Недавний инцидент разошёлся по всей школе, став известен как «Дорарайв* концерт Чихуа-хуа». К истории о «бедной Чиваве» добавилась новая страница.
Следующий день. После школы.
Надеясь, что она всё ещё в плену расстройства от провала, я направлялся в комнату клуба в приподнятом настроении, но... Чива и Масузу уже были там и попивали чай, разделенные столом.
— Ну, для начала, ты оставила о себе впечатление.
В ответ Чива стала с мрачным лицом жевать рисовый крекер.
— Именно. Сперва необходимо, чтобы он заметил твоё существование. Так что, согласись, вышло неплохо.
Масузу же ни капли не расстроенно тянула чай.
Всё плохо. Чива так ничего и не поняла.
На столе расположились термос, заварочный чайник, чашки и рисовые крекеры к чаю. Словом, полный набор для традиционного японского чаепития. Видимо, они, забытые, достались Масузу вместе с комнатой.
Я, положив сумку на стол, уселся на складной стул и сказал:
— Несомненно, младший брат Сакагами-семпая теперь запомнил Чиву. Но запомнил в негативном свете, как ни посмотри.
— Негативное впечатление или ещё какое — не важно. Если твоё имя не запомнят, ничего и не начнётся.
— Вот оно как.
— Противник любви не ненависть, а безразличие. Все отношения начинаются с интереса.
— Хмм.
Ну, если думать в таком ключе, то, может, оно и так.
— Кстати, Чива, как ни посмотри, это было безрассудно. Махать изо всех сил таким-то огромным кейсом.
— Разве? Ведь ничего не приключилось.
Чива, вопросительно наклонив голову, продолжила жевать крекер.
— Если ты будешь так же перенапрягаться, как и раньше, то потом пожалеешь. Что будешь делать, если снова повредишь поясницу?
— Ты слишком беспокоишься. От этого лысеют, в курсе?
— Если я начну лысеть, то просто буду носить парик. А вот если ты снова повредишь кости, то, возможно, не сможешь ходить!
Я непроизвольно повысил голос. Чива, прекратив жевать крекер, вновь уронила голову.
— Извини за совершённое. Я слишком увлеклась.
— Главное, что ты поняла. Это главное.
— Спасибо, что беспокоишься обо мне. Впредь буду осторожна.
— Кто сказал, что я беспокоюсь?
— Э-хе-хе.
Чива почему-то стала радостной. На неё наорали, а она радуется… Мазохистка, что ли?
Я думал, что Масузу вмешается, но та абсолютно никак не реагировала и лишь молча попивала чай.
— Извини, Масузу-сан. Можно кое-что спросить?
— Что такое, Харусаки-сан?
— Ты сейчас говорила, что «если человек не заинтересует, отношения не начнутся», так?
— Да.
— Тогда, что тебя заинтересовало в Э-куне? Почему вы начали встречаться?
Моё сердце пропустило удар. Ведь вопрос напрямую связан с тетрадью. Не хотелось бы касаться этой темы.
Как ты выкрутишься, Масузу? – так мне подумалось.
Масузу же, нежно улыбнувшись, ответила.
— Потому что он увидел мои трусики.
Крекер, что Чива ела, выпал из её рук, приземлившись в чашку с чаем.
— Э? Что? То есть?
— Эйта-куном. Были. Увидены. Мои. Трусики.
— Э-кун?
Какой страшный взгляд.
— По-постой Масузу! Не придумывай. Я же не видел ничего.
— И преступник яростно отрицает свою вину.
— Ты всё ещё продолжаешь!
Я клянусь — не видел. Не видел! На ней же не было трусиков, когда ветер взметнул юбку. Да и когда она сама задирала юбку, не подняла её до такой степени.
— Когда моё бельё увидели, мне, как невинной девушке, ничего не осталось, кроме как предложить этому человеку всю себя.
Масузу лгала с абсолютно спокойным лицом. Да и потом, это же не объяснение.
— Хм… Ясно… Вот значит как было.
Голос её был спокоен, но вот глаза у Чивы начали подрагивать. Это признак того, что она едва сдерживает ярость.
— Г-говорю же, всё не так! Это ветер поднял юбку! Но я ничего не видел! Их ведь не было!
Я отчаянно пытался оправдаться. Я не хочу, чтобы Чива считала меня извращенцем!
— Их правда не было! Я уверен. Ветер в тот момент дул столь сильно, что на мгновение зафиксировал юбку высоко! Я же внимательно смотрел! Крайне внимательно! Не было ни следа одежды. Её бёдра были абсолютно белы вплоть до точки схождения. И я бы наверняка их увидел, но их там не было! Я не отрицаю: есть вероятность, что они впились в кожу, очень сильно сливаясь с ней. Но тогда выходит, что она носит, кхе…
Чива ударила меня. С выкриком. В полную силу. Впервые со времён младшей школы.
