Клинок задрожал ещё горестнее. Се Ляня охватила лёгкая паника, принц осторожно погладил саблю по тыльной стороне лезвия и произнёс:

— Прости, прости. Тогда я не разглядел, что это ты. Больше так не буду.

После нескольких поглаживаний Эмин сощурил глаз и наконец перестал дрожать. Се Лянь спросил:

— А где твой хозяин?

Позади раздался голос:

— Не обращай на него внимания.

Стоило принцу обернуться, как он тут же вскочил на ноги и со смесью радости и удивления в голосе спросил:

— Сань Лан? Что здесь делаешь?

Юношей, что с самодовольным видом стоял у принца за спиной, оказался Хуа Чэн. Он вновь забрал чёрные волосы в неровный хвост, надел лёгкую белую сорочку, красную рубаху повязав на поясе, и закатал рукава, открыв взору бледные, но крепкие руки и татуировку на предплечье. Серебряные цепочки на его сапогах тонко позвякивали при ходьбе, весь он выглядел небрежно, будто восемнадцатилетний соседский паренёк, но при этом не без щеголеватости. Покусывая травинку, юноша улыбнулся Се Ляню:

— Гэгэ.

Се Лянь предполагал вначале устроить мальчиков, а затем отправиться к Хуа Чэну, чтобы выразить глубокую признательность за помощь, но к его удивлению тот явился сам. Хуа Чэн неторопливо подошёл к Се Ляню, одной рукой выдернул торчащую из земли изогнутую саблю, поглядел на неё немного и закинул на плечо со словами:

— Гэгэ, у тебя здесь так много дел. Я подумал, что ни к чему тебе специально отправляться ко мне, это лишние хлопоты, поэтому пришёл сам. Ты забыл вот это.

На спине юноши висела бамбуковая шляпа, которую он снял и протянул Се Ляню. Принц оставил её в доме купца. На миг замерев, он тут же ответил:

— Я совсем позабыл о ней. Вот спасибо!

Неожиданно принц вспомнил, что после некоего события говорил Хуа Чэну: «Я ищу свою шляпу, моя шляпа пропала». Те слова вылетали в полнейшем бреду, но Хуа Чэн действительно отыскал его пропажу. Принц внезапно почувствовал себя ужасно неловко, испугавшись, что Хуа Чэн станет подшучивать над ним. Но к счастью Хуа Чэн даже не упомянул о том случае, а с улыбкой сменил тему:

— Гэгэ, ты подобрал ещё двоих детей? — Он небрежно потрепал Гуцзы по голове, приведя волосы мальчишки в полнейший беспорядок. Кажется, Гуцзы очень испугался незнакомца — тут же спрятался за Се Ляня.

— Всё в порядке, этот гэгэ — хороший, — сказал ему Се Лянь.

Хуа Чэн, однако, возразил:

— Ну что ты, куда там. Я ужасный негодяй, — он действительно так сказал, но при этом перевернул ладонь и вытряхнул из рукава крошечную серебристую бабочку, которая захлопала крыльями и запорхала перед лицом ребёнка. Гуцзы раскрыл пошире чёрные блестящие глаза, неотрывно следя за бабочкой, а затем всё-таки не удержался и принялся её ловить.

Таким образом и настороженность мальчика по отношению к Хуа Чэну заметно спала. Затем Хуа Чэн с виду безразлично бросил взор на Лан Ина. В отличие от расслабленного взгляда, каким он смотрел на Гуцзы, теперь его глаза сверкнули холодом и недружелюбием. Лан Ин опустил голову и тоже встревоженно юркнул за спину Се Ляня.

Принц, держа бамбуковую шляпу в руке, произнёс:

— Пришёл так пришёл, но зачем же наводить чистоту в монастыре Водных каштанов?

Хуа Чэн ответил:

— Просто походя прибрался. Тебе не показалось, что после того, как я избавился от всего мусора, даже улучшилось настроение и очистилось сознание?

— …

Се Лянь вспомнил об исчезнувшем Ци Жуне и подумал, уж не выбросил ли Хуа Чэн и его как мусор. Внезапно он услышал со двора за монастырём жуткие крики:

— Хуа Чэн, проклятый пёс, чтоб тебе скатиться в ад и там зажариться в масляном котле да напороться на тысячи ножей! Убивают! Хуа Чэн учинил смертоубийство!!!

