Часть 0

Откуда-то издалека донёсся звон колокола, который оповещал о том, что уже пора возвращаться домой. Ещё один день закончился так же, как и всегда. Заходящее солнце окрасило школьный двор и занятых там клубной деятельностью учеников в красный цвет. Жизнь школы песнопений Эльфанда шла своим чередом, без каких-либо неожиданностей.

— Через три дня я расстанусь с этой школой…

В углу совершенно пустого класса стоял ученик, цвет качающихся на ветру волос которого был не то каштановым, не то золотистым. Производимое парнем впечатление, будто он валяет дурака, сильно контрастировало с приятными чертами его лица.

«До выпуска осталось всего три дня. Поступив в старшую школу, я расстанусь со своими нынешними друзьями. Хотя ничего такого уж слишком печального в этом и нет. Просто обычная неизбежность».

— Но если подумать…

Прислонившись спиной к оконной раме, Ксинс Эирвинкель поднял взгляд к потолку.

«В окончании школы нет ничего печального… Но на самом деле мне, наверное, грустно. Расставаться с ней… с Евамари».

Часть 1

Это случилось за неделю до выпуска из школы, после уроков.

Ксинс, который в этот раз должен был исполнять обязанности дежурного, справился со своей задачей и теперь шёл отчитаться об этом классному руководителю Джессике.

— О чём это ты говоришь, Евамари?

Вдруг ему послышался чей-то голос.

«Евамари?..»

Внезапно услышав имя одноклассницы, Ксинс машинально обернулся. Голос был близко, он шёл из второй от Ксинса двери с левой стороны.

«Вроде бы это кабинет директора...»

— У меня есть пожелание, касающееся выпускной церемонии. Я уже подходила к классному руководителю, но госпожа Джессика сказала, что с такой просьбой надо обращаться к Вам.

«У Евамари есть просьба к директору?..»

Обычно девушка не пыталась разговаривать даже с классным руководителем, не говоря уже о простых учениках. Однако ошибки быть не могло: несмотря на вежливую манеру речи в каждом слове сквозила свойственная Евамари резкость.

— Как я уже говорила, на церемонии вручения дипломов мою специализацию...

— Я помню, твоя специализация Keinez — резко прервала Евамари директор, не дожидаясь пока та закончит.

— Формально это так, но я…

— Евамари, среди учителей ходят слухи о тебе. Как там, чёрные песнопения?

— Песнопения цвета Ночи…

В голосе девушки явно чувствовалась колкость.

— А, да-да. Вот как там было...

Отношение директора ничуть не изменилось. Она словно бы ожидала от Евамари такого ответа.

«Быть того не может…» — мысленно выдохнул Ксинс. Уж слишком наигранная манера речи заставляла вопреки желанию признать очевидное: директор намеренно насмехалась над ученицей.

— Но в любом случае, такого цвета песнопений официально ведь не существует?

— И всё же я бы хотела, чтобы моей специализацией назвали именно песнопения цвета Ночи.

Евамари собиралась сделать то, что не удавалось ещё никому, — создать совершенно новый цвет песнопений, цвет Ночи.

— В таком случае я хочу, чтобы ты прямо здесь продемонстрировала мне на практике эти самые песнопения цвета Ночи. Если ты сможешь это сделать, я, пожалуй, рассмотрю возможность указать их твоей специализацией в дипломе.

«Понятно…»

В средней школе ученики изучали самые основы всех песнопений, а уже в старшей выбирали своей специализацией только один цвет. По этой причине в Эльфанде появилась традиция громко зачитывать цвета специализации поступающих в старшую школу учеников на выпускной церемонии. И, разумеется, в случае с Евамари учителя собирались назвать выбранный ей в качестве вступительного экзамена Keinez.

Однажды Ксинс уже задал Евамари вопрос: «И всё же, почему именно Красный?»

«Почему? Да потому что он самый простой».

Действительно, если оставить в стороне вопрос освоения цвета в совершенстве, считалось, что изучающим Красный ученикам требуется меньше всего времени, чтобы овладеть песнопениями на разумном уровне.

«Пусть это будет чистой формальностью. Если я смогу овладеть хотя бы одним цветом, то у меня появится возможность уделять больше времени своему».

Причина решимости Евамари создать песнопения цвета Ночи заключалась в секрете, которым она поделилась с одним только Ксинсом:

«В моей семье у всех было слабое здоровье, поколение за поколением. Все умирали очень рано. Даже мама умерла сразу после того, как родила меня».

