1

К счастью, все обошлось.

Восемь роботов слегка пострадали, жертв не было. Больше всего досталось прямому маршруту, но через два дня сообщение уже было восстановлено, а через три – убраны последние камни.

Староста решил сохранить в тайне от поселенцев обнаружение тайной комнаты. Он считал, что сперва нужно исследовать ее.

Прошло пять дней после землетрясения.

– Висея! Висея Токсин! – позвала я – одетая медсестрой, кстати, – выйдя в коридор.

Шумевшие в комнате ожидания дети тотчас замолкли, и ко мне подошла девочка.

– Как тебя зовут?

– Регистрационный номер 00218, Висея Токсин, – выпрямив маленькую спину, назвалась она.

– Хорошо, Висея, молодец.

Я погладила ее по голове, и девочка довольно заулыбалась.

– Сенсей, Вискария-сенсей!

– Минуту.

Зашумела вода, и вскоре вышла Вискария в белом халате. Она мыла руки.

– Прости за ожидание, э-э... Висея, да? На что жалуешься?

– Ну, – девочка положила руку на живот и жалобно подняла взгляд. – Вот здесь болит.

– Бедняжка... Как именно болит?

– Как будто винты скрипят.

– Понятно, – кивнула Вискария и шевельнула щупами. – Тогда ложись сюда.

– Вы вскроете мой живот?

Встревоженная Висея опустилась на кушетку.

– Не бойся, – ласково посмотрела на нее Вискария. – Будет совсем не больно. Я сделаю все очень быстро.

– Правда?

– Правда, – с нежной улыбкой успокоила она еще немного нервничающего ребенка. – А теперь будь умницей и отключи свой контур разума.

– Ладно.

– И контур управления.

– Угу.

Замечу, что роботы обладают тремя главными контурами. Контур разума – это, так сказать, человеческий мозг, он выступает контролирующим органом всего тела. Контур управления заменяет собой нервы и спинной мозг и разносит команды контура разума по всему телу. А контур безопасности не дает первым двум выйти из-под контроля.

– Сенсей... пожа... луйста...

Голос Висеи прервался, свет в глазах погас. Убедившись, что контур разума перешел в спящий режим, Вискария приступила к обследованию.

– Ну-ка посмотрим...

Она закатала металлическим щупом футболку Висеи, обнажив белый живот, аккуратно надавила на прелестную впадинку пупка, слегка повернула, и нижняя часть живота с тихим шорохом открылась.

– Хм, угу...

Вискария с серьезным видом осматривала тело. Вытянувшийся из кончика пальца щуп извивался, подобно живому существу, снимал полупрозрачную мембрану, обнажал внутренние цепи.

– Ага, все-таки оно...

– То есть?

Я взглянула на девочку через плечо механика.

– «Воспаление» батареи, – пояснила Вискария и зажгла свет на кончике щупа.

Один из аккумуляторов в животе Висеи деформировался и стал похож на кусок расплавленной пластмассы.

– Еще одна замена?

– Да. Та же деталь, что и в прошлый раз. Но...

– Что?

– Живот может болеть и после замены, – Вискария нахмурилась – узор глубоких морщин напоминал годичные кольца – и добавила. – Спецификация HRM1103. Деталь 01102С.

– Секунду.

Я прошла в смежную комнату, хранилище, и окинула взглядом тянущиеся до самого потолка и заполненные запчастями для роботов шкафы. Важнее них была только Белоснежка.

– HRM1103. 01102C, – громко повторила я.

Одна из полок засветилась, тускло люминесцирующий синий ящик выехал автоматически. Значит, обозначенная деталь существовала. Я вытащила серебристый предмет, похожий на баумкухен*, и вернулась в диагностический кабинет.

– Вот эта, да?

– Ага. А старую выброси.

Лежавшая на кушетке деформированная, «воспаленная» батарея Висеи до неузнаваемости отличалась от новой. Я поняла, как сильно страдала девочка, и мое сердце сжалось.

