, спустя несколько секунд он подумал, что ему было нечего бояться, так как сам он находился в видении предоставленном Арродом.

Это ведь тоже самое, что смотреть фильм ужасов… — успокоился Клейн и ускорил шаг, чтобы догнать архиепископа.

Горамик Гайдн быстро достиг границы зоны действия необыкновенной ловушки. Его белое одеяние слегка светилось во тьме гробницы, а сам он постепенно проявлялся в зеркальном изображении, хранившиеся в Спектральной раме.

Подождите-ка… Это стекло? Стекло существовало в Четвертую эпоху? Похоже, так оно и есть… Во время Пятой эпохи уже изобрели стекло, но никто не упоминал о том, кто его придумал… — рассуждал Клейн и с неподдельным интересом наблюдал за противостоянием полубога и странного артефакта.

Верх тела Горамика уже полностью отразился в Спектральной раме, но его глаза ничуть не растеряли своего блеска!

Он подошел к раме настолько близко, насколько это было возможно.

Отражение в раме мерцало, увеличиваясь и уменьшаясь в размерах.

Горамик замер, достал слой непроглядной черной ткани, которую он приготовил заранее, и накрыл Спектральную раму.

Волшебный артефакт задрожала, но полностью сокрывшись под тканью — застыл.

Архиепископ, казалось, нисколько не нервничал. Он легко снял раму с каменной стены и поплотнее укутав ее в черный покров, завязал крепкий узел.

Что это такое… Разве он не сказал, что Духовное Тело посмотревшего в рамку будет запечатано портретом? Почему этот старик в полном порядке? Неужто это из-за того, что он полубог? — Окинул Клейн оценивающим взглядом Горамика Гайдна, не заметив в нем никаких очевидных особенностей.

В его глазах полно боевого духа… У него очень доброе лицо… У него массивное тело… Жаль, что меня нет там лично… Я мог бы осмотреть его своим Духовным Зрением… — вздохнув подумал Клейн и отведя взгляд принялся ждать, когда к архиепископу подойдут другие члены Разума Машины.

Горамик осторожно передал раму одному из подоспевших подчиненных, а сам направился к входу в главный зал гробницы.

Там его ждала черная каменная дверь, покрытая царапинами и бороздами, очевидно, от лезвий мечей и топоров. В середине двери виднелся серовато-белый диск.

Поверхность диска была разделена на двенадцать сегментов, а посередке него торчала черная стрелка. Весь этот объект напоминал собой настенные часы из внешнего мира.

Однако, сегменты того диска были неравномерны как на обычных часах. Они были асимметричны и выглядели крайне сумбурно. Кроме того, сам диск, похоже, был поврежден.

— Герб семейства Амон, — кратко обмолвился архиепископ.

Он не стал объяснять символизм данного герба, так как из всех присутствовавших там, знать подобное было дозволительно лишь дьякону, Бернарду Икансеру.

Клейн, стоявший в стороне, полагаясь на свои познания мистицизма, пытался «расшифровать» герб.

Диск… Двенадцать делений… Черная стрелка… Все вместе они, очевидно, представляют собой время… Отсюда, наверное, и происходит Червь Времени, который оставил после себя Амон в Городе Серебра… Двенадцать сегментов несоразмерны друг другу, а некоторые из них сокрыты тенью… Значит ли это, что семейство Амон — темная сторона времени? Тогда в чем же проявляется их отступничество от богов? — Размышлял Клейн, одним глазом наблюдая за Горамиком, который толкал каменную дверь.

Тяжелый камень разомкнулся, открыв пришедшим просторную усыпальницу.

В центре зала возвышался помост, в дали которого стоял черный саркофаг.

Стены вокруг были уставлены железными светильниками, в каждом из которых горели белые свечи.

Пламя свечей спокойно светилось и не мерцало, словно замороженное. Там было тихо. Слишком тихо. Находясь внутри, время казалось чем-то нелогичным, чем-то ненужным. Все в том месте не выглядело чем-то, что существовало несколько тысяч лет.

На прямой тропе от каменной двери с диском лежали трупы. На одном из мертвецом было черное твидовое пальто, на другом полупальто, а кто-то и вовсе был облачен в простую рабочую одежду. Было очевидно, что все эти люди — пришельцы, не так давно туда попавшие.

Те самые Потусторонние, заманившие остальных легкой добычей? Как они зашли столь глубоко? Неужели они миновали Человекоподобную тень, сторожившую гробницу? — Задумался Клейн, разглядывая тела погибших.

Клейна повергло в шок открытие, что все те умершие обладали редкими седыми волосами и морщинистой, покрытой старческими пятнами кожей. На вид им можно было дать все девяносто лет.

На их телах не было явных ран, словно их настигла смерть от старости. Более того, они даже не гнили.

Очевидно, что среди согласившихся спуститься в эту гробницу, не могло быть так много стариков… Те, кто набирал команду рисковых, охочих до сокровищ искателей приключений, едва-ли выбирали пожилых Потусторонних… Это очень странно! — Нахмурился Клейн, вновь оглядев мертвецов.

