Ещё не утих грохот, с каким разлетелись вести из самого сердца Эсвальдии. Старший наследник Деметрио попытался пройти коронацию, наплевав на прочих претендентов, и тем самым вызвал новый виток междоусобицы. Втянуты были все: средний наследник Бардлош, младший наследник Манфред, вторая принцесса Роуэлльмина. В конце концов она и вышла победительницей: не без помощи премьер-министра Кескинеля лишила второго и третьего принцев их главного преимущества — армий, а первый отрёкся от титула и престола, когда тот, казалось, уже находился в его руках. Позже девушка прошла таинство и во всеуслышание объявила о притязаниях на императорскую мантию.

Роуэлльмина стала героиней своего времени. Она ещё не короновалась, ведь столь резкий шаг привёл бы к восстаниям, но уже сейчас Варно следил за каждым её движением.

Эсвальдская империя, Грантсал. Здесь, в монаршем дворце, Роуэльмина Эсвальд — новая наследница короны — работала не покладая рук. А вот чем именно занималась новая «легенда»...

— Сейчас стошнит... — с невозмутимым видом произнесла Роуэлльмина. Девушка не отрывала стеклянные глаза от гор документов перед собой.

На стенания сюзерена слуга и советница Фиш Бланделл лишь сухо посоветовала:

— Ваше Высочество, не давайте себе слабину на людях.

Принцесса империи ныла за заваленным работой столом — подобный вид достойным никак не назовёшь.

— По-твоему, я тут прохлаждаюсь?! На большее я сейчас не способна! Только тошнота!

— Прошу, будьте мягче в выражениях.

— Жутчайшая тошнота!

— Ваше Высочество... — Фиш одарила её полным отчаяния взглядом.

— Как сделала заявление, покой мне только снился! Тебе не в чем меня упрекнуть!

— Я понимаю, Ваше Высочество, и всё же...

Некогда Роуэлльмина вела за собой фракцию поборников отечества — тех, кто стремился защитить Эсвальдию в смутные времена. Принцесса победила старших братьев, прибрала к рукам бывших сторонников Деметрио, в то время как после поражения число последователей остальных наследников таяло день ото дня. В глазах общества Роуэлльмина уже почти достигла победы.

Только вот...

— Фракция трещит по швам. Плакала моя корона... — слёзно протянула девушка.

На деле положение — незавидное. С самого начала фракция поборников объединилась перед страхом распада Эсвальдии из-за междоусобицы. И ныне их лидер — Роуэлльмина — вступила в эту самую борьбу. Объявление грянуло как гром среди ясного неба. Принцесса сказала, что поступила так из-за старшего принца, и тем не менее люди оказались раздосадованы: не за этим они к ней присоединились. Стоит ли их винить?

Да и фракция Деметрио не была верна Роуэлльмине. Отчасти они примкнули к девушке по настоянию самого старшего наследника, а отчасти потому, что ещё вчера обнажали клинки против сторонников Бардлоша и Манфреда. К тому же те переживали не лучшие времена. Многие даже надеялись, что вскоре Роуэлльмина оступится и рухнет, а вместе с ней и вся фракция «святош».

В довершение — сподвижники принцессы ничем не отличались от сторонников Деметрио: преследовали свои интересы. Само по себе это не повод волноваться. Большинство метили Роуэлльмине в мужья: ничто так не привлекало, как заполучить в жёны красавицу, которая вот-вот примерит корону. Такой приз на кону разжёг внутри объединения нешуточное противостояние. Роуэлльмина не могла смириться с тем, что превратилась в награду, и теперь беспрестанно вздыхала.

Фракция поборников отечества верила, что Роуэлльмина вновь ввергнет Эсвальдию в хаос; во фракции Деметрио смотрели на неё свысока, считая, что принцессе лишь повезло победить их лидера; а жадные до её руки не верили, что женщине по силам править страной, и таким образом подтачивали девушку.

Роуэлльмина должна что-то предпринять. Она обязана доказать: служить под её началом — достойно. Правда, ума не прилагала, как быть.

— Опять меня недооценивают. Сейчас стошнит... — проворчала принцесса. Это единственный вывод, к которому она сподобилась прийти.

Бардлош и Манфред собирали силы, потому что проиграли. Роуэлльмина собирала силы, потому что выиграла. К чему бы они ни пришли, исход, как ни странно, один.

— Фиш, расскажи-ка что-нибудь забавное, — попросила Роуэлльмина от безысходности.

Слуга глянула мрачно:

— При всём уважении, я к Вашему Высочеству точно цепью прикована: что слышите и видите вы, слышу и вижу и я.

— Ни к чему мне твоя логика! Хочу что-нибудь смешное! Чтобы поднять настроение!

— Как угодно. Есть у меня история о служанке, которая сошла с ума. Она долгие ночи проработала на хозяйку, а как закончила, не нашла дороги домой.

— Будет у тебя выходной, будет! Сделаем вид, что ничего не было, ладно?!

— Не извольте волноваться. Это лишь выдумка, — зловеще ухмыльнулась Фиш.

Роуэлльмина про себя тут же поклялась никогда к этому вопросу не возвращаться.

