1
  1. Ранобэ
  2. Пустая шкатулка и нулевая Мария
  3. Том 4

Глава 5

Накануне дня похорон Кодая Камиути шел дождь, так что влажность была очень высокой, и ощущался изрядный дискомфорт.

Пришедшие на похороны люди хмурились, не в силах удерживать смиренное выражение лица из-за жары. Они как будто забыли, что им положено скорбеть по усопшему.

Тем не менее многие из пришедших все равно плакали. По обрывкам разговоров, которые я то и дело выхватывал, можно было понять, что Кодай Камиути был весьма популярен. Мне сперва казалось это странным – я-то знал его с другой стороны, – но, если вспомнить его общительность, все было вполне естественно.

Молодая женщина, похоже, его мать, совсем развалилась; она рыдала так отчаянно, словно стремилась выжать из себя все слезинки до последней.

Это зрелище разрывало мне сердце.

Где-то в глубине души я хотел отмести все это, чтобы мне стало легче. Мне хотелось оправдать его смерть тем, что он все равно был безнадежен.

Но даже он был дорог многим. Ну конечно же.

Исход, которого добился Дайя, был ужасен. И, естественно, я тоже был в ответе за этот исход.

Конечно.

Как и Дайя, я тоже убил Кодая Камиути.

Мать Камиути-куна не переставая шептала, что это все ее вина, хотя, разумеется, не она была преступником, который его задушил. Для меня ее отчаяние выглядело так, словно она пыталась проклясть саму себя.

Камиути-кун смотрел с портрета, чуть прищурившись и приподняв уголки губ. Но, хотя это была явно улыбка, мне она улыбкой не казалась.

Стоявшую рядом со мной Марию, судя по всему, мое выражение лица удивляло; она спросила: «…Ты его знал?» Я без колебаний покачал головой и ответил: «Нет». Мария продолжала стоять молча и искренне оплакивать его, хотя она с ним почти не общалась; и потом, когда мы пошли в кафешку, она даже не доела клубничный торт.

Так что я очень рад, что Мария не помнит «Игру бездельников». Если бы помнила, она наверняка бы винила себя.

…«Игра бездельников», хех.

Вполне можно было решить, что Камиути-кун смог овладеть «шкатулкой». Но это было не так. Как и Моги-сан с Асами-сан, которые думали, что их «желание» неосуществимо, и уже поэтому не смогли его исполнить как следует, он тоже не сумел полностью овладеть своей «шкатулкой». Пожалуй, можно сказать даже, что он потерпел неудачу более серьезную, чем кто бы то ни было.

Ведь «желание», засунутое в «Игру бездельников», представляло собой всего лишь бегство.

Вот интересно, какое же у него было «желание» на самом деле?

Я думал и думал… но в голову так ничего и не пришло.

У меня не было случая разузнать о нем в подробностях. Я просто не могу этого знать.

Но, увидев его портрет на похоронах, я подумал вот о чем.

Возможно, Камиути-кун был…

…одинок.

Настал последний учебный день перед летними каникулами, а Дайи все не было.

Новое убийство опять переполошило всю школу, но, думаю, к концу каникул все устаканится.

Но внутри меня это гадкое послевкусие, наверно, останется навсегда. Все нормально, однако. В конце концов, я ведь согласился с этим исходом.

Как бы там ни было, завтра начнутся летние каникулы.

– …Так!

Давайте-ка стряхнем меланхолию!

Не обращая внимания на неприятно липнущую к спине потную рубашку, я улыбнулся и вошел в класс.

– …Мм?

Коконе почему-то съежилась в углу класса. Сидит там, обхватив руками колени, и раскачивается.

…Что она там делает?

– Привет, Хосии!

– Доброе утро, Харуаки. …Слушай, не в курсе, что с Коконе?

– Аа, это у Кири приступ ее обычной болезни «поиграйте-кто-нибудь-со-мной», так что просто забей! А то эти неприятные флюиды, которые она испускает, когда она так сидит в углу комнаты, напоминают о некоей черной тварюшке! Давай теперь будем ее звать «Тараконе Кирино»!

– Это кто здесь таракан?!

А, все-таки она нас прекрасно слышит.

Она обернулась и сердито уставилась на нас. Сегодня она скрепила волосы клипсой, так что виден затылок. И еще…

– О, очки.

На ней очки в синей оправе.

Услышав это слово, Коконе почему-то вздрогнула и снова сжалась.

