Рашта была уверена, что ее ребенок исчез навсегда, но решительные манеры виконта вызывали у нее сомнения.

— И Рашта, подумай хорошенько. Что подумают люди, если я вдруг исчезну после того, как сказал, что ты беглая рабыня? Разве они не сказали бы, что император пытается что-то скрыть?

Рашта привыкла слышать, как Ротешу говорит так, словно хочет растоптать ее, но его голос вдруг приобрел приятный оттенок. Она с трудом сглотнула.

— Кроме того, нельзя же так невинно жить в Императорском дворце. Вокруг так много обмана, как ты можешь оставить такую работу кому-то, кто не знает твой секрет?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты глупое создание, я говорю, что ты должна перенаправить враждебные взгляды на кого-то другого. Я уже все о тебе знаю. Другими словами, я вполне могу быть твоими руками и ушами.

— Мне не нужен кто — то вроде тебя!

Виконт Ротешу закричал на нее:

— Игра в переодевание не сделает тебя леди, Рашта. Возможно, через некоторое время ты сможешь стряхнуть с себя прошлое и быть принятой среди знати, но к тому времени ты уверена, что все еще будешь наложницей, которую любит император?

Глаза Рашты задрожали:

— Император говорит, что любит только Рашту.

— Возможно. А может, и нет. Ну, как бы это сказать… ты ведь не забыла моего сына, не так ли?

Рашта прикусила губу. Сын виконта, который шепотом клялся ей в любви, начал меняться с приближением рождения ребенка Рашты. Вначале он был настойчив и упрям, но постепенно выдохся.

После того как ребенок умер, Рашта умоляла его бежать вместе. В конце концов он сказал ей:

«Я люблю тебя, но не хочу менять свою жизнь ради тебя. Ты выглядела так, словно застряла в трясине, и я хотел спасти тебя от этого. Но я ошибался. Ты — трясина, и я не могу спасти тебя от нее. Даже дети, рожденные нами, будут втянуты в эту трясину и пойманы в нее.»

В тот несчастный день Рашта потеряла не только ребенка.

Рашта сжала кулаки, и кровь начала сочиться из тех мест, где ногти впивались в кожу. Вместо того чтобы остановиться, виконт Ротешу продолжал водить своим острым, как лезвие, языком по ранам Рашты:

— Чем больше тебя любит император, тем больше других бедных, красивых женщин будут смотреть на твое положение и надеяться. Чтобы спастись от трясины, они тоже захотят привязаться к императору.

— Позже…

— А что потом? Жадные дворяне, иностранные лорды и все, кто заинтересован в политическом сговоре, будут посылать к императору всевозможных красивых женщин. И многие из этих женщин будут иметь образование и статус.

— …

— Ты не императрица, Рашта. Если ты потеряешь любовь императора, ты вернешься в рабство.

— Если это так … бесполезно, поможешь ты мне или нет.

— Нет. Все зависит от тебя и твоей способности оставаться в его милости, но я могу убедиться, что никакая другая наложница не придет и ты не останется в прошлом.

— Каким образом?

— Сначала ты должна помочь мне. — Виконт Ротешу слегка наклонился и тихо заговорил: — Если ты поможешь мне и моей семье добраться до центра власти, я буду играть роль твоего родителя. Твой ребенок — мой внук, и то, что хорошо для него, хорошо и для меня.

Эти слова показались бы Раште заманчивыми, если бы не говоривший. Как мог такой человек, как он, принять рабыню в качестве своей невестки? Даже проходящая мимо собака будет смеяться над ним. Было понятно, что он просто хотел держаться поближе к ней, как пиявка.

Выражение лица Рашты не изменилось, и виконт Ротешу усмехнулся:

— Ты мне не веришь. Но ты сразу поймешь, что твой ребенок похож на тебя.

Рашта не могла говорить, застыв, словно статуя. Виконт Ротешу уставился на нее и встал с довольной улыбкой:

— Думай тщательно. Я буду продолжать притворяться идиотом, который не может распознавать лица, как и повелел Его Величество.

***

Трехдневное празднование Нового года подошло к концу, и большинство гостей разъехались по домам, за исключением некоторых, пожелавших остаться подольше, включая и принца Хейнли. Я просмотрела и заполнила период пребывания оставшихся гостей, их секретарей, слуг и рыцарей. Увидев дату отъезда принца Хейнли с пометкой «не определено», я невольно улыбнулась.

Я вспомнила, что он настаивал на том, что Королева не ест сырую пищу. Ранее я проконсультировалась с орнитологом и спросила, бывают ли птицы с такой диетой, и вспомнила, что он сказал:

«Птицы, которые не едят сырую пищу? Вы имеете в виду, что они готовят свою еду? Такие птицы перевернули бы академический мир, Ваше Величество.»

Возможно, принц Хейнли по ошибке неправильно кормит Королеву.

Но Королева, похоже, ненавидит жуков.

Может быть, человек, отвечающий за кормление королевы, разрезает гусениц? Неудивительно, что Королева удивился, увидев живую гусеницу. В следующий раз я предложу ему такую.

Я встретила принца Хейнли на обратном пути с работы, поэтому прогулялась с ним и рассказала ему о своем плане. Я хотела все объяснить ему на тот случай, если он неправильно поймет, что я пытаюсь накормить Королеву какой — то странной едой.

— Ах… — После моих объяснений принц издал какой — то странный стонущий звук. (Аха — ха))) Она для тебя живую гусеницу взяла пинцетом, а ты не можешь сделать такую малость — съесть ее)

— Принц? Ты в порядке?

— Пожалуйста… ты можешь просто дать воды?

— Орнитолог…

— У восточных и западных птиц разные темпераменты. Западные птицы едят приготовленную пищу.

— … — Я должна была в это поверить?

Я скептически посмотрела на него, и он умоляюще посмотрел на меня:

— Ты можешь просто погладить его по голове. Этого достаточно.

Неужели принц Хейнли не любит, когда другие кормят Королеву? Однажды я слышала о собаке, которая не ела ничего, кроме того, что давал хозяин. То же самое может быть и с птицей. Я улыбнулась и кивнула, задаваясь вопросом, не была ли я груба, хотя напряжение на лице принца Хейнли не ослабло:

— Мне очень жаль.

— Все в порядке. Я уверена, что кормить его — это мило, но он и сам по себе уже прекрасен.

— Нет…но мне все равно жаль. — Он вздохнул и провел рукой по своим светлым волосам: — Именно. Есть много ограничений.

— ?

— Скоро день рождения Королевы, не так ли?

— У него день рождения?

Принц Хейнли расхохотался, но тут же поправился:

— Я имел в виду твой день рождения, Ваше Величество.

— Ты знаешь?

Я слабо улыбнулась. Большие торжества обычно устраивались в дни рождения императоров и императриц, но мое было слишком близко к Новому году. Проведение больших вечеринок подряд могло повредить общественное мнение и обременить дворян. С самого детства мои дни рождения были более интимным делом — ужином с семьей и знакомыми. Но принц Хейнли, конечно, этого не знал.

Когда я неловко улыбнулась, он остановился и тоже улыбнулся:

— Я знаю день, но не знаю, чего бы ты хотела.

— Ты имеешь в виду в качестве подарка?

— Я твой лучший друг. Я хочу провести этот день с тобой, разве ты не знаешь?

— !

Прежде чем я успела ответить, я услышала шорох. Вместо того чтобы ответить принцу Хейнли, я огляделась и заметила человека, которого не ожидала увидеть.

Это был Совешу. Кроме одного рыцаря с ним никого не было. Взгляд Совешу остановился на мне и принце Хейнли:

— …Императрица.