Тело девушки разъедала тяжёлая болезнь, жить ей оставалось уже совсем немного. Но до своей смерти она хотела хоть чего-нибудь достичь и кому-нибудь это передать…

— Если я исполню песнопение цвета Ночи здесь…

— Да, в таком случае я смогу убедить остальных учителей.

— …

Евамари замолчала.

Она могла бы всё для себя упростить, если бы прямо высказала все свои обстоятельства. Узнав о мотивах девушки, даже директор, наверняка, разговаривала бы с ней более-менее нормально.

Но Ксинсу было совершенно ясно, что Евамари ни за что не станет вести себя таким образом.

— Как насчёт поступить разумно и признать уже, что никаких песнопений цвета Ночи не существует?

— Нет, — девушка снова отвергла предложение директора нечеловечески холодным голосом.

— Ты говоришь мне указать специализацией цвет Ночи, но не собираешься его демонстрировать. Прости, но я отказываюсь это понимать.

— Но!..

— Разговор окончен. Мне надо вести подготовку к выпускной церемонии.

Девушка замолчала. Даже через стену Ксинс ощущал до боли напряжённую атмосферу.

Равновесие нарушили слова Евамари:

— В таком случае, прошу прощения, я ухожу.

Её голос дрожал от какого-то невыразимого словами исступления, в котором смешались гнев и горечь.

В тот же миг дверь открылась…

«Чёрт!..»

У Ксинса не было времени спрятаться, и поэтому его взгляд встретился со взглядом вышедшей из комнаты девушки.

— Э?.. — удивлённо произнесла разочарованно выглядящая Евамари.

— Й-йо, вот это совпадение.

— К-ксинс?..

Сейчас девушка выглядела какой-то хрупкой, в ней совсем не чувствовалось обычной остроты. Она глядела прямо на Ксинса дрожащими, словно поверхность воды, детскими глазами.

На самом краю территории школы, под тенью высоких деревьев располагалась небольшая лужайка. Это было тихое и спокойное пространство, где можно было ощутить слабое дуновение ветра.

Это было любимое место Евамари.

— Ты тоже упрямая, — пожав плечами, сказал Ксинс, глядя в спину Евамари.

Тонкая девушка подобравшись сидела на стоящей в теньке деревянной лавочке и пыталась спрятать голову в коленях.

— Это всё вина той твердолобой! — необыкновенно по-детски выпалила Евамари и надулась.

Дувший в теньке ветер легонько качал её чёрные, казавшиеся шёлковыми нитями, волосы.

— Ну послушай, не похоже, что директор может так сразу признать тебя, пока не увидит всё своими глазами.

— О, так ты на её стороне? — посмотрев на Ксинса глазами цвета Ночи, спросила девушка, выглядевшая скорее не рассерженной, а забавляющейся.

— Не-а, просто если взглянуть на вещи объективно, то всё выглядит именно так.

— Если уж говорить об объективности…

На этом моменте Евамари замешкалась. Создавалось впечатление, будто она попыталась найти подходящие слова, но в итоге заблудилась в лабиринте.

— То ты тоже не видел моих песнопений, но мне всё-таки поверил.

— После такого возражения я тоже в замешательстве.

Пытаясь скрыть смущение, Ксинс поднял взгляд к небу.

«Всё так. Она ни разу не показала песнопения цвета Ночи даже мне, её единственному собеседнику».

— А как всё обстоит на самом деле?

— Обстоит? Что? — лукаво улыбаясь, переспросила Евамари, словно испытывая Ксинса.

«И ведь она всё понимает…»

— Процесс создания песнопений цвета Ночи. Ты ведь уже закончила их в достаточной степени , чтобы у директрисы челюсть отвисла?

— Да что ты, нет конечно, — сразу же покачала головой девушка. — Ты лучше скажи, как там твоё обещание.

— У меня тоже пока ничего, — криво улыбнувшись, пожал плечами парень.

— Так и думала…

Евамари сложила руки перед собой, будто была неприятно удивлена.

Ксинс поклялся Евамари овладеть песнопениями Радуги. На полное освоение каждого из ныне существующих пяти цветов требовались годы. Пределом всей жизни считалось изучение трёх цветов. Ещё не покорившуюся никому вершину — изучение всех цветов — Ксинс иносказательно называл песнопениями Радуги.

— Но знаешь, я думаю, всё в порядке. Нашими делами имеет смысл заниматься как раз потому, что до их завершения ещё далеко, — пожал плечами парень.

— Но не стоит говорить об этом с таким удовольствием, — покачала головой изумлённая до глубины души девушка.