– Обычно я пользуюсь контактными линзами… но забыла купить новые. Хаа… очки мне совсем не идут, поэтому мне так плохо…

– …И ты из-за этого сидишь в углу?

– Ага. Никому не хочу показывать свое лицо. Угууу.

По-моему, из-за этого она только сильнее выделяется.

Впрочем, судя по ее выражению лица, она серьезно настроена не дать никому увидеть ее в очках. С моей точки зрения, время от времени такое вполне нормально, но, полагаю, сердце женщины устроено иначе?

– Да забей, они тебе идут!

– И вовсе не идут! У тебя что, глаза протухли? Если у тебя проблемы со зрением, то это тебе тут надо очки надеть, Кадзу-кун! А, или твои глаза ослепли от любви ко мне?! Ах ты маленький влюбчивый негодяйчик!

– …Вот уж нет…

– Как ты смеешь вотужнеткать, ты, фетишист женских шмоток! А ну давай проявляй ко мне интерес!

Вам не кажется, что это немного чересчур сурово?! В смысле, это она тут изначально была вся из себя унылая…

– Давай, Хосии, руби ей правду-матку! Скажи ей: «Не только мне, ты всему миру неинтересна!»

Харуаки умеет говорить такие неуместные вещи…

– Мм! Что ты сейчас сказал, Хару!

– Я сказал, что ни Хосии, ни кому-либо еще ты неинтересна.

– А, так это было завуалированное признание.

– …Как, блин, ты к такому выводу прийти сумела?

– Ты ведь всего лишь хотел бы, чтобы так было, правда? Твое признание переводится с языка цундере[4] на человеческий примерно так: «Наша Коконе-сама так популярна, она в центре внимания всего мира… А хорошо бы я был единственным, кто ей интересуется…» Ну, тут уж ничего не попишешь. Раз ты меня так любишь, придется мне подарить тебе мою использованную салфеточку для снятия макияжа! Смотри храни ее.

– Я ее спалю за минуту! Она ведь так классно горит. Боже… твоя любовь к собственной персоне не знает границ. Готов спорить, тебе даже звук открывающейся двери звучит как признание, да, Кири?

– Ну, не могу сказать, что ты неправ. Раз меня обожает весь мир, это не такое уж преувеличение – считать, что каждый звук этого мира – выражение любви ко мне! …Ааа, но меня не обожает весь мир, когда я в очках… максимум – вся Япония…

Этого более чем достаточно!

– Ууу… сегодня ведь и Касуми в школу придет… почему я ей должна показывать эти очки?

– Э?

Она сейчас сказала что-то, чего я не должен был услышать?..

– Касуми?.. В смысле, Моги-сан? Она что, сегодня придет в школу?

После моего вопроса Коконе сделала лицо, на котором явственно было написано «Блин!», и резко замолчала. Отвернувшись, она выдавила кривую улыбку.

– …Аххх, я бы ни за что не разболтала то, о чем Касуми велела бы мне молчать, типа «Это должен быть сюрприз, так что никому не говори, Коко-тян!» Эээ… Касуми… А, вот! Туман-рукав[5] – ну, это отшельник такой!

Впервые слышу это слово…

– Однако богатый у тебя словарный запас, Коконе. …Кстати, что еще за отшельник?

– Э, эээ… отшельник, который кладет перепелиные яйца себе на руку и разбивает их нунчаками.

Какой ужас был бы, если бы такой отшельник вообще мог существовать…

…Короче. Похоже, мне надо потренироваться изображать удивление.

И все же… я рад, что встречусь сегодня с Моги-сан в школе.

Никаких следов Моги-сан не было даже после церемонии закрытия.

Может, она появится в самом конце, чтобы мы потом смогли погулять вместе?

Я размышлял об этом, лениво наблюдая за шумно обсуждающими планы на лето и домашку одноклассниками, как вдруг услышал свое имя.

– Кадзуки-сан.

Звала меня Юри-сан, заглядывая в класс из коридора.

Когда наши взгляды встретились, ее лицо осветилось широкой улыбкой. Щеки ее чуть раскраснелись – видимо, оттого, что она побежала сюда сразу, как только у нее кончился классный час.

…Интересно, что случилось?

Я встал, мысленно задавая себе этот вопрос, но тут ощутил чью-то руку на моем плече.

