Кикке довелось посетить выступление Feketerigó летом, когда она училась на первом курсе института. В её городе наметился концерт «Предрассветный нонстоп!», и стоимость их бутлегов на интернет-аукционах начала стремительно ползти вверх.

Конечно, она была их фанатом еще до того, как услышала и увидела их вживую. Так что еще за два часа до начала онлайн-продажи билетов она уже сидела перед компьютером и натренированным благодаря бас-гитаре пальцем безостановочно тыкала клавишу F5. Компьютер благополучно сдох спустя две секунды после успешной покупки.

Как и у многих поклонников творчества Feketerigó, сердце Кикки оказалось похищено промо-роликом на экране, где, взлохмачивая черные волосы то обольстительно, то невинно, то в диком экстазе, наяривая на Gibson Les Paul, слащаво-опасным голосом, словно ликером растворяя черный жемчуг, пел вокалист – Кагуразака Кёко.

Фанаты, воспевая группу, в большинстве своём практически всегда имели в виду именно её. Она из тех, в кого влюбляются толпы, поэтому о том, что группа состоит из двух человек, забывалось практически напрочь.

Так что в тот судьбоносный вечер Кикка, пока ехала с подругами в Акасаку, думала о предстоящем выступлении Кагуразаки Кёко, крепко сжимая билет под порядковым номером «один» во вспотевшей ладони.

Однако, стоило взглянуть на подсвеченную барабанную установку посреди возбужденной толпы, взгляд стало невозможно оторвать.

Разлетающиеся в воздухе капли пота и лучи света, сталкиваясь, разливали радугу, в центре которой находилась девушка. Её глаза были так широко распахнуты, что в них отражался свет прожекторов. Даже при исполнении невероятно тяжелой партии она продолжала ярко улыбаться. Палочки, порхая как бабочки, едва касались поверхности тарелок и тут же отскакивали. Из-за этого создавалось ощущение, что бит апперкотом уносит в небеса или нокаутирует прямо на дно моря.

Кикку словно молнией поразила догадка.

Не Кёко выбрала себе барабанщика.

А барабанщица выбрала Кагуразаку Кёко.

Роковая интуиция Кикки сработала словно яд – затуманила память, не оставив улик, за которые можно было зацепиться. Лишь впоследствии она убедилась, что по большей части дела обстояли именно так.

«Может, я тороплю события, но это любовь, согласитесь?» – пыталась убедить она своих подруг.

В общем, влюбилась. С первого взгляда. Вы до одури балаболили: Кёко-сама то, Кёко-сама это. А вот я влюбилась в ту, что взирает на эту вашу «Кёко-сама» со спины, в её глаза, в её облик. И пусть, что я к зиме второго курса парой так и не обзавелась, но ведь моя возлюбленная тоже девушка. И вообще. Сами-то страдаете по Кёко на каждом углу, а как я в барабанщицу влюбилась, так сразу лесбиянка.

Для фанатов всегда оставалось загадкой, почему у Feketerigó гитары, вокал и ударные сочетаются так необычно. Самым популярным считалось предположение, что Кагуразака Кёко с барабанщицей - любовники. Ну или на худой конец одна в другую влюблена. На интервью они эту тему не освещали, но барабанщица часто устраивала той взбучку, да и в университете они в одном учились. В общем, мнение выглядело убедительно.

Появись у Кёко кавалер, фанаты ей бы этого не простили. Но если парой окажется та девушка - то ладно, решила женская половина их сообщества. Кикка разделяла эту точку зрения.

Так что это любовь, и это не обсуждается.

Объявление о наборе участников в «Feketerigo» Кикка увидела в интернете спустя полгода после посещения их концерта. Той весной она как раз благополучно перешла на второй курс. Требовался басист. Девушка, от 18 до 22. Раз они обе всё еще студентки, им нужен кто-то их возраста? Или такую стратегию им диктует руководство?

Хоть Кикка - обычный любитель, её часто звали басистом в университетские ансамбли. Тем не менее, она никогда не воображала себя на одной сцене с Feketerigó, так что это объявление она просто промотала, собираясь закрыть.

Но в конце страницы её взгляд зацепился за имя человека, опубликовавшего объявление.

Она тут же еще раз прокрутила в голове прочитанное. Даже если объявление напечатала лично Кагуразака Кёко, не обязательно же ей самой заниматься отбором.

Подпись в конце гласила:

«Ай вант ю! Ответственный за профотбор - Айхара Чиаки».

За что именно отвечает ответственный, Кикка толком не ведала, но отправила заявку на указанный электронный ящик.

Нельзя сказать, что она не надеялась победить. Кикка более-менее сносно ориентировалась в мире музыки и ясно представляла примерное соотношение музыкантов: на 500 вокалистов приходится 500 гитаристов, два басиста и один барабанщик. Вдобавок, она девушка, да еще и подходящего возраста. Её соперницы - так, мелочевка, не правда ли?

Спустя два месяца упорных репетиций Кикка сама в этом убедилась, придя на прослушивание. Правда, в зале ожидания она застала еще с дюжину юных претенденток. Причем весьма умелых, судя по виду. Атмосфера тут прям такая, что чувствуется: это профессиональный уровень. Может, я забрела не в то место?

И всё же, ожидая своей очереди, Кикка, словно заведенная, бормотала: «Пройду. Пройду. Я пройду. У меня есть непобедимое оружие». Хотя о каком таком оружии речь, представляла плохо.

На следующей неделе, когда Кикка получила письмо с ответом, у неё пошла кровь носом.

Первая её личная встреча с Кагуразакой Кёко и Айхарой Чиаки состоялась в столичной студии. Менеджера и продюсера Кёко попросила выйти.

– Причин тебя принять нашлось три.

Кёко, зловеще ухмыльнувшись, выставила вперед руку с оттопыренными тремя пальцами. Одно уже это произвело впечатление на Кикку, вновь пробудив в ней лесбо-наклонности. Не стояла бы позади Кёко Чиаки со скрещенными руками, та могла бы и упасть в обморок.

– Во-первых, миловидная внешность. Мне очень нравятся симпатичные девушки. Люблю во время пения прямо посреди концерта чмокнуть в удобный момент какую-нибудь милашку в щечку, – продолжила Кёко.

Чиаки отвесила ей затрещину.

– Сэмпай, не болтай ерунды на первой встрече! Заразишь еще своей глупостью!

«Они и впрямь близки», - с болезненной отрешенностью осознала Кикка.

– Во вторых, твой голос, – как ни в чем не бывало продолжила Кёко. – Насколько я знаю, мой голос сам по себе достаточно звучный. К тому же по имеющимся причинам основной вокал в припевах подкрепляется только лишь в нижних регистрах. А вот твоё пение очень ценно потому, что хоть и женственное, но в нижних тонах создаст нужную гармонию с моим.

– Ну… я когда слушала песни Feketerigó, то всегда подпевала в припевах, вот и само-собой как-то по привычке...

Кикка всё больше смущалась от такой прямоты, а улыбка Кёко становилась всё мягче.

– Третья причина - твои глаза.

– Глаза?..

– Ага. Те, кто на прослушивание пришел - сплошь фанаты Feketerigó. И, разумеется, они все страстным взором глядели только на меня. И хоть меня связывает клятва революционера, прискорбно. Прискорбно то, что выбрать можно лишь одного басиста. Жалко ту миленькую старшеклассницу, а также ту секси-штучку, которая в 21 уже замужем.

– Эм...

– У сэмпай прямо глаза разбежались. А я сразу тебя выбрала!

От слов Чиаки сердце у Кикки замерло.

– Ага. Мы даже не спорили. Ты тоже мне сразу понравилась. Потому что...

Улыбка сэмпай пулей пронзила сердце Кикки.

– Только ты отличалась. Только ты смотрела не на меня, а на товарища Айхару.

«Ведь мы вдвоем образуем ритм-секцию», – запоздало осенило Кикку, когда Чиаки протянула к ней руку – после чего мир затянуло мраком.