С одной стороны было считающееся недостижимым владение всеми пятью цветами, другими словами, песнопения Радуги, к которым стремился Кснис. С другой — настолько же недостижимая цель Евамари — создание совершенно нового цвета песнопений — цвета Ночи.

— Да ладно, это как раз в нашем с тобой стиле.

Хотя оба говорили, что достигнут своих целей, они не собирались демонстрировать друг другу даже отдельные части полученного. С точки зрения постороннего их поведение могло показаться не более чем пустым детским бахвальством.

Однако они оба… несмотря на такие вот взаимные поддразнивания, на самом деле верили друг в друга и в то, что они оба добьются желаемого.

— Пока ничего, да?... Я подумывала, что уж ты-то наверняка так ответишь, — сказала Евамари и несколько раз подмигнула, словно подразумевая, что именно такой ответ и есть самый правильный.

— Я-то?

— Потому что мы друг на друга похожи.

Лицо девушки было светлым, что случалось крайне-крайне редко.

Часть 2

— Эй, Ксинс, ты, конечно же, поедешь с нами.

Когда кто-то сзади неожиданно схватил Ксинса в захват, тот нехотя закрыл недочитанную книгу.

Обернувшись, Ксинс увидел крепко сложенного, загорелого парня.

— О чём это ты, Зессель?..

Специализирующийся в Keinez’e одноклассник часто бывал довольно беспечным, но благодаря жизнерадостному характеру, его невозможно было ненавидеть.

— О выпускной поездке. По планам она продлится целую неделю после выпускного. Если возможно, мне бы хотелось, чтобы поехали все, — ответил вместо Зесселя тощий как палка ученик в очках.

Его звали Миррор. Он специализировался в Ruguz’e и всегда вёл себя очень спокойно. Кроме этого он постоянно встревал в споры с чем-то очень похожим на него Зесселем. Эти двое были вечно ссорящимися неразлучными друзьями ещё с более раннего детства, поэтому никто в классе не пытался остановить их стычки.

— Значит, Евамари тоже поедет?

В ответ на вопрос, Миррор помрачнел и покачал головой.

— Энн, конечно, поговорит с ней, но думаю лучше и не надеяться. Она говорит, что у неё нет ни денег, ни времени, ни желания.

«Всё ясно. Очень на неё похоже…»

Ксинс криво улыбнулся про себя. Образ отказывающейся от приглашения в поездку девушки представился ему столько явно, что ему даже не потребовалось закрывать глаза.

— Я бы очень хотел поехать, но возможно, что я тоже буду слишком занят подготовкой к экзаменам.

— А да, насколько я помню, ты собираешься поступить в одну из школ в центре континента, да?

В ответ на вопрос Зесселя Ксинс коротко кивнул.

Школа песнопений Эльфанда была средней школой на самом краю континента. В то время, как большинство выпускников собирались разойтись по местным старшим школам, Ксинс решил поступить в одну из центральных.

— У меня уже голова кружится от вопросов со снятием жилья и подготовки к экзаменам. Извините, но можем мы отложить вопрос с поездкой ещё на денёк?

«Если уж я в любом случае поеду, то надо попытаться переговорить с Евамари за этот лишний день».

— Хорошо. Но всё-таки постарайся обдумать всё до завтрашнего окончания уроков.

Пока пунктуальный Миррор делал пометку на листочке бумаги, стоявший рядом с ним и до сих пор сохранявший молчание Зессель указал на книгу в руках у Ксинса.

— А кстати, Ксинс, что это ты читаешь?

— А? Вот, смотри.

Посчитав объяснения ненужными, Ксинс просто открыл книгу.

— Атлас цветов?

— Да. Собираю информацию для песнопений.

— Ты же специализируешься в Surisuz’e, а на этой странице только красные цветы.

«Несмотря на склонность тыкать пальцем в небо, он неожиданно наблюдательный».

— Это так, но…

Немного замешкавшись, Ксинс в итоге решил открыто высказать свои намерения:

— Слушай, Зессель, а какого цвета цветы лучшего всего подарить девушке?

— А, дай-ка подумать…

Однако Миррор, слышавший их разговор весь целиком, почему-то с грустным видом покачал головой:

— Ксинс, ты решил спросить совета у человека, известного под прозвищем: «Даже младшая сестра не дарит мне подарков на день рождения»… А-а-а, стой… ты чего… я же просто сказал прав…

В одно мгновение эти двое сцепились друг с другом.

«Ага… красный и синий сочетаются плохо, поэтому стоит отказаться от мысли дарить их вместе».

Натянуто улыбнувшись, Ксинс отвёл взгляд от вспыхнувшего беспорядка.