– …Мм? В чем дело, Харуаки? Эмм, меня зовет Юри-сан, так что мне надо идти…

Выслушав мои слова, Харуаки улыбнулся и закивал.

– Мм, мм, ясненько. Ты зовешь ее «Юри-сан».

– …Э?

– Знаешь… я знаю, что вы общаетесь периодически, но, как бы это сказать? Есть определенная граница.

– Аа… Но, послушай, Юри-сан – просто…

– Как представитель всех парней нашего класса, позволю себе выразить наше общее мнение.

Рука на моем плече сжалась сильнее.

– Кастрировать тебя мало.

И свободной левой рукой он сжал драгоценность, которая у меня между ног.

– ГИЯААААА!

Он же, он же их сейчас раздавит!

Хотя я не сделал ничего плохого!

Но тут я заметил, что ледяные взгляды моих одноклассников стали чуть теплей.

…Откровенно говоря, у меня по этому поводу смешанные чувства, но все же часть груза свалилась с души. С того самого случая с признанием Коконе эта тема для меня остается довольно опасной. Они не против Марии, поскольку понимают: она живет в другом мире; но Юри-сан… это совсем другое дело.

Может, Харуаки так поступил, чтобы защитить меня от них? …Неее, вот уж вряд ли. В смысле – это же Харуаки. И он не сдерживал себя. И мне правда больно. И вообще, это реально жестоко!

Держась за пах, я уковылял в коридор.

– Т-ты как?

Юри-сан встревоженно переводит взгляд с моего лица на пах и обратно.

– Н-наверно… кажется… точно… все должно быть в порядке… эээ… я очень рад, что тебя волнует состояние моего паха, но что случилось?

Юри-сан залилась краской, как помидор.

– «В-волнует твой пах» – не говори такие странные вещи!

Не говорил я!

– Э-эммм… я хочу с тобой кое о чем поговорить. Можешь отойти со мной на пару минут?

– Мм… вообще-то могу, но нельзя ли поговорить здесь?

– Нельзя.

Серьезная тема, должно быть…

– Ладно. Пошли.

– Спасибо. Иди за мной.

Она двинулась прочь, но, поскольку моя боль еще не прошла, я по-прежнему могу лишь ковылять. Юри-сан тут же заметила мою странную походку и остановилась.

– У т-тебя точно все нормально?

С этими словами она чуть наклонилась и уставилась на нижнюю половину моего тела. Нет… вряд ли ты сможешь что-нибудь сделать одним лишь взглядом…

И тут я заметил.

– ИИИ!

Мария стоит совсем рядом.

Скорее всего, Мария тоже направилась к классу 2-3 сразу после классного часа.

И сейчас она не сводит глаз с изучающей мой пах Юри-сан.

Затем она повернула полуоткрытые глаза ко мне.

…Ох. Кажется, я все-таки влип…

– Т-ты все не так поняла, Мария! Юри-сан просто волнуется обо мне, и…

– Почему ты ищешь странные оправдания? Я же тебя отлично знаю. Скорей всего, тебя ударил Усуй, потому что стал ревновать, когда она пришла к тебе в класс, так?

Она попала в яблочко, словно сама все видела; так что я закивал.

– Но с учетом этого – позволь мне сказать вот что…

И Мария заявила:

– Кастрировать тебя мало.

ЗА ЧТО?!

Сбежав от холодного взгляда Марии, мы добрались до лестничной площадки между третьим этажом и крышей.

Удостоверившись, что мы одни, Юри-сан отвесила глубокий поклон.

– Я очень, очень тебе благодарна.

– Эээ?..

За что она меня благодарит?

Юри-сан, похоже, заметила мое замешательство и потому добавила:

– За то, что помог нам с Ирохой помириться.

Ааа… за это. Ну, в общем, да.

«Битва за трон» лопнула внезапно, как надутый бумажный пакет, на который наступил слон. Такая была у меня ассоциация; а потом я вдруг оказался в пижаме и в собственной постели.

В первую очередь я проверил дату. Так много времени мы провели в игре, но здесь прошло лишь несколько часов.

Не копаясь в собственных чувствах, я набрал Марию. Я хотел как можно скорее убедиться, что у нее не осталось воспоминаний от «Игры бездельников».

В том, что она правда ничего не помнит, я убедился мгновенно, едва она ответила «ну чего тебе?» непривычно низким голосом.

