Чтобы перейти к делу, уточню, что в общей сложности наш с Девушкой список увеличился до семнадцати человек, включая первые три жертвы.

Четвертой жертвой стал ее бывший классный руководитель. Убив этого мужчину лет шестидесяти, который боролся с раком желудка, Девушка заявила: «Давай зайдем так далеко, как только сможем.» После этого она добавила в список еще тринадцать человек, которые нанесли ей глубокую обиду, но не стали частью изначального плана.

Если говорить о ее отношениях с жертвами, распределение было таким: семеро знакомых по средней школе, четверо — по старшей, двое учителей и четверо «других». Соотношение полов: одиннадцать женщин, шестеро мужчин. Убийства: восемь умерли мгновенно, четверо пытались сбежать, двое попытались отговорить Девушку, трое сопротивлялись. Так выглядел наш окончательный результат.

Не все шло в точном соответствии с планом. На самом деле, мы провалились много, действительно много раз. За время нашей мести наши цели пять раз сбегали, нас четыре раза арестовывала полиция, и дважды нам наносили серьезные повреждения. Впрочем, Девушка «отменяла» все эти события. Нет, мы вовсе не собирались играть честно. Мы отказались от каких-либо обязательств и делали все так, как считали нужным.

Возможно, все это выглядит так, словно я сухо озвучиваю числа. Но, если бы вы поговорили со мной сразу после завершения семнадцатого убийства, я описал бы все именно так. Я говорил бы о четвертом или пятом — все жертвы стали для меня лишь числами. Это не значит, что жертвы не произвели на меня никакого впечатления. Но все же для меня были важны не убитые люди; для меня было важно каждое действие Девушки при осуществлении ее плана.

Чем более глубокой была ее ярость, чем больше крови было пролито, чем сильнее была ее нерешительность, тем ярче сверкала ее месть. Лишь эта красота не устаревала для меня — неважно, сколько раз я уже видел это.

Когда мы убили одиннадцатую жертву, предполагаемый срок «отсрочки» нашей аварии — десять дней — уже прошел. И в пятнадцатый день, когда умерли все семнадцать жертв, эффект «отсрочки» каким-то образом все еще держался. Даже Девушка считала это странным. Я решил, что, пока она продолжала мстить, в ней жило сильное желание сохранить жизнь, продлявшее «отсрочку».

После завершения семнадцатого убийства, в чаще красных кленовых деревьев, Девушка взяла меня за руки, и мы закружились среди падающих листьев, словно куклы в механических часах. Когда я видел ее невинную улыбку, я чувствовал, что наконец познал великолепие успеха.

И, когда «отсрочка» подойдет к концу, эта улыбка будет потеряна навсегда. Для меня эта потеря была ужасна; словно мир лишится одного из своих цветов.

Я сделал что-то, что не могло быть исправлено.

К этому времени я, наконец, все же смог испытать эту боль в груди.

Когда Девушка закончила выражать свое бесконечное удовольствие, она пришла в чувство и смущенно отпустила мои руки.

— Понимаешь, ты просто единственный, с кем я могу поделиться своим счастьем… — сказала она.

— Мне повезло, — ответил я. — Это была семнадцатая жертва, да?

— Да. Остался только ты.

Труп семнадцатой жертвы завалило сухими листьями. Высокая женщина с большим носом, дышавшая еще несколько минут назад, была одной из тех, кто присоединялся к сестре Девушки в издевательствах. Мы следили за ней, когда она шла домой с работы, и поговорили с ней, когда она осталась одна. Казалось, она не помнила той, кого когда-то мучила, но в тот момент, когда Девушка достала ножницы, она почувствовала опасность и побежала. Сначала это заставило меня подумать, что с ней могут возникнуть проблемы, но затем она выбрала в качестве пути бегства рощу — абсолютно идиотское решение. Мы с легкостью сосредоточились на убийстве этой женщины, не беспокоясь о том, что нас увидят.

Единственной вещью, разочаровывающей меня, было то, что Девушка, быстро поднаторевшая в убийствах, научилась избегать душа из брызг крови или ощутимого сопротивления. Хоть быстрые и поразительно точные движения ножниц в ее руках по-прежнему были прекрасны, было немного грустно больше не видеть ее усталой и окровавленной.

— Сомневаюсь, что у меня сохранится достаточно сильное желание для продолжения «отсрочки», когда я отомщу всем своим целям, — заметила Девушка. — По сути, твоя смерть будет означать и мою смерть тоже.

— Когда ты это сделаешь?

— Я бы не хотела затягивать с этим слишком долго… Я отомщу тебе завтра. Это положит конец всему.

— Понятно.

Я прищурился, когда солнце показалось сквозь деревья на западе. Вся роща окрасилась в оттенок красного, вызывающий мысли о конце света.

И, несомненно, конец света для Девушки становился все ближе.

_______________

Это был наш последний совместный ужин. Я предложил поужинать в шикарном ресторане, подходящем для праздничного дня, но она тут же отказалась.

— Я ненавижу строгие заведения и ничего не знаю о манерах, — объяснила Девушка. — Я не хочу настолько сильно нервничать во время нашего последнего ужина, чтобы не чувствовать вкуса еды.