Очнувшись, Кикка обнаружила, что лежит на диванчике в фойе звукозаписывающей студии. «Похоже, из-за сильного перенапряжения отключилась», – подумала она и огляделась. Отдавая домашней атмосферой уюта и дружбы, рядом слышались пререкающиеся голоса: уверенные заявления Кёко перемежались с упреками Чиаки.

После зачисления в состав первую джем-сейшн назначили в студии. Только время оказалось слишком ранним. Кикка жила одна и училась в частном институте в Токио, так что отвыкла вставать спозаранку. Будучи типичной «совой», она нервничала - боялась опоздать на встречу. В итоге так и не сомкнула глаз за ночь. Глядя на желтый круг солнца, она выехала первой электричкой на станцию Отяномидзу.

Прежде Кикка уже играла в студии, если тот закуток можно так назвать: пропитанная табачным дымом комнатка на 8 татами со стенами из голого бетона, львиную долю пространства которой занимали барабанная установка и микшер на пару с гитарным усилителем. На Отяномидзу же, расположенное под зданием помещение она сначала приняла за дизайнерское ателье - едва войдя в студию размером где-то с двадцать татами, она чуть не впечаталась лицом в сверкающий, словно натертый воском пол. Вместо этого она впечаталась в басовый усилок «Ampeg». Поскольку кроме состава группы никого, даже звукоинженера, не было, волнение било через край.

– В туалет сходила? А воды вдоволь напилась? - спросила Кёко, закончив настройку гитары.

То уже был не фирменного черного цвета Les Paul, а Gretsch White Falcon с прорезями в форме буквы «S», как у скрипки, - шикарный инструмент белого цвета.

– А разве эти вопросы не противоречат друг другу? – спросила Кикка, подняв руку, которой подкручивала колки.

Ну и дела. Что тут вообще происходит? Мы играть собрались или как? Я что, пропустила тот момент, когда наша студия - раз! - и превратилась в сауну? Как-то вышло, что хоть и без всяких крутых купальников, Кёко и Чиаки оголились. Блин, что делать-то? Неловко получится, если у меня кровь из носа пойдет.

– Гм. Знаешь ли ты песню «C’mon Everybody» Эдди Кокрана?

– Эм? Э… Нет, совсем не знаю, извините.

Кровяное давление в носу спало. Кикка не слишком хорошо разбиралась в западной музыке.

– Пустяки. Тональность - ми-мажор. Аккордов всего три. Просто подыграй что-нибудь в тему и пойдет. Товарищ Айхара, готова?

– На все сто! – бодро прозвучал ответ, подкрепленный ударом по бас-бочке.

Когда Кикка, закончив настройку, встала, Кёко медиатором в правой руке постучала по корпусу гитары и заиграла незамысловатое вступление в жанре рокабилли. Во втором такте, из-за интерлюдии в верхнем регистре, Кикка засомневалась, в самом ли деле Кёко сыграла всё в одиночку. Но времени хлопать глазами не было. Это же джем-сейшн.

Взявшись за гриф бас-гитары, она мельком глянула на ударную установку. Встретилась глазами с полыхающим искрами взглядом Чиаки. В огне зрачков бесновался ритм. Когда та занесла руку с зажатой палочкой, Кикку словно втянуло в удушливый бит. Запульсировала ми на открытой струне. Хотя она чувствовала, как пальцы касаются струн, в то, что играет она сама, не верилось совсем.

Что это такое, там, внутри меня? Там что-то есть. Что-то бушует в моих кровеносных сосудах.

Выдохнув в микрофон, Кёко словно подала искру в двигатель. Кикка лишь краем глаза замечала скользившие по грифу гитары пальцы, но даже этого хватило, чтобы хлынувшие аккорды пропитали музыкой Кикку с головы до ног. Словно они с Чиаки и Кёко стали сердцем и артериями колоссальных размеров. Затем еще раз, в разрыве припевов, когда началось сверкающее гитарное соло, то уже их общая тень, вобрав в себя и голос, и инструменты, смешала всё вместе в одно обжигающее нечто. Что же это?

Когда они повторяли припев и соло раз эдак уже шестой, Кикка наконец осознала, почему выбор остановился именно на этой песне. Потому что, сколь ни играй, не надоест. Когда иссякли оригинальные английские слова, голос Кёко, подобно реактивному двигателю, сорвался на крик, она то бормотала речитатив, то переходила на скэт, а в конце концов вообще умудрилась впихнуть в западную мелодию слова японских народных напевов. Если чей-нибудь накал снизился бы хоть на градус, тогда песня наверняка просто замерла бы. Но в итоге так и не замерла. Желания остановиться даже не возникало. Потому что играть вместе чертовски приятно!

Спустя 20 минут стало понятно, зачем поднималась та тема с водой. Горло першило из-за подпевок в припевах, да и пот лился рекой. Вдобавок и голова закружилась. Но ритм не сбивался. Однако куда поразительнее оказалось то, что Кёко, одной левой рукой играя трели, правой взяла со стула большой стакан с газировкой из мака. Сделав один глоток через соломинку, она неторопливо повернулась в сторону ударных. Увидев, как просиявшая Чиаки присосалась к трубочке, Кикка невольно издала удивленный возглас. Это же непрямой поцелуй! И они при этом сумели не сбиться с ритма. Про таких говорят: одна душа и одна плоть. Со стаканом в руке, Кёко теперь направилась в сторону Кикки, отчего у той едва не сорвало крышу. Мне тоже выпить предложит? В самом деле? Можно? Прикусив кончик предложенной трубочки, она начала втягивать жидкость. Она даже не поняла, кола это была или вообще апельсиновый сок, но полученного заряда энергии хватило бы на полдня беспрерывной игры.

Но в следующую секунду Кикка свалилась без чувств. Что-то мягкое прислонилось к её щеке.

Чья-то нога.

В ушах стоял звон, гасивший прочие звуки. Кикка немного огляделась и увидела над собой чем-то довольную Чиаки. Я лежу на её коленях? На коленях у Чиаки? Панически размахивая руками, Кикка попыталась встать, но тело её совсем обессилело.

– Извини. Ведь ты совсем новенькая была…

Прямо над ней перевернутое лицо Чиаки с улыбкой просило прощения у зажатой в руке барабанной палочки, треснувшей ровно посередине. Теперь Кикка начала припоминать. Репетиция прервалась в момент барабанной импровизации, когда Чиаки подкинула палочки вверх. Без этого происшествия, возможно, репетиция продолжалась бы до самой смерти. Так что подобный исход можно даже посчитать удачным.

Внутри неё кипела кровь - как кипела, наверное, и у остальных двоих.

Но то не человеческого тела тепло. А птицы.

Над ней появилось еще одно лицо, заглянувшее украдкой ей в глаза. Кончики волос, напоминавшие хвостовое оперение ястреба, почти коснулись груди Кикки.

– Ну? Полетала? – спросила Кёко.

Кикка кивнула.

Я сейчас была дроздом, Feketerigó.

Однако, из-за того, что мир жесток, Кикка не смогла принять участия в записи. За помощью обратились к заслуженному басисту-ветерану по прозвищу Ган-сан (из-за настоящего имени Ивай*). Кикка, сидя в контрольной комнате, увидела уровень настоящего мастера и тут же поникла духом. Практически сразу же она подала заявление об уходе из университетского кружка легкой музыки. Игры кончились, теперь за музыку нужно браться всерьез. Она подумывала также бросить учебу, но решила повременить. Ведь даже Чиаки и Кёко успешно набирали баллы, хотя в их национальном ВУЗе мозги требовались раз в 50 умнее, чем в её паршивеньком универе.

На следующий день, когда записывались партии ударных, Кёко, увидев, как Кикка понуро сидит на корточках в углу коридора, прямо ей заявила:

– Слушай, ты входишь в наш гастрольный состав. Как я уже говорила, главное на сцене – внешность и голос. Вот у нас есть вокалист-гитарист и барабанщик. Но раз товарищ Айхара не может двигаться, а барабаны на передний план не выставляют, как ни посмотри, расклад выходит скверный. Потому что, если впереди нахожусь я, публика не может насладиться миловидной внешностью товарища Айхары. Если же мы займем левую и правую стороны сцены, то пропадет звуковой баланс. И вот, размышляя, как решить дело наиболее эффектно, я поняла, что остается лишь один вариант. Нам нужна еще одна девушка, которая ни за что не проиграет мне в эффектности!