— Но ведь и этому зрелищу подходит конец?..

Парень неумышленно огляделся вокруг: даже улыбающиеся лица так хорошо знакомых ему одноклассников выглядели как-то сухо.

Вот так, ведя самую обычную школьную жизнь без каких-либо перемен, Ксинс и остальные дожили до последнего дня в школе…

Часть 3

День выпускной церемонии.

Ворота школы песнопений Эльфанда были украшены множеством разноцветных цветов, классы — ленточками. Для того, чтобы попрощаться с жизнью в средней школе, в актовом зале был расстелен тёмно-фиолетовый ковёр, на который ученикам за три года обучения позволялось ступить всего дважды. Первый раз — в день поступления, когда ученики проходили по нему переполненные ожиданиями, а второй — в тот самый час, когда они покидали школу.

— Ксинс, неужели ты и на выпускной церемонии в ней ходить будешь?..

Ксинс машинально обернулся, когда кто-то вдруг хлопнул его по спине. Перед ним оказалась его одноклассница со спокойными, глядящими куда-то вниз глазами — Энн Ревинезия.

— Ней?.. Ты об этом?

Ксинс приподнял край куртки цвета пожухлой травы, и Энн слегка нервно кивнула. Сама она была одета в платье из белого шёлка, на котором золотыми нитями было вышито «Школа песнопений Эльфанда».

— Я, конечно, знаю, что ты в последнее время постоянно её носишь, но… уж на день выпускной церемонии стоило бы и по форме одеться.

Согласно правилам Эльфанда на выпускной церемонии девушки одевались в платья, а парни во фраки. Кроме этого так же существовал обычай, по которому каждый выпускник должен был отразить в одежде цвет своей специализации.

— Действительно, все остальные так и сделали.

Cпециализирующаяся в Arzus’e Энн одела чисто белое платье. У большинства парней этот цвет был отражён платком в нагрудном кармане. По сравнению со всем этим куртка цвета пожухлой травы и правда смотрелась слишком уж не к месту.

— О, вон те двое… — начал было Ксинс, когда ему на глаза попался уголок зала, где о чём-то переругивались два парня с красным и синим платками в карманах.

«Это ведь Зессель и Миррор?»

— Они и правда будут ссориться до самого конца... — прикрывая рукой горькую улыбку, сказала Энн.

Девушка всегда была очень тихой, но в те моменты, когда ей на глаза попадалась эта парочка, она почему-то становилась разговорчивой.

— Ты ведь и в старшую школу идёшь вместе с ними, Энн?

— Да. Мы были вместе ещё до средней. Как-то так получилось, что мы стали неразлучны.

«Если вспомнить, то когда те двое начинали спорить, обычно тихая Энн часто храбро вклинивалась между ними. В такие моменты на ум приходило только: «почему именно она?»»

— Но если честно, на самом деле всё это просто совпадение… — отрывисто начала говорить Энн, ещё более печальным, чем обычно, голосом. — Все разойдутся. Некоторые, такие как ты, поступят в центральные школы, некоторые останутся здесь… Будут такие, кто бросят заниматься песнопениями вообще… Думаю, найдутся и такие, с кем мы уже никогда больше не встретимся…

Речь девушки резко прервалась. А вместо слов…

— Я всегда… это понимала! Хоть и понимала… знала с самого-самого начала, но всё же…

Послышались слабые всхлипывания.

— Я не хотела… приходить сегодня в школу. В выпускном нет ничего радостного — только лишь одна грусть.

«Грусть. И правда, я солгу, если скажу, что у меня совсем нет такого чувства».

— Но мы ведь обязательно сможем встретиться ещё раз.

Ксинс вложил в слова силу, чтобы они достигли девушки, несмотря на все те слёзы, собравшиеся у неё в глазах.

— Если ты сама сдашься, говоря «мы уже не встретимся вновь», то всё бессмысленно.

«Вот именно. Потому что есть девушка, которая никак не сдаётся, хоть и знает, что её время вот-вот закончится и что дело, за которое она взялась, бесконечно близко к невозможному».

Ксинс быстро оглядел весь зал.

«Интересно, пришла ли Евамари?..»

В самом низу, куда не попадал солнечный свет и не смотрели ничьи глаза… тихо сидела девушка цвета Ночи, одетая в абсолютно чёрное, словно у какой-нибудь ведьмы, платье.

«Наверное, это платье и есть демонстрация намерений Евамари. Её никто не понимал, её высмеивали, и всё же она продержалась до этого дня. Но сейчас, на этой самой церемонии ей откажут в её собственном цвете, её причине для существования…»

— Ксинс, что случилось? — поинтересовалась Энн.

