7
1
  1. Ранобэ
  2. Червь
  3. Том 1 (вторая половина книги)

Часть 21. Имаго — 21.02

Атлант начал дрожать. В отличие от людей и других животных, насекомые хуже переносят предельное напряжение. Из-за маленьких размеров большинства насекомых, их тела устроены максимально эффективно, и содержат только самое необходимое. Если насекомому нужно прыгнуть, шагнуть или взлететь, оно делает это с определённой мощностью и обычно её не превышает. Этот принцип работает не всегда, но я заметила некоторые закономерности.

Вкратце, выкладываться на сто десять процентов он не мог. Как только я заметила, что Атлант устал и нести меня ему стало трудно, то сразу же посадила его на землю.

Пока Сплетница и Рейчел нас догоняли, я прошлась рукой по панцирю гигантского жука.

— Проблемы? — спросила Сплетница.

— Нет, — ответила я. — Да. Можешь подвезти меня на собаке?

— Ага, — сказала Рейчел. Она свистнула, так коротко и резко, что я вздрогнула, затем повела пальцем в моем направлении. Одна из собак отреагировала и приблизилась ко мне.

— Что с Атлантом? — спросила Сплетница.

— Он изнашивается, — сказала я, голос прозвучал глухо. — Во время боя с Ехидной я заметила, что он быстро устаёт, но списала это на то, что когда нас разделили, он не питался как следует… Но я думаю, это что-то другое. Кажется, я не нашла идеальную диету, содержащую абсолютно всё, в чем он нуждается, и я едва справляюсь с поддержанием пищевого баланса. Каждый раз, когда он получает повреждения или устаёт, остаётся небольшой износ, который я не могу восстановить.

— Мне жаль, — посочувствовала Сплетница.

— Так в жизни всё всегда и происходит, не правда ли? Ничто не работает так, как надо.

— Наверное, ты права, — сказала она. — Любопытно, а в чём состояла идея назвать его Атлант?

— Мама научила меня любить книги. Он — жук-геркулес гигантского размера, а единственное имя, ассоциирующееся с Геркулесом, было имя титана — Атлант, — ответила я.

— Титан, который держит на своих плечах вес всего мира. Вполне подходит.

Я пожала плечами.

— И, подобно своей хозяйке, он с трудом несёт своё бремя?

— Слушай, я совсем не в настроении для фирменного психоанализа Сплетницы, — я начала вскарабкиваться на спину собаки. С этим псом я не была хорошо знакома, и когда попыталась на него залезть, он стал отодвигаться, усложняя мне подъём. Рейчел издала звук, очень похожий на лай, почти «гав», и животное замерло.

— Может это и не совсем то, что ты хочешь, но что, если я смогу помочь? — спросила Сплетница.

— Мои проблемы не из тех, которые можно решить словами, — сказала я. — Если у тебя нет догадок насчет Тагга, нет способа сделать этот мир более осмысленным, или нет возможности заставить людей перестать быть такими мудаками и кретинами, тогда я, наверное, не хочу ничего слышать.

— Он задел тебя.

— Нет, — я покачала головой, — ничего из того, что он сказал…

— Но он тебя задел, даже если ты не считаешь важным ничего из того, что он сказал.

— Оружейник, — вздохнула я. — Кайзер. Чистота. Мисс Ополчение. Суинки. Дракон… Куча других, о существовании которых я даже не хочу вспоминать. Почему так сложно найти кого-то, кто будет готов сотрудничать? Найти того, кто понял бы меня? Они продолжают принимать решения, которые я не понимаю, иногда просто непостижимые, тупые решения, и всё продолжает рушиться.

— Наверное, они смотрят на тебя и тоже не понимают, почему ты не можешь понять их точку зрения, понять, как всё должно происходить.

Я покачала головой:

— Я не о том.

Сплетница не перебивала и не спорила.

Мне было трудно выразить это словами:

— Я хочу сказать, идеи вроде поддержания мира, защиты людей, всеобщей безопасности, ведь… Они не сложные. Это основные моменты. Если мы не можем договориться о базовых проблемах, как нам разобраться с более сложными вещами, вроде управления этим городом, или предотвращения войны?

— Если бы мы могли справиться с простыми вопросами, не было бы и сложных проблем.