– Эм...

Наверное, похвала. Меня хвалят. Нет негативу. Думать позитивно!

– Но почему нужна именно гармония в нижнем диапазоне? Моя партия… её сложно спеть как есть.

– Иначе нельзя, – помотала головой Кёко. – Это не наша песня.

«Ну и что? – подумала Кикка. – Почему необходима гармония именно нижних нот? Разве для прежних альбомов Кёко не сама играла дабл-трек? Чем не устраивают верхние гармоники?»

– Тебе, когда ты слушала наш альбом, разве не показалось, что гармония Feketerigó получается от того, что меня словно бы две?

У Кикки перехватило дыхание. Точно, было такое. Тень подобного ощущения создает хорус, накладывающийся параллельно основной мелодии. Хочется подпеть хрустальным сопрано.

– Но на самом деле всё не так. У нас двоих так бы не получилось. Поэтому мы приняли тебя.

Ей на плечо опустилась рука.

– Постарайся, поддержи меня снизу.

Кикке оставалось только лишь утвердительно кивнуть этим глазам напротив.

Бас или подпевка – это не важно. Хотя если бы она могла принять участие в записи - то стала бы полноценным членом Feketerigó. Кикка крепко сжала кулаки.

Вернувшись обратно в контрольную комнату, она услышала из мониторного спикера барабанную дробь в исполнении Чиаки. Демо-песня, изначально состоящая только из мелодической линии, пианино и кликов, наполнялась раскатистым рокотом. В этих звуках Кикка с легкостью уловила манеру игры Чиаки.

– Если бы не товарищ Айхара, я бы давно уже сменила название группы, – прошептала оказавшаяся рядом с ней Кёко.

Кикка опять кивнула.

Птице, чтобы взлететь, одних только крыльев недостаточно. Нужны ноги, чтобы оттолкнуться от земли.

Тем же вечером, возвращаясь домой, Кикка слушала совместно спетый припев, записанный на кассетный рекордер. Вдруг она кое-что заметила. Из-за того, что у кассетного проигрывателя можно менять количество оборотов, у записанного на полтона выше вокала можно с легкостью попытаться восстановить первоначальную высоту. Разумеется, голос зазвучал по-другому.

Вот в этом месте… как будто бы мужской голос, что ли. Гармония тут идет с пониженной шестой ступенью. Если честно, идеально сочетается с голосом Кёко. Но… почему голос такой мужской? Или мне кажется?

Так как репетиции проходили чаще всего рано поутру, Кикка по привычке проснулась спозаранку. Вспомнились тренировки теннисного кружка в старшей школе. В такое время в студии обычно, кроме них троих, никого не было. Музыканты-профи как правило не придерживаются нормального распорядка дня и ведут ночной образ жизни.

Из-за того, что они все трое – студентки, из студии они выходили в одно и то же время. И хотя на станции Мёгадани они разъезжались в разных направлениях, Кикка считала высшим блаженством возможность проделать с ними хотя бы часть пути.

Минул месяц с тех пор, как Кикку приняли в группу, и она стала появляться в студии раньше всех. Ведь, как-никак, ей позволили пользоваться студией, чтобы она, абсолютная неумеха, хоть кем-то стала, так что она просто не имеет права не выкладываться на полную.

В этот день Чиаки пришла раньше. Села за барабаны, положила iPod на колено, закрыла глаза. Неуловимым движением губ и кончиков пальцев взяла ритм. Вот блин, мы будем только вдвоем! Поставив тихонько басуху на гитарную стойку, Кикка подошла со спины к Чиаки. Не обнять ли мне её сзади, пока она меня не заметила? Кёко часто так делает; может, и мне тоже будет позволительно?

– А, Кикка, доброе утро, – обернулась Чиаки, снимая наушники.

– Ой!

Кикка, едва не коснувшись подбородком плеча Чиаки, засмущалась и покраснела.

– Эм… я… ну… Я подумала: интересно, какую музыку ты слушаешь...

– М? А, это...

Купившись, по-видимому, на оправдания Кикки, Чиаки показала экран своего устройства. У той полезли глаза на лоб. Это последний вышедший альбом нашумевшей мальчиковой айдол-группы. Хотя Кикка видела их клипы по ТВ, песни казались ей полной ерундой.

– Э… что?.. Чиаки, тебе нравится такая музыка?

Немного неожиданно. Но Чиаки, залившись смехом, замахала рукой, отметая подобное предположение.

– Нет, только вот этот сингл. Первый раз их слушаю. Наверное, мне медведь на ухо наступил...

Таким макаром она их фаном заделается. Не допущу, чтоб моя Чиаки сохла по какому-то юнцу со смазливой мордашкой! Сжатый кулак Кикки задрожал.

– Кикка, а как тебе подобная музыка?

– Совсем никак, – рьяно замотала головой та.

– А какую музыку любишь ты? Западную совсем не слушаешь, да ведь? Говоришь, в том кружке любимую музыку совсем никогда не исполняли?

Как ценный басист, она вынуждена была совмещать деятельность одновременно в более чем десяти коллективах, но ни один из них не отвечал ее музыкальным предпочтениям.

– Ага, для них слишком громко, что ли...

– Почти вся западная музыка именно что такая! Да еще на английском поют! Я в том смысле, что в наше время нет ничего странного в том, что вкусы у студентов не совпадают!

Похоже на то, подумала Кикка. Ни о Корнелиусе, ни о подобных ей слышать не доводилось.

– Так почему ты не слушаешь западную музыку? В чем причина?

– Эм, ну мне больше нравятся лица японцев. Американцы как-то не очень.

– Чего? Лица?..

Чиаки покатилась со смеху, подумав, какие же иногда сюрпризы преподносит такая вот беспечная девичья болтовня.

– Ну а ты тогда, Чиаки, что слушать любишь? В интервью Кёко как-то обмолвилась, что даже не представляет.

– Я? Да самое заурядное: Зеппелинов там, Хендрикса...

В каком месте это заурядное? Среди всех моих друзей нет ни одного, кто слушал бы Джими Хендрикса.

– Это с давних лет тянется. Тогда я еще одалживала эти пластинки. Хотела быть как он...

Что это за «он», бегло промелькнуло в мыслях Кикки, как Чиаки вдруг начала воодушевленно перечислять имена музыкантов. Бестактный вопрос так и остался невысказанным.

– Получается, ты села за ударные из-за барабанщика Led Zeppelin?

– Угу. Это правда, – скрестив руки, ответила Чиаки и направила взгляд куда-то вверх. – Раз уж мы об этом заговорили, сейчас самым значимым для меня является Рик Аллен.

– Извини, не знаю такого.

– Не знаешь? Из Def Leppard.

Название группы она слышала, но не более того. Кажется, «хард-рок, остро приправленный попсой, – наш рецепт успеха», как-то так, что ли? А с учётом того, что Чиаки перечисляла до этого различные шумные блюз-бэнды, упомянуть рок-группу - это довольно резкая смена курса.

– Именно Рик придал нам с сэмпай решимости идти вперед вдвоём.

Кикка пристально уставилась на устремившую взгляд куда-то вдаль Чиаки.

К чему это она? Такое ощущение, будто бы она боялась остаться только с ней. Глупость какая-то. Они ведь так хорошо ладят.

Но когда Кикка собралась расспросить обо всём чуть обстоятельней, звукоизолированная дверь отворилась, и в проёме показалась фигура с длинными черными волосами.

– Извините, задержалась. Мне стало так одиноко от того, что, проснувшись, я не обнаружила рядом товарища Айхару.

– Уф, сколько бы я тебя ни трепала за щечки, ты не просыпалась! Вот я и ушла первой! – надувшись, ответила Чиаки и направила кончик палочки прямо на Кёко.

Эй, погодите… О чем сейчас разговор? Если я не ослышалась, то они живут вместе? У Кикки едва кровь из носа не пошла. А мне тоже можно будет с ними?! Буду каждое утро будить Кёко и готовить ей завтрак! Кикка предалась мечтаниям, напрочь позабыв, что кулинарное мастерство ей пока совсем не давалось.