Она была абсолютно права. Так что, в конце концов, мы заказали стейк и легкое вино в уже ставшем привычном семейном ресторанчике. Возможно, из-за зрелого выражения лица, Девушка, надев подходящую одежду, могла с легкостью сойти за студентку колледжа, так что официант ничего не сказал о том, что ее возраст не позволяет пить алкоголь.

Ковыряясь в «Монблане», заказанном на десерт, она сообщила мне:

— Знаешь, я никогда раньше не пробовала «Монблан».

— Что скажешь?

Она изобразила мрачную гримасу:

— Я не хотела узнать в самом конце игры, что в мире было что-то настолько вкусное.

— Я понимаю твои чувства. Я тоже не хотел бы узнать так поздно, как здорово ужинать с девушкой, которую любишь.

Она мягко пнула меня по голени, словно упрекая. Но я, проведя с ней пятнадцать дней, знал, что она не была зла; она просто неловко пыталась найти контакт, выпив.

— Ну, к твоему счастью, ты сможешь забыть все, как только моя «отсрочка» завершится.

— Я не сказал, что хочу забыть. Я просто хотел бы узнать это раньше.

— И это с тобой произошло из-за того, что ты водил пьяным. Идиот.

— Твоя правда, — я кивнул.

С недовольным видом Девушка поставила локти на стол и бездумно болтала бокалом с вином.

— Радость от покупки одежды, радость от стрижки, радость от похода в развлекательный центр, радость от алкоголя, радость от целого дня игры на пианино — я никогда не хотела узнавать этого.

— Правильно, злись на меня. Эти обиды — то, за что ты собираешься убить меня завтра.

— Не беспокойся. Я осуществлю свою месть. — Она сделала глоток вина и медленно выпила его. — Можешь вести милые беседы, сколько хочешь, но ты — тот, кто оборвал мою жизнь. Ничто из того, что ты сделал для меня, не покроет этого.

— Я не возражаю.

Времена моего беспокойства уже давно остались позади. Сейчас я просто ждал того момента, когда она ударит меня своими ножницами. Было печально представлять, как меня зарежет девушка, которую я люблю; однако, если учесть, что я — независимо от причины — временно занимал все ее мысли, думать об этом было не так грустно.

Причина, по которой я не был против смерти от руки Девушки, была не в том, что я рассматривал эту участь как искупление за ее убийство, и не в том, что я таким образом хотел принять ответственность за участие в множестве убийств. Я просто хотел, чтобы она успешно завершила свою месть, захватив как можно больше людей, и предложил себя в качестве последней цели.

И, строго говоря, я не умру. Я умру лишь временно, пока не завершится срок ее «отсрочки». В основной временной лини — хоть это и не совсем верное определение, но из-за того, что оно широко используется в книгах и фильмах, я не могу описать это по-другому — Девушка уже была мертва, так что ни «кошка», ни ее «когти» просто не существовали, чтобы убить меня. Если другой я не покончил с собой, то я останусь в живых.

Однако, тот я, что останется в живых, никогда не был знаком с Девушкой, пока она была жива. Я высокомерно считал, что это и будет моим наказанием за аварию, унесшую жизнь Девушки, и соучастие в семнадцати преднамеренных убийствах.

— У меня есть только один вопрос…

— Да? — она ответила, слегка наклонив голову.

— Как думаешь, что бы случилось, если бы наша встреча произошла по-другому?

— Кто знает. Бессмысленно рассуждать об этом.

Но я не мог остановить свое воображение. Что, если бы я не сбил ее?

Я вызвал в памяти события той ночи. Купив выпивку в супермаркете, выпив и выехав с парковки, я мог вылететь с дороги в канаву из-за пробуксовки колес на сырой дороге; после этого я бы не смог самостоятельно вернуть машину на дорогу. К тому же у меня не было с собой сотового, так что мне оставалось бы лишь ждать под дождем проезжавшего мимо дружелюбного человека, готового помочь.

Тогда появилась бы Девушка. Почему старшеклассница брела в одиночестве в такой час и в таком месте? Хоть я и счел бы это странным, я бы заговорил с ней:

— Эй, можешь одолжить свой сотовый? Как видишь, моя машина застряла.

Она покачала бы головой:

— У меня нет мобильного.

— Ох, очень жаль… Скажи, ты не замерзла?

— Да, замерзла.

— Не хочешь погреться в машине?

— Нет. Это очень подозрительное предложение.

— Лично мне кажется, что ты сама очень подозрительно выглядишь, гуляя по пустой дороге глухой ночью, да еще и без зонта. Не волнуйся, я не собираюсь делать ничего странного. Подозрительные личности вроде нас должны держаться вместе, верно?

Девушка, поколебавшись, молча села бы на пассажирское сиденье, и мы бы уснули.

Нас рассвете мы бы проснулись. Нам бы сигналил грузовик. Он бы помог вытащить машину из канавы. Мы бы поблагодарили водителя.

— Сейчас я должен отвезти тебя домой. Или лучше в школу?

