Гу Хань на мгновение оторопел, а потом слегка улыбнувшись, сказал:

— Верно, Цзюнь Мосе, ты словно читаешь мои мысли.

Цзюнь Мосе сразу же продолжил: — Ты уже говорил, что в том случае, сели ты погибнешь, будущее для тебя необозримо. Если уж на то пошло, тогда зачем ты печалишься о том, что будет, когда тебя уже не станет? Я отдам все свои силы, не пожалею собственной жизни ради счастливого будущего материка и всего народа! Но тогда зачем мне размышлять о проблемах, которые ждут мир уже после моей смерти?

Гу Хань замер, нещадно чесав собственную бороду. Стоило только согласится с этим негодником, и он тут же погнал совсем не в ту сторону. От его слов то хочется плакать, то хочется смеяться, ну что за человек такой!

— К тому же ты собираешься погибнуть, отстаивая своё величие, подтверждая свою величественную репутацию, разве не так? — Цзюнь Мосе болтал без остановки: — В этом мире люди каждый день погибают из-за этого. Жена гульнула на сторону, муж остался с рогами, и, чтобы отвоевать своё достоинство, он пойдёт и устроит кровавую стычку с любовником жены, и в итоге погибнет разве не по причине отстаивания своего авторитета? Какая разница между тобой и ним? Поскольку все борются за своё достоинство, ради своего величия, чтобы их интересы не были нарушены, неужто между ними и тобой есть какие-то серьёзные различия? Тогда почему из-за твоей гибели стоит так горевать? Неужели, если я буду сожалеть о твоей кончине, ты в тот же миг станешь бессмертным?

Гу Хань был в такой ярости, что у него дрожала борода, тряслись руки, а лицо вообще посинело от злости. Если бы не это время и не это место, Гу Хань, наверняка бы вызвал Цзюня Мосе на смертельный бой!

«Это просто возмутительно! Мы, доблестные герои, собирающиеся распрощаться с собственной жизнью ради материка, в его устах стали ничем не лучше мужа, которому жена наставила рога! Это так обижает! Просто невыносимо!»

— ЦЗЮНЬ МОСЕ! — остервенело прокричал Гу Хань.

— Старейшина, кажется, вы теряете самообладание, — вежливо заметил Цзюнь Мосе.

— Это я теряю самообладание? Да иди ты знаешь куда со своим самообладанием! — Гу Хань громко и злобно прорычал: — Ты, наглый негодяй, который только и может оскорблять других людей! Ты и меня смог вывести из себя!

Нельзя не заметить, что сквернословие не было сильной стороной главы священного дворца. Хотя он покраснел от злости, он не позволил себе материться в разговоре.

Цзюнь Мосе только было открыл рот, как Гу Хань резко вытянул руку, останавливая его: — Нет! Даже не смей ничего говорить, пока я не закончу!

Цзюнь Мосе даже удивился: «Это что ещё за фокусы, почему он вдруг обратился ко мне на «вы»?»

— Кроме предстоящей войны, есть ещё одна причина для беспокойства — Чжань Лунь Хуай! Он по-прежнему жив! — Гу Хань часто и тяжело дышал, пытаясь прийти в себя и немного успокоиться. За три тысячи лет, кажется, он впервые так вышел из себя.

— Вне зависимости от того, что станется со священными землями после войны, ты должен найти Чжань Лунь Хуая! — Гу Хань, наконец, восстановил дыхание: — Девять зыбучих песков обладают большой ценностью для души. К тому же Чжань Лунь Хуаю удалось забрать с собой их в громадном количестве. Если ты встретишься с ним, будь очень осторожен! Ни в коем случае… не надо недооценивать его способности! Ты сейчас и представить не сможешь, насколько он может быть силен!

Цзюнь Мосе немного помолчал и сказал: — Премного благодарен!

— Благодарность свою засунь себе в… — Гу Хань снова раздражённо произнёс: — Я уже и так потратил много жизненной энергии из-за того, что ты меня разозлил…

— Однако я не знаю почему ты так возбуждён сейчас? — спросил Мосе.

Гу Хань беспомощно рассмеялся: — Я знаю, чего ты добиваешься. Хочешь, чтобы мой гнев вылился наружу, и я мне было бы легче принять смерть? Однако ты зря стараешься, у тебя ничего не вышло, — он тяжело вздохнул, и подавлено сказал: — История трёх священных земель насчитывает несколько тысяч лет, и сейчас приближается конец стараниям бесчисленного количества людей. Я стоял на страже священных земель пять тысяч лет! И священный дворец стал главной целью моей жизни. Сейчас гора Тяньчжу разрушена, дворец почти уничтожен, мои силы на исходе… я знаю, что мой жизненный путь должен скоро завершиться! Тебе необязательно что-то говорить. — Не заблуждайся! Я и не собирался тебя отговаривать! — Цзюнь Мосе немного помолчал, а потом сказал: — Я просто хотел попросить тебя об одном деле.

— Попросить меня? Это большая редкость, ну, говори! — сказал Гу Хань.

— Настрой сил священных земель, скажем начистоту, не слишком радужный. Гу Хань, посмотри на своих подчинённых, они все дёрганные и не собранные, в любой момент готовы распрощаться со своей жизнью! — Цзюнь Мосе холодно фыркнул.