— Ничего…

Ксинс очень аккуратно, стараясь, чтобы его не заметила находившаяся впереди Евамари, помахал рукавом куртки цвета пожухлой травы. Того единственного подарка, который он однажды получил от неё.

— Нам пора, Энн. Церемония начинается.

Шла торжественная церемония.

Стоявшая на сцене Джессика зачитывала имена учеников, одно за другим.

— Миррор Кэй Эндуранс, специализация: Ruguz.

— Я.

На сцену поднялся парень в очках. С обычным для себя спокойствием получив от директора диплом, он вновь вернулся на своё место.

— Зессель Хайаск, специализация: Keinez.

— Я!

Ответив так громко, что его голос эхом прокатился по залу, загорелый крепко сложенный ученик последовал на сцену вслед.

— Энн Ревинезия, специализация: Arzus.

Но на этот раз никто не ответил.

— Энн?..

Стоявший на сцене микрофон уловил бормотание Джессики.

Спустя несколько мгновений девушка в чисто белом платье поднялась с места.

— Й… Я…

Даже сидевший немного в стороне от неё Ксинс сразу же понял, что её глаза покраснели от слёз.

В полностью затихшем зале слышались тихие всхлипы девушки.

— Однако…

Внезапно услышав рядом с собой шёпот, Ксинс обратил взгляд в его сторону. Там сидела Евамари.

— Однако она счастлива. Ей так больно расставаться, потому что у неё остались чудесные воспоминания об этой школе, — скороговоркой произнесла она и закрыла глаза.

— А ты сегодня ужасно разговорчивая.

Что-то говорить о других людях было совершенно не в характере Евамари.

— Потому что я совсем чуть-чуть завидую…

Скорее всего, это были её искренние чувства. Евамари закрыла глаза не потому, что не хотела видеть заплаканную Энн, а из-за того, что та сияла нестерпимо ярко для её взгляда.

— А я рад, что смог встретиться с тобой.

Только сидевшая рядом с Ксинсом девушка по-настоящему серьёзно выслушала его мечту стать Радужным певчим, о которой он никому и заикнуться не мог.

— Приятно это слышать.

Притворившись непонимающей, Евамари устремила свой взгляд в неизвестную даль.

Энн вернулась на своё место.

«Ну вот, скоро и мой черёд?..»

— Что ж, я пошёл.

— Не обязательно ведь говорить мне обо всём?

— В твоих словах, как всегда, нет ничего милого.

«Однако… я не мог этого не сказать».

Скрыв свои намерения, Ксинс дождался момента, когда Джессика назвала его имя.

— Ксинс Эирвинкель, специализация: Surisuz.

— Я…

Парень прошёл по сияющей раскрашенной многими цветами дороге, поднялся по ступенькам на сцену, поклонился стоявшей у края Джессике и повернулся к находившейся в центре директору.

— Ты ведь поступаешь в престижную центральную школу? Надеюсь услышать о твоих успехах.

Всё шло как по бумажке… Ксинс должен был подняться по ступенькам справа. С бесстрастным лицом взять диплом. Поклониться. Спуститься с другой стороны. Таков был установленный порядок. Однако…

На глазах у директора Ксинс скатал диплом в трубочку и бросил его в карман куртки.

— Чт!..

Было хорошо слышно, как у стоявшей напротив парня женщины перехватило дыхание. Пока директор замерла на месте от изумления, Ксинс воспользовался моментом и схватил установленный на сцене микрофон.

— К-ксинс?! — удивленно воскликнула стоявшая на левом краю сцены Джессика.

Весь зал резко зашумел.

— Ксинс, ты что делаешь?! — быстро поднявшись на сцену, выкрикнул один из учителей.

Отступая от приближающегося учителя, Ксинс поднёс микрофон ко рту.

— Прошу прощения, но я должен кое-что сделать.

Благодаря микрофону он был уверен, что его голос разнёсся по всему залу.

— Ты, ученик, здесь и сейчас?!

— Да, — громко ответил Ксинс, чтобы его слышали все. — Я всего лишь прошу о возможности для меня, Ксинса Эирвинкеля, зачитать имя дипломанта вместо госпожи Джессики.

В одно мгновение весь шумящий зал замолк.

— Лишь один человек из моего класса ещё не был назван… — Ксинс сделал кратчайшую, создавшую эхо паузу. — Я бы хотел вручить диплом ученице, которая специализируется в шестом цвете песнопений.

— Шестом цвете?..

Бормотание директора прокатилось по сцене. Никто никогда не слышал, что какому-либо певчему или учёному удалось создать цвет помимо существующих пяти.