2

После Висеи мы осмотрели еще где-то десяток пациентов и закончили с утренними посетителями.

– И сегодня их много... – Вискария упала на диван и с хрустом размяла шею.

Если робот долго сосредотачивается на чем-то, в его контуре разума накапливаются так называемые ошибки, выливающиеся в недомогание.

– Ты в порядке? Последнее время ты работаешь без передышки.

– Ничего. Во всяком случае, я не провожу за рулем ледомобиля более сотни часов в неделю, как ты.

– Не перенапрягайся.

Вообще, Вискария была экспертом по части техники, так что все «железо» как-то само отошло к ней. Вероятно, мы могли установить себе ее ремонтное программное обеспечение, как бы пилюлю приняли, но из-за слабой оснащенности ничего бы толкового не сделали.

– Похоже, заменители кончаются...

За прошедшую сотню лет мы каждый день проверяли, чистили и ремонтировали «веретено» главного компьютера, колыбели хозяев и лес Рем вокруг, однако Белоснежка оставалась куском металла, время неуклонно подтачивало ее. И вот однажды, через семьдесят лет после ухода под землю, запчасти для нее подошли к концу.

Мы пребывали в растерянности. Белоснежка грозила сломаться и убить наших любимых хозяев. Существовал ли способ раздобыть детали?.. После долгих размышлений мы нашли один, единственно пригодный в нашем ледяном, скудном на ресурсы мире.

Извлекать.

Мы извлекали собственные детали, перерабатывали их и вставляли в Белоснежку.

Однако тут же обнаружилась проблема. Вследствие дефектов в сочленениях доноры теряли подвижность. И тогда мы прибегли к заменителям из схожих материалов.

Каждый день мы вставляли новые части, и вскоре полностью перешли на них.

Вискария как-то раз объяснила, что кустарные детали идеально подходить не будут, как бы мы ни старались, и темпы их изнашивания ускорятся. Из-за чего роботы легче будут выходить из строя. Тем не менее поселенцы толпой ринулись предлагать свои компоненты.

У меня тоже были заменители, семнадцать штук: два в голове, два в правой руке, три в левой, один в правой ноге, два в левой и семь в теле.

Сперва элементы забирали только у взрослых, но потом и дети храбро стали предлагать себя. На сегодняшний день дети имели в среднем 4,2 замененные детали, взрослые – 11,3.

Дин-дон, дин-дон. Звон, точно у коровьего колокольчика, ознаменовал окончание перерыва.

– Так, нам пора.

Вискария встала с дивана и поправила воротник белого халата.

– Амариллис, сколько пациентов после полудня?

– Э-э, трое с часа дня, четверо с двух и...

В этот момент...

– Стоп, что ты сказал?! – прозвенел девичий голос.

– Я-я-я-я-я не пойду к врачу.

– Ты совсем дурак?! Хватит тут храбриться, мусор!

– Я-я ненавижу больницы. Ненавидел и буду ненавидеть.

И затем я услышала знакомый шум: «гэ-э-эпи-и-и». Мы с Вискарией переглянулись.

– Срочные больные первыми, – она пожала плечами, сдвинув берет пониже.

3

Прошло еще две недели.

Ледяная сцена ослепительно переливалась в свете прожекторов, будто кристалл. Центр большого зала заняли места для зрителей – всех поселенцев, коих насчитывалось больше трехсот.

Наступил долгожданный Молитвенный фестиваль. Накал страстей жаркими волнами омывал сцену, пытаясь растопить ее. Праздник грозил затянуться с утра и до ночи, поэтому все работы были приостановлены. Я тоже думала насладиться торжеством, пока не дойдет очередь выступать, но...

– Почему ты сидишь рядом со мной?

– Ладно тебе. Не будь так строга.

– Места расположены в порядке выступлений. Тут сидит староста.

– Старик разрешил мне.

– Гх... Староста...

Этот ловелас забрал мои редкие желанные минуты отдыха.

