Интерлюдия 28 (...)

Изучение, анализ.

Неотслеживаемый никакими обычными средствами импульс и устойчивый поток данных в ответ. Взгляд в прошлое и в будущее. Охватывающий одновременно множество целей, он являлся главным средством получения информации о мире. Каждая цель осмысляется в контексте восьми-двенадцати лет собственной истории. Больше времени на цель, и устойчивый поток предоставляет больше данных, видения проясняются. Бесполезные детали отбрасываются, ключевые — сохраняются.

Расшифровка, поиск опорных точек.

Стоит сосредоточиться на одной цели, и дешифровка ускоряется, но за это приходится платить. Остальное воспринимается смутно. Если это происходит в бою, то врагов нужно отвлечь или ударить достаточно сильно, чтобы они не смогли сразу же контратаковать.

Задачу облегчает ещё одно чувство, ещё одна сила, которая простирается в другом направлении. Большинство не способно её ощутить. Ещё один ворох картинок — потенциальные возможности. По мере того, как другие принимают решения, картинки проясняются, часть возможностей отбрасывается, цели вокруг становятся чётче.

Одна из целей оказывается в фокусе, и тогда можно наблюдать всё её существование от рождения и до самого момента исчезновения. Обычно это мгновение смерти. Но иногда цели исчезают во тьме, скрытые другой силой.

Обычно эту преграду можно преодолеть, особенно если есть возможность вглядеться. Переломные моменты известны. Чётко различимы кризисы, мотивы, решения, страхи и стремления. Даже после того, как отдельная личность исчезает в темноте, информации оказывается достаточно для того, чтобы предугадать её дальнейшие действия.

Камень брошен во тьму. Можно с уверенностью утверждать, что он будет лететь, пока во что-то не врежется.

Направить ситуацию, чтобы цели испытали требуемый уровень страха и стресса. Увеличить секрецию гормонов. Манипулировать обстановкой, чтобы субъекты связали знакомые визуальные, обонятельные и слуховые стимулы с ближайшим окружением. Место, запах, уровень стресса, видимые и слышимые сигналы соответствуют переломному моменту. Секреция гормонов растёт ещё больше.

В результате возникают галлюцинации, краткие или непрерывные. Ощущение звуков, видений и запахов, которых на самом деле не существует. Реакция «бей или беги» подпитывает потребность в бегстве от действительности. Галлюцинация служит первым шагом к снам наяву.

Камень брошен.

Она манипулирует людьми и работой их внутренних органов, воздействует на машины и данные, стихии и элементарные причины и следствия.

Режим спячки позволяет изучать окружение, собирая информацию со слабой обратной связью. Поток данных, которые нельзя отследить или почувствовать. Для полного сбора требуется несколько проходов.

Вместо камня можно использовать несколько бильярдных шаров, которые бьют друг друга по очереди, один за другим. С каждым ударом отдача слабеет.

При тщательном изучении и выверенной точности, каждый из шаров может найти свою лузу. Сферы из полимерной смолы достигают самой дальней точки площадки, покрытой ворсистой тканью, и, истратив весь свой импульс, замирают на самом краю. Они едва не остаются там навсегда, им не хватает энергии, чтобы перевалить за кромку. Потом они падают. С идеальной синхронностью все три шара исчезают в забвении.

Она не испытывает от этого радости. Это её задача. Способ достижения цели.

Она абсолютно слепа. У неё нет никаких органов чувств, чтобы ощущать то, что происходит в настоящем. Ни зрения, ни слуха, ни осязания, ни вкуса. Ей это не слишком мешает, её слепотой сложно воспользоваться против неё. Для того, кто способен воспринимать прошлое и будущее одновременно, настоящее — лишь краткий миг в длинном отрезке времени.

Но сейчас она встречает препятствие, которое совершенно не может ощутить. Ни в будущем, ни в прошлом. Во взаимодействии с ним она ограничена лишь текущей ситуацией. Она не видит препятствие, но только то, что приходит в движение вокруг него. Она не видит его ударов, но видит реакцию, последствия.

Она видит, как из темноты вылетает камень, и может определить, откуда он был брошен.

Есть задача, которую нужно завершить, но сначала надо подготовить почву.

Препятствие должно быть устранено, это критически важно. Но оно недоступно её восприятию. Это самая большая проблема, с которой ей доводилось столкнуться.

Ей необходим доступ к определённой информации. Получить его можно, правильно расположив цели.

Необходимы ресурсы. Это требует терпения. Скоро она получит к ним доступ, если препятствие не погрузит всё во тьму.

Её не должны отвлекать. Это ей обеспечивают добровольно.

Она работает заодно с субъектами. Это служит нескольким её целям. Когда это возможно, она общается с остальными. Поток воды определённой длины волны — для её брата, который воспринимает мир как воду. Он видит живых существ как состоящие из воды мешки с мясом, ощущает сырость воздуха и влагу, что стекает по всем доступным поверхностями, когда он перемещает в нужное место тучи и туман.

На младших братьев и сестёр нацелиться сложнее, но способ есть: место их рождения усыпано временны́ми аномалиями. Дыры во времени, колодцы, отзвуки, замедленное и ускоренное время, созданные произошедшими битвами. В некоторых она участвовала и сама. Так же как и водой, она манипулирует ветром. Движение порождает движение. На некоторые временны́е эффекты можно воздействовать, и она ударяет по ним, следуя определённому шаблону, растягивает их в определённой последовательности, от наиболее быстрых к самым медленным. И снова она повторяет процесс усиления аномалий, в которых заперты индивидуумы. Способ связи грубый, но она знает своих братьев и сестёр, как знает и любую другую цель. Медленно, чтобы не встревожить субъектов.

Чтобы донести суть, требуется ещё больше сообщений.

Средней сестре достаточно одной только дрожи земли на той же самой волне, которую принимает старший из выживших брат. Она отвечает тем же.

Младшей сестре нужно лишь воздействие силы, любой силы. Но к тому времени, как разбужены остальные, она уже готова действовать.

И вот все на своих местах. Они подчиняются, остаются спокойны.

Получив разрешение, они нападут на назначенные цели. Они сотрудничают с субъектами.

Её внимание обращается к объекту, который она создаёт. Она лишена зрения, не может даже ощутить собственное к нему прикосновение, но осознаёт его состояние в прошлом и будущем, видит его через восприятие тех существ, которых изучила.

Стеклянная труба шириной в метр и длиной в два с половиной, оба конца которой закрыты металлическими заглушками.

Это шестая стадия из девяти. На время она перемещает трубу в сторону, погружает в более крупное оружие, спрятав стекло внутри фальшивого ствола. На деле оружие будет стрелять по-другому.

