…Почему?

Его спрашивали об этом не раз и не два.

Но он ни разу не отвечал на этот вопрос.

Он не мог ответить на него.

В этом не было какой-либо причины или смысла.

Он просто не понимал, почему его вообще о таком спрашивают.

Ему казалось, что это то же самое, что спрашивать «почему один плюс один равно двум». Ответ казался ему очевидным и естественным — не больше и не меньше.

Даже если бы он постарался изо всех сил, то смог бы ответить лишь «потому что».

Просто «потому, что я таким родился».

И вообще, зачем люди всему ищут объяснения и причины?

Почему они надменно считают, что могут затолкать весь окружающий мир в удобные им рамки «рациональности»?

Мир просто существует сам по себе.

Пытающийся навязать ему несуществующие объяснения и глубокие смыслы, уверенный в своем понимании человек подобен ребенку-всезнайке, который объясняет все на свете нелепыми теориями. Птице не нужна причина, чтобы летать, а рыбе — чтобы плавать. Ветер дует просто потому, что он ветер, а море играет волнами просто потому, что оно море.

«Только и всего», — считал он.

Поэтому…

— …Вы закончили? — раздался вопрос со спины, и он молча кивнул.

— …

А затем он снова посмотрел себе под ноги.

На гладком черном полу лежали останки.

О них уже нельзя сказать, что это «человек» или «два человека» — они уже не более чем вещь. Хотя для него линия, разделявшая «людей» и «объекты» всегда казалась чем-то очень эфемерным.

Аккуратно, очень аккуратно… разделанные без жестокости, с аккуратностью повара останки с перерезанными нитями жизни закончили истекать кровью и начали остывать.

Все как всегда.

Люди говорят, что жизнь дорога.

Они говорят, что душа важна.

Но как бы аккуратно он ни вскрывал, ни расчленял их, ему никак не попадались органы, которые можно назвать «жизнью» или «душой». Многие говорят, что это не материальные объекты, а явления бестелесные, подобные ветру или свету. Но от этого он тем более не понимал, почему люди так дорожат ими и так боятся их потерять.

Оторванная от реальности теория. Бессмысленные слова.

Его всегда удивляли люди, которые придают им такое значение.

— Все как всегда?..

— …

Он молча улыбнулся и вновь кивнул.

Он относился к разделке людей как к дыханию.

Мы не проникаемся чувствами от каждого вдоха, ведь в нем нет ничего особенного.

Нет причины. Нет смысла.

Когда его спрашивают «почему ты так делаешь?», он в ответ задает обратный вопрос:

«Почему вы так не делаете?»

И тогда они чаще всего… теряют дар речи и отворачиваются.

«Как я и предполагал, причин нет», — думал он.

Нет причин не делать этого.