— Это невозмож…

— Возможно, — покачал головой Ксинс, отрицая её слова. — И уж Вы-то, директор, не можете об этом не знать.

«Нет, не только директор. И ученики, и учителя — до каждого в этой школе хотя бы раз доходили слухи. Никем не признанный цвет, в который никто не верит, существует — это цвет Ночи. Это цвет песнопений, который, в соответствии с названием, ни разу не стоял в лучах солнца».

— Ну что, все готовы?

Стоя на сцене, Ксинс протянул руку в зал, к широко распахнувшей глаза девушке, которая, казалось, не понимает, что происходит. К девушке в чёрном платье.

— Ксинс, с-стой!… — придя в себя, рассержено закричала она, а Ксинс, не обратив на это никакого внимания, отбросил микрофон в сторону.

«В этом нет необходимости. Если мой голос не достигнет тебя, всё будет бессмысленно. Правда, Евамари?..»

А затем парень назвал её имя.

Часть 4

Яростные потоки воздуха качали края куртки. В этом месте можно было расслышать лишь рёв ветра да своё собственное дыхания.

Как только ветер унёс облака, всё ночное небо, которое можно было увидеть с крыши школы, переполнилось беспорядочно рассеянными звёздами.

— Наверно, я погорячился...

Ксинс медленно перевёл взгляд с украшенных драгоценными камнями небес вниз. В противоположность ему, наблюдавшему за небом, девушка разглядывала виды внизу, держась за перила.

— О чём ты вообще думал, когда поднимал такой переполох, Ксинс?.. — повернувшись к парню, спросила выглядевшая недовольной Евамари. — Поставь себя на место названного. На меня ведь тоже рассердились.

«И правда. После церемонии учителя сильно накричали на нас. Но…»

— Ты же знала, что так будет, но всё равно пошла на сцену.

Словно растерявшись от такого ответа, девушка подавленно отвернулась.

— Это потому… Ну я подумала, что тебя одного будут во всём обвинять.

«Она почти всегда ходит с каменным лицом, но сейчас колеблется. Скорее всего, это значит, что в её словах нет никакого другого смысла».

— Насколько я помню, ты будешь поступать в местную школу?

«В таких школах вступительные экзамены совсем не сложные. Хотя, учитывая способности Евамари, для неё не проблема поступить куда угодно».

— Да. А ты вроде едешь в какую-то большую школу в центре. Там наверняка соберутся самые лучшие ученики. Как минимум постарайся, чтобы тебя не завалили.

«Такие колкие комментарии — её сильная сторона. Обычно, я бы просто ответил просто улыбкой, но…»

— Евамари…

Ксинс придал лицу немного более серьёзный вид.

— Когда-нибудь, когда я стану Радужным певчим, слухи обязательно достигнут тебя, где бы ты ни находилась. И поэтому… не забывай об обещании.

Буквально одно мгновение девушка изумленно смотрела на него округлившимися глазами, но уже вскоре её взгляд стал вызывающим.

— Да, где бы я ни оказалась, всё равно приду встретиться с тобой. Если, конечно, ты сможешь исполнить свою мечту раньше меня, — сказала она, зловеще приподняв кончики губ. — Интересно, когда же произойдёт это до сего момента невиданное освоение сразу всех пяти цветов. У тебя вроде бы пока ничего нет.

«Пока ничего… Эти слова я сказал ей всего несколько дней назад».

— Ну, всё так, но…

В ответ на обычную дерзкую ухмылку девушки, Ксинс улыбнулся не менее смело, а затем достал из кармана три искусственных драгоценных камня: красный рубин, синий сапфир, белую жемчужину, — катализаторы для песнопений.

— Это зачем? — удивлённо спросила Евамари.

— Вот, смотри.

Ксинс закрыл глаза и представил ту вещь, которую собирался призвать, а затем…

Isa Ze eme shanei pel

[Я дарю блестящий колокольчик]

Это напев не был ни красным, ни синим, ни белым. Все три этих цвета гармонично смешались в нём.

В ночном небе звучала мелодия, напоминающая северное сияние.

sm cele U powe da lisya

[Я люблю и желаю тебя]

lor besti muzel ende kele-l-lovier

[Сияющий, острый, красивый]

ufe lef winclie da tisraqie huda Yer sheeme getie hyne U powe

[Из покрытого мхом фонтана листья сыплются семицветные, этот тихий напев, что окрасит тебя, — мой подарок]

quo roo, quo vei roo, dis fears jes nett sisopha kei lef xearc

[В дальнюю даль, вплоть до края земли песня эта проникнет каплей прозрачной]

Isa da boema foton doremren

[Дитя, что было рождено]

ife I she cooka Loo zo via

[Коль мир тебя желает]

Из камней в руках Ксинса начал литься свет песнопения. Сплетённый из красного, синего и белого свет постепенно набирал силу и… внезапно взорвался, подобно бьющемуся стеклу.