— Я не могу сейчас туда поехать. Из-за тебя.

— Понятно. Наверное, я сделал что-то плохое.

— Раз уж я только что бросила школу, просто отвези меня куда-нибудь, пожалуйста.

— Прокатить, говоришь?

— Пожалуйста, просто отвези меня куда-нибудь.

Проездив по проселочным дорогам целый день, я бы расстался с Девушкой. Я бы усмехнулся: «Какой странный день.»

Через несколько дней мы бы вновь встретились. Я бы остановил машину, а она молча залезла в нее вместо того, чтобы идти в школу.

— Ну, на что мы потратим сегодняшний день?

— Просто поехали куда-нибудь, господин похититель.

— Похититель?

— Ну, незнакомец.

— Не-е, думаю, похититель звучит лучше.

— Не правда ли?

После этого мы бы встречались практически еженедельно. Найдя прекрасный способ отдохнуть, мы бы помогли друг другу восстановиться от наших болезней. Прошли бы года, Девушка бы окончила старшую школу, а я бы смог вновь интегрироваться в общество и найти подработку.

Даже после этого мы бы каждым пятничным вечером ездили на машине.

— Ты опоздал, господин похититель.

— Извини, поехали.

Какие-то нелепые идеальные отношения. Но, даже если бы мы встретились именно так, несмотря на мою близость к ней, я бы определенно не влюбился. Приняв ее месть, я почувствовал, что по-настоящему понял ее. Впрочем, это может быть предвзятым мнением.

_______________

Той ночью я проснулся, почувствовав тяжесть внизу живота. Кто-то уселся на меня. Мои пять чувств, притупленные спросонья, возвращались ко мне по одному. Сначала ко мне вернулся слух. Я услышал, как дождь стучит по крыше. Затем — осязание: спиной и затылком я чувствовал твердую поверхность; я соскользнул с дивана и спал на полу.

После этого моей шеи коснулось что-то острое. Мне даже не надо было думать, чтобы понять, что это были ножницы для шитья. Видимо, сказав «завтра», она имела в виду момент смены даты.

Мои глаза постепенно приспособились к темноте. Девушка была одета не в то же, в чем она была вечером; она переоделась в свою форму. Как только я понял это, я осознал — да, это конец. Я почувствовал, что все возвращалось к норме.

— Ты проснулся? — слабо спросила Девушка.

— Ага, — ответил я.

Я не закрыл глаза. Я хотел до самого конца смотреть, как она вершит месть.

Из-за темноты я не мог разглядеть ее лица. Но ее дыхание и голос, которым она говорила со мной, дали мне понять, что она, скорее всего, не дрожит от восторга, а ее лицо не искажено яростью.

— Я хочу спросить тебя кое о чем, — сказала Девушка. — Для окончательного подтверждения.

_______________

Вся квартира содрогнулась из-за внезапного порыва ветра.

Она задала первый вопрос.

— Ты помогал мне эти пятнадцать дней, чтобы загладить вину за свои действия, так?

— Более-менее верно, — ответил я. — Хоть, занимаясь этим, я лишь добавил преступлений.

— Ты сказал, что влюбился в меня, вершащую месть. Это правда?

— Да. Сомневаюсь, что могу убедить тебя в этом, но…

— Мне не нужно ничего, кроме «да» или «нет», — прервала меня Девушка. — Ты хотел, чтобы я убила тебя, потому что, в соответствии с твоим представлением об искуплении, ты хочешь, чтобы я отомстила как можно большему количеству людей. Верно?

— Верно. — Строго говоря, я не хотел умирать, но, если я мог выбирать лишь из двух мнений, то ответ был ближе к «да».

— Понятно. — Казалось, она приняла мои ответы.

Я ошибочно полагал, что эти вопросы, заданные Девушкой, служили для того, чтобы она убедилась в том, что я на самом деле стремился к тому исходу, к которому мы приблизились — это бы оправдывало убийство. Я думал, чем больше «да» было среди моих ответов, тем сильнее это подталкивало ее к тому, чтобы начать мстить.

Допрос подошел к концу. Мое сердце колотилось как бешеное; это началось. Мой разум очистился, а чувства стремительно обострились. Я даже чувствовал — благодаря кончикам ножниц — легкое дрожание Девушки. Медленно, но верно эти колебания прошли.

Я мог сказать, что она уже приняла решение. Хоть и на миллиметры, но острия лезвий ножниц поднялись. Это стимулировало мои болевые рецепторы, и их восприимчивость достигла максимума.

Страх смерти и предвкушение красоты слились воедино, затопив мой мозг, заполнив его, словно наркотик, облекая меня в бессмысленный экстаз, заставляя меня хотеть кричать. Мое тело содрогалось от этих чувств.

«Вот и все, пронзи это тело, — ликовал я, — положи всему этому конец своими ножницами. Нанеси последний удар этому ходячему мертвецу, заслужившему смерти за двадцать два года».