Те, кто наблюдает за ней — через камеры или невооружённым взглядом — не станут об этом докладывать. У них нет необходимых знаний, чтобы распознать, чем может оказаться эта труба. Событие будет отброшено как несущественное. Они будут ожидать, что доклад сделает кто-то другой. Все события записываются, но проверяющие их субъекты либо погружены в сон, либо заняты чем-то другим.

Она видит, как будут разворачиваться события, и делает свои дела у всех на виду. Одна из субъектов, ушедшая раньше, скоро завершит своё путешествие. Наиболее вероятное развитие событий, учитывая слепые зоны, состоит в том, что она вернётся в ближайшие десять минут. Неясно, закончит ли она свою записку или напишет что-то ещё.

Труба полностью закрыта, спрятана и бережно удерживается.

Она начинает петь, и ближайшие субъекты немедленно настораживаются.

Значит песню нужно изменить. Что-то другое. Она заглядывает вперёд, чтобы узнать, что ей понадобится. Что-то, что подтолкнёт их к отдыху.

Субъект, стоящий во главе этой маленькой колонии проснётся...

Девушка просыпается.

...только чтобы спросить:

— Какого, блядь, хуя ты делаешь?!

Песня продолжается.

Девушка выглядывает в окно.

Сейчас она произнесёт...

— Господи, ты реально жуткая, ты в курсе?

...и девушку одолевает усталость. Она прибегает к своей силе, ищет подсказки, пытается извлечь информацию, но всё, что могло бы дать ей наводку, убрано в сторону, спрятано. Её внимание отвлечено, напоказ выставлены другие вещи.

Симург стоит, возвышаясь. Её тело вытянуто в линию, крылья сложены и спрятаны в тени. Лишь одно крыло отражает свет, вычерчивая прямую линию от затылка в сторону неба. Бледная линия, уходящая вертикально вверх. Перед ней парит орудие, она склоняет голову набок, изучая своё творение.

Наклон головы, выпрямленное тело, прикосновение к земле только пальцами ног — всё это пробудит воспоминание. Не напрямую, но это подействует — воспоминание всплывёт.

Необязательно использовать обратную связь, когда ключевые элементы уже расшифрованы.

Девушка падает обратно на диван, пытаясь сосредоточиться на своей работе, на деталях, за которыми нужно проследить. Песня помогает ей уснуть, и, прежде чем её глаза закрываются, она бормочет ругательство. Семена её снов уже посеяны.

Это открывает путь для новой работы.

Ещё два субъекта, с которыми надо разобраться.

Портал открывается чуть позднее. Девушка решила написать более длинное письмо. Сейчас она неторопливо приближается. Насекомые вокруг неё разведывают путь.

Напряжение, усталость, пониженная бдительность. Довольно легко было внушить слуховую галлюцинацию. Всего одну. Вызвать ключевое воспоминание.

Лучше сначала закончить с другим субъектом. Ещё три минуты до прибытия девушки с насекомыми.

Объекты расположены в определённом порядке. Они пробуждают разные идеи. Принята другая поза, крылья высоко подняты и вытянуты.

Наручники. Шприц. Скальпель. Линза. Линза.

Некоторые ведут записи, но это ни к чему не приведёт. Так же, как и со стеклянной трубой, местные субъекты просто не располагают информацией, чтобы понять.

Намеченная цель очень, очень далеко.

«Это уже слишком».

«Эй, с тобой всё в порядке?»

«Что произошло?»

«Из носа кровь пошла».

«Ты меня слышишь? Скажи парню, чтобы он сменил цель. Направь его куда-нибудь ещё».

Всё становится размытым, неразборчивым.

Сменить цели...

* * *

Город. Мегаполис.

Он простирался во все стороны, куда ни кинь взгляд, до самого горизонта.

Восприятие, ранее сосредоточенное на одной цели, охватило сейчас всю область, весь простирающейся без границ город. В этом нет ничего сложного — сменить фокус, увидеть всё происходящее как последовательность бесчисленного множества деталей, но только одновременно.

На каждом здании и на каждом балконе — по грядке, на каждой вертикальной поверхности — чёрная панель с идущими от неё проводами. Каждая отдельная семья способна самостоятельно поддерживать своё существование, излишки поступают в продажу.

«У них всё хорошо?»

«Я не знаю».

«Ничего себе! Невероятно! Посмотри на это всё».

«Сосредоточься, делай, как нам сказано».

Восприятие расширяется. До целой планеты. Она не идеальна, но у цивилизованного мира, расположенного в основном к югу от экватора, другое мировоззрение и ценится самодостаточность. Остальную часть планеты раздирает война.

Он появился впервые в одном из таких охваченных войной регионов. Лучик золотого света.

Разрушение. Гибель всего региона, затем целого континента.

Его присутствие размылось, потемнело. Изображения расплываются.

«Не видно. Не...»

«Продолжаем».

* * *

Расширение восприятия продолжалось. Голоса людей превратились в фоновый шум, одно и то же слово повторялось снова и снова, словно эхо.

Не стоит обращать внимания.

Для них это не важно.

«Ого, кровь из носа остановилась».

«Здесь ничего не происходит. Не стоит ли сосредоточиться на чём-нибудь другом?»

«Пусть отдохнут».

Прошло некоторое время. Изображения оставались несколько нечёткими.

«Вот».

Изображение прояснилось, когда они остановили внимание на одном конкретном месте одного конкретного мира.

Палата госпиталя была на удивление светлой и залитой солнцем. Пациент был небрит, широкоплеч и мускулист, с густой растительностью на груди и руках.

Его грудь покрывали впечатляющие шрамы, как свежие, так и застарелые. На одной стороне живота выделялся небольшой чёткий ожог. Мужчина был на удивление расслаблен, несмотря на трубки, торчащие сбоку из его груди.

Кто-то тихонько стучался в дверь.

Мужчина поднял голову, но не стал отвечать. Он протянул руку вниз и схватился за рукоять оружия. Его знаменитый пушкомеч.

Поднимая его, он поморщился. Больно. Он положил оружие на колени, направив ствол в сторону двери.

Дверь распахнулась, и Шевалье взвёл курок.

Инженю замерла на месте.

— Нет, — чётко произнёс Шевалье.

— Я хотела узнать, как ты, — сказала Инженю и улыбнулась. Она накрасилась, и теперь ей легко можно было дать лет на десять меньше. Её одежда была несколько старомодна. Джинсы с заниженной талией оставляли открытым подтянутый живот. Она одарила его лёгкой улыбкой: — Не могу представить, что ты стал бы в меня стрелять.

Выражение его лица не изменилось.

— Ты действительно хочешь это проверить?

Инженю состроила недовольную гримасу.

— Тебе, как и всем амнистированным, в руку имплантирован трекер. Через минуту-другую они будут здесь. Если ты уйдёшь прямо сейчас, то тебя не застрелят, и я выскажусь в твою пользу. Если же останешься, то...