– Эй, хватит меня трогать.

– Хе-хе-хе.

Так продолжалось снова и снова, и время до начала пролетело незаметно.

Там... Там-та-та-та-та-та-там, там, там♪

Секстет весело задудел в трубы.

– Довольно томить! – Вот и они! – Они зде-е-е-есь!

Публика ревела и визжала.

– Сто восьмой Фестиваль молитв о возвращении хозяев объявляется открытым! – певуче провозгласила ведущая, Каттлея, и зрители ответили бурными овациями. – Сейчас с поздравительной речью выступит староста.

Все снова захлопали. Появился Камомиль. Катящаяся по сцене голова выглядела жутко, как у зомби из ужастика.

– Вот и я, староста Камомиль! – произнес он то же, что и последнюю сотню лет.

– Староста! – До сих пор живой?! – Как мило! – донеслось из зала.

– Как вы все знаете, Фестиваль молитв о возвращении – это ритуал, чтобы наши любимые хозяева крепко спали и в один прекрасный день вернулись к нам. Другими словами...

Молитвенный фестиваль – это традиционный праздник с вековой историей. Сперва он представлял собой обычное возношение «молитв» хозяевам, но с течением времени сюда добавились пение, танцы и прочие развлечения. Конечно, мы веселились и сами, но главной целью стояла отработка навыков для последующей демонстрации проснувшимся хозяевам. Порядок выступлений определялся голосованием, в основе которого лежал принцип: «Сделает ли это хозяев счастливее?»

– Другими словами, Молитвенный фестиваль – это не только развлечение, но и достойная причина, чтобы мы в своем горе по хозяевам...

Речь старосты затянулась где-то на полчаса...

– Слишком долго! – Хватит уже! – Слезай оттуда! – закричали ему.

Так повторялось каждый год. Камомиль появлялся на сцене под гром аплодисментов, а уходил конфузливо, провожаемый неодобрительными воплями.

– Не бросайтесь ничем! И винтами тоже! – призывала к порядку ведущая Каттлея.

После персонал выметал со сцены винтики и колпачки (а после возвращал владельцам), и хор труб возвещал о начале выступлений.

«Вот и оно».

– Пара номер один! Поприветствуем, Цеолярия и Кёрл*! – изящно произнесла Каттлея, и на лед вышли мужчина и женщина.

Цеолярия выглядела как восьмидесятилетняя домохозяйка. Она была роботом-заменителем для человека, потерявшего жену и желавшего скрасить одиночество. К слову, она пережила его. Кёрл когда-то работал в знаменитом оркестре, а сейчас возглавлял музыкантов поселения.

– Признаться честно, выступать первой несколько боязно. Я исполню «Мятное бытие», которое любил мой покойный муж.

Цеолярия элегантно поклонилась, толпа зааплодировала и затихла. Все знали, что надо помолчать. Кёрл, ее партнер, стоял позади и чуть в стороне с неизменным электронным альтом.

Потекла непрерывная мелодия, и Цеолярия запела.

Давным-давно, до жизни рождения

С неба ангелы божьи спустились.

Плач их дождем обратился спасения,

Так воды роди́лись, так воды роди́лись.

Ясным, но мрачным голосом пела она гимн о сотворении мира. В зале повисла серьезная атмосфера, все приуныли, загрустили. Цеолярия выступала с одной и той же песней последние тридцать лет, но всякий раз я находила в ней новое.

– Вот и все. Спасибо за внимание.

На сцену вновь обрушились громоподобные аплодисменты. Цеолярия и Кёрл поклонились и сошли со сцены по боковой лестнице.

«Красивая песня...»

Прикрыв глаза, я наслаждалась отголосками эмоций.

– Продолжаем, пара номер два! – опять заговорила Каттлея. – Маленькая Висея и Граян* представят шоу фокусов!

4

Представления продолжались.