Я ощутил такое облегчение, что не нашелся что ответить. Тогда Мария рассердилась за мой бессловесный звонок в такую рань. Когда я невольно рассмеялся (ведь это было так в ее стиле!), она рассердилась еще больше и заявила: «Какого черта – мало того, что меня разозлил, еще и смеешься!»

Когда я убедился, что у нее воспоминаний не осталось, следующими, кто пришел на ум, были Юри-сан и Ироха-сан.

Всю ночь я провел без сна, а на следующее утро попытался найти их в школе. Но не смог. Они обе прогуляли.

…Может, они вообще больше не придут в школу.

Подгоняемый беспокойством, я успешно вытянул из учителей их адреса (хоть ко мне и отнеслись с подозрением) и навестил их обеих.

Они были в ужасном состоянии.

Юри-сан по каждому ничтожному поводу принималась рыдать. Ироха-сан молотила кулаками по стенам своей комнаты, пока там не образовались дырки, и время от времени ни с того ни с сего начинала орать.

Все же каким-то образом мне удалось понять ситуацию.

Про «шкатулку» они обе забыли, но четко помнили все, что сделали. «Чужих переживаний» последнего раунда, когда игроком был я, у них не осталось, так что этих воспоминаний они не сохранили. Такие вот дела.

У Юри-сан остались воспоминания вплоть до второго раунда, в котором она всех обманула. Ироха-сан помнила все до третьего раунда, когда она всех перерезала. Примирения они обе не помнили.

Похоже, мое появление лишь ухудшило их состояние. Ну, это, видимо, было неизбежно – я наверняка напомнил им о той игре.

У меня тоже мелькнула идея, что лучше бы мне не показываться им на глаза и подождать, пока они оправятся естественным путем.

Но в итоге я решил, что это плохая идея.

Я был единственным, с кем они могли говорить о произошедшем. Конечно, их состояние со временем улучшится. Но никогда они не смогут восстановиться полностью.

Но по крайней мере я их простил.

Это несомненно.

Я ходил к ним целую неделю. Один раз семья Ирохи-сан хотела меня прогнать, но она сама вышла и остановила их. Мать Юри-сан принимала меня тепло, хотя и не знала всех обстоятельств.

Мои разговоры с ними были почти исключительно однонаправленными, но я продолжал и продолжал говорить. В частности, я рассказал о последнем раунде, когда я был игроком, причем несколько раз.

Я смутно чувствовал:

как только они восстановят свои отношения друг с другом, они освободятся наконец от «Игры бездельников». Они победят «шкатулку».

Поэтому я настойчиво пытался вернуть их дружбу, которую видел в последней игре.

Не знаю, помогли ли им мои частые визиты в течение недели. Но они снова начали ходить в школу.

Ироха-сан лишь здоровается при встрече, но Юри-сан теперь частенько забегает на переменах, чтобы поболтать.

Они обе все еще не верят, что помирились в последнем раунде.

Ничего удивительного. В отличие от ситуации в последнем раунде, сейчас их отношения полностью разрушены. Восстановить их с пепелища будет совсем непросто.

Но все равно я в этих девушек верю.

Верю, что рано или поздно они вновь начнут доверять друг другу.

Ведь я же знаю, как они друг другу дороги.

– Ты уже говорила с Ирохой-сан?

Юри-сан, медленно покачав головой, коротко ответила:

– Нет пока.

– …Мда, наверно, это непросто.

На мои слова она лишь улыбнулась.

– Отонаси-сан можно лишь позавидовать.

– …Потому что она не помнит игру, да.

– Не только.

С улыбкой на лице Юри-сан пояснила:

– Я слегка завидую, потому что ты ценишь ее больше всего, Кадзуки-сан.

И вдруг из глаз Юри-сан потекли слезы. Это правда было неожиданно, и она сама явно сбита с толку, потому что она это не специально. С того самого дня, как закончилась игра, Юри-сан льет слезы без всякого смысла, как будто ее кран сломался. Ни следа не осталось от прежней профи по управлению слезами.

Поскольку я уже привык к ее внезапным слезам, я самообладания не теряю.

Юри-сан произнесла, по-прежнему продолжая улыбаться:

– У-хе-хе, я опять плачу…

Но сейчас в ее лице нет уныния.

– Ей действительно можно позавидовать. Ведь именно потому, что она так дорога тебе, у нее и не осталось воспоминаний об игре, да? Ты сделал все, что только мог, чтобы защитить Отонаси-сан, и поэтому ей не пришлось становиться игроком и страдать в результате.