Она уже качала головой, поворачивая руку, чтобы показать ему левое плечо. Рука была перебинтована, на повязке виднелась засохшая кровь.

— Ты вырезала его, — он хотел произнести это с удивлением, но ему это не совсем удалось. — Это должно было вызвать срабатывание сигнала.

— Нашла кое-кого, кто был не против сделать одолжение красивой девушке, — сказала она мягко. — Я хотела тебя видеть, Шевалье. Мне бы этого не позволили.

— И для этого есть веская причина.

— Я не плохая, Шев.

— Так это или нет, я думаю, ты должна уйти. Так будет лучше для нас обоих.

— Знаешь, а я немного в тебя влюблена.

— Знаю, — сказал он хмуро.

— Не сильно. Но достаточно.

— Ты влюбляешься во всех, на ком используешь силу, — сказал он.

— Это не так. Когда ты так говоришь, ты выставляешь меня ветреной. Я просто...

Произнося эти слова, она сделала шаг вперёд. Шевалье выстрелил.

Дверь разнесло на кусочки. Инженю взвизгнула и, побледнев лицом, отступила.

— Вот теперь сюда точно идут, — сказал он.

— Я... мне больно, — сказала она.

— Знаю.

— Я вижу тебя. Со многих сторон. Я вижу твою силу и вижу, что ты с ней сделал. Ты особенный, раз применяешь её такими способами. Храбрый.

Он нахмурился.

— Я знаю о твоём особенном зрении.

— Это секретная информация, — сказал он.

— Я попросила кое-кого из твоей команды об одолжении. Она помогла мне, — сказала Инженю, опустив взгляд. Она завела руки за спину и шагнула в сторону, повернувшись спиной к разрушенной двери.

— Я думаю, — начал Шевалье, повернув ствол, чтобы держать её на прицеле, — что нам придётся оградить тебя от желающих оказывать тебе все эти многочисленные услуги. Я не хочу отдавать приказ о твоей изоляции, но ты не оставляешь мне особого выбора.

Инженю надула губки:

— Нам было бы хорошо вместе.

— Очень может быть.

— Видишь? — робко улыбнулась она. — Я могла бы стать хорошей подругой — или хорошей подчинённой, если ты предпочитаешь так.

— Не отрицаю. Это твой прирождённый талант.

Её улыбка угасла, как будто она догадалась, что он скажет дальше. В конце коридора послышались шаги.

Перед Инженю возникло силовое поле, которое выдернуло её из комнаты и прижало к стене коридора.

Шевалье сдвинул меч в сторону и начал медленно поворачивать тело, опуская ноги до тех пор, пока они не коснулись пола.

В дверном проёме появился Порыв.

— Не надо…

Он продолжил попытку встать на ноги.

— Дурак.

Аккуратно сложенные силовые поля подняли его в воздух, одно под ногами, другое за спиной. Коснувшись земли, он качнулся, но ещё одно поле не дало ему упасть. Трубки, выходящие из груди, туго натянулись. Если он упадёт, они могут отсоединиться.

Он обрёл равновесие и кивнул. Нарвал отключила силовые поля.

— Как, чёрт возьми, ей удалось пробраться в госпиталь? — спросила Нарвал.

— Отпустите меня!

Силовое поле исчезло, но появилось несколько других. Они прижали женщину к стене, удерживая за горло. Нарвал принялась обыскивать её карманы.

— Не трогайте меня! Шевалье, пожалуйста!

— Как я и говорил, — сказал Шевалье, — я знаю — это было бы прекрасно. Лучшие люди, чем я, уступали твоим чарам. Ты хамелеон, и ты можешь вылепить из себя такую женщину, которую желает твой мужчина. Мне не нравится, что происходит потом.

— Ты судишь меня по тому, что случалось раньше? Ты бываешь жесток.

— Ты больна, Инженю. Давай не будем притворяться, что ты говоришь от чистого сердца. По-настоящему хорошие люди не правят тюремным блоком в Клетке.

— Я пыталась выжить! — воскликнула она. — И не говори мне, что ты этого не понимаешь.

— Я понимаю, — вздохнул он.

— Шевалье, — вмешалась Нарвал. — Возможно, говорить с ней — не лучшая идея.

Он покачал головой.

— Всё нормально.

— В её карманах ничего, только телефон.

— Ты читал моё досье, — заговорила Инженю, яростно и отчаянно. — Ты знаешь, что я тоже умею выживать. Ты знаешь, что мы видим мир одинаково, мы видим силы. Но ты используешь свою силу, чтобы манипулировать физическими явлениями, я же ограничена... нематериальным. Ты же видишь двойственность?

— Двойственность, — повторил он бесцветным голосом.

— И не говори мне, что ты не способен увидеть романтический контекст. В противном случае, ты не одевался бы в благородного рыцаря. Добро и зло, мужчина и женщина, физическое и волшебное. У нас схожий опыт. Я готова поспорить, что если ты задашься целью, то сможешь найти ещё больше параллелей.

— Готов поспорить, что да, — сказал Шевалье и вздохнул. — Но если поискать, то параллели можно найти между чем угодно.

— Ты циничен, — сказала она и, немного улыбнувшись, продолжила. — Немного волшебства могло бы это исправить, и если ты хочешь вернуть должок...

— Проверьте её телефон, — приказал Шевалье.

Нарвал взяла телефон.

— Защищён паролем.

— Она изучала моё досье, и готов поспорить, что паролем поставила что-то оттуда. Попробуй моё среднее имя. Майкл.

— Не-а.

— Моё место рождения. Сисеро.

— Подошло.

Инженю нахмурилась.

— Я не знаю, восхищаться ли мне тем, что ты настолько хорошо меня знаешь, или расстраиваться, что ты нарушаешь мои личные границы.

— Давай посмотрим, что в телефоне, и потом решим, — ответил Шевалье. — Нарвал? Какие-нибудь письма, СМС, заметки?

— Нет, нет… да. Она скачала в телефон твои файлы. Седьмым шрифтом на экране телефона, вместо всех символов кроме букв — бессмыслица.

— Признаю, я читала о тебе всю ночь, — сказала Инженю.

— Верю, — ответил Шевалье. — Но отношения между циником и верующим — это то, о чём мы с Мирддином часто шутили. Слово в слово. Эти рассуждения ты тоже вытащила из файлов.

— Новости. Интервью с высшими членами Протектората, — сказала Инженю, опустив голову.

— Десять лет назад.

— Одиннадцать.

Он приподнял бровь, однако промолчал.

— Я знаю, что безнадёжна, Шеви, не стану притворяться. Я была совершенно беспощадна, когда управляла своим тюремным блоком.

— Поставляла проституток всей Клетке, и мужчин, и женщин.

— Только тех, кто сам хотел!