– О Def Leppard говорили? – поинтересовалась Кёко, затем достала гитару и начала настраивать.

– У тебя по-прежнему чуткий слух, сэмпай.

– Ну, я ведь как-никак должна слышать зов революции из далеких уголков света. Кстати да, сыграем одну их балладу. Начинается с ля, потом соль, а затем ре. К тому же послужит хорошим упражнением петь в гармоническом строе.

Совершенно не знакомую с песней, Кикку всё равно утянула музыка, когда Чиаки отсчитала четыре удара. «Love and affection».

В тот же день по дороге из университета Кикка купила альбом Def Leppard «Hysteria». У Кикки имелась дурная привычка, когда её занимала какая-нибудь мысль, бесцельно заходить в «Тауэр рекордз» и что-нибудь спонтанно покупать. Лежа на футоне и слушая треки на CD один за другим, она размышляла: «Какая легкая вышла мелодия, особенно красиво получились припевы; думаю, так они хотели увеличить продажи. Интересно, чем же именно они привлекли внимание Чиаки?» Прочитав вложенный буклет с примечаниями на японском языке, она поразилась. Мигом сев за ПК, она начала искать в сети информацию о барабанщике Рике Аллене.

Рик Аллен… однорукий.

На волне успеха третьего альбома Pyromania группа с особыми надеждами начала готовить новый материал, но их барабанщик попал в аварию. Ему пришлось ампутировать левую руку до самого плеча. Обычно в таких случаях о карьере барабанщика и речи быть не может. Но Рик Аллен не сдался. Его товарищи, другие члены Def Leppard, тоже не могли представить без него существование группы и надеялись на его выздоровление. Так что, пройдя курс мучительной реабилитации, он сумел вернуться в состав.

И в итоге вышел их четвертый альбом – Hysteria.

«И как он умудряется играть одной рукой? В смысле, он ведь колотит же по барабанам?» – размышляла Кикка, слушая альбом.

Однако, облазив всевозможные сайты, она узнала, что всё немного не так. Все партии к песням второй половины альбома Рик сыграл сам, в одиночку. У его установки оказалось пять или шесть педалей в ряд. Понятно. Его правая нога отвечает только за бас-бочки, но левая берет на себя педали хай-хэта и тарелок. Не так уж и сложно. Ведь даже без руки... нет, это в любом случае не так просто.

Когда последняя песня альбома – ‘Love and Affection’ – доиграла, Кикка продолжала лежать на футоне, неподвижно глядя вверх на флюоресцентную лампу.

Нашелся тот, кто, несмотря на потерю одного крыла, не захотел расстаться с полетом.

Об этом говорила Чиаки. Благодаря Рику она смогла сделать шаг вперед.

Тогда… Чего, черт побери, могла лишиться она?

О том, что она теперь в составе группы, Кикка решила умолчать. Если бы окружавшие её в большом количестве фанаты Feketerigó прознали, что той приходилось играть рядом с их «Кёко-сама» настолько близко, что можно было ощутить даже запах её пота, то они растерзали бы несчастную девушку на части.

Так что перед ней стояла непростая задача: окольными путями провести расспросы.

– Слушай, а разве Feketerigó изначально не из двух человек состояла?

Глаза подруги блеснули. Лекторный зал был полон студентами, ожидавшими начала занятий, но она, ничуть не стесняясь других, заявила напыщенным тоном:

– Если ты даже таких вещей не знаешь, какая ты к черту фанатка?

Кикка подумала про себя: «Я знаю, в какой день какой на Чиаки лифчик и даже её менструальный цикл». Но продолжила вежливо слушать.

– Эбисаву Мафую знаешь? Ну та, играет в рекламных роликах на фортепиано. Страхование жизни, мобильники, ну и в других еще.

– Знаю-знаю.

Еще, вроде, полукровка.

– Она их бывшая гитаристка.

Кикка чуть со стула не упала.

– Что?.. Правда? Она ведь всемирно известная пианистка, разве нет?! Так каким образом?..

В этот раз Кикка своим воплем обратила на себя пару нахмуренных взглядов.

– Она и Кёко-сама, между прочим, учились в одной старшей школе. Ну и вот...

Я даже понятия не имела. И они сравнивали меня с той девушкой, которая внешне напоминает компьютерную модель? К тому же она профессиональная пианистка. Мне её не переплюнуть. Разве что по размеру груди… Нет, постойте...

– Стоп-стоп.

Кикка потянула подругу за рукав, прервав пылкий рассказ об истории группы.

– Эта Эби-тян, она… на бас-гитаре играла?

– Я же сказала, она была гитаристом!

– Тогда неужели Кёко играла на басу?

– Да конечно же нет. Когда у тебя такая техника – браться за бас-гитару как-то глупо.

Как представитель басистов, я одним ударом заставлю тебя проглотить эти слова.

Но всё-таки, почему нет баса? Обычно группу такого странного состава – две гитары и барабаны – едва ли найдешь. Раз их было трое, одну из гитар могли бы поменять на басовую. Хоть Кикка являлась ярым поклонником бас-гитар и не признавала существования прочих инструментов, на самом деле исполнители, способные играть как на басовой, так и на обычной гитаре, встречаются не так уж и редко.

– Там, вроде бы, еще один участник был, – сказала подруга. – Еще во времена учебы в старшей школе, так что больше похоже на какие-то байки. Хотя будто бы несколько раз в лайв-кафе в Тибе с ними на сцене видели четвертого. Как же имя-то… Хикава… Наоми, кажется. Инструмент, гм, вроде бас-гитара...

– Наверняка она была очень миленькая!

– Ну еще бы, ни для кого не секрет, что Кёко-сама любит всё красивое.

Мысленно представив Кёко и Чиаки, она попыталась припомнить лицо Эбисавы Мафую, поставив их в один ряд. Нет-нет, лучше не надо. Если бы они на меня смотрели еще и вчетвером, я бы померла просто! Через нос вся кровь бы вытекла.

– Кстати, Кикка, пойдем на «Нацумифест» вместе? Feketerigó в числе выступающих!

– Что?.. А… извини, у меня работа...

– Уже нашла себе место? Вот те на. Ты же всегда ходила на их концерты, даже в ущерб учебе. Что это с тобой? Возьми отгул!

Увы, но про, так сказать, «работу» и особенно про «Нацумифест» тайну выдать не могу. Кстати, во время выступления меня же раскроют. Что делать-то? А после вообще гастроли по всей стране. Может, пока шумиха не уляжется, совсем не ходить на учебу? Нет, лучше прямо сейчас, не теряя ни минуты, признаться и задобрить всех сувенирчиками типа автографов. Пока Кикка пребывала в растерянности, в аудиторию вошел преподаватель и сонным голосом начал опрос присутствующих.

В тот день Кикка впервые в жизни купила диск с классикой. Подойдя к секции, стойки которой Эбисава Мафую оккупировала единолично, Кикка, глядя в те самые сапфирового цвета глаза картонной фигуры в натуральную величину, стушевалась и, вслепую выбрав один диск, направилась к кассе.

«Итальянский концерт», – прочла она заглавие на обложке, вернувшись домой. – «Бах».

Это тот, в белом кучерявом парике, с кучей детишек? Отец музыки? Его так прозвали потому, что все его дети стали музыкантами? Хотя эрудиция Кикки в этой области ограничивалась лишь этой малой толикой, о формах музыкальных произведений она кое-что знала. В концертах клавишные солируют под аккомпанемент оркестра. Интересно, смогу ли дослушать до конца, не заснув? А, длительность всего десять минут. Тогда нормально. С этими мыслями она вставила диск в проигрыватель.

Эй, тут же только одно фортепиано! Что за надувательство! В каком месте это концерт?! Примерно с минуту после начала Кикка испытывала лишь возмущение. Сев перед динамиком в сэйдза, она вслушивалась в музыку Эбисавы Мафую, исполнение которой казалось сродни целому оркестру. Когда концерт закончился, она без раздумий включила его с начала.