Пары из мужчин и женщин пели, разыгрывали сценки, миниатюры, показывали фокусы, мандзаи*, пародировали других личностей. Нам показывали и классические, знакомые вещи, и совершенно новые. Зал оживленно шумел. Я сидела среди зрителей, изредка хлопая, изредка шлепая Айсбана по распущенным рукам.

Прошло два часа после начала.

– А теперь пара номер двадцать пять. «Лошадки» маленькой Дейзи и Гэппи.

«О, вот и они».

Я нагнулась вперед. Декорации сменились, теперь они показывали поросший травой луг, как и в детском саду. К нам выехала Дейзи верхом на Гэппи.

– А-ха-ха! – Это же Гэппи! – Утильный Гэппи!

– Я-я-я-я не утильный, ни капли.

– Ай, замолчи уже.

Дейзи хлопнула его по голове, и зрители снова засмеялись.

– Ну же, вперед!

– П-понял!

Девочка лягнула чуть ли не падающего Гэппи по груди. Тот медленно, неуклюже поехал вперед, скрипя гусеничными ногами.

– Отлично, а теперь вы станете свидетелями величайшего прыжка в истории! – провозгласила Каттлея.

На сцену вывезли «стену» изо льда.

– Эй, секунду.

– Что?

– Прыжок... – зашептала я сидевшему рядом Айсбану. – Они что, хотят перепрыгнуть эту стену?

– Скорее всего.

На первый взгляд преграда была в три раза выше Дейзи. Она ни за что не перепрыгнула бы ее на Гэппи

Совершенно невозможно.

Зрители также зашептались.

– Перепрыгнуть через это? – Да вы шутите, да? – Не получится.

Однако Дейзи уверенно отвела «лошадь» назад для разбега.

– Нет, это слишком опасно.

Я встала. Нельзя допустить, чтобы они врезались в стену.

– Ну, подожди немного.

Любитель девушек схватил меня за руку.

– Отпусти меня, – я одарила его гневным взглядом.

– У них есть план.

– Э?

– Взгляни, – Айсбан указал на сцену. – Похоже, перед стеной расстелили ткань, да? Думаю, под ней платформа для прыжка.

– Откуда ты знаешь?

– Есть похожий трюк.

Ну да, он прав, на травяной подстилке что-то есть.

– Так они смогут перепрыгнуть через стену?

– По идее.

Я снова села. Если Айсбан был прав, я только испорчу выступление.

Народ зашумел. Я прищурилась и увидела, что разбег начался. Гусеничные ноги отчаянно крутились, казалось, из них сейчас брызнут искры. Все затаили дыхание, гадая, чем закончится безумное намерение. И когда они почти врезались... Гэппи ушел вниз, и затем отдача подбросила его.

Ах!

Предполагалось, что они подлетят на несколько метров. К несчастью, оба потеряли равновесие и с грохотом упали на головы, отскочив, словно резиновые мячики.

– Дейзи! Гэппи!

Я рефлекторно вскочила и молнией взбежала на сцену.

– Как вы?!

Я подняла неподвижного Гэппи.

– Гэ-гэ-гэппи... – слабо простонал он и уронил полусферическую голову.

И тут...

– Дурак!.. – закричала покрасневшая, кипевшая от ярости Дейзи. – Еще бы немного... Гэппи, ты дурак! Мусор! Металлолом!

Похоже, она получила небольшие повреждения.

– Я-я-я-я-я! – попытался возразить Гэппи. – Я-я не мусор.

– Заткнись, мусор! Мы столько тренировались! Из-за тебя мы провалились!

– Я-я-я-я-я-я-я старался, как мог... Сама виновата, Дейзи!

– Что ты сказал?!

Дейзи округлила глаза, затряслась от злости и взвизгнула:

– Гэппи, я ненавижу тебя!

А затем она, не оборачиваясь. убежала.

5

Дейзи не вернулась даже после перерыва.

Боже мой...

Я хотела поискать ее, но не могла оставить дымящегося Гэппи и отнесла его в лазарет.