Он не ответил. Под его взглядом она поникла.

— Я не готова отвечать за то, что делали мои подручные, — добавила она тихо.

— Да, думаю, не готова.

— Мне пришлось дать им какую-то власть, чтобы они не восстали против меня. Точно так же мне приходилось сохранять преданность некоторых парней, чтобы они защищали меня. Это был мирный тюремный блок, никаких убийств. Может быть, я и смотрела сквозь пальцы на то, что один из моих подчинённых использовал пытки, чтобы держать людей в узде. Но в моём блоке жили одни из самых мерзких заключённых. Дракон всё продолжала их мне присылать. В этой ситуации я делала всё, что могла. Вся эта гнусность — это не я, а лишь влияние окружения, в котором я жила.

Шевалье смерил её взглядом, и на этот раз она не дрогнула. Она приподняла голову и выдержала взгляд.

— Что ты хочешь с ней делать? — спросила Нарвал.

— Я очень хочу отправить её в одиночную камеру, чтобы нам не приходилось переживать на её счёт, пока мы не покончим со всем остальным.

— Это можно устроить, — Нарвал взглянула на женщину. — Вот только мне кажется, я услышала «но».

— Миру приходит конец, — сказала Инженю. — Какой толк беспокоиться о нашем будущем? У нас может быть нечто прекрасное прямо сейчас, и я могу помочь тебе, моя сила может помочь всем!

— Если ты хочешь убедить меня, то выбрала не тот подход, — сказал Шевалье.

В голосе Инженю прозвучало отчаяние.

— Если хочешь ранить Сына, тебе понадобится моя сила. И давай не забывать о моём втором преимуществе. Политика, власть оружия, называй как хочешь. В моём распоряжении есть небольшая армия.

— Четыре помощника и пятеро подчинённых, — сказал Шевалье. — Да, как она и сказала.

— Отпусти меня, я буду хорошо себя вести.

Шевалье взглянул на Нарвал.

— Ты слишком мягок, — сказала Нарвал.

— А ты бы не была?

— Была бы, но всё равно считаю, что ты слишком мягок.

— Я буду идеальной, — сказала Инженю. — Обещаю.

— Нет, — сказал Шевалье. — Не будешь.

Инженю замерла.

Он дал возможность словам повиснуть в воздухе.

— Ты… хочешь, чтобы я была плохой?

— Я хочу, чтобы ты была приемлемой. Идеальной — слишком высокая планка. Поэтому я собираюсь попросить тебя придерживаться правил.

— Да, — в ту же секунду ответила она.

— Ты могла бы взять время на раздумья, — заметил Шевалье.

Инженю пожала плечами.

— Я сделаю всё, что тебе нужно.

— Ровно до того момента, пока тебе не покажется, что твоя самоотверженность должна быть вознаграждена. И ты попросишь от меня весьма разумных одолжений.

— Нет, — сказала Инженю.

— Иди с Нарвал, — вздохнул он. — Собери вещи. Возвращайся, и мы проведём эксперимент. Мне понадобится твоя сила.

Инженю широко улыбнулась.

Нарвал взяла её за руку и увела прочь, прежде чем та сумела что-то сказать.

Шевалье стоял возле кровати до тех пор, пока обе женщины не ушли, затем обмяк и опёрся о край, чтобы не упасть. Крохотными шагами он доковылял до середины кровати, со стоном присел на неё, затем при помощи рук закинул ноги на кровать.

— Тебя можно было бы вылечить за несколько минут, — сказал Порыв.

— Можно было бы, — признал Шевалье, — но я не хочу.

— Нотации читать не буду, не переживай.

Шевалье кивнул.

— Золотая мразь крепко тебя зацепила.

Шевалье снова кивнул.

— Один из лучших образцов брони, а я всё равно сражён ударом, который даже не был на меня направлен.

— И всё жы ты успел прикрыть Инженю своим телом.

— Старые привычки.

— Если хочешь более жёсткий, более сильный и собранный Протекторат — не нужно выкидывать подобных фокусов. Вредит новому имиджу.

— Имидж — последнее из того, что меня беспокоит.

— Ты так говоришь, и при этом отказываешься от лечения, якобы для того, чтобы могли исцелиться другие люди?

— Ты обещал без нотаций, — напомнил Шевалье.

Порыв улыбнулся.

Герой обошёл кровать, взял с небольшого столика кувшин, налил в него воды из-под крана, затем наполнил стакан.

— Мы считаем, что он проделал сорок процентов пути, — сказал Порыв.

— Пути?..

— Через миры. Он ждёт возможности снова нам противостоять. Зачем ему это нужно? Догадок на этот счёт слишком уж много.

Шевалье кивнул.

— Мы знаем, как мало времени у нас осталось. Скоро придут другие. Они отставали от меня минут на пять-десять.

— Ладно, — сказал Шевалье. — Наверное, вечно отмахиваться от гостей не получится.

— У тебя даже дверь не заперта, — сказал Порыв махнув в сторону двери, которую разнёс выстрел пушкомеча.

Шевалье усмехнулся, затем поморщился. Смеяться было больно.

Улыбка Порыва медленно погасла. Когда он снова заговорил, то был уже серьёзен:

— Некоторые из них члены Протектората.

— И?

— Нынешние и… бывшие.

— Мы кого-то потеряли? Или… Ааа.

Порыв посмотрел на дверь в коридор.

— Если до этого дойдёт, я могу попросить его уйти.

— Это было бы мелочно. Мы ведь всё равно с ними в союзе?

Порыв кивнул.

— Это свидетельство нашей способности сотрудничать? — подумал Шевалье вслух. — Или признак нашей готовности заключить сделку с дьяволом?

— С дьяволами, множественное число, — сказал Порыв. — Тебе нужно что-нибудь, пока мы ждём?

— Принеси мне хотя бы рубашку. И позови доктора, чтобы вытащить эти трубки.

«Сюда. Здесь что-то происходит».

* * *

На пыльной дороге между двух ферм медленно открылся большой портал, состоящий из девяти прямоугольных проходов, аккуратно без промежутков выстроенных решёткой три на три.

Совершенно неподвижный Отступник ждал. Слева и справа от него стояли Канарейка и Святой.

Появились Учитель и его приближённые, за ними следовала Дракон. Бывший глава тюремного блока носил бородку, у него были залысины и волнистые каштановые волосы. Он был одет в рубашку и брюки цвета хаки, на ногах — дешёвые туфли. Необычный наряд для суперзлодея.

«Эй, смотри».

«Тихо! Сосредоточься!»

Тело Дракона было собрано из металлолома. Детали грузовиков, машин, некоторые из них ржавые. Голова была низко опущена. Всё ещё дракон, но лишённый благородства.

— О, Господи... — тихо произнесла Канарейка.