— Нет, он… Это бессмысленно, как в основах, так и в большом масштабе. Он напал на школу, чтобы… Как он это сказал, чтобы дать мне по носу?

— Вероятно, всё немного сложнее. Ты не хуже других знаешь, что перед нашими врагами мы носим маски и играем роли. Он следовал определенному образу, потому что знал, что это единственный способ тебя задеть.

— Зачем ему было нужно задевать меня?

— Ты на него напала.

— В смысле, почему вообще до этого дошло? Они не были настолько агрессивны с Кайзером и Чистотой, когда рядовые члены Империи Восемьдесят Восемь нападали на людей прямо в их собственных домах. Они не действовали так масштабно, когда АПП торговали тяжёлыми наркотиками и принуждали людей соответствующего происхождения платить ежемесячную дань, а некоторых превращали в солдат или проституток. Они делали это даже со школьниками!

— Ты захватила город.

— И чем это хуже? Как это вообще можно сравнивать с действиями тех ребят?

— Сравнивать нельзя, — сказала Сплетница. Она спрыгнула со спины Бентли и зашагала между мной и Рейчел, заложив большие пальцы за пояс. Рейчел смотрела на меня с непроницаемым лицом, её маска болталась вокруг шеи на завязках. Сплетница продолжила: — Никак нельзя. Но для них разница огромна. Они обязаны заботиться о соблюдении видимости приличий.

— Заботиться настолько, чтобы напасть на школу? Нарушить неписаные правила?

— Я могу долго разглагольствовать о неписаных правилах. Но это неважно. Для людей вроде Тагга и Суинки, это дела кейпов, они вроде как в стороне. И да, приличия стоят того, чтобы подвергнуть детей риску, позволить столкнуться со всеми этими разборками. Всё только-только начало устаканиваться…

Рейчел фыркнула.

— …но для СКП всё только становится хуже. Они напуганы, теряют личный состав. У СКП всё разваливается, а ведь они занимают достаточно важное место в общей системе, и сложно представить, что может получиться, если всё пойдёт так и дальше. На Протекторат полагается каждая команда, противостоящая Губителям. В плане информации, поддержки, оборудования и даже периодических тренировок. Но кроме кейпов, есть ещё и сотни миллионов человек по всему миру, которые смотрят на Протекторат с надеждой. Для этих сотен миллионов наше будущее и наши чувства не играют никакой роли.

— Никакой роли?

Сплетница пожала плечами:

— Они делают вид, что всё в порядке, сажают упрямого подонка в кресло руководителя, и готовятся нам врезать. Они не стремятся к полной и безоговорочной победе. С одной стороны мы им нужны, поскольку у них нет кейпов, которых можно направить на защиту этой территории, даже с учётом вероятности того, что портал может стать чем-то по-настоящему важным. С другой — они стремятся вывести тебя из игры, пытаются пошатнуть нас, и уже потом, возможно, они сосредоточатся на других плохих парнях. На Зубах, Падших, на любом, кто появится и не будет играть по правилам. Они стремятся убедить людей в своей полезности, в том, что они поддерживают равновесие, но используют на это минимум ресурсов.

— А в процессе они похерили правила и напали на школу.

— Тебя действительно удивляет, что они нарушили правила? Мы уже их нарушали, и Суинки нарушала, когда хотела сбросить на нас бомбы, превратив нас в приманку для более опасных угроз. От правил есть польза до тех пор, пока они поддерживают статус-кво, а Броктон-Бей этот статус-кво давным-давно нагнул и выебал.

— А школа?

— Дина, — сказала Сплетница. — У них были точные цифры, подтверждающие, что ты не станешь творить беспредел, и у них есть СМИ, чтобы загладить последствия. Подозреваю, завтра с утра что-то уже попадёт в новости. Они скажут, что ты была явной угрозой, перекрутят факты, смешают правду и откровенную ложь, и утопят всё, что будет противоречить сказанному. После этого, Тагг и местные герои будут искать способ нас задеть, нанести урон, который в интересах сотен миллионов наблюдателей можно показать на камеру. И они будут наседать, пока не найдут этот способ. По крайней мере, в этом он был честен.

Я сжала руку в кулак. Мне не хотелось думать о Дине.