– Да, повреждения есть, – медленно проговорила Вискария, увидев мальчика. – Ну, в остальном положись на меня и возвращайся на фестиваль.

– Но...

– Да это просто поверхностная вмятина. Не волнуйся.

– М-м... Но я хотела бы остаться, пока ты его не починишь.

Так вышло, что ремонт занял больше двух часов...

– Упрямство Дейзи приносит одни хлопоты... – пробормотала я, покинув лазарет.

Утренние выступления закончились, близился мой черед, поэтому я быстро вернулась на место.

– А ты не торопилась.

Закинувший ноги на сиденье впереди Айсбан весело взглянул на меня.

Я решительно села, не скрывая презрения к нему.

– Ох и задам я ей хорошую трепку.

– Оу, да ты сердита.

– Они поссорились на сцене во время Молитвенного фестиваля. Какое неуважение к нашим хозяевам.

– Может, вышло бы интереснее, если б они с самого начала ругались?

– Дурак ты.

Я стукнула по его светлой шевелюре.

И тут...

– А теперь пара номер пятьдесят пять! Амариллис и Айсбан представят... Э?

Каттлея ошеломленно уставилась на список.

– Французский поцелуй!

Я тоже остолбенела.

– Ч-ч-ч-ч-ч-ч-ч-что?!

– Э-хе-хе-хе-хе-хе, сама же слышала!

Я схватила парня за грудки и встряхнула так, что голова замоталась.

– Что-то не припомню!

– А разве я не сказал? – ухмыльнулся Айсбан. – Я получил разрешение у старика!

А!

Я вспомнила. Он же сообщил, что поговорил со старостой, когда сел рядом.

– Я думала, ты о своем зрительском месте...

– Что? Хочешь сойти с дистанции?..

– Гх... Ты все подстроил.

Я сердито уставилась на этого бабника. Да уж, загнал он меня в угол.

– Можешь называть меня стратегом, – хихикнул он.

– Я не буду исполнять ф-французский... французский поцелуй.

– Первый раз?

– Замолчи!..

Я хлопнула по голове этого извращенца.

– Амариллис! Айсбан! Ваш выход! – громко позвала Каттлея.

– У-у...

Дело плохо. Так и до дисквалификации недолго. Молитвенный фестиваль проходит раз в году, и если я откажусь от участия, то не объяснюсь потом перед хозяевами. Но иначе мне придется поцеловать его!..

Пока я ломала голову...

– Ладно, – поднял брови Айсбан. – Не откажешься спеть?

– Э?

– Давай поднимемся на сцену и споем дуэтом. Это же тебя устроит?

– Это...

Да, лучше глубокого поцелуя, но...

– А ты вообще умеешь петь? Я буду петь...

– «Спокойной ночи, дорогие хозяева».

!..

Я сглотнула.

– Хе-хе-хе.

Айсбан уверенно улыбнулся и подтолкнул меня сзади.

– Решено.

Я почувствовала, что попала в ловушку или что-то вроде того.

6

Белый свет резал глаза.

Казалось, я стою не на искусственной кристаллической сцене, а под ярким солнцем. Взгляды зрителей острыми стрелами пронзали сердце, я оцепенела от робости.

– Что, нервничаешь?

– Н-ни капельки.

Я приоткрыла губы и убедилась, что голос дрожит не слишком заметно. Признаться, внезапная смена партнера выбила меня из колеи. Однако фестиваль проходил раз в году, в случае провала я еще долго не восстановлю репутацию.

– А нельзя было воспроизвести запись?

– Нельзя. Мы на сцене, значит надо петь по-настоящему.

– Тоже верно.

Айсбан ни капли не нервничал. А я никак не могла понять, считать мне его мерзким или же надежным.

Заиграла музыка, окутав нас стеной грусти. Пора начинать.

«Три, два, раз!..»

Спите сном спокойным крепко...

Я пела, сложив руки перед грудью и сдерживая напряжение. К величайшему удивлению голос Айсбана идеально совпадал с моим.