К сожалению, я не мог разглядеть ее выражение лица из-за темноты. Будет ли оно радостным, когда кровь брызнет из моей шеи ей в лицо? Или печальным? Или опустошенным? Или, возможно, на нем будут полностью отсутствовать…

— Безусловно, я могу понять твои мысли, — сказала Девушка. — Именно поэтому я не убью тебя. Я отказываюсь убивать тебя.

Она убрала ножницы от моей шеи.

Я не понимал, что происходило.

— Эй, что это значит? У тебя только что действительно сдали нервы? — спросил я вызывающе.

Но Девушка не обратила на это внимания и бросила ножницы на кровать.

— Это нельзя будет с уверенностью назвать местью, если я убью кого-то, отчаянно желающего умереть, не так ли? — спросила она, все еще сидя на мне. — Я не осуществлю твоего единственного и сильнейшего желания… Это и будет моей местью.

Услышав это, я понял, что она имела в виду под «окончательным подтверждением». Она не пыталась выяснить, насколько обоснованным будет мое убийство; она хотела понять, насколько мое убийство будет иметь смысл.

— В таком случае, если твоя месть завершена, — размышлял я, — почему не завершилась твоя «отсрочка»?

— Просто я сама еще это не осознала. Не беспокойся, я умру. В скором времени остатки моего желания жить догорят.

Девушка мрачно поднялась, поправила рукава блузки и юбку и направилась в сторону входной двери. Я хотел вскочить и догнать ее, но мои ноги не смогли пошевельнуться. Я мог лишь лежать на полу и смотреть, как она уходит.

Когда Девушка подошла к двери, она что-то вспомнила и остановилась. Она развернулась и пошла обратно.

— Я должна отблагодарить тебя кое за что, — практически шепотом сказала она. — Несмотря на все мои раны, ты назвал меня «красивой». Не знаю, насколько серьезен ты был, но… в любом случае, я была счастлива.

Она опустилась на колени рядом со мной и закрыла мои глаза рукой. Другой рукой она взяла меня за подбородок. Ее мягкие волосы коснулись моей шеи. Словно при искусственном дыхании, ее губы мягко прижались к моим.

Понятия не имею, сколько длился это момент.

Ее губы отстранились от моих; Девушка убрала руку с моих глаз и вышла из комнаты. Вместо прощания она сказала: «Прости.»

_______________

Впервые за десять дней я, закрыв глаза, лежал на пустой кровати. Пошарив руками по кровати, я наткнулся на брошенные Девушкой ножницы. Я взял их и поднес к шее у подбородка, ровно дыша. Мне не нужно было искать другой способ. Я знал, куда и как нужно ударить, я знал, сколько времени пройдет до наступления смерти — я прекрасно знал все это после того, как Девушка показала это множество раз.

Я коснулся лезвием своей пульсирующей артерии. Этот четкий ритм успокоил мой разум. Я вдруг вспомнил, что слышал, будто умирающий человек сохраняет слух до самого конца. Остальные чувства откажут, но слух останется до момента смерти. Если я ударю себя в артерию, мои чувства исчезнут, и я умру, не слыша ничего, кроме звука дождя.

Я временно отложил ножницы и потянулся к CD-плееру. Я хотел хотя бы выбрать песню, которая будет сопровождать конец моей жизни. Я счел, что неприемлемо шумная песня лучше подойдет к моей смерти, чем грустная песня, которая выражала бы сожаление. Я включил The Libertines — Can’t stand me now на полную мощность, вернулся обратно на кровать и взял ножницы.

Увы, я прослушал три песни, просто сидя. Я и сам не ожидал, что начну наслаждаться музыкой.

Ну же, возьми себя в руки. Такими темпами ты прослушаешь весь альбом. И что дальше? Следующий альбом?

Ладно, следующая песня. Когда она закончится, я покончу с этой смехотворной жизнью.

Но, когда до конца четвертой песни оставалось несколько секунд, раздался стук в дверь. Игнорируя его, чтобы сосредоточиться на музыке, я услышал, как дверь с грохотом открылась. Я спрятал ножницы под подушку и включил свет.

Студентка, вошедшая без разрешения, ударом отключила музыку.

— Ты мешаешь соседям.

— Просто разные вкусы, — пошутил я. — Ты взяла диск, чтобы поставить вместо моего?

Студентка оглядела комнату и спросила:

— Где та девушка?

— Она ушла. Совсем недавно.

— В дождь?

— Ага. Я исчерпал ее благосклонность.

— Хм, жаль.

Она достала сигарету и прикурила ее, предложив и мне одну. Я взял сигарету и засунул ее в рот, студентка подожгла ее.

Сигарета была на порядок крепче тех, что я обычно курил; Синдо курил практически такие же, поэтому, затянувшись, я чуть не задохнулся. Ее легкие, должно быть, совсем черные.

— Где пепельница? — спросила студентка.

— Пустая банка, — я указал на стол.

Прикончив первую сигарету, она незамедлительно взялась за следующую.

Должно быть, она пришла сюда, чтобы сказать что-то. Беспокойство из-за шума — лишь предлог. Кажется, она однажды говорила об этом. О том, что она была невероятно плоха, когда нужно было сказать то, что она действительно думает. Так что, наверное, она сейчас серьезно задумалась из-за того, что хотела сказать что-то важное.