— К слову, — вспомнила советница. — Конечно, это не забавная история, но объект интереса Вашего Высочества, принц Уэйн, намерен посетить Консисторий.

— Уже? Сколь быстро время летит.

Натра и Эсвальдия были союзниками. Сверх того — общество считало, что королевство стояло на стороне Роуэлльмины. Но это лишь внешне. Воистину над отношениями Кодбэлла и Грантсала, а одновременно Уэйна и Роуэлльмины, всегда висел дамоклов меч.

И вот на горизонте возник Консисторий. Уэйн заверял, что Запад не встанет поперёк дружбы двух народов, и всё же Уэйн — это Уэйн: наверняка уже навёл мосты с рядом государей по ту сторону Горба Великана.

— Полагаете, Натра перейдёт к Западу? — в затруднении спросила Фиш.

— Вероятно, но едва ли возможно, если учитывать наши связи. Пока что-то кардинально не изменится, Уэйн оставит всё как есть.

— Леветианские королевства это не устроит.

— Совершенно верно, — улыбнулась Роуэлльмина. — Покажи же мне, Уэйн, как ты намерен состязаться с западными чудищами.

* * *

Было душно и тягостно. Болото. Чёрное и бездонное. Грязь всё прилипала, каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Она не останавливалась — всё шла, шла и шла; сквозь усталость, боль и слёзы. Шла вперёд, когда топь тянула вниз.

Что же ждёт её впереди? Никто не знает...

Ниним распахнула глаза, увидела внутреннее убранство кареты и досадливо чертыхнулась.

Уэйн отправился на Консисторий, и Ниним сопровождала его в экипаже как часть свиты; разумеется, волосы она покрасила в чёрный. Девушка исполняла обязанности слуги и охраны, а в итоге оплошала: заснула прямо на глазах у господина — позор для любого стражника. Виной тому — ласковые лучики солнца, что пробивались сквозь занавески, и мерное покачивание кареты.

— Ваше...

«Ваше Высочество», — недоговорила Ниним, но слова так и не слетели с её уст. Алые, как два огонька, глаза увидели Уэйна, который спал, уперев подбородок рукой об оконную раму.

«Так ты тоже уснул».

Ниним посмотрела на его мирное лицо и вздохнула, прогоняя остатки дурного сна.

Время текло, карета ехала вперёд, а фламийка всё не отрывала взгляда от принца. Наконец Ниним молча встала и оглянулась: Уэйн не шелохнулся, конная стража в сторону кареты даже не повернулась. Девушка могла делать всё, что заблагорассудится, и никто об этом не узнает.

«Осторожно. Вот так», — повторяя, как заклинание, Ниним аккуратно села возле Уэйна. Это всё сон виноват — ей нужно порадовать себя. Хотя бы немного. Фламийка положила голову принцу на грудь, точно щеночек к хозяину, и прижалась.

— Мгм... — промычал Уэйн.

Девушка всем телом напряглась, но больше парень не пошевелился. Расслабившись, Ниним дважды потёрлась о его грудь. А затем ещё раз. Рука Уэйна сквозь сон опустилась ей на голову и принялась гладить. Он не проснулся — это вышло по привычке.

Уэйн часто баловал Фланию и во сне всякого, кто прижимался к груди, принимал за милую сестрёнку. К несчастью, юноша спал и мог в любой момент остановиться, словно кукла, которой перерезали нити. К счастью, стоило лишь чуточку потереться, и он снова гладил. Во всём мире только Ниним и Флания знали этот маленький секрет.

Ниним прямо чувствовала, как неосознанно расплывалась в довольной улыбке. Ни на людях, ни когда Уэйн бодрствует, она подобное себе не позволяла.

«Он проснётся, если и дальше буду испытывать удачу, — думала фламийка. — Может, ещё немного. Хотя бы чуточку...»

Пальцы Уэйна скользили по её волосам. Ниним растворялась в сладкой неге и всё умоляла себя просидеть ещё одну минутку...

Внезапно карету тряхнуло.

Уэйн громко и протяжно зевнул. Сознание пробудилось ото сна, и парень открыл глаза: сквозь мутный взор он увидел Ниним... которая сидела напротив.

— О, никак проснулась?

— Только что, — улыбнулась девушка, едва успев выровнять дыхание. Она столь быстро перебралась, что даже Уэйн в полусне не заметил.

— Слушай, а Флания, часом, не заглядывала? — поинтересовался вдруг принц.

Ниним лихорадочно замотала головой:

— Она же в другой карете.

— Видно, приснилось. Хотя было как...

— Р-раз не спишь, давай пробежимся по плану!

— Ч-чего это ты? Хотя как скажешь, — опешил Уэйн, но быстро сменил тему: — Я не назвал бы это планом. Встречаемся с иерархами в Лушане да продираемся сквозь их козни, которые ещё как будут — помяни моё слово.

Древняя столица Лушан служила святой землёй для последователей Леветии и местом, где в этом году проводили Консисторий.

— Думаешь, они не преминут случаем?

— Как пить дать. Не станут же иерархи приглашать меня на свои шабаши из прихоти.

