Директор сиротского приюта, где я вырос, был ни хорошим, ни плохим – он был безразличным.

– Какой отстой, все наши дни рождения первого января, – ворчали порой дети.

(П.п.: Дата выбрана не случайно. В Корее 1 января – это и Новый Год, и «день изменения возраста». Вне зависимости от того, когда у корейца ДР, с 1 января он добавляет себе один год к возрасту.)

– Ему просто надоело праздновать дни рождения несколько раз в год.

– Как меня зовут? Ким Мэн Джа?

– Естественно, у нас у всех фамилия Ким. Например, я, Ким Хан Би… Просто Хан Би.

(П.п.: Директор давал детям необычные имена. «Гон Джа» на китайский лад – это Конфуций, китайский мыслитель и философ. Хан Би – Хань Фэй, китайский идеолог и реформатор. Мэн Джа – Мэн-цзы, китайский философ и мыслитель.)

Я разделял это недовольство даже после того, как вошел в башню. Но прошло время, и мне довелось повстречать разных людей. Я встретил Королевского Меча, Мастера, Равиэль и многих других. Поэтому сейчас мне подумалось:

– Почему директор поступал так?

Странно, но он будто изо всех сил пытался сделать так, чтобы мы не знали, насколько сильно он нас любит.

– Разве он не любил нас?

Я вспомнил разговор, что произошел у нас с директором в день, когда я поступил в среднюю школу. Я задал директору вопрос, он с серьезным видом посмотрел на меня и сказал: «Подожди денек». Всякий раз, когда директору задавали сложный вопрос, он откладывал ответ со словами «Подожди денек». И на следующий день он сказал:

– Вчера ты спросил, почему бы мне не любить вас больше.

– Да…

Весь день мне было стыдно за свой вопрос, но директора как будто совсем не заботил мой смущенный вид. И спустя день, когда он упорядочил все свои мысли, он дал мне четкий ответ:

– Гон Джа, легко сделать вид, что ты обычный человек. Это проще пареной репы. Можно сделать вид, что ты умный, сильный, заботливый или что-то на самом деле знаешь… Ты ведь тоже так делаешь со своими друзьями? Это касается и меня, человека, что дал вам имена древних мудрецов. Все взрослые просто делают вид, – директор сделал жест, как при умывании. – Все люди носят маски. Нет необходимости избавляться от этих масок. Но когда ты привыкнешь к ней, в какой-то момент ты забудешь, что носишь маску. И я забыл об этом. Предпочел забыть.

Директор внимательно посмотрел на меня, дабы убедиться, что я понимаю, о чем он.

– Что бы ты подумал, если бы я разозлился на тебя?

– Эм… Подумал бы, что у Вас сегодня был тяжелый день?

– Да, точно, – усмехнулся директор. – Прости, иногда так и случается.

Это случалось примерно раз в месяц.

– В любом случае, ты знаешь меня как человека, который иногда злится и ругается на тебя, – потом директор добавил: – А что если бы ты знал меня как человека, который вас любит? Тем, кто всегда говорит «я люблю вас». Тем, кто с радостным смехом говорил бы: «Вы мое счастье». Тем, кто обнимал бы вас со словами: «Вы – самое лучшее, что есть в моей жизни». Что, если бы я был таким человеком, но примерно раз в год я бы злился и кричал на тебя?

Директор покачал головой.

– Тогда бы ты подумал: «Почему директор сердится на нас?» Ты бы не понимал, что происходит, ведь ты считал, что я люблю вас больше всех на свете.

«Почему директор злится на тех, кого любит больше всех на свете?»

– Вы все еще маленькие, так что ты бы в итоге пришел к самому простому ответу: «Должно быть, я сделал что-то не так», – директор вздрогнул. – Даже если бы я злился только раз в год, Гон Джа, за десять лет собралось бы десять случаев. Даже если ты запомнишь только половину из них, получится пять. И пяти воспоминаний достаточно, чтобы повлиять на твою личность.

Директор замолчал на какое-то время.

– Я не хочу этого, – пробормотал директор. – Ты помнишь меня как недовольного и раздражительного человека. Ты думаешь обо мне, как о человеке, которому надоело праздновать дни рождения. Это правда. Но это не ваша вина, вы не сделали ничего плохого. И я не испорчу вас. Вы станете сильными. Я хочу, чтобы вы стали сильными.