Гуцзы громко вскрикнул:

— Отец! — и на маленьких ножках помчался на звук.

Се Лянь направился следом. За монастырём Водных каштанов протекала речушка, в которой Се Лянь обыкновенно стирал одежду и промывал рис. Ци Жун как раз бултыхался в воде, накрепко связанный Жое. Из последних сил высовывая лицо на поверхность, он орал что есть мочи:

— Я не вылезу! Ни за что не вылезу! Я останусь в этом теле до самой его смерти! Я не покорюсь!

Хуа Чэн выплюнул травинку:

— Ты себя доблестным воином возомнил? Никчёмная дрянь.

Се Лянь бессильно произнёс:

— …Я пару дней назад схватил его на одной горе. Он вселился в смертного и никак не желает вылезать. Этот человек ещё жив, и чтобы вытащить душу Ци Жуна насильно, придётся умертвить плоть. Вот ведь… Сань Лан, у тебя есть какой-нибудь другой способ?

— Хм? Ты имеешь в виду способ, чтобы ему смерть показалась слаще жизни? Такого имеется в достатке.

Хуа Чэн явно угрожал Ци Жуну, и тот вновь забранился:

— Вы двое! Поистине два сапога пара1! Бесчеловечность и коварство2! Буль-буль-буль-буль… — не договорив, он вновь скрылся под водой.

1Досл. — прохудившийся котёл и гнилая крышка.

2Досл. — сердце и внутренности змеи и скорпиона.

И хотя Се Лянь при взгляде на Ци Жуна вспоминал тело матери, обернувшееся прахом, отчего в нём зарождалась скорбь и гнев, но всё же тело мужчины принадлежало другому человеку, и его непременно следовало сберечь. Поэтому принц вытащил Ци Жуна из воды за шиворот и оставил у входа в монастырь Водных каштанов. Ци Жун ничего не ел целый день и ночь, так что у него живот прилип к спине, а после подвергся издевательствам Хуа Чэна, и теперь еле-еле держался на ногах. Гуцзы скормил ему мясную лепёшку, что незаметно принёс из дома купца, и тот вцепился в еду с таким остервенением, что клочки летели во все стороны, поистине зрелище жалкое и отвратное. Се Лянь покачал головой и заметил, что Ци Жун не может пошевелить конечностями вовсе не потому, что связан лентой. Наверняка это Хуа Чэн применил к нему какое-то заклятие, чтобы тот оставался на месте. Принц позвал:

— Жое, вернись ко мне.

Жое уже чувствовала себя ужасно оскорблённой, поскольку ей пришлось несколько дней связывать собой Ци Жуна. И теперь она молнией соскользнула с него и, будто белая змея, круг за кругом целиком обвилась вокруг Се Ляня. Принц же открыл дверь в монастырь, попутно снимая с себя ленту и успокаивая:

— Ну всё, всё. Я чуть позже тебя постираю, не расстраивайся. Пока поиграй в сторонке.

Лента, подчиняясь, удручённо отползла в сторону. Хуа Чэн тоже не глядя бросил Эмин в угол, но тот ещё в воздухе принял подобающую позу и опустился на пол вертикально. Жое, что прижалась к стене, вдруг обнаружила неподалёку сверкающую серебристым блеском изогнутую саблю и осторожно подкралась ближе. Глаз на рукояти Эмина моргнул и скосился в сторону ленты, оценивая незнакомое существо. Фансинь же мёртвым грузом лежал в стороне, не шевелясь и не выражая никаких эмоций.

В последние дни Се Лянь посвящал немало времени постижению искусства приготовления пищи, и самому принцу казалось, что он добился немалых успехов, поэтому уверенность его в собственных силах многократно возросла. От всего сердца желая показать всё, на что способен, и как следует уважить Хуа Чэна, он уговорил того остаться отобедать, и Хуа Чэн, разумеется, с удовольствием принял приглашение. В посёлке Се Лянь купил целую гору овощей, которую теперь высыпал на стол для подношений. Взявшись за нож, принц принялся резать овощи с мерным частым стуком по столешнице. Стол для подношений в монастыре Водных каштанов мог использоваться как для написания каллиграфии, так и для приготовления еды, на него принц ставил тарелки и чашки и даже сажал детей. Можно сказать, стол являлся универсальным предметом. Хуа Чэн, прислонившись к стене, некоторое время наблюдал, затем всё-таки не выдержал и спросил:

— Не нужна ли помощь?