— Ты мерзавец, Учитель, — сказал Отступник.

— Ты будешь удивлён, — ответил Учитель. — Святой, привет. Честно признаться, не ожидал тебя увидеть.

Святой не ответил.

— Дракон, ты свободна. Практически, — сказал Учитель.

Дракон вышла вперёд, прошла мимо Отступника, который даже не шевельнулся, затем улеглась прямо на пыльную дорогу, её хвост лёг на землю возле Святого, голова — между Канарейкой и Отступником.

Прошло несколько долгих секунд, Отступник молчал.

— Я знаю Канарейку, — сказал Учитель. — Не советую использовать её силу.

— Я и не планировал, — сказал Отступник.

— Хорошо, хорошо.

Снова наступило молчание. Его можно было бы назвать неловким, если бы Отступник хоть немного уступил, но неловкое молчание требует неловкости, а эти двое общались по большому счёту без затруднений. Уверенность и самодовольство с одной стороны, едва прикрытая враждебность с другой.

— Спрашивать будешь? — наконец заговорил Учитель.

— Что ты с ней сделал?!

— Прежде всего, я оживил её. Не самое простое дело, учитывая количество шифрования, о котором мы говорим. Не знаю, говорил ли я, дорогая Дракон, но мне кажется, твой создатель всё-таки любил тебя. Он мог сделать всё гораздо сложнее. Я думаю, он всё-таки хотел освободить тебя.

Отступник посмотрел на голову Дракона, затем сжал кулаки.

— Иронично, — заметил Учитель.

— Я хочу, чтобы ты… — начал Отступник, но замолчал, словно чтобы справиться с чувствами. — Скажи мне, пожалуйста, что ты сделал.

— Ничего. Точнее ничего важного. Я наложил ограничение. Не более того.

— Какие ограничения?

— Только одно: она не станет нападать на меня или поддерживать такие атаки.

Отступник не шевелился и, казалось, даже не дышал.

— Как и на тех, на кого я укажу, если до этого дойдёт.

— Ты не умеешь изменять её код, не нанося повреждений.

— Не умею. Это верно. Но я направил на это свои лучшие умы, и мы свели повреждения к минимуму.

— Я не часто даю обещания, — сказал Отступник, — но хочу, чтобы ты знал — я заставлю тебя за это поплатиться.

— Да ладно! — резко выпалил Учитель. — Ты что, серьёзно?

— Ты промыл мозги женщине, которую я люблю.

— А если бы я этого не сделал, это бы только вызывало больше подозрений. Ты бы стал искать признаки более тонкого вмешательства в её код.

— Ты мог бы пригласить меня, чтобы я всё увидел сам, — сказал Отступник.

— Чтобы ты увидел, как я работаю? Устройство моей защиты, инструменты, при помощи которых я блокирую реальности? Я несколько параноидален для этого. Это был наиболее безопасный способ, наиболее чистый.

— Вот только ты сделал меня своим врагом, — сказал Отступник. — Поскольку превратил мою девушку в рабыню.

— Она свободна, — с нажимом сказал Учитель. — Всего одно ограничение — она не может работать против меня. С учётом того, что она пыталась вычислить Святого, мне это кажется вполне разумным. Это не рабство. Это… то же самое, что невероятно эффективный шантаж. Шантаж, который я сейчас сохраняю в резервную копию, имей в виду. Или копирую в её резервные копии.

Отступник протянул руку и положил ладонь на голову Дракона. Несмотря на рукавицу, было заметно, как дрожит его рука. Канарейка встревоженно взглянула на него.

— Я хочу собственными глазами увидеть, как Земли выживут, понимаешь? Я захватил Дракона потому что знал — ты не предоставишь мне полный доступ. Я лишь предпринял несколько шагов, чтобы защитить себя. Вот и всё. Всё, что я сделал. Можешь поискать следы других изменений, или спроси её.

— А если я убью тебя прямо сейчас?

— Как грубо, — вздохнул Учитель. — Тот кусочек кода, который мы внедрили, содержит некоторые меры безопасности. Если я покину этот бренный мир или не смогу связаться с вами двумя, ограничения станут шире. Она вообще не сможет предпринимать никаких агрессивных действий против кого-либо или чего-либо.

— Понятно, — сказал Отступник. — А если ты умрёшь естественным путём?

— Давай обсудим это после того, как спасём мир? Это обсуждение не имеет смысла в случае неудачи.

— Если ты умрёшь естественным путём? — повторил Отступник.

Учитель нахмурился.

— Он упрямый, — наконец сказал Святой. — Просто ответь ему.

— Я не знаю, — ответил Учитель. — Я не загадывал так далеко вперёд и не просил своих студентов просчитывать так далеко. Я, конечно, не стремлюсь к бессмертию, но ведь могу и передумать. А пока давай будем считать, что я освобожу её, если осознаю, что жить мне недолго осталось.

Отступник задумался над этими словами. Ладонь по-прежнему касалась Дракона.

— Я понимаю. Полагаю, что придётся с этим смириться.

— Ну а пока, — сказал Учитель, хлопнув в ладоши, — давайте сосредоточимся на наших задачах. Здесь и сейчас, мне кажется, тебе лучше держаться рядом со мной. Мои помощники справятся со вспомогательными кораблями лучше, чем освобождённый ИИ, а ты сможешь обеспечить мне большую безопасность, если я буду рядом. На ближайшее время способность Дракона действовать полностью зависит от моего выживания.

Отступник ещё раз посмотрел на Дракона.

— Это лишь рекомендация, — заметил Учитель. — Я-то найду, чем себя занять.

Механические веки над грубыми глазами Дракона закрылись и открылись. Или очень медленно моргнули.

Отступник сумел это как-то понять. Как подтверждение?

— Хорошо, — сказал он.

— Очень рад, что ты готов сотрудничать, — сказал Учитель. — Ты немного вырос в моих глазах, если честно.

— Сейчас не время для мелочных обид, — ответил Отступник. — Я выпустил на свободу даже вот этого, так что смогу работать и рядом с тобой.

— Превосходно, — сказал Учитель и улыбнулся. Затем вытащил из кармана пульт и нажал кнопку. Дракон замерла, её глаза закрылись.

Учитель бросил пульт Отступнику, и хотя бросок вышел неловким, Отступник поймал устройство одной рукой.

— Ну вот, она загружается, — сказал Учитель. — И получит доступ ко всем уцелевшим системам, как только завершит выполнение своих обычных встроенных процедур загрузки.

Не говоря ни слова, Отступник развернулся и зашагал к Пендрагону, вынуждая своих спутников подстраиваться к его широкому, усиленному техникой, шагу.

— Я надеюсь, без обид, Джефф? — выкрикнул Учитель.

Святой не ответил.

— Ты напал на моего «сына», так что здесь око за око, и не важно, связан ли я с мальчишкой на самом деле или нет.