Она в самом деле играет одна? Хоть в полифонии не так много голосов, я вижу, что мелодия и басовая линия текут и пульсируют каждая по-своему.

Она решила прочесть информацию на обложке. В том, что название содержит слово «концерт», нет ничего странного хотя бы потому, что в заставляющем слышать инструментальный ансамбль произведении Бах попытался воспроизвести весь колорит многоголосья одиночным клавишным инструментом.

К такому заключению пришла Кикка, в очередной раз прослушивая концерт.

Эта девушка лишь десятью пальцами показала силу, которая равна не то что группе, а целому оркестру. Значит, она поэтому вернулась на путь пианистки? Она и есть то, чего лишились Feketerigó? Да уж…

Продолжая лежать, она вытянула к потолку обе руки, словно погрузив их в обжигающе холодную музыку фортепиано.

Не хочется ей проигрывать…

Когда сессионный музыкант Ган-сан наконец выдал: «Будет неплохо, если и Кикка сыграет», та оказалась вовлечена в создание уже их второго альбома в этом году.

Возле главного стенда на сцене собрались Кёко, Чиаки, продюсер и прочие музыканты, но никто не возразил.

– Правда, если говорить о мастерстве, то вам она, Ган-сан, и в подметки не годится… – усмехнулся продюсер, поглаживая бородку.

– Из-за того, что грув у Чи необычный, – Ган-сан укзал на Чиаки, – Кикке будет проще совладать. Я уже все, бесполезен. Если присоединюсь к Чи, то всю дальнейшую работу порушу.

– Ничего себе, я теперь что, крайней оказалась?! – возмутилась Чиаки, ударив по тарелке кулаком.

Но продюсер и клавишник единодушно покивали: «Да-да, в этом что-то есть».

– Бит товарища Айхары, если сравнить… – Кёко погладила Чиаки по голове. – Это как вместо молотка бить кротов метеоритами.

– Бедные кроты… – надула щечки Чиаки.

– Мне уже скоро полтинник, а война – дело молодых. Эй, крот, уже скажи что-нибудь.

Ган-сан похлопал Кикку по плечу, и она понемногу начала приходить в себя. От избытка чувств она просто окаменела. В тот день из-за напряженной атмосферы пришлось сделать под пятьдесят заходов. Но когда нужный дубль наконец получился, Чиаки обняла её и произнесла:

– Я так рада, что ты с нами! Давай на дебюте покажем всю мощь супер-пупер ритм-секции!

Однако, когда после полутора месяцев с записью было покончено и оказался готов пробный экземпляр альбома, Кикка столкнулась с нелицеприятной реальностью.

Виной послужила информация с обратной стороны конверта диска.

Feketerigó.

Айхара Чиаки (Барабаны).

Кагуразака Кёко (Гитара, вокал).

О Кикке ни слова. Даже имена продюсера и прочих приглашенных исполнителей были перечислены внизу с краешку.

Ничего удивительного. Я ведь просто как вспомогательный персонал. Из-за того, что со мной заключили контракт, я всё не так поняла. Меня просто наняли для работы, вот и всё. И проблема, разумеется, не в деньгах.

Она сидела на стуле в студии, подняв ноги и обняв колени, и сжимала в руках обложку сэмпла, как вдруг вошла Чиаки.

– Утречка, Кикка! А ты рано!

Кикка, свалившись от неожиданности со стула, переместилась в дальний угол, чтобы её слез не заметили.

– Что случилось?

Приблизившись к опрокинутому стулу, Чиаки подобрала с пола обложку компакт-диска. «Вот блин, заметила», – подумала Кикка. Ведь оказалась открыта страничка с составом участников, и вдобавок… рядом с именем Кикки выделялось мокрое пятно от упавшей слезинки.

– Эй, Кикка?..

Хотя прилетевший в спину голос Чиаки был чуточку подавленным, было ясно, что она догадалась-таки. Блин, попалась я.

– Да нет, ничего такого. Просто подумала, студия хорошо нам послужила, вот я и решила подружиться со стенкой...

Нужно успокоиться, тараторю непонятно что. В груди закололо.

– А что еще я могла сделать?.. – пробормотала Кикка, прислонившись к стенке.

«Хотя ответ не так уж и необходим», – подумала она, противореча самой себе.

У Кикки перехватило дыхание, когда её собеседница неожиданно присела на корточки рядом.

– А что хотела бы?

Поднять голову и крепко тебя обнять. Нет, так нельзя.

– Послушай, я даже с сэмпай посоветовалась. Насчет тебя. За то, что входишь в группу, твой гонорар...

– Дело не в деньгах! Я во-вообще хотела б, чтобы мы втроем... как бы, а... э... нет, я не в том смысле, что хотела бы жить с вами втроем...

– Но это же невозможно.

Кикка, получив отказ, словно с утеса рухнула.

– Это уже будет не Feketerigó.

– В смысле, если вы будете не вдвоем, то нельзя?

– Ага. Мы с самого начала были вчетвером. Ты знала?

– Слышала что-то такое. Та, известная пианистка, которая мелькает в ТВ-рекламе, тоже была с вами якобы.

– А, ну, Мафу-Мафу всегда на слуху. Известная личность всё-таки. А вот о басисте нашем вообще никто не знает, – хихикнула Чиаки.

Так без бас-гитариста не обошлось всё-таки. Интересно, какая она из себя? Наверняка под стать Чиаки и Кёко, да еще и Эбисаве Мафую – просто неотразимая красавица.

– Басист… такой супер-пупер человек?

Спросив, она сама испугалась возможного ответа Чиаки и подумала, не заткнуть ли уши. Но Чиаки смущенно заулыбалась.

– М? Не думаю, что «супер-пупер» тут подойдет. Мы ведь учились в старшей школе. Сэмпай и Мафую – случай особый, но в ритм-секции состояли дилетанты. Да и мы раз сто были на грани распада.

Кикка завороженно смотрела на Чиаки в профиль. Почему она ни с того ни с сего заулыбалась?

– По окончании школы, когда мы с сэмпай остались лишь вдвоем, она сказала, что задача номер один – сменить название группы. Типа, остались ведь только мы. Но я заупрямилась, хотела оставить прежнее. Ведь в то время, когда мы были втроем, хоть изодранные и побитые, но мы продолжали лететь.

– Это к чему? Я что-то не уловила суть...

Если присоединится кто-то со стороны, Feketerigó уже не будет прежней. Но разве это уже не случилось? Начиная с меня, что для записи в студии, что для выступлений, они привлекают много народу, мало-помалу привнося в звучание нечто новое, разве не так?

– Понимаю, глупая причина, но...

Чиаки рывком вскочила с места. Отрешенно побродив, вернулась к барабанной установке и вновь села. Скрестив руки на груди, подняла глаза к потолку. И только двумя ножными педалями она начала высекать зажигательный бит на бас-бочке и тарелках.

Feketerigó, хоть и обескрыленная, может стоять. Потому что есть ноги.

Только непонятно, счастье это или злой рок.

Но даже сейчас, стоя посреди леса и глядя на ночное небо, она продолжает ждать, поняла Кикка.

В таком случае, что же могу я?

Хлопнув себя по коленям несколько раз, она уперлась руками в стену и, выпрямившись, встала. Под ритм, стучавший подобно моросящему дождю, она обогнула Чиаки, перешагнула извивающиеся на полу кабели и процессор эффектов и направилась к стойке с гитарами. Стиснутый в руке гриф вибрировал.

В свободные промежутки бита начал вклиниваться хлесткий, взрывной звук, полно и точно их заполняя.

Даже если кто-то вернется в группу и для меня не останется места, я заполню ту пропасть в небе, что зияет между Чиаки и Кёко. Ведь именно для этого нужен бас.

Вскоре в студии объявилась Кёко, которая сразу поморщилась от царившей вокруг энергетики.

Во время перерыва Кикка не могла усмирить мысли. Какую бы музыку ни играли они обе, я должна им отвечать. Идеально попадать в унисон с риффом Кёко. Ни на шаг не отставать от грува Чиаки.