У Се Ляня готовка как раз кипела в самом разгаре, и он ответил:

— Не нужно. Мне будет достаточно помощи Жое. — С такими словами принц бросил на пол несколько ещё не расщеплённых на тонкие деревяшки дров. Хлоп! Подобно кобре-царице, белая лента хлыстом ударила по брёвнам, расщепив дрова толщиной в голень на несколько тонких хворостинок.

Проде��ав трюк, Жое изогнулась перед Эмином и Фансинем необычайно кичливой дугой, будто демонстрируя свою силу и красоту. Но недолго ей пришлось красоваться — Се Лянь поставил на стол тарелку, на которую бросил большой кочан капусты. Жое вознамерилась приступить к делу, но тут Эмин, одарив её суровым взглядом, подлетел в воздух и затанцевал, сверкая слепящими серебристыми вспышками. Всё поле зрения заняли эти вспышки вперемешку с капустой, а когда Эмин приземлился, все увидели, что кочан порублен на ровные мелкие кусочки. Се Лянь наклонился, взял тарелку и, глядя на неё, похвалил:

— Вот это да, ты порезал даже лучше, чем Жое.

Жое немедля прилипла к стене, напоминая человека, который будто отступил на несколько шагов назад и упёрся в стену, оказавшись в тупике. Эмин же принялся бешено вращать глазом, источая крайнее самодовольство, словно исполнившись божественной лёгкости и радости. В отличие от сабли и ленты, Фансинь вовсе не шевелился. Принц же совершенно не замечал небольшой скрытой борьбы между волшебным оружием. Он ссыпал в котёл семь-восемь различных видов овощей, при этом обернувшись к Хуа Чэну:

— Кстати, Сань Лан, надолго ли ты в этот раз?

Хуа Чэн неотрывно следил за всеми действиями принца и будто бы хотел о чём-то напомнить, но всё-таки решил промолчать и лишь улыбнулся:

— Посмотрим по ситуации. Если не возникнет никаких других дел, могу остаться погостить подольше. Надеюсь, гэгэ не побрезгует моим присутствием, если я не захочу уходить.

Се Лянь тут же заверил:

— Как можно? Главное, чтобы ты сам не брезговал пребыванием в моей каморке.

Так, за праздным разговором о том о сём, принц рассказал Хуа Чэну, как демонесса Лань Чан по прибытии во дворец Шэньу устроила скандал, гневно тыча во всех пальцем. Впрочем, умолчав о том, как сам оказался подвержен обвинению, а также о проверке при помощи Яньчжэня. Однако затем принца посетила другая мысль — он вспомнил слова Цзюнь У о том, что у Хуа Чэна в Небесных чертогах есть лазутчик, которого пока не обнаружили, и, возможно, ему уже всё давно известно. К счастью, независимо от того, знал Хуа Чэн о случившемся или нет, он никоим образом не выказал своей осведомлённости, только, кажется, задумался о чём-то. Се Лянь спросил:

— Сань Лан, а как ты считаешь, кто же всё-таки отец этого духа нерождённого?

Хуа Чэн поднял на него взгляд, его губы тронула лёгкая улыбка:

— Трудно сказать. Возможно, тот Золотой пояс она действительно где-то подобрала, такое вполне вероятно.

Подобный размытый ответ совсем не походил на привычный принцу характер Хуа Чэна, и Се Ляню это показалось немного странным. Но вскоре его внимание отвлекло бульканье кипящего варева.

Спустя ещё час принц снял с котла крышку.

Ранее Ци Жун питался лишь тем, что приносили Се Ляню в качестве подношений жители деревни. И пусть обыкновенно его рацион составляли маньтоу и соления, мучные лепёшки и яйца, да ещё кислые дикие ягоды, во всяком случае, это была человеческая еда. Но сейчас, стоило принцу снять крышку, монастырь Водных каштанов заполнился запахом содержимого котла, и Ци Жун, которого бросили снаружи у дверей, забранился:

— Проклятый Небесами Се Лянь! Белый лотос с чёрной сердцевиной! Лучше зарежь меня, чтобы оборвать страдания! Выудил меня из воды, лицемерно притворившись спасителем, а всё для того, чтобы подвергнуть пыткам?! Теперь-то я разглядел твою сущность!!!