Выкурив три сигареты, она наконец заговорила.

— Если бы я была твоим хорошим другом, я, скорее всего, сказала бы, что ты должен идти за ней прямо сейчас. Что-то в духе «иначе ты будешь жалеть об этом всю свою жизнь» или как-то так. Но, поскольку я очень умная и хитрая женщина, я этого не скажу.

— Почему?

— Хм-м-м. Действительно, почему?

Без какой-либо связи с этим разговором она сказала, держа во рту сигарету:

— Скоро зима… Знаешь, я родилась на юге. Даже если там идет снег, он очень редко остается до следующего дня. Так что я была просто поражена, когда встретила первую зиму здесь. Стоит снегу накопиться, и ты больше не увидишь землю до весны. И из-за того образа снега — чего-то чисто белого, легкого и пушистого — тяжесть сугробов, страх ходьбы по заледеневшим дорогам, снег, похожий на вулканическую породу из-за выхлопных газов, и прочее… это все меня немного разочаровало.

Мне не хотелось спросить, о чем она вообще говорит. Это был всего лишь лучший способ для неловкой девушки выразить свои мысли.

— Но даже так, когда ночью валит снег, а утром меня будит снегоуборочная техника, я открываю свое запотевшее окно, чтобы посмотреть на улицу. Каждый раз я вижу то, что действительно стоит видеть. Словно мир покрылся новым белоснежным слоем. С другой стороны, когда я прихожу домой ночью, дрожа, действительно здорово также иметь под рукой чашку теплого сладкого кофе.

Она сделала паузу.

— Вот и все, что я скажу. Если ты все еще хочешь пойти к этой потрошительнице, я не буду тебя останавливать.

— Хорошо. Спасибо.

— Серьезно, если брать для примера тебя и Синдо, почему все парни, с которыми я дружу, уходят так быстро?

— Думаю, только люди, которые задумываются о смерти, могут понять твое очарование.

— Это не делает меня счастливой, — она рассмеялась, противореча своим словам. — Эй, я всегда хотела спросить. Ты никогда даже не брал меня за руку из-за того, что у тебя не было интереса ко мне? Или из уважения к покойному Синдо?

— Не уверен. На самом деле, я и сам не знаю, почему. Возможно, я с самого начала смирился с тем, что победа мне не светит.

— Спасибо, такой ответ порадовал меня. Думаю, мне стало немного лучше.

Она протянула свою левую руку. Возможно, из-за беспокойства о моей ране.

— Можешь хотя бы на прощание пожать мне руку?

— Конечно, с радостью, — я протянул ей свою левую руку. — Прощай, эм…

— Саэгуса, — сказала она, схватив мою руку. — Сиори Саэгуса. Впервые как следует зовешь меня по имени, да, Мидзухо Югами? Мне нравятся такие отношения, они ни к чему не обязывают.

— Спасибо за все, госпожа Саэгуса. Я тоже считал наши отношения весьма удобными.

Она легко отпустила мою руку. Я тоже не хотел задерживаться и повернулся к ней спиной. Я застегнул пальто, зашнуровал ботинки покрепче и открыл дверь, захватив зонт.

— Когда ты уйдешь, я останусь одна, — я услышал, как Саэугса сказала это за моей спиной.

_______________

Обычной тактикой был бы обход мест, куда, на мой взгляд, могла бы уйти Девушка. Но у меня не было необходимости. Так получилось, что я знал, куда она направилась.

Она оставила мне несколько подсказок. Я обдумывал их в том порядке, в котором они пришли ко мне в голову.

Первую зацепку я обнаружил, когда покупал билеты на поезд. В моем кошельке было что-то не так, карты лежали в другом порядке. Мне даже не надо было думать о том, было ли это работой Девушки.

Сначала я подумал, что она просто взяла у меня достаточно денег, чтобы потратить их в оставшееся время. Но, тщательно проверив, я понял, что не пропало ни иены, и все карточки тоже остались на месте. Рассмотрев несколько вероятных событий, остановился на том, что она искала что-то, чем я дорожу, и проверила мой кошелек, надеясь найти это там.

Следующей зацепкой было это ее «прости», с которым она меня покинула. Извинение перед человеком, убившим ее.

За что она просила прощения? Она подробно объяснила свое «спасибо» перед этим: «Несмотря на все мои раны, ты назвал меня «красивой». Не знаю, насколько серьезен ты был, но… в любом случае, я была счастлива.»

Но «прости» она оставила без объяснений. Не могло быть такого, что она просто посчитала это недостойным пояснения. Я долго ломал голову, пытаясь понять это. Может быть, у нее была причина, чтобы не объяснять ничего, но, как минимум, она хотела открыть свои чувства перед тем, как уйти. Так что, видимо, ничего не кончилось на «прости».

Третья подсказка — события четырехдневной давности. Пока Девушка принимала душ, я хотел продолжить свое «неотправленное письмо» для Кирико и открыл прикроватный шкаф, чтобы взять его, но недописанное письмо исчезло.