Лишь члены Святейшего синода вправе присутствовать на Консистории. В прошлый раз в Каварин Уэйна пригласили на аудиенцию к королю — не на само собрание.

— Я бы не был столь мнителен, придумай они иной предлог. Но это именно приглашение на Консисторий: письмо написал лично патриарх Сильверио.

Патриарх — суверен Леветианской церкви, которого избирали иерархи. Ныне в Святом Престоле главенствовал Сильверио; по слухам он близок с префектом Апостольской курии — Кардмелией.

Ниним вздохнула:

— Значит, Кардмелия замешана.

— Эта ведьма устроит столь радушный приём, что мало не покажется, — развёл руками Уэйн.

— И самое скверное — обычной отговоркой не отделаешься.

— Наивно полагать, что иерархи оставили бы нас в покое.

Запад и Восток зажали Натру с двух сторон. Уэйн в своей политике угодничеством стремился сорвать все сливки, используя промежуточное положение северного королевства как козырь. Это работало до тех пор, пока страна оставалась нищей: власть имущие верили, что в любой миг поставят Кодбэлл на место, если их что-то не устроит.

Однако Натра росла. Как экономически, так и территориально. Сегодня и на западе, и на востоке её рассматривали как игрока, с которым стоит считаться. И ведь на протяжении всего правления Уэйн воевал именно с леветианскими государствами — он определённо склонялся на сторону Эсвальдии.

— Да и от приглашения прямо веет угрозой, — продолжал Уэйн. — Сильверио ставит вопрос ребром: или мы присоединяемся к Западу и входим в лоно их Церкви, или нас клеймят еретиками. Делаться им врагами у меня желания нет — вот и выбора не остаётся, кроме как ехать.

Натрийский регент держался союзнических доворённостей с Эсвальдией, и всё же леветианский мир оставался снисходителен и даже милостив. А значит, он ещё не готов рвать с Уиллеронским дворцом.

— Следовательно, заставят вступить в альянс и отказаться от союза с Грантсалом, — заключила Ниним, окидывая взглядом уходящие вдаль луга и перелески.

— Весьма вероятно.

Принцесса Солджестского королевства, Торчейла, однажды сказала, что дни, когда Натра уживалась на двух стульях, сочтены. Западные государства точно собирались это доказать.

Ниним глянула на Уэйна:

— Так как поступишь?

— Очевидно ведь, — усмехнулся тот. — Живьём не сдамся!

* * *

Флания ехала сразу за Уэйном. Компанию девушке составлял её защитник, Нанаки, и совсем недавно присягнувший советник, Сэргис.

— Таким образом, Его Высочество Уэйн намерен заигрывать с обеими сторонами как можно дольше, — закончил Сэргис объяснять принцессе план её брата.

Позже Флания собиралась выведать у Уэйна, что он задумал, но не хотела отнимать у него время; да и не лишним будет проверить, на что способен новый подданный.

— Если Запад и Восток развяжут войну, Кодбэлл окажется меж двух огней, — добавил Сэргис. — И неважно, к кому он примкнёт — от страны останется лишь пепелище.

В ответ Флания задумчиво промычала.

— Натра на подъёме, и ей ещё есть куда расти. Однако это и вышло боком: соседи увидели в королевстве угрозу. Перестанем держаться нейтралитета — и они сделают решительный ход. Одним словом, выбрав сторону, мы подарим повод для войны.

— У крошечного государства столько бед, — устало вздохнула Флания. — Уж не думала, что расцвет принесёт их не меньше. Несправедливо...

Её брат добивался благосклонности и Эсвальдии, и леветианских королевств, сохранял хрупкое равновесие, дабы защитить Натру.

«Это так сложно, — поражалась девушка. — Уэйн ведь тоже человек. Ему наверняка тяжело. Скорее всего, он облегчает душу там, где никто не видит. Какой может быть покой, когда на кону будущее отечества? Я должна скорее встать с ним плечом к плечу!»

Флания всё набиралась решимости и даже не заметила, как Уэйн полностью занял её мысли.

* * *

Тем временем сам Уэйн зло ухмылялся:

— Хи-хи-хи, решила, что обставила меня? Думала, загнала в тупик перед лицом иерархов? Как бы не так, Кардмелия. Вас ждёт самый унылый и никчёмный Консисторий за все времена — уж я позабочусь!

Однако соседка не разделяла его веселья.

— Гм? Ниним? Ты чего?

— Гадаю, каково это — быть такой размазнёй, — буркнула она.

Принц хлопнул глазами: «О чём ты вообще?»

— Ваше Высочество, уже видно город, — доложил кучер.

Уэйн и Ниним сдвинули занавески и выглянули в окно: из-за горизонта постепенно вырастали стены, башни и крыши домов. Консисторий проходил в древней столице — Лушане...

Впрочем, перед ними раскинулся не Лушан. До цели ещё несколько дней. Этот город просто лежал на пути; в нём не на что посмотреть — делегация прибыла отдохнуть и пополнить запасы.

И всё же кое-какое дело Уэйна сюда привело. Парень сверкнул улыбкой:

— Разомнёмся в канун баталии грязной перебранкой, а?