— Извини, — сказала она, — но лучше ты будешь знать об этом наперёд, чем новости застанут тебя…

— Рейчел, — я прервала Сплетницу.

— Что? — спросила Рейчел. Она не отводила от меня взгляд.

— Можно одолжить этого пса? Я за ним присмотрю.

— Ему нужна еда. Сможешь привести его ко мне к завтрашнему утру?

— Я, на всякий случай, просила Сплетницу обеспечить каждый из наших штабов едой для собак, — сказала я. — К завтрашнему утру не верну, но прослежу, чтобы пёс поел.

Сплетница нахмурилась:

— Рой, нам надо поговорить о…

— Я ухватила суть дела. Ты доставила еду?

— Да.

Я посмотрела на Рейчел:

— Я его выгуляю, и прослежу, чтобы у него были пища и вода.

— Выгуливать не надо, — сказала Рейчел. — Бостонским терьерам достаточно одной прогулки в день.

— Ладно.

— Я зайду за ним завтра в полдень, — сказала она и запоздало добавила: — его зовут Редли.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Без вопросов, без давления, без объяснений. В этом была вся Рейчел. Она вышла из зоны комфорта и доверила другому человеку одну из своих собак. Это помогло намного больше, чем все слова Сплетницы вместе взятые.

Хотя, в общем-то, помогло не сильно.

— Идём, Редли.

Редли не спешил подчиниться. Я отчасти ожидала, что Рейчел его подтолкнёт, но она ничего не сказала, видимо, позволив командовать мне самой.

Я была так рада, когда он всё-таки рванул вперёд.

Двигаться было приятно. Хотя бежала не я — мои ноги не соприкасались с землей, — но ощущать, как подо мной переливаются мышцы Редли, слышать, как его лапы бьют в землю и встряхивают моё тело настолько, что приходилось сжимать зубы, чтобы не прикусить язык, — это было приятно.

Мне всегда нравилось чувствовать ветер в волосах. Это чувство очищало, успокаивало и отчасти расслабляло. Оно приносило прохладу, даже когда воздух вокруг был тёплым и влажным.

Я выпрямилась, и, ухватившись одной рукой за пса, сняла маску. Мир вокруг стал размытым, у меня не было свободной руки, чтобы надеть очки, но я чувствовала на лице ветер. Я закрыла глаза, доверив Редли и чувству роя ориентироваться в лабиринте улиц.

Но куда мне было идти?

Я хотела увидеть Дину, но это последнее место, где мне стоит появляться. Я уже знала ответы, понимала, что результат предопределен. Об этом не хотелось думать, так же как и о двух клочках бумаги, которые она оставила в машине, прежде чем мы расстались. На самом деле, я старалась не думать о них изо всех сил.

Дина оставила мне два сообщения, и я почти уверена, что у неё была на то причина. Встретиться с ней сейчас, означало пойти против этого. Я попадусь на глаза героям, и мне придётся обсуждать вещи, о которых я даже думать не хотела.

Проведать отца? Нет. Не было никаких слов, никаких способов помочь. Даже если он и был дома, не думаю, что мне бы хотелось видеть рядом с ним журналистов или людей Протектората — лишнее напоминание о том, что я не просто его бросила, а создала ему неудобства одним своим существованием.

Потянув за один из концов цепи, я приказала Редли свернуть за угол. У меня не было достаточно сил, чтобы повернуть его голову, но Рейчел тренировала его откликаться на малейшие подсказки, и, кажется, его характер был довольно покладистым. Если бы он решил заупрямиться, он бы мог просто бежать прямо, пока из него не выветрится сила Суки. Впрочем, мне было всё равно.

— Хороший мальчик, — сказала я.

Чем мне было заняться? У меня не было никакого хобби. На протяжении полутора лет я просто существовала: ходила в школу, читала, бесцельно лазила по интернету. Когда появилась сила, моим хобби стала идея быть супергероем. С тех пор у меня было только это занятие, ну и повседневная жизнь в качестве Тейлор, но до сегодняшнего дня дожило только одно.

Мы бежали без какой-либо цели до тех пор, пока в уголках пасти Редли не начала появляться пена, и плоть на его спине не начала двигаться так, что стало понятно, что он уменьшается.