Тогда я не придал этому особого внимания, но — в глубине души я не сомневался, что Девушка его прочитала — почему она не положила его на место? В моей комнате — настолько пустой, что было глупостью говорить, что я содержал ее в порядке — было просто невозможно что-нибудь потерять. К тому же с тех пор я больше не видел своих письменных принадлежностей, которыми писал то письмо.

Если она не хотела поддразнить меня, спрятав письмо в коробку от компакт-диска или между книг, и не выбросила его в мусор, оставался лишь один вариант — письмо было у нее.

Обдумав все это, я мысленно промотал все дни, прошедшие после нашей встречи. Пазл сложился.

Мои воспоминания были искажены.

Почему она ненавидела фамилию «Акадзуки»? Почему среди ее «одноклассников» были и старшеклассники, и студенты? И, как я и удивлялся в самом начале, почему она брела куда-то одна, без зонта, в том пустынном месте, в тот день, когда я ее сбил? Ну почему мне понадобилось столько времени, чтобы заметить что-то настолько простое?

Осознанно или нет, Девушка собственноручно оставила часть подсказок. Она наверняка могла скрыть их, если бы хотела, но она оставила следы того, что копалась в моем кошельке. Уходя, она сказала «прости». Она оставила лишь ниточку, ведущую к истине.

Если бы Саэгуса не постучалась в дверь, я бы погрузил ножницы в собственное горло, ничего не поняв. Я должен поблагодарить ее. На самом деле, она раз за разом помогала мне. Но я не жалел о том, как мы расстались. Несомненно, нашим отношениям идеально подходил такой печальный конец.

Чтобы добраться до цели, не имея машины, я один раз воспользовался поездом и трижды — автобусами. По пути третий автобус попал в пробку — из-за дождя произошла авария, и я видел летевшие по встречной полосе пожарные и полицейские машины. Я сказал водителю, что мне нужно торопиться, оплатил проезд, выскочил из автобуса и пошел вдоль дороги, забитой машинами.

У основания невысокого спуска простиралась вода — она поглотила несколько сотен метров земли; в наиболее глубоких местах вода скрывала мои колени. В такой ситуации длинные носки помочь уже ничем не могли, и в мои плотно зашнурованные ботинки проникла вода. Мокрая одежда лишала меня тепла собственного тела. Из-за холода и сырости мой мизинец опять начал болеть, а боковой ветер превратил мой зонт в слабое утешение. Вскоре ветер усилился, и, когда я сжал ручку зонта крепче, каркас зонта разлетелся на кусочки. Я выбросил зонт, ставший бесполезным, на обочину и пошел дальше сквозь дождь, ливший настолько сильно, что я едва мог держать глаза открытыми.

Примерно через двадцать минут я все же покинул затопленную территорию. Экипажи скорой помощи окружили перевернутый грузовик среднего размера и сильно поврежденный универсал. Каждая вспышка «мигалок» освещала капли дождя и мокрую землю, окрашивая все в красный. Со стороны дорожной пробки доносились автомобильные гудки.

Когда я свернул за угол, в меня чуть не врезался старшеклассник на велосипеде, сжимавший в одной руке зонт. Он заметил меня в последний момент и начал тормозить, но колеса заскользили, и парень упал вместе с велосипедом. Я спросил, в порядке ли он, но он проигнорировал меня, сел на велосипед и уехал. Проводив его взглядом, я вернулся к своему пути.

Я точно знал, как долго нужно идти, чтобы дойти до Девушки.

Потому что это был мой родной город.

_______________

Выглядывающие из-за облаков лучи утреннего солнца наполняли затопленный из-за дождя парк отблесками света. Я видел лишь одинокую маленькую деревянную скамейку, словно плывущую по воде. На ней сидела Девушка. Естественно, она насквозь вымокла. На ней была нейлоновая куртка, которую я ей одолжил, и ее школьная форма. Сломанный зонтик лежал, опираясь на спинку скамейки.

Я прошел по лужам, чтобы, подойдя к ней сзади, нарыть ее глаза ладонями.

— Угадай, кто? — спросил я.

— Не веди себя так, словно я ребенок.

Она схватила меня за руки и потянула их, опустив к своему солнечному сплетению. Я упал вперед; вышло так, что я обнимал Девушку сзади. Через несколько секунд она отпустила мои руки, но мне понравилось такое положение, и я не сдвинулся с места.

— Навевает воспоминания, — сказал я ей. — В день аварии я сидел на этой самой скамейке, вымокнув под дождем. Я пытался встретиться кое с кем… Нет, это не совсем верно. Я лишь эгоистично ждал, что Кирико придет.

— О чем ты говоришь?