— И-из-извращенец!
— Всё не так. Не так, Чива… Верь мне.
— Мне, как подруге детства, стыдно за то, что ты, Э-кун, стал таким извращенцем!
Она ударилась в слёзы.
— Да послушай же, Чива, я...
— Слышать не хочу. Не хочу и всё! На колени. Э-кун — будешь сегодня весь день сидеть на коленях.
Меня и впрямь заставили сесть в позу сейдза*. Сняв обувь, я уселся на коагари*.
— Впрочем, извращённость Эйта-куна по-своему привлекательна.
Поглядывая на меня, страдающего на холодном и жёстком полу, Масузу пила чай.
— Кстати, показать трусики, пожалуй, довольно удобный вариант.
— А?
— Печально, конечно, но эта девичья часть очень привлекает мужчин. Крайне простой и действенный способ, хочу отметить.
— Не шути так. С чего мне уподобляться какой-то извращенке, показывая это?
— Эта часть — «трусики».
Сказала Масузу самодовольным голосом.
— Говоря о панцушотах, стоит считать, что это не ты «показала», а именно он «увидел»~♪. Думать стоит именно так.
Крайне жестокий план.
Воистину самопредставление.
— И что с того? Вот так вот просто покажу свои трусики перед Сакагами-семпаем, и он будет сражён?
— Красавчики — такие же люди, поэтому нормальный старшеклассник, не исключение. Быть может, после этого он не сможет уснуть всю ночь.
— Способ может и эффективен, но… Кажется, что я утрачу что-то важное.
— Надо же. Ты на удивление чувствительная, Харусаки-сан.
— А вот ты, напротив, самоуверенна. Крайне отличаешься от того образа приличной девушки, о котором я слышала.
— Э-хе-хе, я успешно притворяюсь кошкой, ня*~♪, — сказала Масузу.
— В любом случае я не согласна. Я, конечно, многое могу, но такой вариант не пойдёт.
— Неужели у тебя нет уверенности в своих трусиках? Неужели у тебя нет таких, которые бы привлекали мужчин?
— К-какая разница, если они миленькие!
Итак. Я, конечно, понимаю, что это неожиданно, но уточню-ка я наше расположение. В центре комнаты стоит стол. Разделённые им Масузу и Чива сидят на стульях друг напротив друга. Я же сижу на коленях в позе сейдза, и потому область обзора позволяет мне видеть расположенное под столом… их ноги, расположенные под ним.
У обеих юбка прикрывает бедра лишь где-то на 20 сантиметров. Короче носить нельзя, согласно школьным правилам. Так что, по идее, даже сидя, она не должна открывать их. А тем более то, что «находится выше», ну... вы поняли, о чём я.
Но даже так.
Аа, даже так…
— Уа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ах!
— Ч-чего ты, Э-кун? Что случилось-то?
Чива удивлённо обернулась ко мне.
— Н-нет, ничего, не обращай внимания-а!
— Раз ничего, то и веди себя потише.
С-сейчас... Масузу буквально на мгновение приподняла юбку так, чтобы видел только я. Обнажив под столом свои ослепительно сверкающие бёдра и желая удостовериться в эффекте, Масузу посмотрела прямо на меня, показывая язык. Не заметив ничего из этого, Чива продолжила разговор с Масузу.
— Слушай, ну неужели нет более хорошей стратегии?
— Хм… Вот незадача. Значит, мы не можем использовать сильнейшее средство любой девушки.
Подперев щёку правой рукой, она сделала вид, что задумалась.
Левой же рукой Масузу приподняла край юбки, придерживая её.
— Уа-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ах!
— Да чего ты шумишь-то?!
Чива ударила по столу.
— Успокойся наконец, Э-кун! Жаждешь посидеть на коленях в коридоре?
— П-прости, б-больше не буду!
Снова она это…
На этот раз, придерживая юбку, она завлекающе покачивала ею. Её бёдра, вольготно расположившиеся на стуле, то показывались, то вновь скрывались. На что я неосознанно подался вперёд.
Эх-х, позор мне...
— Не могла бы ты позволить и мне прочитать эту тетрадь?
— Сожалею, но нет. Я не могу необдуманно показывать «его» тетрадь всем подряд.
— Тьфу, жадина.
— …
Мне едва удалось подавить крик, вырывающийся изо рта, в последний момент. На этот раз юбка была поднята до грани приличий. В полутьме под столом, конечно, отчетливо было не разглядеть, но эта слабая белизна бёдер была видна вплоть до точки их схождения.
Странно. Как-то это слишком странно… Разве обычно с этого места не виднеется самый край трусиков?
Если я его не вижу, выходит…
Подняв взгляд на Масузу, я увидел, что и она смотрит на меня.