В кабинете директора к стене был прикреплен листок формата А4, распечатанный на принтере. Он был повешен прямо напротив директорского стола и воспринимался неотъемлемой частью интерьера, как, например, узор на обоях, линолеуме или что-то вроде того. Но в тот день я украдкой смотрел на этот листок.

«Я, вместе с другими людьми, семьями, коллективами, общинами и обществом в целом, обязуюсь сделать все, чтобы каждый человек мог насладиться жизнью, основываясь на вере в человеческое достоинство и социальную справедливость.

Я всегда буду на стороне людей, которые страдают или игнорируются обществом. Я буду защищать их права и интересы, бороться с несправедливостью и безнравственностью. Я не буду ставить свои интересы выше общественных.

Я обязуюсь следовать этическому кодексу социального работника. Как социальный работник, я буду посвящу свою жизнь чувству морального долга и ответственности.

Я торжественно клянусь исполнять все вышесказанное по своей доброй воле».

Я посмотрел на директора. Тот, погруженный в свои мысли, уставился в пустоту. И его черные глаза… Этот взгляд черных глаз навсегда остался в моей памяти.

***

– Прости, Равиэль, но сегодня я не смогу пойти вместе с тобой, – сказал я, подойдя к школьным воротам.

– Ладно.

Равиэль посмотрела на меня. Ее взгляд медленно опустился и задержался на моей руке. На руке, в которой я держал ладонь кого-то другого – Убийцы Небесной Звезды.

Я взял его за руку и тащил за собой всю дорогу. Но он даже не спросил, почему я схватил его и куда тяну.

Равиэль спокойно наклонила голову:

– Порой ты так странно себя ведешь, милый. Говоришь загадками, делаешь что-то только тебе понятное. Но я считаю, что эта сторона твоего характера самая лучшая, – пробормотала она. – Как твоей душе будет угодно. Делать, что пожелаешь. Тебе не нужна моя помощь?

– Пока нет. Но я скажу тебе, если что-то изменится.

– Понятно. Все как всегда.

Равиэль чмокнула меня в лоб и недолго думая, развернулась и села в лимузин. Машина, которую вел дворецкий, похожий на императорского лакея, скрылась в конце дороги.

– Что ж, тогда… – я снова посмотрел на Убийцу Небесной Звезды. – Пойдем.

– Куда?

– К тебе домой.

Убийца Небесной Звезды впервые засомневался. Его бросило в дрожь, но я был непоколебим. Для начала я решил навестить его родителей и принести им извинения.

«Не знаю, как распутать этот клубок».

Естественно, извинения не положат конец этой травме. Проблему так просто не решить. По мере того, как сложность возросла, оказалось, что и сама травма стала этапом, из которого нужно найти выход.

«Нужно начать с малого».

Как всегда. Но мои попытки справиться с этой травмой с самого начала не увенчались успехом.

– Вот.

Когда я увидел «дом», к которому меня привел Убийца Небесной Звезды, я потерял дар речи. Это была свалка.

У подножия горы располагался небольшой участок, окаймленный соснами, а пустырь между деревьями был настоящей мусоркой. Здесь неряшливо валялись пластиковые бутылки, грязный пенопласт, кипы макулатуры, которую выбрасывали горожане.

Посреди этой свалки стояла небольшая хибара.

«■■ живет на помойке. Всю его школьную форму и сменку можно переработать. Единственный мусор, который не подлежит переработке – это ■■.»

Моя голова раскалывалась. Я думал, что это были просто злые слова. Вот сукины дети.

– Где твои родители? Они на работе?

Эту хибару нельзя назвать домом, это едва ли убежище. Кое-где зияли дыры из-за того, что стены не доходили до крыши. Сама крыша была обита серым пластиком.

– Мой отец собирает и сдает мусор на переработку.

Пластиковые отходы окружили хибару, как ров у стен крепости. В отличие от другого мусора, окружавшего лачугу, пластик был чистым. Видимо, из-за этого казалось, что хибара стоит на песчаном берегу из белого пластика.

– А мама?

– Ее нет.

Понятно.

– ■■, это твой друг?