Я знал, что она притворяется. Так что я просто продолжил говорить:

— На шестом году младшей школы я был вынужден перевестись в другую школу из-за работы моего отца. В свой последний школьный день я уже собирался в одиночестве пойти домой, когда со мной заговорила девочка. Это была Кирико Хидзуми. Хоть мы практически не общались до этого, она предложила стать друзьями по переписке, словно мы вот-вот должны были разлучиться. Думаю, ей сгодился бы кто угодно для этого; ей просто был нужен кто-то, живущий достаточно далеко, чтобы имело смысл писать письма. А я просто счел ее просьбу одной из тех, в которых сложно отказать — поначалу я не очень проникся этой идеей… Но, когда мы продолжили переписываться, я осознал, что наши мысли были пугающе близки. Мы приходили к согласию практически в любом обсуждении. Она понимала чувства, которые, как я считал, было невозможно передать кому-либо, причем именно так, как они — на мой взгляд — должны были быть поняты. Через некоторое время переписка, начатая так неожиданно, стала для меня тем, ради чего я жил.

Ее тело было холодным. Потому что она ждала меня, — неизвестно, сколько часов — сидя под дождем. Ее лицо было бледным, а дыхание дрожало.

— Однажды, через пять лет после начала переписки, Кирико написала, что хочет встретиться и лично поговорить. Я обрадовался. Она хотела лучше узнать меня; она хотела, чтобы я лучше узнал ее. Это действительно наполнило меня радостью.

— Но ты не пришел к ней, — сказала Девушка. — Не правда ли?

— Именно. Я просто не мог придти к Кирико. Я не помню, когда именно, но, спустя некоторое время после поступления в среднюю школу, я начал лгать в своих письмах. И не просто один или два безобидных обмана. Тогда моя жизнь была жалкой, не говоря о ее скучности. Я не хотел писать о том, как все было, чтобы Кирико не разочаровалась во мне и не начала меня жалеть. Тогда я создал идеальную, счастливую и насыщенную жизнь. Мне казалось, если бы я этого не сделал, наша переписка быстро закончилась бы.

Объяснив это, я задался вопросом — произошло бы такое в действительности? Стали бы в действительности мои письма об одинокой жизни в средней школе, где я не находил себе места, причиной прекращения переписки?

Я уже никогда этого не узнаю.

— Но все мои отчаянные усилия пошли крахом. Девушка, которой я доверял больше, чем кому-либо еще в целом мире, сказала, что хочет лично встретиться со мной, и даже в том случае, если я откликнусь на эту просьбу, вся та ложь, которую я писал, будет вскрыта. Я был уверен, что Кирико возненавидит меня, если она узнает, каким я был на самом деле, под покровом моей лжи. Она бы начала презирать меня в тот же момент, когда выяснилось, что все, что я ей писал все эти годы, — ложь. Таким образом, к сожалению, я отказался от встречи с Кирико. После этого я не ответил ни на одно ее письмо. Я просто не знал, о чем писать. Так завершились наши отношения… Конечно, было сложно бросить то, что продолжалось пять лет. Не в силах смириться с разрывом, я продолжал писать письма для самоуспокоения, не собираясь отправлять их. У меня постепенно скапливались письма, которые никто никогда не прочел бы.

Я убрал руки с ее плеч и обошел скамейку, чтобы сесть с Девушкой. Она достала что-то из сумки и протянула мне:

— Возвращаю.

Это было то письмо, которое я писал Кирико. Значит, она его все-таки взяла.

— Судя по тому, что я слышала сейчас, — задумчиво сказала она, — твой рассказ о том, что в день аварии ты целый день провел на этой лавочке, дожидаясь госпожи Кирико, звучит не очень логично.

— Меня подтолкнула смерть моего друга. Мы были знакомы еще со времен старшей школы. Он был парнем, которому я полностью доверял, и как-то я рассказал ему, как раз за разом лгал своей подруге по переписке и прекратил отвечать на ее письма, когда вышло так, что я могу быть раскрыт. А примерно за месяц до своей смерти он сказал мне: «Ты должен увидеться с Кирико Хидзуми». Он был абсолютно уверен в том, что эта встреча будет для меня благом. И для него это было редкостью — вот так предложить мне сделать что-то.

Да, Синдо всегда ненавидел давать людям советы или выслушивать чьи-то проблемы. Также он ненавидел выслушивать чужие советы и просить других людей, чтобы они выслушали его проблемы.

Он ненавидел склонность людей благосклонно принимать все, что угодно, если это было сделано из благих побуждений, — даже если поступок был совершен неосмотрительно и безрассудно. Такие взгляды на жизнь требовали большой ответственности, так что, пока у него не было сомнений в том, что он может помочь решить какую-либо проблему, он считал, что не должен вмешиваться в чужие жизни — такова была точка зрения Синдо.

Так что Синдо должен был быть очень серьезен, если дал мне настоящий совет, из тех, что действительно можно было назвать советами.

— Так я решил отправить первое письмо за пять лет. Я написал, чтобы она приходила в парк у нашей начальной школы, если она может простить меня.

Я закинул ногу на ногу, пустив рябь по луже; отражение синего неба у наших ног замерцало. Голые ветви деревьев и небо, безоблачное, словно отказавшееся от всех своих облаков, заставили меня почувствовать, что зима все ближе и ближе.