По моей команде Редли перешёл на шаг, затем полностью остановился. Я соскользнула с его спины и повела вперед, держа за цепь. Это дало мне возможность размяться и позволило Редли, с которого опадала лишняя плоть, отдохнуть после бега. Атлант летел над нами по воздуху.

Мне хотелось увидеть Брайана, но не хотелось продолжать ранее начатую дискуссию.

Чесались руки разобраться с одним из моих врагов, сорваться в битву, что-нибудь предпринять насчёт Зубов или Падших, но я не верила, что смогу достаточно сконцентрироваться, чтобы овладеть ситуацией и сражаться в полную силу.

Я не могла даже представить, что мне станет лучше после хорошего ночного сна.

Редли больше не мог идти, и, ожидая пока с него не спадут последние куски, я подобрала цепь. Собранная вместе, она оказалась удивительно тяжёлой.

На ней был ошейник. Я нашла наполненный жидкостью мешок, в котором находилось настоящее тело Редли, и разрезала его, чтобы добраться до собаки. Мне удалось надеть на него ошейник и прицепить к нему один из концов цепи. Часть цепи я повесила на Атланта, часть взяла себе и перекинула через голову, равномерно распределяя вес.

Без несущего меня Атланта или Редли, мне предстоит длинная пешая прогулка, хотя я и не знала точно, куда мне хотелось пойти.

Самое время подумать без постороннего вмешательства.

Чёртов Тагг. Мне не нравилось, что из всех недавних бесед именно разговор с ним я никак не могла выбросить из головы.

Куда это, чёрт побери, мы с Редли вообще попали? Что здесь вообще было неподалеку? Капитанский холм? Лес? Дальний край территории Мрака? Что вообще могло заставить меня сюда забраться?

Я продолжала идти. Отчасти потому, что я не могла себя заставить вернуться на свою территорию и отвечать на вопросы подчиненных. Отчасти — понимание того, что проснувшись после беспокойной ночи, я продолжу быть Рой. Ещё очень долгое время со всеми, с кем буду взаимодействовать, я буду оставаться Рой.

Я поняла, что стоит за моими спутанными мыслями, когда увидела низкую каменную стену, защищавшую обитателей этого места. Стена была увенчана металлической решеткой и смотрящими в небо штырями.

Одной рукой я подхватила Редли и перемахнула через стену.

Земля была мягкой, в ней было полно насекомых. Пространство было заполнено деревьями, когда-то молодыми, теперь состарившимися. Здесь воздух был прохладнее, благодаря тени деревьев и ветру, обдувающему окружающие холмы.

Я села на траву.

— Ох, блин, — сказала я. — С чего же мне начать?

Редли, видимо, решил, что я разговариваю с ним. Он подошёл и ткнулся в меня носом. Я мягко почесала его за ушами, повернув пальцы перчаток так, чтобы кончики стали острее. Редли, кажется, понравилось, он подался навстречу пальцам, наполовину закрыв глаза.

— Думаю, мама, мне стоит извиниться за то, что меня так давно не было, — сказала я, почёсывая Редли.

Надгробие, естественно, не ответило. На нем были только слова:

«Аннет Роуз Эберт»

«1969-2008»

«Каждого из нас она научила чему-то важному».

— Мне… как-то стыдно. Когда я задумываюсь о том, чтобы рассказать тебе всё, что случилось за последние пару месяцев, у меня появляется ком в груди, здесь, рядом с ключицей. Это не легче, чем рассказать всё папе, а я не сделала даже этого.

Повисла тишина. Мы были достаточно далеко, чтобы не слышать даже звуки города. Такое же глубокое уединение, как во тьме Мрака.

— Думаю, всё будто перевернулось вверх тормашками. Помнишь ту мечту, о которой я тебе когда-то говорила — стать супергероем? На самом деле… У меня ничего не получилось.

Я слабо усмехнулась, тихо и горько.

Редли забрался ко мне на колени и заелозил, устраиваясь поудобнее.