— Я ждал вас, юный принц, — свирепо оскалился Грюйер, солджестский король.

* * *

Именно Грюйер предложил тайную встречу перед Консисторием. Уэйн согласился не раздумывая: он ступал на землю смертоносных властителей Запада — нельзя приходить к ним без туза в рукаве, доверяя участь воле случая. И вот принцу представилась возможность им обзавестись.

В то же время солджестский государь — один из тех самых дьяволов. В прошлом Уэйн и Грюйер уже скрещивали клинки. Регент вырвал победу, между Питчей и Кодбэллом наладились дружественные отношения, однако совершенно справедливо король мог затаить отнюдь не сердечные чувства. Уэйну должно было глядеть в оба.

— Не сказать, чтобы я этого не ожидал, — пробормотал юноша поражённо.

Перед ним сидел самый настоящий великан, что с жадностью поглощал блюда одно за другим.

— В чём дело, юный принц? Вы едва притронулись к еде, — заметил Грюйер и опустошил бокал вина втрое больше обычного. Несмотря на размер, в руках мужчины он выглядел совсем крохотным. — Скверно себя чувствуете? Или же яства пришлись не по вкусу? Тогда я велю подать натрийскую кухню.

— Не извольте беспокоиться. Я в добром здравии, и блюда отменны. Видите ли... — Уэйн криво улыбнулся: — Я в некотором смятении: никак не ожидал встретить вас в прежней форме.

— А, так вы об этом? — хлопнул себя по пузу король.

Грюйер потерпел поражение, и ходили сплетни, якобы тучный, словно свинья, государь от потрясения похудел до неузнаваемости. Но вот Уэйн наконец увидел Грюйера, а тот вновь обрёл былую «монументальность».

— Потребовалось много усилий, дабы вернуть всё восвояси: живот меньше стал — не иначе, — признался мужчина. — Я точно птаха клюю — всего пять тарелок вычистил.

— Поистине исключительная скромность, — отозвался принц.

— Такими темпами люди примут меня за самого ревностного последователя Леветии.

— И они будут правы. Держу пари, внутри вас не жир, но чудеса господни.

— О! Стало быть, что я ем — подношу ему! У меня нет права сетовать на скромный аппетит! — от души рассмеялся Грюйер, прикончил два блюда подряд и взялся за третье.

Монарх не выказывал ни единого намёка на враждебность. Да и в целом он находился в отличном настроении. Грюйер годился Уэйну в отцы, что не мешало им выглядеть как самые настоящие товарищи. Казалось, ничто не испортит дружбу короля и принца.

Впрочем, шансы о чём-то договориться такие же, как и всегда. За добродушной улыбкой Грюйер наверняка скрывал тьму и холод северных пустошей в беззвёздную ночь. Подобно Уэйну, солджестский государь далеко не простак: искренне смеясь, он мог размышлять, как сгубить и регента, и Натру.

Политики неисправимы.

— Так что, король Грюйер? — начал Уэйн. — Вы ведь не пригласили меня совместной трапезы ради?

— Признаться честно, я далеко не прочь и праздно поболтать. Мне крайне увлекательно беседовать с таким юным дарованием... Ну что вы, веские причины у меня тоже найдутся, — ответил Грюйер на острый взгляд принца. — Известно ли вам, о чём пойдут разговоры на Консистории?

— О том, как быть с Натрой.

— В самом деле. Впрочем, это не единственная тема: отношения с Эсвальдией, продвижение леветианства на восток, пересмотр доктрин веры и многое другое. Будет и ещё один гость, помимо вас, юный принц.

— Вот так новость.

Нынче в Святейший синод входили шесть иерархов: король Солджеста Грюйер, брат короля Веланции Тигрис, принц Фалькаса Мирослав, герцог Ванхелио Стил, консул Ульбетской лиги Агата. Над всеми сверху стоял патриарх — Сильверио. Все они — владыки леветианского мира, и у каждого — свои интересы.

И второй человек, который присоединится к собранию...

— Может ли так статься, что тот самый гость — новый каваринский король, Скрей? — предположил Уэйн.

— О, так вы уже знаете о нём.

Каваринское королевство соседствовало с Натрой на юге. Её предыдущий правитель, Ордалас, входил в Святейший синод, и, к превеликому несчастью, преставился от руки собственного же генерала — Леверта. Убийца возложил вину на Кодбэлл, но в конце концов вошёл в историю побеждённым.

Каварин содрогнулся. Знать и народ лишились и короля, и регента, и уже думали, что страна канет в Лету, пока на сцену не выступил сын Ордаласа — Скрей, который заручился поддержкой общественности.

И всё-таки над Каварином ещё висели мрачные тучи. Положение Скрея оставалось шатким: в Святейшем синоде он искал надёжную опору.

Был и другой игрок, что желал видеть Скрея иерархом. Каварин лежал на пути в Мильтас — поистине торговую столицу Варно. Леветианская церковь не собиралась терять влияние в месте, куда стекались люди и товары с обеих сторон континента.

Таким образом, интересы Скрея и святых отцов совпадали...