Вернувшись домой, она досконально переслушала все имеющиеся записи Feketerigó с демок, с концертных DVD, еще откуда-то, пытаясь пропитаться их звучанием. Когда-нибудь Чиаки обязательно признает меня. Признает, что в ритм-секции Feketerigó есть место только для Кикки.

Но в декабре начались репетиции к началу гастролей и разработка нового материала, и на Кикку вновь обрушился шквал критики. Вот только в этот раз, во время записи, ей довелось услышать кое-что новенькое. Кёко непрестанно попрекала: «Не нужно пытаться заполнять всё своим звучанием» и «Не зацикливайся на сохранности ритма». Не понимаю, о чем она. Словно хочет, чтобы я прекратила делать естественное для баса.

– Раньше же у тебя получалось.

После такого категоричного утверждения Кикка еще больше отчаялась и зациклилась на пересмотре старого концерта на DVD. Раньше я была бездарной, просто жуть. Сейчас я, даже спиной ощущая устремленный на меня взгляд Чиаки, не теряюсь, не сбиваю ритм. Но тогда что не так? Чего мне не хватает?

От невозможности найти ответ у Кикки чесались руки – обострилась её дурная привычка обхаживать магазины музыкальных инструментов, крутя регуляторы у педалей эффектов и дергая струны гитар; несколько раз дело заканчивалось покупкой подержанного баса. Без новых покупок она просто не могла бороться с тревогой.

Как-то на встрече в баре поздней ночью, к Кикке наконец обратилась Кёко:

– Знаешь, сейчас твоя игра не годится для концерта.

Кикка в раз затаила дыхание, перебегая глазами с Чиаки на Кёко и обратно. Почему у них обеих такие серьезные лица?

– Послушай, – подалась вперед Чиаки, нависнув над круглым столом, – твое исполнение в последнее время какое-то чересчур не такое. На записи и первых концертах такого ведь не было.

– То есть, надо еще? Например, повысить уровень напряжения в импровизации, хотите сказать?

– Нет конечно. Ты что, наслушалась, как я создаю грув бас-бочкой?. Но ведь он создается не только благодаря одной мне!

О чем говорит Чиаки, до Кикки не доходило.

– Эм, тогда… что мне делать-то?

От вопроса Кикки лица остальных двух перекосило. Теперь и до Кикки дошло. О подобном у других спрашивать не стоило бы. Но всё же она не сдержалась и продолжила:

– Что мне сделать, чтоб слиться со звучанием Feketerigó? Как играл прежний бас-гитарист? Как мне стать похожей?..

– Тебе не обязательно равняться на Хикаву Наоми, – четко произнесла Кёко с серьезным выражением лица.

– Позвольте послушать, как играет Наоми-сан! У вас остались записи живого звука, без обработки? Сейчас я на таком уровне, что могу полностью скопировать чужой стиль!

– Не разрешаю. Сейчас тебе нельзя слушать, можешь увлечься.

Кикка хлопнула по столу и вскочила. К ней обратились абсолютно бесстрастные глаза Кёко и обеспокоенный взгляд Чиаки. Официант, протиравший столик напротив них, суматошно поспешил отвернуться. Но Кикка отступать не собиралась.

– Никак не возьму в толк, чего вы хотите. Что вам нужно-то?

Поняв, что ответа не будет, Кикка повернулась к подругам спиной. Подняв прислоненный к столу кейс с гитарой, она ринулась к выходу.

Плохо представляя, куда бежит, Кикка очутилась на платформе станции Отяномидзу. Промчавшийся мимо поезд поднял вихрь, который растрепал ей челку.

Она села на поезд, но, заметив, что тот направляется в район Синдзюку, обессиленно рухнула возле двери. Мой дом же в другой стороне. Что я наделала? Дурацкий день.

Сойдя с поезда, Кикка опорожнила содержимое желудка на ночную Синдзюку. Хоть последний поезд уже ушел, мельтешащие в ночи фары целых верениц такси и очередь к ним давали знать, что город еще не спит. Направляясь к скоплению автомобилей, Кикка подумала, что бас-гитара отчего-то ощущается на спине невероятно тяжелой. А ведь раньше бас никогда не казался мне обузой.

Она зашла в Макодналдс. Безостановочно помешивая кофе, так ни разу и не пригубив, принялась прокручивать в голове разговор с Чиаки и Кёко. Я им так нагрубила. Теперь и в глаза смотреть будет стыдно. Но сейчас я не могу играть так, как нужно им. И как мне завтра себя вести, если поеду в студию?

Как бы то ни было, я уже решила. Своё место я никому не отдам.

Кёко сказала, что раньше у меня получалось. Интересно, о каком времени она говорила? В начале, когда меня только взяли в группу, планируя добавить выступлениям побольше драйва… что я тогда чувствовала, стоя на сцене, атакуемая со спины взглядом и битом Чиаки.

И когда я успела забыть об этом?

Сама того не заметив, она вырубилась прямо за столом. Проснулась она только в десять утра следующего дня, когда её растолкал официант.

«В последнее время привычный уклад моей жизни рушится», - думала Кикка, шагая по наводненному людьми южному крылу станции Синдзюку. Это началось, еще когда она стала жить одна, но, войдя в состав Feketerigó, учебу в университете забросила совсем. Ах да, и родителям ничего не сказала. Что ж делать? Они ведь перечисляют деньги на учебу и на жизнь.

А что мне теперь остается?

Остановившись возле окошка продажи билетов, Кикка глубоко задумалась.

Продолжать ли заниматься музыкой? Раз в группу меня не взяли, хватит ли мне решимости и навыков, чтобы стать сессионным музыкантом?

Выйдя через турникет со станции Синдзюку, Кикка под беспощадно жарящими лучами осеннего солнца доплелась до входа в «Тауэр рекордз».

Хотя она решила, что подождет два месяца со дня поступления альбома в продажу, но, поперекладывав новые диски Feketerigó на стойке с рукописной пометкой продавца «попса», впала в такое уныние, что захотелось лечь прямо тут, свернувшись калачиком. На обложке, само собой, был фотоснимок лишь Кёко и Чиаки.

Лучше бы я совсем не приходила. Сейчас ведь приду домой и буду плакать в подушку. Расстроенная, она решила вернуться к эскалатору, как ей на глаза попались альбомы, сваленные горой в конце полки. Это же альбом избранных песен популярной мальчиковой айдол-группы. И чем это меня привлекла их пресная обложка с пятеркой ветреных красавчиков, позирующих в белых костюмах? А, их же слушала Чиаки. Взяв один из дисков в руки, она посмотрела на обратную сторону. Название я не помню, вроде бы сингл, говорила. Раз уж это сборник лучшего, то та песня наверняка сюда входит.

Опомнившись на пути к кассе и заметив, что несет с собой диск, она неуверенно засмеялась. Наверное, стресс сказывается. Один неверный шаг – и вот ты уже шопоголик. Все равно, прослушав альбом, мысли Чиаки я не узнаю.

Вернувшись в квартиру, Кикка вставила диск в музыкальный центр и юркнула в постель, где укуталась в ватное одеяло. Легко зазвучали барабаны, на их отстук наложились электронные валторны. Когда к безвкусной мелодии присоединились безвкусные слова, на бездарность песни уже было глубоко пофиг. Зачем я вообще купила эту ерунду? Хоть хуже колыбельной и не найти, веки начали слипаться.

Ну и пусть. Всё равно устала. Ни о чем не хочу думать.

Тем не менее Кикка, после недолгого пребывания её сознания в пустоте, неожиданно пришла в себя. Она отлепила спину от футона - горло сдавил спазм.

Отчего проснулась, она некоторое время не понимала. Оглядев мутным взором комнату, она заметила, что не выключила музыкальный центр - из колонок доносился негромкий звук.

Играла песня.

Понемногу ей удалось сфокусировать расплывавшийся взгляд на дисплее. Седьмая дорожка.

Кикка вытянула обессиленную руку и потыкала по кнопкам, выбрав опцию циклического повтора. Танцевальный трек на какие-то две с половиной минуты. Заменяя бас, не смолкала виолончель. Стоило раз услышать, как перекликаются необычные аккорды, мелодия сразу цепляла и, даже можно сказать, буквально кружила вокруг.