O evo Lears — Lor besti bloo-c-toge = ende dence

[Собою стань — цветущих множество танцоров]

— Э...

Во вздохе девушке были слышны дрожь, изумление, и, наконец, восхищение.

Камни выпали из рук у Ксинса, а вместо них там оказался букет цветов.

— Я потратил много времени, но так в итоге ничего получше и не придумал.

— Это… мне?

— Здесь вроде никого больше нет.

Ксинс с некоторым нажимом передал букет волнующейся Евамари, которой, наверное, никто до сих пор цветов не дарил.

Цветы были трёх окрасок: красной, синей, белой — напоминающих о Зесселе, Мирроре и Энн, отношения которых казались плохими, но, поскольку всегда были вместе, между ними образовались глубокие связи.

— Обманщик… И это называется «ничего», — надув щёки, произнесла девушка, прижимая к груди густой букет.

Само по себе песнопение цветов было совсем не сложным, но вот нашёлся ли хотя бы в одной школе песнопений на всём континенте ученик, способный управиться с призывом цветов трёх разных окрасок одновременно.

Несмотря на всё это, Ксинс горько улыбнулся и покачал головой.

— Нет, это правда. В конце концов, здесь было всего три цвета, а я уже достиг своего предела на такой мелочи.

Впервые парень спел перед кем-то не во время уроков. Спел то, что ещё никому никогда не показывал — до сих пор незаконченные песню и мелодию цвета Радуги.

Они изначально были не на том уровне, чтобы их можно было кому-то показывать. Но даже зная об этом, Ксинс решил спеть, потому что это был наилучший подарок, какой он сейчас был способен сделать.

— Вскоре мы расстанемся, так что это наши последние мгновения, не так ли?

Девушка напротив него упрямо молчала.

— Наверно, я слишком навязываюсь.

— Нет… — медленно подняв голову, ответила Евамари, — Прости, ты подарил мне цветы, но… я не могу придумать, что сделать для тебя в ответ, — грустным голосом произнесла она, отводя взгляд в сторону.

— В таком случае… — Ксинс на секунду замялся, преодолевая смущение. — Не могла бы ты ещё немного побыть со мной здесь?

— Здесь?..

— Да. Время уже почти пришло.

На этих словах парень указал пальцем на расположенный на углу здания школы шпиль.

Прошла одна секунда, две…

— Ах!

Из-за внезапно включившихся ярких огней Евамари инстинктивно закрыла глаза. Шпиль, нет, вся школа осветилась разноцветными огнями.

Это был традиционный вид школы песнопений Эльфанда во время тех крайне редких случаев, включая выпускную церемонию, когда всё образовательное учреждение загоралось сказочным светом.

— Красиво, не правда ли?

— Да, неплохо…

«Не могла просто согласиться и сказать «красиво»… И пусть эта черта характера — одно из её слабых мест, но она так ей идёт».

— А кстати, я хотел кое о чём спросить.

— Что такое, это важно?

Евамари пристально посмотрела на Ксинса.

— Ну… Почему ты так помешалась на этой церемонии?

— О чём ты?

— О песнопениях цвета Ночи. Это же просто зачитывание цвета специализации. Такую мелочь…

— Хватит… Что если мне просто захотелось? — будто разговаривая сама с собой, пробормотала девушка.

— А?

— Что если я хотела, чтобы на глазах у кое-кого меня вызвали на сцену словами: «Евамари Йеллемиас, специализация: песнопения цвета Ночи»?

«Кое-кого? Неужели…»

— Э-эм ты же…

— Чего краснеешь, дурак? Конечно же, это ложь.

Ксинсу даже не дали договорить, и его слабые надежды мгновенно испарились.

— Ложь?..

— Да, ложь.

— Ладно… Я так и думал, — криво улыбнувшись, пожал плечами парень, поскольку с самого даже предположить не мог, что Евамари может высказаться настолько откровенно.

Однако в этот же самый момент…

— Хотела бы я так сказать, но вот сегодня и только сегодня, несмотря на ложь…

Ему показалось, что стоявшая неподалёку девушка тихо что-то пробормотала.

— А, сегодня что?

— Ничего.

Евамари снова отвернулась.