Грюйер хмыкнул в усы:

— Заверяю, юный принц, вы попали в яблочко: на Консистории мы обсудим, давать ли Скрею титул иерарха. Если всё пойдёт по маслу, то Святейший синод ждёт пополнение.

— Что весьма кстати, — отозвался Уэйн.

Став иерархом, Скрей укрепит власть в Каварине. Приняв Скрея в Святейший синод, Церковь упрочит положение в Каварине. На востоке придётся с ней считаться.

— Новый иерарх всколыхнёт Запад, придаст ему сил. Хотя и досадно — о Натре даже не вспомнят.

— Вот уж чего не ожидал услышать! — с недоумением фыркнул Грюйер. — Не лучше ли Кодбэллу спрятаться в тени Скрея, дабы никто не затронул вашу «дилемму»?

Уиллеронский дворец вилял между Западом и Востоком, и, разумеется, Уэйн никогда в этом не признается .

— Позвольте. Я не премину возможностью раскрыть себя с доброй стороны перед леветианскими народами и внести свой вклад в Учение.

— Ха! Тогда чудеса господни у меня в животе обратятся казнями людскими, — хохотнул король. — Это же подводит нас к главному. Правда в том, юный принц, что кое-кто желал видеться с вами.

— Кое-кто? — нахмурился принц.

Точно в ответ, в дверях раздался стук.

— Войдите, — сказал Грюйер прежде, чем Уэйн успел спросить, кто это.

— Однажды мы уже виделись, но, как погляжу, это наша первая настоящая встреча, принц Уэйн.

Двери открылись, и в зал вошёл мужчина. Он выглядел на десять лет старше Уэйна, обладал крепкой фигурой и находился в самом расцвете сил. По ярким искрам в его глазах было очевидно: это далеко не заурядный человек.

Под пристальным взглядом Уэйна гость учтиво поклонился.

— Я Тигрис из Валенции. Как насчёт небольшого уговора? — лукаво предложил Тигрис, иерарх Святейшего синода.

* * *

В то время как Уэйн вёл переговоры, Флания сидела в другой комнате и никак не находила покоя.

— Надеюсь, у брата всё хорошо... — понуро пролепетала девушка.

Стоявшая рядом Ниним мягко улыбнулась:

— Вам не о чём беспокоиться. Его Высочество обязательно вернётся целым и невредимым.

Обычно девушка сопровождала регента, но они на Западе: даже с крашеными волосами фламийка привлечёт ненужное внимание, а потому она осталась с принцессой.

— Конечно же, я верю в Уэйна. Но как-то всё равно боязно. Разве с тобой не так же?

— В какой-то мере да...

С Уэйном осталась стража, однако Ниним постоянно ощущала себя не в своей тарелке, когда его не было рядом, и приглядывала за принцессой, чтобы отвлечься.

Между тем, пока Флания и Ниним искали утешение, в тени, как всегда, бдел Нанаки.

«И чем это они занимаются?» — недовольно подумал он, как вдруг дверь с грохотом распахнулась.

— Прощенья просим-с! — возвестил задорный голосок о приходе девушки.

Флания сразу же признала её обрамлённое каштановыми волосами лицо, что таило недюжий ум.

— Так вы тоже здесь, принцесса Торчейла? — назвала она имя гостьи.

Торчейла была любимой дочуркой Грюйера и одновременно человеком, на которого Флания никак не находила управы.

— Отчего же не быть? — широко улыбнулась Торчейла и уселась напротив Флании. — Величайшие люди Запада соберутся в Лушане — вот папочка и удумал показать меня им.

Грюйер под видом учёбы передал дочку в Натру в качестве заложницы, однако она была вольна делать всё, что заблагорассудится. Даже домой съездить. И вот Торчейла отправилась на Консисторий вместе с отцом.

— Думается мне, вы здесь по схожей причине? — спросила Торчейла.

— Да, — кивнула Флания. — Брат будет очень занят на Консистории.

— Зело чудесно. Отчего же нам не состязаться? Кто добьётся благосклонности у большего числа сильных мира — того виктория.

— Отказываюсь. Это не игра.

— Поджали хвост? Что же, дондеже я владею столь изящной фигуркой, победы вам не видать.

— Никакой хвост я не поджимала! К тому же в этом мы одинаковы!

Торчейла разразилась смехом:

— Сколь сладок дар неведенья. Однако же-с стоит различать худобу и незрелость.

Флании оставалось только недовольно дуться. То ли дело в характере, то ли в воспитании, а может, то — судьба, но Торчейла всегда была на голову выше Флании.

— А, так канцлер Сэргис с недавних пор у вас в услужении? — поинтересовалась нагловатая принцесса. — Помнится, его и след простыл, когда изгнали из Делунио. Никто не желал видеть опального сановника, и кто бы подумал: беднягу приютила сестра того, кто его погубил. Молвите, какое колдовство вы в ход пустили?

— Прямоту и честность, — отчеканила девушка.

Губы Торчейлы изогнулись в улыбке:

— Честность? Однако. А честны ли помыслы бывшего канцлера? Не использует ли он вас и не убьёт ли принца Уэйна, покуда тот почивает? Обвести вокруг пальца юную девицу сему человеку — сущий пустяк.