«А?..»

Вы в моих объятьях верных.

День придет и миг придет...

Я просто диву давалась. У моего партнера оказался сильный, достаточно внятный голос, Айсбан идеально контролировал его звучание.

«Э-это превосходно!..»

Ради вас весь мир падет.

Пробужденья ожидайте,

Во сне часы коротайте.

Наше исполнение вызывало у меня ассоциацию с совместным управлением ледомобилем.

Я впервые исполняла на публике эту песню, немного переделанную из колыбельной. Однако Айсбан неотступно следовал за мной, и к хуку* я тоже начала испытывать наслаждение.

А вот и кульминация.

Да озарит вас свет сейчас,

И будущее огнем слепящим в руки снизойдет.

Мир и дни грядущие в вашей власти,

А вы принадлежите мне.

Люблю я вас бескрайне.

Я закончила. Зрители молчали.

И затем...

Все разом поднялись на ноги и оглушительно зааплодировали.

Невероятно...

Мне хлопали и на прошлом фестивале, однако в этот раз особенно сильно, на ледяном потолке аж появились трещины. Такого не случалось даже шестнадцать лет назад, когда я выиграла особый приз.

– Изумительно! – Потрясающе! – слышала я, и мои контуры накалялись до предела.

«Но когда он успел выучить эту песню?»

Я взглянула на Айсбана, посылавшего в толпу поцелуи, и внезапно вспомнила его слова:

«Красиво. Сколько раз ни слушаю, а, кажется, никогда не надоест».

Ясно. Да, все верно, он же слышал, как я пела колыбельную около Белоснежки.

Так вот когда он запомнил ее.

– Ну, разве не здорово вышло?

Айсбан задорно улыбался, как нашкодивший мальчишка.

Мое сердце трепетало.

– Главный приз этого года получает пара Амариллис и Айсбана!

Вручение награды происходило под аккомпанемент оваций.

– Поздравляем, Амариллис! – Так и знала! – Молодец, сестренка!

На нетвердых ногах я взошла на сцену и приняла выигрыш. Никогда еще титул победителя не доставался мне, и уж тем более я не думала, что на помощь придет Айсбан. В одиночку я вряд ли добилась бы всего, надо будет поблагодарить его... Однако парень не явился на церемонию награждения, сославшись на усталость. Жалко, я была бы не против разделить с ним радость. Позже отдам ему приз.

Особый приз отошел Цеолярии и Кёрлу с их «Мятным бытием», самой трудолюбивой признали пару Висеи, а утешительный приз за второе по неудачности выступление присвоили Дейзи и Гэппи. Первая еще не вернулась, а второй по-прежнему лежал в госпитале. Редко когда сразу пара выступающих не показывалась на награждении.

Молитвенный фестиваль подошел к концу. Я получила от него максимум впечатлений: выиграла главный приз и спела хозяевам с гордо поднятой головой.

Ночью я пела перед Белоснежкой, ощущая небывалый восторг. Колыбели со спящими хозяевами отвечали слабым свечением.

Так закончился последний Молитвенный фестиваль.

1. ↑ Буквально «дерево-пирог». Немецкая выпечка в виде многослойного кольца.
2. ↑ Согласно предположению анлейтера, цеолярия – сокращение от «кальцеолярия», кёрл – от ivory curl, оно же Buckinghamia celsissima – растение рода Buckinghamia с длинными соцветиями кремового цвета.
3. ↑ Анлейтер полагает, что это сокращение от grayanotoxin, который у нас известен под названием «андромедотоксин», токсин, содержащийся во многих растениях семейства Вересковые.
4. ↑ Традиционный комедийный жанр в Японии, который подразумевает выступление на сцене двух человек: цуккоми и бокэ, шутящих с большой скоростью. В то время как бокэ совершает глупости, цуккоми пытается над ним пошутить.
5. ↑ Часть песни или композиции, которая каким-либо образом выделяется и особенно нравится слушателю.