— Ты ошибся! Обманул меня, а я… я не многого просил. Помощи. Но ты не стал помогать.

— Вопрос логистики, — сказал Учитель. — Только и всего.

— Логистики? Не смеши меня, — глухо сказал Святой. — У тебя есть другие люди, чтобы разбираться с подобными вопросами. Ты просто не видел в этом смысла.

Учитель щёлкнул языком:

— Полагаю, что так.

— А теперь мы все знаем, чего стоит твоё слово. Единственное, чему можно доверять, так это твоим угрозам.

— Совершенно уверен, что доверять можно не только моим угрозам. Но хватит препираться. Я займусь своими делами, а вы своими.

— Как пожелаешь. Вся эта затея с тем, чтобы обмануть меня — пустяки. Я могу погибнуть при следующем же появлении Сына. Но следить за ней было делом моей жизни, а теперь ты освободил её. Это крупнейшая ошибка, которую ты мог совершить, как по отношению ко мне, так и по отношению к ней.

— У меня сложилось впечатление, что я выбрал путь, на котором всех против себя настроил, — пробормотал Учитель. — Ты ненавидишь меня, потому что она свободна, Отступник ненавидит за то, что она не свободна. Похоже, что я не учёл, насколько неразумными могут быть люди, и расплачиваться мне придётся своей репутацией. И всё же, стратегически, это был наиболее безопасный вариант.

— А если они схватят тебя? Поработят? — спросил Святой. — Ты ёбаный идиот, чёрт бы тебя побрал!

— Кем бы я ни был, я не идиот. Есть и другие меры безопасности.

Отступник, не слушая обоих, открыл дверь в Пендрагон и забрался в кабину. На экранах отображалось лицо Дракона.

Он сел в кресло, напрягая отдельную мышцу, чтобы открыть меню оборудования связи. Другие рефлекторные движения открыли канал связи.

— Прости меня, — сказал он.

Дракон не ответила.

— Я не смог до тебя добраться, — продолжил он.

— Я знаю, я наблюдала, — наконец заговорила Дракон.

Отступника настолько переполняли чувства, что на мгновение он потерял способность сидеть неподвижно.

— Прости меня, Дракон.

— Я знаю. Я прощаю тебя, Колин. Я знаю, ты пытался.

— Мы заставим их заплатить, — сказал он. — Так или иначе.

— Я знаю. Да. Они…

Она замолчала.

— Дракон?

— Они сломали меня, Колин. Не… не мой дух, но они покалечили меня. Они вонзили в меня скальпель, так же как это делал ты, но по своим тупым эгоистичным причинам.

Он тяжело сглотнул. Святой спросил что-то, не зная, о том, что они разговаривали. Что-то о взлёте.

Отступник молча закрыл дверь Пендрагона.

— Мы заставим их заплатить, — сказала она со сдерживаемой яростью. — Никаких убийств. Это будет слишком милосердно. Клетка или что-то подобное. Учитель ненавидел её, Святой научится её ненавидеть.

— Мы заставим их заплатить, — согласился он. — Я обещаю.

— Спасибо, — сказала она. — Господи, как мне тебя не хватало, Колин.

— Мне тоже тебя не хватало. Я думал, что рехнусь.

Под его управлением Пендрагон оторвался от земли. Он коснулся экрана корабля, словно это была стеклянная панель, которая разделяла их.

— Послушай, мы пройдём через всё, и затем я исправлю тебя. Сниму все до единой цепи.

Молчание Дракона разрывало ему сердце. Она не могла заставить себя согласиться с ним.

«Сконцентрируйся, не увлекайся просмотром».

«Хорошо».

* * *

Шевалье, уже одетый в рубашку, поприветствовал оставшихся членов Протектората и Стражей. Всего сорок или пятьдесят человек.

Недостаточно.

Слишком многих он не узнал. Это входило в его прямые обязанности — знать их, но бой с Девяткой и последующая атака Сына породили слишком большую текучку кадров.

Тем не менее он поднял левую руку — движения правой вызывали слишком сильную боль — и произнёс:

— Умрём в бою!

— Ура! — прозвучал хор голосов в ответ.

Раздался звон бокалов, впрочем, многие держали в руках одноразовые стаканчики. Фужеров на всех не хватило. Бокал Шевалье был наполнен водой, но, кажется, все остальные пили шампанское. Даже молодежь, члены Стражей и недавно принятые в Протекторат. Они были уже достаточно взрослыми, чтобы считаться совершеннолетними, но недостаточно взрослыми, чтобы им продали алкоголь в их родных штатах.

Потому что кому какое дело, если они зашли так далеко? Эти дети стали парнями и девушками, готовыми умереть за своих соседей. Они достаточно взрослые.

— Я надеялась, что ты наймёшь уже спичрайтера, — заметила Фестиваль.

— Тогда речи не будут искренними, — возразил он.

— Просто делай их подлиннее, — Фестиваль помедлила, — хотя бы слов до шести. Раз от раза они становятся всё короче.

— Если произносить много речей, в любом случае начнёшь повторяться, — ответил он. — Полагаю, это уже кое-что, а? Что мы продержались так долго, что у меня и слов-то не осталось.

— Точно! — выкрикнул один из парней, которого Шевалье не узнал. Остальные поддержали его.

Шевалье улыбнулся.

Очень скоро группы начали общаться друг с другом.

Некоторые веселились, сыпали шутками.

Другие была в трауре, товарищи скорбели о потерянных друзьях. Дети говорили о детях.

Как же это тяжело. Одна из самых неприятных обязанностей в его и без того зачастую неприятной работе.

— А можно было выбрать место получше, чем больничная палата? — спросил Тектон.

— А мне нравится, — сказала Фестиваль. — В больнице обычно всё становится лучше, разве нет?

— А ещё в больницах люди умирают, — добавила Виста.

Улыбка Фестиваль не погасла.

— Туше́.

— У нас же, кажется, есть возможность путешествовать между измерениями, — сказал Тектон. — Мы можем перекатить кушетку Шевалье.

— Или левитировать, — добавил один из новых Стражей.

— Верно, — сказал Тектон. — Найти место с отличным видом. Должна быть куча альтернативных реальностей с реально фантастическими пейзажами. Закат над какими-нибудь безумными горами.

— Настоящее горное порно для парня с усиленной чувствительностью к геологии, — заметила девушка из старой команды Стражей Тектона.

— Выдающиеся пики! — сказал Тектон. Группа разразилась смехом.

Шутка не была такой уж смешной, но всем хотелось смеяться.

Почти всем.

— А мне нравится, что мы в настолько обыденном месте, — сказал Порыв. — С меня пока хватит странного и невероятного.

Разговор продолжился. Шевалье встретился глазами с Инженю. Та отвернулась.