Её голос сквозил надменностью: «Какая беспечность, тебе он не по зубам, выше головы не прыгнешь», — вот, что читалось между строк. Она будто насмехалась.

Полгода назад Флания вспылила бы на такие обвинения. Но сейчас принцесса уже знала ответ:

— Я приняла его на службу, ясно осознавая, чем это грозит.

Она уже решила довести дело до конца.

— Мой брат идёт сквозь все невзгоды. Я должна догнать его. Мне нельзя идти лёгкими путями, иначе, не преодолевая трудности, я никогда не справлюсь с настоящим вызовом.

Торчейла протяжно хмыкнула: не ожидала гладкого ответа. Впрочем, она быстро вернула себе привычную уверенную улыбку:

— Зело хорошо. Зрите не споткнитесь, ибо подводные камни мы всегда встречаем там, где меньше всего ждём. Именно сия дума сейчас одолевает ваш-с объект восхищения — драгоценного брата.

— О чём вы?

— Кому ведомо? Когда вернётся — узреете.

Весёлая ухмылка Торчейлы заставила Фланию тревожиться куда сильнее.

* * *

Внезапно к разговору Уэйна и Грюйера присоединился не кто иной, как иерарх Тигрис. Принц думал встретиться с ним на Консистории и от такого поворота событий вопросительно уставился на солджестского государя:

— Я полагал, что нас тут будет лишь двое, король Грюйер, — холодно произнёс Уэйн, встав с кресла. — Потрудитесь-ка объяснить.

Доброжелательность принца как ветром сдуло. Пригласить третью сторону без предупреждения сродни засаде: Грюйеру останется лишь винить себя, если Уэйн выйдет из игры.

— Простите, принц Тигрис взял с меня слово молчать, — ответил Грюйер.

Уэйн оставался непреклонен:

— Упомянули бы раньше.

— Это моя вина, принц Уэйн, — вмешался Тигрис. — Официально я сейчас нахожусь в совершенно ином городе. Дабы об этом не прознали лишние уши, я вынужденно скрывался.

— Такие дела, юный принц. Признаю, мы были не совсем честны, однако просим не покидать нас столь скоро.

— С вас должок, король Грюйер, — проворчал Уэйн, всем видом выказывая недовольство.

«Сдаётся, мы в одной лодке», — между тем подумал он.

На самом деле Уэйн был совершенно спокоен. Зла юноша никакого не держал — просто изумился. Более того, Уэйну всё только на руку: и то, что Тигрис пришёл, и то, что Грюйер нарушил уговор, пусть и оказал услугу. Теперь принц намерен притворно возмущаться, дабы выжать из положения как можно больше. Впрочем, отчасти он хотел посмотреть, остановят ли его, если всё-таки пойдёт прочь.

«Грюйер утверждает, что его попросили устроить встречу, а после безропотно признал и вину, и должок, — рассуждал Уэйн. — Как пить дать, Тигрис предложил ему нечто взамен. Нечто весомое. Раз иерарх пустил в ход все средства, значит, намерения у него весьма серьёзные».

Тигрис — младший брат веланцийского короля и иерарх. История необычная: титул получил не правитель, а лишь второй сын предыдущего монарха — иначе говоря, в стране два государя. И по Тигрисe нельзя было сказать, пожаловали ли ему титул, или он сам отнял его у короля.

— О чём-то задумались, принц Уэйн? — озадаченно спросил Тигрис, вырвав принца из размышлений.

Тот отмахнулся:

— Пустяки. Ошеломлён встречей с братом короля.

— Ха-ха-ха, скажете тоже! Свершения регента с севера поражают, и в сравнении с вами я глупец.

— Не верю. Глупцу не стать иерархом.

— Заблуждаетесь. Мне ненавистно признавать, но мой брат носа не показывает за пределы дворца. Ему претила сама мысль отправляться в даль, и поэтому он навязал титул мне, — объяснил Тигрис и сразу добавил: — Но не подумайте, что между нами трения. Мы с братом не разлей вода и чем-то похожи на вас с сестрой.

— Вот как?

Жизнь и уверенность переполняли Тигриса. Он выглядел непоколебимым, точно Грюйер, и, очевидно, привык добиваться всего своими руками. Можно сказать, Тигрис и Уэйн слеплены из одного теста.

— Это многое объясняет, принц Тигрис. Держу пари, мы славно поладим.

— Рад слышать, принц Уэйн.

Они приветствовали друг друга улыбками, и в то же время казалось, что каждый приставил нож к горлу оппонента — в воздухе так и мелькали искры. Напряжение в зале висело невыносимое, однако нашёлся и тот, кому всё было нипочём.

— Сколь приятно наслаждаться поединком молодых духом за бокалом, — признался Грюйер и глотнул вина. — Я посредник, а потому вставлю слово лишь раз: потеряете голову за интригами, и Кардмелия с радостью вами воспользуется.

Уэйн и Тигрис скривились. Не хотелось бы, чтобы их противостояние сыграло на руку третьей стороне, тем более, когда предупредил сам король.