— Верно, это они полны рвением пожертвовать своей жизнью ради победы! А что в этом неправильного? — недоумевая, спросил Гу Хань.

— Я не ставлю вопрос про вашу решимость, и не прошу вас отказываться от принятого решения, но пусть даже если вы готовы погибнуть в этом сражении, ваша смерть должна принести хоть какуюто пользу! — Цзюнь Мосе протянул руку, указывая на Гу Ханя: — Гу Хань, все твои люди, включая тебя самого придерживаются одного мнения на этот счёт. Тогда я спрошу тебя, сколько человек из священных земель поспешат тотчас же самоликвидироваться в начале сражения?

Гу Хань замер.

— Один только мастер уровня Шенхуана может с лёгкостью убить несколько сотен обычных Чужаков, несколько десятков Гуй Жэнов, даже может попытаться порешать несколько Ди Жэнов! И в итоге самоликвидироваться, зацепив при этом немалое количество врагов. Если совершать самоликвидацию в самом начале сражения, разве тебе не кажется, что это слишком большое расточительство? — Цзюнь Мосе спокойно сказал: — Если уж погибать, так с максимальной пользой для всех! Чтобы твоя смерть не была напрасной! Если ты можешь покончить с жизнью, перебив до этого несколько десятков тысяч врагов, так зачем умирать, убив всего лишь сотню? Раз вы решили погибнуть, как герои, так почему не принести максимум пользы своей смертью?! Поэтому я прошу вас вступить в войну, при этом приведи в порядок свое душевное состояние! И совершать самоликвидацию лишь тогда, когда других шансов не останется!»

В глазах Мосе появился мрачный пронзительный свет: — Не надо считать меня злым и жестоким! Я говорю так не только тебе, я говорил то же самое своим братьям, и самому себе! Потому что это не только ваша война, это наша общая война! На войне может погибнуть кто угодно! Могут погибнуть все наши люди, и останемся только мы, и также мы можем оказаться убитыми, а все останутся в живых! Никто не может знать этого наверняка! Успех зависит от стараний человека, а как распорядится судьба — мы узнаем через несколько дней! Старейшина, ты прожил пять тысяч лет, и, я уверен, понимаешь это лучше меня! Война есть война, никто никогда не говорит: «В этом сражении нельзя погибнуть, а вот в этом можно и умереть», есть разница лишь в том, что можно погибнуть быстрее остальных, умереть первым! Поэтому не надо перепоручать на меня свои дальнейшие дела. Возможно, я даже не переживу этот бой, и ещё ты, старейшина, будешь хоронить моё тело. Эм, или, возможно, от моего тела вообще ничего не останется, потому что я перед своей смертью постараюсь зацепить как можно больше врагов! Чтобы облегчить твою и без того тяжёлую ношу! Я надеюсь, и ты поступишь для меня также. Или, по крайней мере, вы все не станете взрываться, как новогодние хлопушки, только чтобы показать грёбанное «величие трёх священных земель»! Если бы я хотел услышать грохот и увидеть дым, не пришёл бы сюда! — Цзюнь Мосе холодно посмотрел на Гу Ханя, и спокойно продолжил: — Поэтому я прошу тебя: не надо глупо и бессмысленно взрываться впустую! Потому что если вы изберёте именно такой способ прощания с жизнью, я никогда не буду уважать вас за это, ни одного из вас! Если после победы в этой войне ты покончишь с собой, чтобы принести свои извинения, я не буду останавливать тебя. Но шансы на победу в этой войне так туманны… Прошу вас всех — сражайтесь изо всех сил, не надо думать об немедленной самоликвидации! Ты понял?!

Гу Хань пришёл в окончательное оцепенение.

Да, его люди считали эту войну безнадёжной, поэтому и приняли решение героически пожертвовать своей жизнью.

Однако, как можно не согласиться со словами Цзюня Мосе? С какой стати они могут быть уверены в том, что Цзюнь Мосе, армия Тянь Фа и бойцы дворца Злого Монарха не погибнут в этом сражении?

Гу Хань словно очнулся после долгого сна!

Он был настолько пессимистично настроен, что начал передавать все свои полномочия Цзюню Мосе, чтобы просто спокойно умереть? Насколько это безответственно и эгоистично?

— Оказывается… оказывается, я заблуждался! И чуть было не совершил огромнейшую ошибку! — Гу Хань пристыженно ахнул.

«Я думал только о своей шкуре! И при этом чувствовал себя доблестным героем, как это глупо! Не разу не обратив внимание на своих людей!»

— Умереть, на самом деле, совсем не страшно и очень просто: лёг, закрыл глаза, и всё кончено! Однако в мире сейчас есть очень много вещей, которые намного страшнее смерти! — Цзюнь Мосе беззаботно сказал: — Ни в коем случае не думай, что смерть может одним махом решить все проблемы, так поступают только трусы! И сейчас вы именно такие трусы, которые бегут от проблем и ответственности, сгорая от нетерпения, чтобы побыстрее сдохнуть!

Гу Хань весь вымок от пота, чувствуя, как его сердце стало биться, как одуревшее.

— Если тебе больше нечего сказать, то, я думаю, наш разговор можно закончить на этом. Есть много дел, которые требуют моего вмешательства! И, старейшина Гу, я искренне надеюсь, что ты сможешь успокоиться, и умерить пыл твоих трусов, которые жаждут поскорее умереть. Приведи их в чувства!