«Эх, даже в нынешней ситуации, она такая же, как и всегда», — подумал было Ксинс… Но затем он заметил, что девушка не отвернулась от него, а просто как завороженная уставилась на ярко сияющее здание.

— Евамари?

Она молча разглядывала школу.

«Ясно… Значит, ей понравилось».

— Я всей душой хочу, чтобы мы когда-нибудь увидели эту сцену ещё раз.

Ксинс встал рядом с Евамари, и тогда она медленно поверну голову к нему.

— В следующий раз было бы лучше увидеть рассвет...

Словно прося о чём-то безлунное ночное небо, Евамари развела руки в стороны.

— Рассвет?

— Да, рассвет обязательно будет красивым, — необыкновенно оживлённым голосом произнесла девушка.

На лице у неё была видна крошечная-крошечная улыбка.

И смысл её слов, и причину этой улыбки…

Парень узнал спустя десять лет.

Часть 5

Ветер качал края куртки цвета пожухлой травы.

Открыв глаза, Ксинс тихо улыбнулся стоявшему перед ним собеседнику.

— Это было действительно давно… Но я наконец-то понял, что она тогда имела в виду.

Девушки цвета Ночи, однажды бросившей вызов песнопениям, уже не было в этом мире. Однако перед Радужным певчим сейчас стоял мальчик, унаследовавший её последнюю волю — Нейт Йеллемиас. Евамари забрала его из приюта, в котором он жил, и воспитала. Его волосы и глаза загадочного цвета Ночи напоминали Ксинсу о том дне.

— Наверно, для тебя это был не самый интересный рассказ, извини.

— Э-это не так! — сразу же возразил мальчик, быстро помотав головой.

Ксинс и Нейт стояли у ворот академии Тремия — новой школы песнопений, созданной на основе школы Эльфанда.

— Я думаю, это просто замечательная история… Большое Вам спасибо. Мама никогда не рассказывала мне о прошлом.

— Раз ты так говоришь, значит этот разговор того стоил. Но знаешь… — тихо пробормотал Ксинс, взглянув в сторону корпуса первых классов, — Мне кажется, что ты сейчас по-настоящему счастлив, ведь совсем рядом с тобой есть та, кто думает о тебе.

— А?

— Дорожи ей.

— Э-эм… ей? — удивлённо округлив глаза, переспросил Нейт, видимо не сумев уловить смысл слов Ксинса.

— Когда-нибудь ты поймёшь. В отличии от ведьмы цвета Ночи, эта девушка уж очень открытая и честная.

— А… Э… Вы о ком?..

— О той, кто очень близка к тебе. Пока, когда-нибудь ещё увидимся.

На этих словах Ксинс развернулся к Нейту спиной и ушёл.

После того как певчий исчез из виду…

— Эй, Нейт, куда это ты ушёл?!

К Нейту подбежала высокая девушка с алыми волосами.

— А, это ты, Клюэль?

— Ух я тебя обыскалась! Мы же договаривались все вместе проводить господина Ксинса! Э… а где он?

Девушка начала осматриваться по сторонам, а Нейт виновато опустил взгляд.

— Ну, недавно господин Ксинс в тайне позвал меня сюда… Он только что ушёл, его уже не видно.

— Вот как? А госпожа Джессика и госпожа Энн, да и все остальные ждут его в учительской.

— П-прости. Он сказал мне: «Держи это в секрете от остальных».

— Ладно. Всё равно мы уже ничего не догоним. Надо бы сходить рассказать остальным.

— Д-да.

Мальчик и девушка побежали к школе.

«Сейчас они кажутся скорее братом и сестрой, нежели парочкой».

Тихо спрятавшийся у ворот Ксинс с трудом сдержал кривую улыбку.

— Хороший и честный мальчик. Буду ждать следующей встречи, — с ухмылкой пробормотал он, глядя в небо. — Его прямой и честный характер — полная противоположность некой ведьме цвета Ночи.

И вдруг, в тот же самый момент, как Ксинс собрался сделать первый шаг…

Не твоё дело!

Ему явно послышалось чьё-то то ли сердитое, то ли смущённое ворчание. Наверняка, это была всего лишь насмешка капризного ветра. На самом деле этого голоса быть не могло.

И всё же…

— Да ладно, такое как раз в твоём духе.

Ксинс ещё раз кивнул ветру, дующему в той школе, где он когда-то учился.

— Что ж, мне пора.

Радужный певчий взмахнул полами куртки цвета пожухлой травы.

Выражение его лица было таким же, как и всегда — немного отстранённым, но вот его походка казалась самую малость довольной.