— Тогда перейдём к делу, принц Уэйн? — предложил Тигрис.

Тот вздохнул:

— Не сочтите за труд.

— Король Грюйер, верно, уже упоминал, какие вопросы поднимут на Консистории. Один из них — даровать ли королю Скрею титул иерарха, — приступил мужчина. — В Леветианской церкви с этим шагом намерены повременить.

— Святые отцы остыли к каваринским землям?

— Отнюдь. Земли им как раз-таки нужны.

Уэйн многозначительно повёл бровью:

— Вот оно что. Их интересует паства — до власти местного государя дела нет.

Без короля Каварин пришёл в упадок, а тем временем соседи и не думали подавать руку помощи. Запад объединяла вера в учение Леветии, правда, дружбу между странами она не гарантировала: прочие королевства уже видели в каваринцах новых плательщиков податей и десятин, а в их землях — сырьевой придаток. Леветианских монархов больше тревожило, что Эсвальдия также не применёт возможностью, но, к счастью, империя утопала в междоусобной борьбе.

Тигрис кивнул и продолжил:

— Нашёлся и «бунтовщик»: дорогу Церкви перешёл принц Фалькасского королевства — Мирослав.

Мирослав тоже входил в Святейший синод. Насколько Уэйн знал, они одного с ним возраста.

— Король передал титул иерарха сыну? — заинтригованно поинтересовался регент.

«А вот тебе — нет», — заметил он про себя.

Тигрис точно услышал мысли Уэйна, и на его лице вспыхнула улыбка:

— В десятку. Он уже стар, оттого и повесил на отпрыска часть полномочий. Готовится к смене власти, так сказать.

— С фалькасским самодержцем трудно иметь дело, — вставил Грюйер. И говорил он искренне. — Кровь вскипает в жилах от одной только мысли о нашей давней вражде. Без него мир потускнеет — ход времени поистине безжалостен.

Положение в Каварине, а также слова Грюйера и Тигриса натолкнули Уэйна на мысль:

— А вы невысокого мнения о Мирославе.

От его заявления иерархи еле заметно вздрогнули. Мирослав столь же молод, как и Уэйн: едва ли юноше доставало опыта в государственных делах и политике. Рано или поздно власть окончательно перейдёт ему в руки; Святейший синод это понимал, но не собирался давать спуску молодому правителю.

— Вот он и пошёл навстречу Скрею, — объяснил Уэйн. — Примкнув к рядам иерархов, новоявленный король Каварина упрочит положение и одновременно задолжает фалькасскому принцу.

Тигрис криво улыбнулся:

— Боже упаси, и в мыслях не было проявить неуважение такому же члену Святейшего синода. Согласны, король Грюйер?

— Что за вопрос! Мы — верные последователи Леветии и обязаны быть искренни и не таить греховных помыслов.

Уэйн хмыкнул: «И нисколько не поправили насчёт намерений Мирослава».

— Стало быть, — подвёл итог регент, — мы втроём противостоим Мирославу и Скрею — в этом суть встречи?

— По большей части, — ответил Тигрис. — В союзе лишь я да вы. К прискорбию, король Грюйер отказался.

Уэйн вперил взгляд в Грюйера:

— Солджест вне переговоров? В таком случае меня распирает любопытство: по какому праву вы здесь присутствуете?

— Не прожгите во мне дыру, юный принц. Наблюдать за переговорами, которые организовал, — часть сделки. Заверяю, я нем как могила: поведать о нашей встрече третьим лицам страшно скучная затея — в жизни так не поступлю.

— Ловлю на слове. — Парень какое-то время ещё пристально смотрел на Грюйера и наконец повернулся к Тигрису: — Допустим, я с вами объединюсь — что дальше? Я лишь очередной принц.

Уэйна пригласили на Консисторий, но правом голоса обладают только иерархи. Едва ли ему и слово дадут сказать. К тому же последняя пара лет показала, что связываться с натрийским регентом — равно танцевать с дьяволом.

— Звучит и правда рискованно, — согласился Тигрис. — Впрочем, меня ждёт ещё одна встреча.

— И с кем же?

— Увы, не здесь, — бросил иерарх взгляд на Грюйера. Он верил королю и тем не менее выкладывать все карты на стол при нём не торопился. — Если вы присоединитесь ко мне, я представлю вас в Лушане.

— И нам достанет сил перевернуть ход игры?

— Мы предложим вашу кандидатуру в Святейший синод вместо Скрея и изменим баланс сил.

Всего иерархов было шесть. С Уэйном их станет семеро. Если неназванный союзник тоже из Синода, то замысел валенцийского принца очевиден: трое из семи вместе получат огромное влияние.

— Тогда осталось прояснить самую малость, — заговорил Уэйн.

— Всё что угодно.

— Положим, дело выгорит — как вы смотрите на отношения между Кодбэллом и Грантсалом?

Шансы на успех призрачные. Титул иерарха у Скрея почти в руках, и крайне трудно его остановить, вдобавок прочие из Синода всеми силами постараются остановить самого Уэйна. Вот принц и спрашивал, что последует потом.