— Всё это как… если я начну рассказывать тебе обо всём, что произошло, обо всём, о чём сейчас, вероятно, узнал папа? О вещах похуже, чем то, что я говорила Дракону и Отступнику, чтобы их запугать. И всё это снимали на телефоны, а потом оно попало в новости? Не думаю, что я это выдержу. Дело в… Как вообще я до этого докатилась? Делала ужасные вещи, от одной мысли рассказать о них тебе или папе мне хочется провалиться сквозь землю. И самое странное — я не уверена, что поступила бы иначе, будь у меня второй шанс.

— Итак, с чего же мне начать? Как бы всё это описать? Всё пошло шиворот-навыворот. Я больше не одна. На меня работают не меньше ста пятидесяти человек, некоторые мне доверяют, некоторые обязаны мне жизнью. У меня есть Лиза и Брайан. Рейчел. Ещё есть Алек и Аиша, но с ними я не настолько близка. Мы, эээ… прошли через многое. Ситуации на грани жизни и смерти. По телевизору, по фильмам и книгам, может создаться впечатление, что достаточно пережить одну серьёзную передрягу, и вы уже связаны вместе. Так часто случалось в книгах, которые ты мне читала на ночь. В реальности всё не совсем так.

— На самом деле, даже если мы и пережили вместе кризис, это не значит, что мы вместе навсегда, и больше без своих тараканов. Мы близки. После всего этого мы стали даже ближе, но я не уверена, кто мы теперь с Брайаном. Даже сейчас, когда я чувствую себя такой подавленной, я не чувствую, что могу с ними поговорить.

Мой рой засёк шаги какого-то человека. Я взглянула в том направлении и увидела приглушённый свет фонарика. Он не повернул в мою сторону, и через минуту его вообще не стало видно. Смотритель за участком? Сторож? Без разницы.

— Брайан хочет разобраться с проблемой, Лиза хочет понять её. Я бы пошла к Рейчел, скорее всего так и сделаю, но я понятия не имею, как можно поговорить с ней о чём-то подобном. Я не знаю, сможет ли она на самом деле понять, что я сегодня потеряла. Не хочу сказать, что ты последняя, к кому бы я обратилась, но думаю, что настоящая причина моего визита в том, что я не знала, куда ещё пойти, чтобы меня выслушали.

Я вздохнула. Редли меня поддержал, вздохнув, лёжа с закрытыми глазами у меня на коленях.

— Эм. Я была никем и стала той, о ком говорят по всему миру. Не сказать, что я это планировала, но получилось, что я захватила город. Это нужно было сделать, вот я и сделала, и теперь мы не можем бросить всё как есть и уйти, потому что наше место займут другие, а я не думаю, что они будут настолько же справедливы по отношению к местным. Спле… Лиза говорила, что считает, будто власти сдерживаются, потому как мы им нужны здесь. Они нас не любят, в частности они не любят меня, но пока что на нас тут всё держится. Итак, я на своём месте, а правительства на другой стороне планеты, наверное, обсуждают непредвиденные сценарии и вероятность захвата их городов плохими парнями. Меня показывают в новостях, моё лицо повсюду в интернете, думаю, даже твоё имя всплыло. И папино.

Я вытащила из-за пояса маску и перевернула.

— Думаю, стоит сказать прямо. Я — суперзлодей. Криминальный правитель Броктон-Бей. Но всё не так плохо, как звучит. Хотя, может всё ещё хуже. Я спасала жизни. Сражалась с Левиафаном, сражалась с Бойней номер Девять и Ехидной. Но мне приходилось и отнимать жизнь. Я сражалась с героями и вредила людям, которые возможно этого не заслужили, просто для того, чтобы доказать свою правоту.

Мне пришлось остановиться. Я вздохнула, затем повернулась, чтобы посмотреть на тёмное кладбище и город за низкой стеной.

— Я ни о чём таком не просила. Превратила себя в эту… сущность, просто чтобы протянуть подольше. И, пожалуй, мне придётся продолжать в том же духе. Я старалась избегать вредить людям со злости, но, глядя на то, что я делала, это выглядит слабым оправданием. Совсем недавно был тот умирающий парень, один из Барыг. Он забрал брата у сестры и вообще делал много мерзких штук. Нападал на людей. Я оставила его умирать, отчасти потому, что знала, что должна быть более безжалостной, пыталась убедить себя, что когда придёт время, я буду способна убить другого человека. И я это сделала.