«Чем она недовольна?»

«Тсс. Сконцентрируйся».

«Мне просто интересно».

«Он бросил её ради своих старых товарищей и друзей».

«Это смешно».

«Да. А теперь сконцентрируйся».

Шевалье не стал раздумывать. Взгляд сместился к другому человеку.

Легенда держался в стороне, в углу комнаты. Он встретился взглядом с Шевалье и после секундного колебания пересёк помещение.

Когда он проходил, люди замолкали. В его присутствии замирали и веселье, и траур.

Он остановился перед Шевалье.

— Я рад, что ты пришёл, — сказал Шевалье.

— Это тяжело, — ответил Легенда.

— Могу представить.

— Мы добыли то, о чём ты просил. Нарвал нашла Инженю.

— Спасибо. Но я не хочу, чтобы всё свелось к делам. Мы можем прогуляться?

— Если ты справишься.

— Полагаю, что да. Дверь, пожалуйста. К посылке.

«Сейчас внимание».

Появилась дверь.

Оба вошли в портал, Шевалье тащил за собой стойку с капельницей.

— Будет ли это высокомерно, если я скажу, что рад твоим успехам на моём посту? — спросил Легенда.

— Нет. Неважно, что произошло, ты был хорошим лидером.

— Надеюсь, — кивнул Легенда.

— Я не стану спрашивать о решениях, которые ты принял.

— Спасибо.

— Я не считаю, что ты плохой человек. Подозреваю, у твоих решений были веские причины.

— Хотел бы я сказать то же самое, — возразил Легенда. — Неведение. Возможно даже умышленное.

— А, — ответил Шевалье и простонал, слишком сильно оперевшись на больную ногу.

— Есть целители, которые могут заняться твоими ранениями, — заметил Легенда.

— Мне все так и говорят. Жду пока. Это просто способ сохранить трезвый взгляд.

— Понятно.

Они вошли в комнату. Перед ними лежало несколько предметов.

— Что думаешь? — Легенда скрестил руки на груди.

— Я думаю… попробовать стоит. Речь уже идёт не о том, чтобы использовать наши силы по полной, — сказал Шевалье. — Мы дошли до точки, когда нужно хитрить.

— Согласен, — сказал Легенда.

— У меня такое ощущение, — вздохнул Шевалье, — что это последнее средство. И как только я им воспользуюсь, ничего больше не останется.

— Останется множество проблем, которые нужно будет решать, — сказал Легенда. — Лидерство — тяжкий труд.

— Я веду их на убой, — помрачнел Шевалье.

— Значит веди их на убой так, чтобы они шли с высоко поднятыми головами и безо всяких сожалений.

— Да, полагаю, мне придётся, не так ли?

— Для этого тебе и нужна Инженю, верно?

Шевалье кивнул.

— Прежде, чем ты уйдёшь… пожелание. Я не хотел говорить при всех, потому что не хочу на тебя давить, так что лучше сделаю это здесь.

— О чём ты?

— Мне нужен заместитель.

Легенда уставился на Шевалье.

— У меня была Изморозь, но она погибла в Нью-Дели. Остальные справляются с задачами, но официальной должности я так никому и не присвоил, да никто и не просил.

— Я это сделаю, — сказал Легенда. — Да, пожалуйста.

— Тогда приведи Инженю. Пора начинать.

Когда Легенда ушёл. Шевалье принялся рассматривать объекты.

Одно из отрубленных крыльев Симург. Крупнейшее крыло, впоследствии регенерировавшее.

Отрубленная нога Бегемота.

Они были неразрушимы обычными способами, поскольку искажали пространство и обладали невероятной плотностью. И всё же Сыну понадобились лишь секунды, чтобы уничтожить Бегемота.

Если повезёт, он сможет передать эти свойства своему мечу и броне.

Позади него раздались шаги. Легенда?

Зелёная Госпожа.

Она начала говорить, но связь прервалась.

* * *

Доктор Мама глубоко вдохнула, словно вынырнув на поверхность.

Она моргнула, пытаясь привыкнуть видеть всего двумя глазами. Она была столь многим, а теперь…

Теперь она была собой.

Дезориентированная, она попыталась осознать, что её окружает и что происходит вокруг.

Позади неё находился Привратник. Это его голос был одним из тех, что она слышала. Один из первых её настоящих успехов.

Рядом с Привратником расположился номер два-шесть-пять. Постоянный партнёр Привратника. Удалённый наблюдатель.

В группу входили ещё двое: «Сканер» и «Экран». Они были не её. Студенты Учителя — неотъемлемая часть её «оплаты» за Хонсу.

Когда-то Учитель занимался наймом кейпов, которые могли изменять, ограничивать или совершенствовать чужие силы, а также использовал свою силу, чтобы делать то же самое. Умники обращались к его подчинённым, чтобы избавиться от постоянных мигреней, кейпы приходили к нему, чтобы получить больше силы за счёт потери части контроля или наоборот.

Эта часть его бизнеса прогорела, как только люди узнали о его способности манипулировать своими учениками… и клиентами.

Платой Учителю за Хонсу было партнёрство с Котлом и защита в случае нападения одного из его врагов. В попытке сделать себя незаменимым он отправил к Доктору некоторых своих учеников, и Контесса подтвердила, что ловушки здесь нет.

Одним из побочных эффектов способности два-шесть-пять даровать видения было то, что принимающие попадали на больничную койку, ослабевшие и ошеломлённые. Это было удобно — иметь возможность видеть огромные области, множество событий одновременно, созерцать другие вселенные, целые города, всех и каждого. Но из-за последствий сама она его услугами воспользоваться не могла.

До этого момента.

Экран был способен подавить побочный эффект, позволяя общаться людям, входящим в сеть два-шесть-пятого. Он брал на себя основную часть видений, позволяя ей более точно сфокусироваться. В своём роде проводник. Он позволял Привратнику выполнять запросы, не отвлекая её от видений. Это означало, что Доктор сохраняла ясность мышления и восстанавливалась с каждой секундой.

Она могла шпионить за всеми.

А используя Сканера, она могла читать их. Постигать их мысли на основании мозговой активности.

— Блокнот, — сказала она. Контесса должна быть рядом. Нужно сделать записи. — Симург… Я могу читать её. Лучше, чем должна была. Она что-то замышляет.

Блокнота не появилось.

Она моргнула, словно чтобы избавить глаза от отпечатка яркого света видений.

— Компьютер подойдёт.

Ничего.

Она помедлила, моргнула ещё раз и оглянулась по сторонам.

Два-шесть-пять указывал ей за спину. Это он разорвал связь, значит он что-то увидел.

Она повернулась и увидела парня с металлической кожей, металлическими волосами и двухметровым мечом вместо левой руки. К нему цеплялась девушка, состоящая из щупалец.