— Я ждал здесь весь день, но Кирико не пришла в парк. Я не могу сказать, что у нее не было причин для этого: я проигнорировал все ее письма, которые она продолжала отправлять, несмотря на отсутствие ответа. Внезапно написав «Я хочу попросить прощения» сразу после того, как мой друг умер, я действительно испытывал удачу. Я знал, что, скорее всего, я ей уже не нужен, и это заставляло меня чувствовать себя жалким. Я решил утопить это чувство в алкоголе. Я купил виски в магазине по пути домой и поехал, выпив его. А потом я сбил тебя.

Я вытащил из кармана сигарету и зажигалку. Бензиновая зажигалка без труда справилась с мокрой сигаретой, но вкус этой сигареты был ужасно горьким.

— Что ж. Теперь я более-менее понимаю, что произошло, — сказала Девушка.

— У меня все. Теперь твоя очередь.

Она положила руки на свои колени и, задумавшись, уставилась на сиденье скамейки.

— Скажи, Мидзухо, — она назвала меня по имени. — Ты знаешь, почему госпожа Кирико не пришла в парк в день аварии?

— Ради этого вопроса я и пришел, — ответил я.

— Я думаю, — осторожно начала она, — что госпожа Кирико отправилась в назначенное место. Но ей потребовалось достаточно много времени, чтобы решиться на это. На этот раз у нее была причина, чтобы не идти на встречу. Более того, она не могла посмотреть тебе в глаза. С другой стороны, узнав, что человек, которого она — после пяти лет молчания — считала забывшим о ней, все еще хотел увидеться, она, должно быть, была счастлива и растрогана до слез. Взвесив все «за» и «против», госпожа Кирико решила встретиться с господином Мидзухо.

Казалось, она говорила настолько отстраненно, насколько могла — словно лишая свои слова возможности выдать эмоции.

— Но она приняла решение слишком поздно. В назначенный день она покинула свой дом после семи часов вечера, все еще оставаясь в школьной форме. Вдобавок ко всему, шел ужасный дождь, и автобусы с поездами толком не ходили. Когда она наконец добралась до своей цели, было уже около полуночи. Естественно, в парке никого не было. Она села на скамейку, несмотря на ливень, и проклинала собственную глупость. Она наконец поняла, как сильно она надеялась на встречу с господином Мидзухо. Почему она всегда совершала такие ошибки? Почему она волновалась по пустякам и пренебрегала самым важным? Госпожа Кирико в ступоре поплелась назад, туда, откуда она приехала.

И я знал, как никто другой, что случилось с Кирико после этого. Наша встреча произошла худшим способом, который только можно было представить. И даже больше — ни один из нас этого не понял.

— Я не понял только одного, — размышлял я, — что ты имела в виду под «не могла посмотреть тебе в глаза»?

— Здесь не лучшее место, чтобы объяснить это.

Кирико положила ладони на колени и с трудом встала. Я сделал то же самое.

— Давай для начала вернемся в квартиру. Примем теплый душ, переоденемся в сухое, поедим чего-нибудь вкусного, выспимся, и уже тогда пойдем в более подходящее место, чтобы выяснить истину.

— Так и поступим.

По пути домой мы с Кирико практически не говорили. Мы держались холодными руками; я шел медленно, чтобы идти с ней в одном темпе. У нас должно было быть множество тем для разговоров, но после настоящей встречи слова казались чем-то необязательным. Всепоглощающая тишина успокаивала, и никто не хотел разрушить ее лишними словами.

Проспав вместе на кровати несколько часов, мы вышли на автобусную остановку и сели на ветхий автобус до «подходящего места», пришедший к началу заката.

Это был парк развлечений, стоявший на вершине горы. Купив билеты и пройдя внутрь, встретив на входе куклу-кролика в жилетке, мы встретились с потускневшим фантастическим зрелищем.

Позади киосков, касс, каруселей и цепочных каруселей я видел такие аттракционы как гигантское колесо обозрения, гигантские качели и американские горки. Меня окружал шум от аттракционов и громкие кричащие голоса; из огромных громкоговорителей по всему парку бесконечно играла веселая музыка в исполнении оркестра; периодически я слышал музыку старого фотоплеера. Несмотря на дождливый день, в парке было очень много людей. Парочек и семей было примерно пятьдесят на пятьдесят.

Кирико смотрела на это с ностальгией, держа меня за руку. Впрочем, я тоже шел по парку аттракционов, в котором я, несомненно, раньше никогда не был, чувствуя что-то знакомое. Возможно, я все же бывал здесь.

Она остановилась перед колесом обозрения. Купив билеты в автомате, мы сели в кабину.

Когда мы посмотрели вниз, на парк, один из огней, светившихся в темноте, погас. Думаю, это был светильник, стоявший у фонтана. Это было лишь начало; хотя, несомненно, время закрытия парка еще не пришло, огни продолжали гаснуть один за другим.

Парк исчезал. В то же время, я почувствовал, как что-то внутри меня, что я потерял, медленно возвращается.

Я понял: магия исчезает. «Отсрочка» аварии подходит к концу, и в то же время смерть приближается к Кирико; все, что она «отменяла», приходило к нормальному состоянию.

Почти все огни погасли. Еще недавно сиявший парк аттракционов превратился в черное море.

Когда кабина достигла высшей точки, мои воспоминания вернулись.