Много-много раз она ставила трек на повтор. Сонливость куда-то ушла. Мэйн-вокал пятерки, певшей в унисон, был неизменно ужасным, но накладывавшийся поверх бэк-вокал, который из-за своей грубоватости ощущался теплым, увлек Кикку. Словно мальчишеский голос.

Её осенило: тот самый трек. Нужно проверить название. В тот раз Чиаки слушала именно эту песню. Почему же?

Достав из бокса обложку диска, она решила удостовериться.

Слова и музыка – Хикава Наоми.

Бэк-вокал – Хикава Наоми.

Хикава Наоми… Глаза Кикки несколько раз перечитали это имя.

Понятное дело, не в составе айдол-группы. Раз там только имя, то он наверняка работал лишь над одной песней – типичный сессионный музыкант.

Она мысленно воспроизвела припев. Ошибки быть не может. Вокал определенно мужской.

Хикава Наоми. Так он парень? В тот же миг, как она подумала об этом, все её открытые сердечные раны будто наполнились каплями проливного ливня.

Вот оно что. На бас-гитаре в Feketerigó играл парень. Вот почему гармония нужна басовая. Кикка шлепнулась на футон. Ниже шестнадцатидольного бита беспрерывно продолжала звучать виолончель, словно высасывая из неё все силы.

Но выключить музыку она и не подумала. И уснуть тоже не получалось.

Встав, она раскрыла ноутбук, зашла на сайт музыкального магазина. Мысль Кикки о том, что песня – сингл, оказалась верной. Она обнаружила караоке-версию. Палец сам собой нажал на кнопку скачивания.

Выключив музыкальный центр, она подцепила наушники к компу.

Ах, как хорошо, что я на неё наткнулась. С исчезновением унисона пятерки, рушившего мелодию, теперь ласкали уши лишь виолончель, гитара и орган Хаммонда с неуместным танцевальным битом, а также гармонизировавшее с ними пение Хикавы Наоми. Кикка обессиленно упала на стол.

Точно, напоминает немного мой голос. «Тебе не обязательно равняться на Хикаву Наоми». Как у Кёко вообще язык повернулся ляпнуть такое?

Нет чтоб сразу сказать, что к чему.

Кое-как вытянув вялую руку, она поднесла мобильник к лицу. Напишу Чиаки и Кёко.

«Хочу взять перерыв, чтобы о многом подумать. Извиняюсь за неудобства».

Отправив сообщение, Кикка вновь погрузилась в песню, охватываемая сладостной болью.

На следующий день она после долгого отсутствия решила наконец показаться в университете. Боясь опоздать на занятия, она успела перекинуться лишь парой фраз с подругами.

– Чем это таким ты занята в последнее время?..

– А что, похудела? Или косметика слишком необычная?

– Да нет… Руки только чуть мускулистей стали.

– Будешь сегодня с нами пить?

Ах, как же хорошо, ничего не изменилось. О том, что у Кикки контракт с Feketerigó, было общеизвестно, но никто особо не запаривался на эту тему. Просто порой слышалось: самая фанатистая из фанатов. Предложили дать переписать лекции. «Переживают всё-таки...» – подумалось ей. У Кикки с лица не сходило легко читаемое напряжение. К тому же они наверняка подумали: «Похоже, что-то случилось, ведь странно перед самым началом гастролей вдруг заявляться на учебу».

Каждый раз, открывая телефон, она трепетала. Ближе к вечеру от Кёко пришло сообщение.

«Времени на раздумья – до конца месяца».

«К чему эта забота? – раздраженно подумала Кикка. – Даже если меня вдруг уволят, жаловаться не стану. И чего они согласились меня ждать? Кстати, тот Хикава Наоми тоже ведь в музыкальных кругах вертится. Если бы он вернулся в группу, было б здорово».

Чуть позже она возвращалась с шумной попойки. Вдруг закружилась голова, и она врезалась в гитарную стойку с басухами, едва войдя в комнату. Гитар уже четыре штуки, но что с того? Сил играть на них теперь попросту нет.

Включив питание ноута, она вновь поставила на автоповтор караоке-версию той песни.

Кикка села на футон. Звучание виолончели, окружавшее Кикку, словно заставляло резонировать струны бас-гитары.

Придя в универ ко второй половине дня, Кикка рассеянно прослушала лекцию, затем решила прогуляться и обошла все местные бутики с одеждой и косметикой, чтобы для очередных спонтанных музыкальных покупок не осталось ни, сил ни желания. К вечеру опять поставила на повтор ту песню, да так и заснула. Бесполезный цикл тянулся четыре дня, до пятой ночи. Лежа на диване и глядя в потолок, Кикка услышала какой-то шум со стороны окна и перевела взгляд на занавеску. Свет в комнате не горел, поэтому уличный фонарь проецировал на занавеску чью-то тень. Окно дважды хлопнуло. Эй-эй, это уже не шутки. Второй этаж, как-никак. Кто это может быть? Грабитель? Извращенец? Злой дух? Что делать? Из подручного оружия у меня только гитары…

– Эй, Кикка, ты тут?

Напуганная до смерти, девушка обмерла.

Ранее из окна, разумеется, донёсся голос Чиаки.

Поставив песню на паузу, она раздвинула шторы. Освещенная уличными фонарями, показалась голова с собранными в пучок короткими волосами; запыхавшаяся и покрытая потом Чиаки улыбалась. Кикка поспешно кинулась открывать створки.

– За-зачем? На второй этаж...

– А, пустяки. Это такой ход конем. М-м-м, можно войти?

Получив утвердительный кивок и протянутую руку, она запрыгнула в комнату. Это очень опасно - карабкаться по водосточному желобу, ставя ноги на маленькие выступы. И для чего она тут? А еще у меня не прибрано. Кикка с топотом оббежала комнату: сунула в шкаф футон, собрала в пакет разбросанный по полу мусор и бросила к парадному входу.

– И всё-таки у тебя лучше, чем у меня. Мы с сэмпай совсем не убираемся.

– Эм, ну, я это… прошу...

Предложив гостье низенькую подушку, сама села прямо на ламинат.

– Н-но... почему ты решила зайти через окно?..

– Потому что если звонить по телефону или долбиться в дверь, могут и не пустить, согласись. А если через окошко попроситься, обязательно впустят. Это мой коронный прием. Срабатывает каждый раз!

– Эм…

– Правда, испытывала его я только на Нао.

Нао.

Это она не про Хикаву Наоми, случаем?

Да кто он такой все-таки? И в каких отношениях с Кёко и Чиаки?

Кикка мучилась вопросами, но озвучить их так и не решалась.

К тому же в словесном подтверждении она более нуждалась. Потому что Чиаки села рядом, так, что они касались друг друга коленями, и протянула к ней один наушник.

– Сэмпай сказала, что тебе нельзя слушать. Мы немножко поссорились, так как я была иного мнения.

Ничего не спрашивая, Кикка просто взяла наушник и сунула его в ухо. Дисплей в руке Чиаки засветился бледно-голубым.

Послышались слабые крики. Похоже, запись концертная. Характерный для гитарного усилка зубодробительный нойз. Донесся голос Кёко: «...ветствую вас на культурном фестивале нашей школы!» Понятно: так эта запись группы времен старших классов. Нарастающий фидбэк. По четырем ударам приглушенного хай-хэта, которыми задавался такт, Кикка догадалась, что за барабанами сидит Чиаки. Живой гитарный риф в унисон с басом. И, словно прорезая небесную высь, появилась ещё одна мелодия – пронизывающее гитарное соло. Кикка обеими руками надавила на уши и согнулась пополам. Не сделай она этого, непременно что-нибудь закричала бы. Поливающий как из ведра мощный бит и ревущий вокал Кёко, в котором определенно был слышен звук её дыхания. Даже через несколько дней Кикку по вечерам не отпускал тот неокрепший и сладостный, но полный энергии голос. Который, напоминая велосипедную фару, не угасал даже в проливной ливень.