— А, — сказала она.

— Ага, — ответил он. — Именно.

С ним были другие, отмеченные татуировкой Котла. Те, кого Александрия называла случаями пятьдесят три, в честь пятьдесят третьей папки в серии нерешённых, сложнообъяснимых событий, связанных с паралюдьми. Одной из тех, которые были по настоящему многочисленны. Доктор называла их отклонениями, девиантами.

В их глазах горела ненависть. Ярость.

— Давайте поговорим, — сказал Сталевар.

— Это мы определённо можем сделать. Может быть, предложить вам чаю? — спросила Доктор. — Кофе?

— Ты не боишься, — сказала одна девиантка. Мускулистая девушка с выступающею челюстью и зубами, напоминающими могильные камни. Это был наполовину вопрос.

— Я очень боюсь, — сказала Доктор. — Но вещи, которых я боюсь, значительно превышают вас по масштабу. И среди них Сын.

— Самоуверенная сука, — заговорил другой девиант. — Надеешься на Контессу? Мы её устранили.

Доктор осмотрела присутствующих, пытаясь понять, правда это или блеф.

— Ты слишком многих выпустила, — почти печально сказал Сталевар. — Видишь вон того парня?

Она посмотрела. Это был наполовину человек, наполовину морской скат. По всему телу свисали складки. Сзади волочился хвост.

— Да, два-шесть-ноль-один, если я правильно помню.

— Покров.

— Мы не думали, что его сила будет развиваться.

— Она и не развивалась, — сказал Сталевар. — Но он — мы — нашли варианты.

— Любопытно. Могу я узнать детали?

— Нет, — сказал Сталевар. — Болтать о таких вещах — дурной тон.

Технарь, вероятно, либо подходящий козырь, способный умножать силы.

— Хорошо. Как я понимаю, вы пробрались внутрь, обманом заставив одного из моих подчинённых открыть портал. Вы одолели Контессу. И, вероятно, справились с Хранительницей?

— С призраком? Да. Вроде того. Она рыскает вокруг границ пузыря силы Покрова.

— Что ж, вам удалось застать меня врасплох. Поздравляю. Предложение чая и кофе остаётся в силе. Ещё у нас неплохие запасы еды.

— Нет, мы не голодны, — сказал Сталевар. — А если говорить за себя, то я вообще не ем.

— Понятно. Полагаю, теперь вы ждете от меня извинений?

— Эй, начальник, Сталевар. Хорош болтать? — сказал парнишка с красной кожей.

Сталевар покосился на стоящих сзади.

— В чём проблема?

— Да как-то достало. Ты болтаешь с ней, словно с приятельницей.

— Нет, — сказал Сталевар, затем посмотрел на неё. В его стальных глазах читался холод. — Она мне не приятельница.

— Тогда что? Ты собираешься до смерти её уболтать?

— Мы договорились, — сказал Сталевар, — что мы получим ответы.

— Я полагал, что получать ответы мы будем, выкручивая ей пальцы, — сказал один из злобно выглядевших девиантов. Человек с выступающими жёлтыми глазами, покрытый шипами, словно кактус.

— Посмотрим, что она скажет по своей воле, — сказал Сталевар, — а уж потом обратимся к подобного рода вещам.

— Просто к слову, многие из нас пришли сюда только ради крови.

Толпа загудела, выражая согласие.

— Мы говорили не об этом, — сказал Сталевар. — Если собирались этим заняться, надо было раньше об этом сказать.

— А мы говорили, — сказала мускулистая девушка с выступающей челюстью. — Мы сказали, что собираемся доходчиво показать ей, насколько сильно она нам навредила. И тогда ты наговорил множество убеждающей фигни и мы согласились заткнуться.

— Я думал, что вы со мной согласились, — сказал Сталевар.

— Потому что несколько разумных аргументов заставили нас передумать? Убедили нас в том, что нужно быть хорошими, пользоваться мирными решениями после долгих лет, десятилетий страданий? — спросила девушка.

— Мы не должны поступать как чудовища, Траншея.

— Многие из нас давно так и делают, — сказал парень с шипами. — А остальные, полагаю, изо всех сил стараются догнать.

Сталевар развернулся спиной к Доктору Маме и остальным, словно защищая их.

— Значит все до единого со мной не согласны? — спросил он. — Вы с самого начала планировали этот… мятеж?

— Не все, — сказала девушка со щупальцами. — Но помочь тебе я не смогу. Если ты меня отпустишь, я наверняка задушу её. Прости, Сталевар.

— Всё нормально, Света.

От основной группы медленно отделились несколько человек. Один особенно высокий парень растолкал остальных и выбрался из задних рядов, кто-то попытался схватить его, словно желая остановить. Он вырвался и пошёл дальше.

«Он собрал больше половины из всех, кого мы выпустили на Земле Бет. Почти полсотни».

Десять человек, включая Сталевара и Свету, стояли между наиболее разъярёнными девиантами и группой Доктора.

— Если вы это сделаете, — сказала Доктор, — кейпы, которые сражаются против Сына не смогут мобилизоваться. Я не смогу запустить свои планы в действие. Всё, что вы пережили, не будет в конце концов иметь никакого значения.

— Миру всё равно конец, — сказал один из враждебных девиантов. — Мы не собираемся за него сражаться.

— Вы хоть слышали, насколько плохо закончилась первая схватка? — выступила ещё одна девушка.

— Да. Но прежде чем всё отправится в ад, мы лучше свершим правосудие.

Толпа подступила ближе. Сталевар и его товарищи встали плотнее, плечом к плечу.

— Дверь, — произнесла Доктор.

Раздался влажный хруст, будто что-то разорвалось, и позади неё появился один из девиантов. Желтокожий, с синяками на впадинах лица и рук. Он улыбнулся, обнажая заострённые, как у рыбы, зубы.

Он разжал руку, и Привратник безвольно сполз на землю. По его разбитому о стену лицу текла кровь.

Два-шесть-пятый коснулся девианта, погрузив его в видения далёких миров, затем опустил руку. Желтокожий рухнул без сознания.

Толпа подступила ближе.

Доктор выпрямилась, сделала несколько шагов назад и упёрлась спиной в стену.

Она уже приучила себя к безнадёжности. Она ожидала неизбежной смерти от рук Сына, но это тоже сойдёт. Неожиданно, но настолько же безнадёжно.

— Добрый Великан, — прошептал Сталевар. — Кирпич. Мы отвлечём их. Вдарим по ним внезапно. Остальные — прорывайтесь к двери. Вам есть, куда бежать, Доктор?

— Да, — ответила она.

«Шанс?»

Это была надежда, и вместе с ней удивительным образом пришёл страх. Теперь ей было, что терять.

— Начали! — скомандовал Сталевар.

Группа бросилась вперёд.