— Я говорила себе, что это всё, чтобы спасти маленькую девочку. Даже не знаю, почему я придавала этому такое значение. Спасти Дину. Возможно, отчасти потому, что я пыталась делать то, что правильно, и не была уверена, что это сможет кто-либо другой. Но чем больше я думаю, тем больше мне кажется, что это была попытка загладить уже совершенные мной плохие поступки.

В небольшой узкой вазе у основания надгробия стоял свежий букет цветов. Я подняла его и осмотрела. Неужели этим вечером сюда заходил мой отец?

— Она обернулась против меня, — сказала я, — ну, та девочка, которую я спасла. И мне кажется, я понимаю, почему она это сделала. Вижу разумное объяснение. И даже не виню её.

Я выудила две маленьких записки из кармана на поясе. Я комкала и расправляла их столько раз, что они были скорее похожи на куски тонкой салфетки. Я не хотела их читать, но не могла и выбросить.

— Чёрт, — пробормотала я, — что меня больше всего бесит, так это несправедливость всего этого. Никакой кармической расплаты, никакой награды за хорошие дела или наказания за плохие. Почти наоборот. Наверное, это объясняет, почему Протекторат находится в таком плохом состоянии.

— Я совершаю ужасные поступки, убиваю человека, и даже не могу из-за этого заставить почувствовать себя плохо. Я пугала невиновных, портила имущество, нападала на хороших героев, которые пытались защитить город, и плохих героев, которые делали эту работу по эгоистичным причинам, и за это получаю награду. Власть, престиж, уважение.

Аккуратно, чтобы не порвать, я расправила обе записки.

— Я спасаю девочку из когтей злого, коварного криминального авторитета, и вот моя награда.

Я протянула записки в сторону надгробия. Два квадратных клочка бумаги. В верхнем левом углу каждого листка было по цифре, обведенной в кружок, чтобы было понятно, в каком порядке их надо читать. Два слова на первом, одно на втором.

«1. Рви связи».

«2. Прости».

— Позволь сказать, мам. Если и есть слово, которое меньше всего хочешь услышать от того, кто видит будущее, то это слово «прости». Это ужасает. Она снабдила меня инструкциями, но я им не последовала. Я всё знала, я почти сделала то, что следовало, несколько раз подряд, но так и не приняла окончательное решение. Я не бросила папу. Так что, пожалуй, именно поэтому она заставила меня это сделать, обратившись к властям и дав им возможность раскрыть меня.

Я не спеша сложила записки и засунула их за пояс.

— Наверно, этот момент был важен, раз после всего, что я для неё сделала, она готова была так со мной поступить. Возможно, это всё для всеобщего блага. А может быть, это дает мне наибольшие шансы на выживание в грядущих событиях.

Я напряглась, когда снова появился сторож с фонариком. Луч света скользнул в мою сторону, но меня, похоже, не заметили.

— Она просит прощения, и я… я не сержусь на неё. Не могу её винить, потому как она всего лишь часть большей картины, всего лишь пешка, так же как и я. Это же весь мир такой долбанутый, правда? Так получается, что за зло получаешь награду, а за добро — наказание. Полное отсутствие взаимодействия, в то время, как грядёт не один апокалипсис, а целых два. Губители и та штука с Джеком Остряком.

Я вздохнула.

— Я провела слишком много времени, глядя на эти записки, размышляя, почему она их написала, пытаясь их истолковать и представить худшие возможные сценарии развития событий. Обдумывала их до тех пор, пока не начала зацикливаться. Я продолжала возвращаться к одной и той же идее с разных сторон.

Я могла представить её. Мою мать, стоящую здесь передо мной, в физическом обличье. Всю её мягкость и тепло. Её тихое, молчаливое неодобрение. Всю её сообразительность, которой она не могла со мной сейчас поделиться.

Я почувствовала в некотором роде облегчение. Возможность выговориться помогла мне прояснить мысли в тот момент, когда я чувствовала себя такой потерянной. Теперь я смогла увидеть цель, что-то, к чему можно стремиться. Она мне не нравилась, но с момента прочтения записок Дины я уже знала, что мне не понравится результат.