«Взглядом можно общаться без слов», — ровно согласно этому выражению взгляд Масузу был обращён на меня.
– Ну как, видел?
Я, взглянув на Масузу, тоже ответил взглядом.
– Не видел я!
– Надо же, неужели хочешь ещё?
– Да не в этом проблема!
– Тогда подниму-ка я ещё повыше.
– Прекрати! Это правда опасно!
– Но ты же не видел, сам же сказал?
– Не увидел, но сделай ты так, и я увижу нечто другое.
— Э-кун, а что это ты делаешь?
Голос Чивы заставил меня подскочить с коленей с криком. Стыдно, однако…
— Да что с вами обоими? Смотрите уже несколько минут только друг на друга.
— Ни-ни-ничего особенного.
— Именно. Ничего особенного.
Спокойно произнесла Масузу с улыбкой.
— Ведь для влюблённых смотреть друг на друга естественно.
— Вот только вы не выглядели так. Э-кун даже прослезился.
— Наверное, из-за того, что в непривычной позе у него нога затекла.
— Да, так…
И хоть я подтвердил это, но, видимо, до конца её не убедил. Может, она по-своему начала сомневаться, что мы «вовсе не парень с девушкой».
◇Несколько минут спустя.
Чива ушла в туалет, и я немедленно начал допытываться до Масузу.
— Ка-какого черта, ты что задумала-то!?
Масузу коснулась правой щеки в недоумении.
— Так ведь, Эйта-кун, ты же сейчас думал, что они «не надеты».
Такое вот её детское выражение лица — редкость. Я непроизвольно оказался зачарован им.
— Н-но, вообще-то, ты чем думала, творя такое пока рядом Чива?
— Но ты ведь был рад, не так ли?
— Конечно… Нет! Меня же Чива прибьёт. Ты видела, как она разозлилась.
— Значит, даже стоящий в топе учеников, ты не способен справиться с подругой детства.
Масузу улыбнулась.
— Можно я задам тот же вопрос, что и Харусаки-сан?
— Вопрос?
— Эйта-кун, почему ты рядом с Харусаки-сан?
— Потому что мы друзья с детства.
— Это же не весь твой ответ, так?
Масузу криво усмехнулась.
— Среди множества «друзей детства» до настоящего времени с тобой осталась лишь Харусаки-сан.
— Даже если ты так говоришь…
Честно говоря, я и сам не знаю. Может, потому что живём рядом? Чем больше я размышлял, тем меньше видел ответ.
— Хоть я и была сейчас столь уверенной, но…
Масузу резко выпалила:
— Я сомневалась в том, что Харусаки-сан придёт в клубную комнату после вчерашнего. Ведь вчера же было такое. Вдруг она скажет, что бросает клуб? Даже представила себе, какими словами. Но она пришла, хоть и пила чай с поникшей головой. Впрочем, не было похоже, что она так уж сильно расстроена.
— Ясно…
Подобные думы Масузу вполне объяснимы. После «рыбы фугу», «дорааа» и «сэнк ю». Сегодня Чива вела себя так, будто ничего не случилось, но вчера наверняка проплакала всю ночь. Я бы, наверное, неделю отходил от такого. Вот только…
— Чива никогда не скажет, что бросает клуб, — констатировал я.
— Почему?
— Она больше ни за что не откажется участвовать в клубной деятельности. По крайней мере пока не достигнет цели.
Я просто рассказал Масузу, что Чива уже однажды ушла из клуба кендо из-за неспособности продолжать. О том, что в прошлом, незадолго до лета, ей пришлось отказаться от цели. Но, даже утратив жизнерадостность, она продолжила искать цель жизни.
— Вот значит оно как.
Масузу со вздохом кивнула.
— Я поняла. Ответ на тот вопрос.
— Э?
— Причину, по которой Эйта-кун до сих пор рядом с Харусаки-сан.
— Ха?
Но ведь мы больше не касались этого вопроса.
И... Масузу обвила меня руками. Её мягкое тело крепко прижалось ко мне. Я ощутил, как два холма, лежащих под ленточкой формы, пружинят, и она замерла.
— Но не забывай...
Вишнёвые губы Масузу раскрывались и закрывались перед моим взором.
— Прошу, не забывай, Эйта-кун. Сейчас ты — мой парень.
Я ответил, сглатывая слюну.
— Н-но фиктивный же.
— Фиктивный. Но то, что ты мой — неизменно. А потому… Не смей быть добр с другими девушками на моих глазах.
Не успел я опомниться, как спина оказалась вся в поту. А ведь до лета ещё далеко.
— Слушай, сколько из сказанного тобой серьёзно?
— Сколько?
Отцепившись, Масузу улыбнулась.
— Всё. Всё — ложь.
Вот уж. Да что она за девушка такая.
Горячие клавиши:
Предыдущая часть
Следующая часть