Рут, чувствуя, что cама вселенная против него, сидел молча, скрестив руки на груди и тупо уставившись в потолок.

- Ты когда-нибудь пыталась самостоятельно справиться с заиканием? - Наконец Рут заговорил.

Лицо Макс покраснело, глаза сузились, и на лице появилось хмурое выражение. Она не могла поверить в то, что Рут был таким... таким бесчувственным! - Т-ты думаешь, я г-говорю так нарочно?”

В прошлом ее наказывали—пороли до тех пор, пока на спине не появлялись глубокие и болезненные рубцы. Они думали, что это вылечит ее, но это только усугубило ее заикание. Ей было стыдно даже думать об этом.

- Я сказала это не для того, чтобы оскорбить вас, мадам, - пояснил Рут. - Мне просто интересно, какую речевую и фонетическую подготовку вы получили.

-Я ... я была д-достаточно натренирована в детстве! И… и находилась под строгой д-дисциплиной! Н-но лучше н-не стало…

- Могу я спросить, какой дисциплинарной практике вы подвергались?

Макс задрожала, когда на первый план в ее сознании выдвинулись старые воспоминания-воспоминания об отце; воспоминания о том, как она читала книги перед ним. Каждый раз, когда она заикалась, отец хлестал ее кнутом по спине. Это было очень тяжело, но за эти годы она подавила эти воспоминания—заставила себя забыть травму, так что осталась только полуправда.

-Я ч-читала стихи...Библейские с-стихи... Древнюю литературу! - Помимо унижения, Макс почти кипела в этот момент. Теперь, когда ее слабость—слабость, которую она так долго пыталась скрыть, стала явной. Ей ничего так не хотелось, как встать и уйти, убежать далеко-далеко и спрятаться навеки. Теперь она жалела, что заговорила об этой бесполезной истории; все было напрасно. Она с тоской смотрела на выход, умирая от желания избежать присутствия Рута.

Но Рут не собирался отпускать Макс, во всяком случае, не так скоро.

- Хм, а как насчёт практики ежедневных разговоров?

- Я... я тоже в этом п-практиковалась! - Запротестовала Макс. – Н-но мой я-язык мгновенно вы-высыхал. И у-уже не двигается.

- Но в последнее время стало намного лучше, верно?

Макс моргнула, застигнутая врасплох. Рут ухмыльнулся, забавляясь тем, как потрясенно и растерянно выглядит девушка.

- Разве ты не заметила? За исключением тех случаев, когда ты была чрезвычайно смущена или нервничала, ты говорила вполне сносно. Если ты будешь практиковаться говорить, в спокойной и успокаивающей обстановке, то, возможно, не сможешь полностью излечить свое заикание, но ситуация станет намного лучше… И в целом, ты выздоровеешь быстрее, если попытаешься исправить это сама, вместо того чтобы полагаться на какую-то магию.

- Это н-не так просто! Б-будто я н-не пытаюсь и-исправить это…Я б-пыталась, и н-ничего не вышло!

Рут нахмурился. Он не мог понять, почему Макс так резко защищается и злится.

Макс сразу поняла свою ошибку. Она была груба. Рут только хотел дать ей совет. Ее плечи тут же опустились от стыда.

- В-в любом случае...Спасибо за совет. Я ... я п-подумаю об этом.

Рут решил держать рот на замке, не зная, стоит ли говорить что-то еще. Приняв это за сигнал, Макс поднялась со своего места и вышла из библиотеки.

Но когда она уходила, ее охватило смутное подозрение.

Неужели нет никакой возможности излечить меня? Я не думаю, что моя речь хоть капельку улучшилась.

Макс быстро пересекла коридор и остановилась перед лестницей.

Отец терпеть не мог, когда она пыталась говорить в присутствии других. В результате Макс выросла, получая образование у частных репетиторов—запертая в своей комнате.

Даже после того, как ее освободили от суровых репетиторских занятий, она была проинструктирована не открывать рта без крайней необходимости. С тех пор это чувство вездесущего смущения не покидало ее. Она все время чувствовала себя неловко. Она знала, как все видят ее: как незавершенное, несовершенное существо. Она ненавидела это. Она ненавидела, когда ее судили.

Всякий раз, когда кто-то с трудом понимал слова, сказанные Макс… слова, которые ей едва удавалось выдавить изо рта, она хотела умереть. “Что?” - бормотали они в замешательстве, оставляя девушку совершенно подавленной. На самом деле было время, когда она месяцами молчала.

Макс вырвалась из своих мыслей. Прошлое теперь осталось в прошлом; такие воспоминания были бессмысленны. Вместо этого она поняла, что в последнее время не чувствовала себя так уж ужасно, как раньше. По правде говоря, были даже моменты, когда ей нравилось говорить. Это был невероятный поворот событий!

Может быть, мои симптомы действительно ухудшились из-за того, что я отказывалась говорить? - подумала она.

Не было никакого способа узнать, была ли жалкая прошлая версия ее самой тем же человеком, которым она была сейчас—человеком, который притворялся владельцем замка Калипса; ее память, ее самовосприятие были слишком искажены.

Макс тревожно прикусила губу. Как бы она на это ни смотрела, время, проведенное с отцом, только подорвало ее уверенность. Хотя она утверждала Руту, что приложила много усилий, Макс не была уверена, что это действительно так.

Неужели я действительно прожила так долго, постоянно отказываясь от чего-то?

Но…Есть ли такая возможность? Могу ли я изменить себя своими собственными усилиями? - Макс заколебалась, опасаясь, что она может надеяться на что-то абсурдное.

Она вдруг подумала о Рифтане и почувствовала, как у нее сжалось сердце. Она не могла не вспомнить, как он взорвался в гневе.

Когда кто-то оскорблял Рифтана, почти невозможно было сдержать его гнев.

Но это была не только его вина. Не было никакого способа узнать, будут ли гордые и высокомерные члены королевской семьи высмеивать его за то, что у него заикающаяся жена. Макс уставилась на перила внизу, теребя подол юбки.