Все слезы, что долгое время копились внутри, сейчас, найдя выход наружу, застилали глаза. Она не пыталась их сдержать. Уткнувшись лицом в колени Чиаки, она зарыдала, слушая хлопанье крыльев Feketerigó, которые уже не вернуть.

Кёко запретила, Чиаки – наоборот – хотела, чтобы она услышала.

И только сейчас Кикка поняла, что за этим стояло.

Басист… Он не перестает сражаться. Один, окруженный словно сдавливающим весь мир звучанием остальной троицы, своим голосом и дрожанием струн врезáлся в песню наперекор пению Кагуразаки Кёко. Он сражался. Если брать в расчет только технику, Кикка в сто раз лучше. Но суть здесь не в этом.

Что же я наделала? Продолжая бежать в погоне за теми двумя, разбрызгивая пот и кровь - я не заметила, что на самом деле стою на месте, усердно заваливая собственные ноги мешками с песком. Группа нуждалась не просто в рядовом. Не в оторванном крыле и не в какой-то зажигательной искре. Необходим был боевой товарищ, способный в нужную минуту спалить себя дотла.

Вскоре песню заглушили шквальные овации. Кикка вынула из уха наушник. Она продолжала лежать, не поднимая головы, и ей в волосы проникли нежные пальцы.

– Услышала?.. – прозвучал чуть позже голос Чиаки.

Кикка потерлась мокрыми веками об её бедра. И лишь затем она заметила, что в суматохе сделала нечто совершенно непозволительное. В той же позе на корточках она потихоньку начала отползать от Чиаки. Её била дрожь – она еще не отошла от услышанного концерта. Тем не менее, опершись на угол стола, ей удалось приподнять верхнюю половину туловища.

Окутанная темнотой, она встретилась взглядом с мягким взором Чиаки.

Пока она смотрела в эти глаза, ей хватало решимости на любые слова.

– Этот… Нао, о котором ты упомянула… Ты всё еще ждешь его, да?

Она сама поразилась озвученному вопросу. Ведь оставалось еще столько всего, о чем она хотела бы расспросить. Однако Чиаки с печальной улыбкой покивала.

– Ага… Никак не могу забыть. Такая вот я глупышка.

«Но до моего уровня всё равно далеко», – подумала Кикка.

– И сэмпай, такая неуёмная, не сдающаяся, плюющая на общественные порядки, из-за того, что в самом деле не видит разницы между членом группы и возлюбленным, тоже, наверное, ждет...

Они обе не могут забыть.

Но, возможно, они понимают, что утерянного не вернуть. В ином случае, если бы они на самом деле верили в возможность возвращения, то название группы как есть отпустили бы в небо. Потому что однажды выпущенное из рук название станет узлом воссоединения.

Печальную действительность мира рок-музыки Кикка знала не понаслышке. Исполнение песен в группе под тем же названием означает, что они понимают, что тот, кого они ждут, никогда не вернется.

Поэтому...

– Я… заставлю забыть! – заявила Кикка.

Чиаки, продолжая улыбаться, смущенно сдвинула брови.

– Нет, это невозможно… Мы с Нао связаны уже лет пятнадцать, моё сердечко до сих пор трепещет при любой с ним встрече, и я не нахожу себе места, стоит увидеть его лицо. Его образ будто отпечатывается внутри. Такая вот тоска.

– Я проявлю невиданную настойчивость, и всё будет хорошо. Раз ваша связь длится пятнадцать лет, то значит, я через двадцать заставлю о ней забыть.

Кикка сама плохо представляла, о чем болтает. Ей виделось, будто блуждающий эхом в ушах бит Feketerigó, потихоньку добравшись до её руки, вместе с её собственной басовой партией паутинкой тянется с кончиков пальцев.

– Двадцать лет, говоришь… Но ведь нам тогда по сорок будет.

– У рок-музыки нет возрастных ограничений!

Чиаки залилась смехом. После этого она поднялась и сунула айпод в карман.

– Что ж, это хорошо. Хорошо, если ты будешь рядом... Надеюсь, это поможет позабыть тупицу Нао.

Ничего себе она о нем отзывается, подумала Кикка. Будто бы её устами Хикава Наоми, с которым она еще даже не встречалась, уже заявил о своей победе.

Но раз уж Кикка далеко не лесбиянка, да и разговор не о любви, то она уже знала, что ей делать. Возможно, и Чиаки догадывалась. Перед тем как выйти из комнаты, Кикка погладила свой любимый красный Fender Jazz Bass, сожалея о предстоящей разлуке.

Приехав домой к родителям, она явилась с повинной, показав им заявку на отчисление. Уладив прочие дела, в студии на Отяномидзу показалась лишь через неделю.

Спустившись на лифте до второго подземного этажа, по пропахшему сигаретным дымом коридору она направилась в их обычную студию номер семь, кланяясь при виде знакомых лиц. Ремень от гитарного кейса до боли вгрызался в плечо. Теперь вес казался еще большим, чем раньше. Наверно, это даже хорошо. Ведь это – оружие.

Свернув за угол, она увидела человека, прислонившегося к красного цвета звукоизолированной двери. Длинные черные волосы колыхнулись, пронзительный взгляд ухватил Кикку.

– Извини! – опустила она голову.

Затем, как в поле зрения Кикки оказались кончики сапожек, её схватили за плечи, притянули, и в следующий миг она, едва пискнув, оказалась в крепких объятиях Кёко. Кровь прилила к голове, по щеке лизнули мягкие черные волосы.

– Хочу, чтобы ты была с нами хотя бы до окончания зимнего тура. Как тебе такой компромисс?

Слащавый голос и жаркое дыхание проникли в уши Кикки. «Ого, неужели она и впрямь может всё предвидеть», – с содроганием подумала Кикка.

Она с самого начала всё понимала, в этом я уверена. Если бы она заставила меня прослушать запись группы, когда в ней играл Хикава Наоми, позволила бы ощутить привкус соперничества – каким бы тогда оказался мой выбор?

Поняв, что оказалась застигнута врасплох упреждающим ударом Кёко, Кикка уже ничего не могла сказать. Она напрягла руку, чтоб отодвинуться от Кёко, и лишь несколько раз кивнула. В этот миг глаза революционера любви увлажнились, словно у маленькой девочки. Гадая, не притворствует ли, Кикка в смущении крепко стиснула её руку.

– Эм… Всё в порядке. Но как только кончатся зимние гастроли, я покину группу. Ради того, чтобы научиться сражаться разными способами. С продюсером насчет работы мы тоже побеседовали. Поиграв с разными группами, я стану еще сильнее.

Это мой выбор.

Наверняка Чиаки, принеся тем вечером запись, верила, что Кикка останется с ними. Хоть своим решением она и предает чувства подруги, но ей нельзя вечно быть рядом с ними, иначе ей жизни не хватит, чтобы за ними угнаться.

К тому же...

– Я отличаюсь от этого жестокосердного мужика по имени Наоми. Потому что я непременно вернусь.

Кёко, раскрыв руки, еще раз обняла Кикку и, забывшись, начала покусывать её за мочку уха. Все музыканты, кто протискивался рядом, как на подбор пучили глаза: «О-о, Кёко неисправима, средь бела дня такое творит…» Из-за этого смущенная Кикка брыкалась, словно кошка, пытаясь вырваться, но сил не хватало. Так они и простояли целых пятнадцать минут.

После этого Кёко заливисто рассмеялась и открыла звукоизолированную дверь. Кикка шагнула внутрь. Раскатистая барабанная дробь прервалась. Взвились коричневые волосы, радостное лицо, покрытое бисеринками пота, повернулось в сторону вошедших. Только рука, со свистом взмывшая вверх, так и осталась висеть в воздухе.

Поэтому Кикка только хихикнула в ответ.

Вынув из кейса Jazz Bass, она быстро настроила гитару. Взяла свободный конец подключенного к усилку экранированного кабеля. Окинув взглядом наполненную словно вводящим в оцепенение гулом комнату, она набрала полные легкие воздуха, который отдавал металлическим привкусом, и впервые вложила заряд из руки в инструмент, висевший на шее.

1. ↑Компания «Ивай Сёкай» занимается производством велосипедов под маркой «Ган Вел»