Он сразу же припомнил Червя Времени, оставленного аватаром Амона и герб семьи Амон, изображавший настенные часы.

Подвергать преждевременному старению — это сверхъестественная сила Амона? Темная сторона времени… Лазейка во времени… Быть может, по мере того как стареют забредшие в эту гробницу путники, молодеют члены семейства Амон, тем самым продлевая себе жизнь? Наверное, тот факт, что эти люди так легко пробрались сюда, является запланированным… Он хотел, чтобы эти люди пробрались сюда, дабы забрать у них их время… — заподозрил Клейн, бросив взгляд на черный саркофаг, возвышавшийся на каменной платформе. Горамик Гайдн вознес правую руку и произнес:

— Останьтесь здесь.

— Да, Ваша Светлость, — без колебаний ответил Бернард Икансер со своими подчиненными.

Они отчетливо понимали, что должны были слушаться приказов старших по званию Потусторонних. Им было ясно, что в подобного рода опасных операциях, поступать опрометчиво и самонадеянно — равносильно подписанию смертного приговора для самих же себя.

Горамик взглянул вперед и заметил очередную Спектральную раму, висевшую вверх ногами с обратной стороны помоста.

Выражение его лица ничуть не переменилось, и он неспешно продолжил двигаться вперед.

Неужели он вот так просто пойдет вперед? Наверное, подобная безрассудность — это отличительная черта всякого полубога… — поразился Клейн.

Он как будто бы увидел, как у Горамика выпадали зубы, вяли седые волосы, а морщинистая кожа плавно стекала вниз.

Шаг за шагом, архиепископ двигался по направлению к саркофагу. Как вдруг, доселе выглядевший нормальным, он задрожал, а из его тела послышался резкий и пронзительный скрежет.

Его шаг замедлился, движения стали заскорузлыми, а кожа на его теле заметно иссыхала.

Что-то не так… Он стареет прямо на глазах… Что-за скрежет я только что услышал… — озадаченно пробормотал Клейн.

Спустя пять или шесть шагов из тела Горамика принялись доноситься страшные звуки, как если бы рвалась плоть.

В один миг из-под его одеяния выпала шестеренка, покрытая ржавчиной.

Горамик продолжал свой путь по помосту, в то время как с него сыпались ржавые винты, расплавленный воск, пожелтевшие кости и расшатанные пружины. Он исхудал, а его ноги шатались, словно в состоянии подвести своего владельца.

Он совсем как робот… Ну, в терминах этого мира, как «живая кукла»… — прозрел Клейн.

Ему вспомнились слова Старины Нила. Бывший соратник Клейна однажды обмолвился, что четвертая последовательность Церкви Матери-Земли обладала большим потенциалом к алхимии. Четвертая же последовательность Пути Саванта, едва-ли могла похвастаться такой же способностью.

Архиепископ Горамик Гайдн, в свою очередь, как раз был выходцем Пути Саванта!

Это ненастоящий Горамик, а лишь искусно сотворенная кукла… Поэтому Спектральная рама на него не подействовала, ведь у живой куклы не было никакого Духовного Тела! Настоящий архиепископ, должно быть, очень далеко отсюда… Ожидаемая для полубога предосторожность… — прозрел Клейн и увидел, как кукла Горамика Гайдна подошла к возвышению уступа, согнула колени и спину, а затем развернула волшебную раму.

На самом деле, во время исследования всяческих гробниц и подземелий, стоило воздерживаться от подобного взаимодействия с окружающим интерьером, так как оно могло таить в себе самые разные опасности. Горамик Гайдн поступил иначе.

Вслед за щелчком портретной рамы, в зал прорвался сильный поток ветра, разогнавший гнетущую тишину.

Свечи, стоявшие в железных подсвечниках, загорелись необычайно ярким пламенем. Однако, быстро выгорев, они растаяли и потухли.

Трупы, все это время спокойно лежавшие у подножья двери, загнили смрадной вонью.

Всего за несколько секунд главный зал гробницы погрузился во тьму, оставив из источников света лишь походные фонари, находившиеся в руках членов Разума Машины.

Света от фонарей едва хватало на то, чтобы разглядеть почву под ногами.

Горамик поднял с пола раму и поднялся на помост.

Он подошел к черному саркофагу, протянул правую руку и силой оттолкнул крышку.

*Скрип!*

Тяжелая крышка саркофага со скрипом, но без сопротивления, отодвинулась.

Архиепископ взглянул внутрь и невозмутимым голосом изрек:

— Здесь пусто.

Сцена приблизилась, а Клейн самолично лицезрел, что внутри саркофага ничего, кроме бледно-желтой подушки с вышитым на ней червем, не было.

Горамик обернулся и обратил «лицом» портретную раму Бернарду и остальным.

Клейн замер на месте.

На портрете был изображен улыбающийся молодой человек.

У него были черные глаза и черные вьющиеся волосы.

Его широкий лоб возвышался над худым лицом.

В его глазу был вставлен хрустальный монокль.

А с головы свисала черная остроконечная шляпа.