— Думаю, я должна стать бессердечной, — сказала я чуть слышно. Я знала, что сторож приближается, но не сдвинулась с места. — Я знаю, что вы с папой это бы не одобрили, но Дина, похоже, считает, что я буду играть важную роль в том, что грядёт, и, наверное, если я этого не сделаю, то не смогу оказаться в правильном состоянии, в нужное время и в нужном месте.

Редли вскочил, реагируя на звук шагов сторожа. Я взяла его за ошейник, чтобы не дать ему напасть.

Отодвинув Редли, я встала и повернулась лицом к сторожу. Несмотря на яркий свет фонарика, было видно белки его глаз в темноте. Это был мужчина в годах, с круглым лицом, большим животом и слишком длинными волосами.

Он смотрел на меня с подозрением. На девочку в чёрном облегающем костюме и сером бронежилете, сидящей возле могилы, в компании небольшой собаки.

— Извините за вторжение, — сказала я. — Я уйду.

Он пристально на меня посмотрел, затем перевёл взгляд на мамино надгробие:

— Навещаешь кого-то?

— Маму.

— Неприятностей не будет?

Я мотнула головой.

— Если не будешь создавать проблем или устраивать беспорядок, я не против. И убери за собакой.

Я молча ещё раз кивнула. У меня не было пакетов, но были насекомые.

Его взгляд немного смягчился:

— Тебе что-нибудь нужно? Перед следующим обходом я буду делать чай, но могу сварить кофе, если ты думаешь, что на некоторое время тут задержишься.

Я почувствовала, как по краям глаз собрались слезы. Странно, что они появились только сейчас.

— Чаю было бы… — я замешкалась с выбором слова. Почти сказала “замечательно”, но звучало не к месту. — Чаю, пожалуйста, если не трудно.

— Я принесу чашку.

— А можно ещё бумагу? — вырвалось у меня.

— По-моему, у меня есть только бумага для принтера.

— Сойдёт.

— Сколько листов?

Я открыла рот, чтобы сказать, но поняла, что не знаю.

Его лицо снова приняло мягкое выражение, которого я не заслуживала:

— Я возьму побольше. Что останется, принесёшь ко мне в комнату, когда будешь заносить чашку.

— Спасибо, — ответила я ему.

Спустя некоторое время сторож вернулся, неся чай, бумагу и ручку. Я больше не говорила с надгробием матери, и даже после того, как заглянул сторож, слова не шли мне в голову.

Я исписала двенадцать листов с обоих сторон. Прошло два часа, сторож отправился в очередной обход территории. Я не знала точно, является ли осмотр кладбища его обязанностью, или ему просто больше было нечем заняться, но он закончил ходить, удалился в небольшой домик неподалёку вверх по холму и стал готовиться к ночи.

Наконец, мне показалось, что я закончила. К этому времени руку уже сводило судорогой, и шея затекла. Слишком много времени прошло за письмом на бумаге, прижатой к броне на моём бедре, я долго обдумывала слова, понимая, что не было идеального способа всё сказать.

Я завершила записи словами:

«Я люблю тебя, пап. Прости. Тейлор».

Я достала цветы из вазы и положила их у основания надгробия. Скрутила в трубочку листки бумаги и засунула их в вазу, а затем перевернула её вверх ногами, чтобы дождь не намочил содержимое. Отец будет единственным, кто это прочтёт. Впрочем, если записи увидит кто-то вроде сторожа, я не буду сильно возражать.

Я встала и потянулась. Редли вилял хвостом, глядя на меня, радуясь возможности побегать ещё. Он был счастлив, маленький добродушный пёс. Неужели Рейчел послала его со мной, учтя его характер?

Я задумалась, что бы ещё сказать маме, но иллюзия была разрушена. Решение было принято, и оно было не из тех, которые я была готова принять, когда покидала штаб СКП. Разговор помог очистить мысли. Чувство потерянности и разочарования было уже не таким сильным. Мне удалось записать объяснение для отца. Пожалуй, не такое длинное или углубленное, как он заслуживал, но всё же объяснение.

— Спасибо, что выслушала, — сказала я, хорошо понимая, что её здесь не было, что на самом деле она не слушала. — Я буду занята, так что, наверное, не смогу заскочить в ближайшее время. Извини.

И я ушла, высоко подняв голову и чувствуя комок в горле. Я решилась.