Перед тем как снять крышку, Се Лянь был полон уверенности в своём мастерстве. Однако сейчас его вновь охватили сомнения. Он приложил все силы и умения, но приготовил котёл такого вот содержимого… Да ещё Хуа Чэн стоит рядом и наблюдает за ним. Что же делать? Неужели предлагать Хуа Чэну отведать??? Нечеловеческие крики Ци Жуна только сильнее раздосадовали принца. Услышав, что Хуа Чэн, скрестив руки на груди, собрался на выход, Се Лянь поднял ладонь и остановил его:

— Ничего, — принц вздохнул, наполнил одну чашку содержимым котла и сказал Хуа Чэну: — Это тебе лучше не есть. Подожди меня немного.

Затем он вышел из монастыря, отправил Гуцзы и Лан Ина за водой, чтобы они отошли подальше от места событий, и присел на корточки рядом с Ци Жуном, держа в руках чашку с варевом.

— Братец, время обедать. — Лицо его при этом лучилось доброжелательностью.

Насмерть перепуганный Ци Жун завопил:

— Ты чего. Ты чего? Ты чего задумал?! Се Лянь, я тебя предупреждаю, я сейчас представляю собой живого человека, подумай как следует! Любой, кто отведает твоего варева, освободится от оков всех трёх миров и перескочит через шесть кругов п��рерождения, без исклю…

Он так и не договорил, поскольку своими глазами увидел, как Хуа Чэн в монастыре, стоя у котла, сам взял половник и положил себе полную чашку, затем уселся за стол и отправил кушанье в рот, нисколечко не изменившись в лице, оставшись непоколебимым словно гора Тайшань. Ци Жуна вмиг повергло в шок и трепет, а в сознании его промелькнула мысль, которой не возникало там ещё никогда…

Поистине — непревзойдённый!

Се Лянь поднёс чашку к лицу Ци Жуна и хладнокровно произнёс:

— Не хочешь есть, хорошо. Тогда выходи.

Но такому не бывать и подавно. Ци Жун крепко стиснул зубы, но Се Лянь с негромким щелчком разжал ему челюсть, схватив за подбородок, и насильно влил содержимое чашки в рот.

В следующее мгновение небо над монастырём Водных каштанов огласилось пронзительным криком.

Чашка в руках Се Ляня опустела, а Ци Жун на земле весь скривился, даже голос охрип до такой степени, что он стал похож на старика на пороге смерти, который простонал:

— Я… ненавижу…

Се Лянь сам не знал, радоваться или печалиться тому факту, что Ци Жун не пожелал покинуть чужое тело даже после целой чашки сего кулинарного творения. Он очень надеялся поскорее вытравить Ци Жуна наружу, но раз попытка не удалась, стало быть, это живое доказательство тому, что блюдо, в которое принц вложил душу, не настолько отвратное, что его невозможно проглотить. Кажется, это всё-таки стоит того, чтобы порадоваться хоть немного. Обернувшись, принц увидел, что и Хуа Чэн положил себе чашку, а теперь неторопливо трапезничал и смотрел в его сторону, уже почти расправившись со своей порцией. Взгляд принца просветлел, он поднялся на ноги со словами:

— Сань Лан, ты всё доел?

Вначале ему показалось, что блюдо не удалось, и потому принц постеснялся предлагать его Хуа Чэну. Но к его удивлению Хуа Чэн решил попробовать сам, а теперь с улыбкой ответил:

— Ага.

— …

Се Лянь осторожно поинтересовался:

— И как тебе показалось на вкус?

Хуа Чэн допил даже бульон и улыбнулся:

— Неплохо. Немного резковато, в следующий раз можно сделать чуть более пресным.

Се Лянь вздохнул с облегчением и кивнул:

— Хорошо, я запомнил. Спасибо за твоё замечание.

Ци Жун:

— Буэээээээ…!!!