— Я намерен просить вас со всем уважением отнестись к новообретённому статусу, — ответил Тигрис.

Иначе говоря — сжечь мосты.

Между Эсвальдией и Западом шла давняя вражда, и едва ли Святейший синод примет союзника восточной державы с распростёртыми объятиями.

И всё же Уэйну нашлось что сказать:

— Зачем загонять себя в рамки? Колоть и резать друг друга не единственный способ воевать. На дипломатической арене иерарх с крепкими отношениями в Грантсале сослужит добрую службу.

— Признаю, подобная фигура дорогого стоит. Однако нет никаких заверений, что это не выйдет нам боком.

Грюйер не отрывал глаз от разговора двух принцев и восторженно улыбался. Уэйн отказывался занимать любую из сторон, а Тигрис стремился расставить все точки над и. Оба признавали, что связи Уэйна в империи играют решающую роль, и в то же время Тигрис опасался: однажды регент воспользуется ими и предаст.

Тигрис и Грюйер остерегались Уиллеронского дворца. Возможно, Уэйн и присоединится к Западу, но связи Кодбэлла с императорским двором — его главное преимущество. Тигрис намеревался их присвоить. Натра как представитель леветианского мира ему не нужна.

— А вот мне любопытно, — вдруг ухмыльнулся Уэйн. — Если вы задумываетесь о будущем, то Натра — лучший выбор. Что скажете, м?

«О будущем? А, юный принц о том, когда они втроём изменят порядок сил в Святейшем синоде», — рассудил Грюйер.

«Как только один из нас возьмёт первенство, остальные станут помехой», — смекнул Тигрис.

«Вместе с тем союз Натры и Эсвальдии выльется в повод для вражды».

«Уэйн предлагает сделку на его условиях, при которых в будущем нам будет проще от него избавиться».

Грюйер не сдержал улыбки.

— Не озвучу решение сразу, но предложение мы ещё однозначно обсудим, — ответил Тигрис. — Пока скажу лишь, что иметь дело с вами явно стоило всех моих усилий.

— Правда? — спросил Уэйн, пробуя слова иерарха на вкус.

— Безусловно, — твёрдо кивнул валенцийский принц.

Тигриса преисполняла уверенность; он знал: его будущее — сиять в лучах славы. Не просто уверенность — решимость овладевала им; если придётся, мужчина не поскупится на жестокость, дабы добиться своего. По словам Грюйера, в Тигрисе таился огромный зверь. Для Уэйна он в союзниках будет подобен скале. Именно поэтому Уэйн однажды...

«Так вот почему Грюйер зациклился на принце», — тайно восхищался Тигрис. Уэйн юн, но по нему не скажешь: он столь уверенно держался, что недостаток опыта никак не сказывался. Более того — Уэйн не выказал хотя бы тени робости перед сразу двумя иерархами. Каждая клеточка в парне так и говорила: «Выжму из положения всё, что есть. Без остатка». Тигрису нравилось это в Уэйне. Ему ни к чему в союзниках беззубая посредственность. Иерарха интересовал лишь тот, кто заставит его всегда быть начеку. Именно поэтому Тигрис однажды...

— Что же, ударим в кулаки? — Уэйн с улыбкой протянул руку.

Тигрис улыбнулся и принял её в ответ. Так они вместе заявили о притязаниях на власть.

«Тигрис силён, — думал Уэйн. — Он ещё взберётся на вершину».

«Принц Уэйн — что-то с чем-то, — не сомневался Тигрис. — И со временем только вырастет».

В конце концов оба пришли к единственному заключению:

«У регента с севера определённо припрятан грандиозный план...»

«Но наши цели никогда не пересекутся...»

«Что бы ни случилось, однажды я отправлю его на тот свет».

Грюйер ещё внесёт в летописи запись об этой встрече для будущих поколений. Союз Уэйна и Тигриса окажется недолог. Людям придётся гадать, как бы всё обернулось, будь судьба к ним чуть добрее, ну а историки окрестят договор «несчастным альянсом».

* * *

Грюйер и Уэйн проводили Тигриса. Он вернулся на свой маршрут, чтобы никто не узнал об их встрече.

— Вышло очень даже недурно, — неожиданно поделился Грюйер, провожая взглядом карету веланцийского принца. — Подумать только, вы, Тигрис и третья таинственная персона заодно? Бьюсь об заклад, на Консистории меня ждёт то ещё представление.

— И при этом вы сама безучастность, — перевёл взгляд Уэйн. — Мне ведь не стоит напоминать, кто из нас иерарх? Кому отдадите голос? Остерегитесь: станете смотреть, как иные валяют дурака, деля пирог, и не заметите, что сами попали на блюдо.

От колких слов Грюйер только шире улыбнулся:

— В нашем мире достойнейшие упиваются негой, лишь ставя себя на кон. И не забывайте, юный принц: час, когда я отплачу за поражение, наступит раньше, чем вы думаете.

Встреча завершилась мирно. На следующий день делегации Уэйна и Грюйера отправились в Лушан — город, что в одночасье обернулся логовом алчных зверей, вынашивающих тёмные замыслы.