– …Может быть.

Наверно, мои старания не пропали даром именно из-за этого.

– Она действительно… – прошептала Юри-сан и улыбнулась, одновременно промакивая слезы салфеткой.

Я улыбнулся; при виде ее выражения лица мне сразу стало легче.

– О, ты улыбаешься!

– Мм? …Ну, да.

– Потому что увидел мои слезы? Эмм, знаешь, можешь слизнуть их, если хочешь.

…Э? Мне показалось, или она только что сказала что-то странное?

– У тебя ведь сдвиг по части слез, верно?

– …Я тебе когда-то говорил об этом?

– Говорил. Ты говорил, что слизывание чужих слез тебя сексуально возбуждает, или что-то вроде того.

Я точно ничего подобного не говорил! И чего это она вдруг начала про сексуальное возбуждение?! И куда вдруг делась ее невинная аура?

– Фетишист слёз, хех. Да ты изрядный извращенец, ты это знаешь? ♥

– Ну, ну почему даже ты надо мной издеваешься?

– Э? А разве ты не предпочитаешь девушек, которые делают с тобой все, что им захочется? Как Отонаси-сан.

– Ты все неправильно понимаешь! Меня это всегда обижает!

– Значит, тебе даже приходится делать вид, что ты не хочешь, чтобы тебя возбуждали… все очень серьезно…

– Д-да ты о чем вообще?! Ты раньше была совсем другая!

– Мм! Я… я знаю! Но что же мне делать?! Я должна попрактиковаться прикалываться над тобой!

Теперь она даже огрызается!

– Но прикалываться над тобой так забавно…

Ситуация явно развивается в плохом направлении.

– А-ха-ха. Ладно, давай постепенно перейдем к тому, ради чего я тебя позвала.

– Э? Я думал, ты просто хотела сказать спасибо?

Юри-сан очаровательно покачала головой.

– У меня к тебе просьба.

– Просьба?

– Да. Я все еще не полностью оправилась, и мне может быть плохо, если ты перестанешь навещать меня на какое-то время. Если ты не будешь приходить на летних каникулах, будут проблемы, поэтому я хотела попросить заранее…

– …Ааа… хорошо, я приду!

– И, пожалуйста, приходи один, потому что мы же об игре будем говорить. Нельзя брать с собой Отонаси-сан, понял?

– …Мм?

Куда-то не туда это все ведет…

– А, и еще. Вчера мама спрашивала о тебе. «Этот мальчик, который все время к тебе приходит, – он твой кавалер?»

– …И что ты ответила?

– Просто смущенно захихикала.

– Она это точно неправильно поймет!

– Я знаю.

– Иииии! Что это за ответ типа «Незачем говорить очевидные вещи»?

Ее характер так изменился… А, да, может, она так прямолинейна со мной, потому что я видел в игре, какая она на самом деле…

– …Ты довольно-таки нахальная, Юри-сан, тебе не кажется?

– У-хе-хе, ты только сейчас заметил? Учти, я так легко не сдамся. И неважно, насколько твои чувства сдвинуты в сторону Отонаси-сан.

– …Эммм, знаешь, ты меня уже много раз обманывала. Теперь это будет не так легко.

– А-ха-ха, полагаю, я пожинаю то, что посеяла. Но способы остаются, даже если ты знаешь, какая я расчетливая. Сейчас ведь похоже, что всё, что я делаю, тебя привлекает, правда?

Юри-сан нежно прикоснулась к моей руке.

От одного лишь прикосновения девушки мое сердце трепыхнулось.

– Твое сердце бьется быстрее, хоть ты и знаешь, что я нарочно, правда?

Не хочу признавать это, но она права.

– И вот так я буду стараться тебя выиграть!

Затем, придвинув губы к моему уху, она добавила:

– Я заставлю тебя думать, что мои попытки очень милые.

Я весь залился краской, как и планировала Юри-сан. Уаа… ну почему я такой предсказуемый.

Но я неловко улыбнулся.

Похоже, с ней все будет в порядке.

Юри-сан отошла от меня и со смущенным видом пошла вниз по лестнице.

– Кстати, похоже, в последние дни тот мальчик сошелся с Ирохой! Ну, тот, в которого она всегда была влюблена, – уже спускаясь, сказала она.

– …Э? Даже несмотря на то, что у Ирохи-сан сейчас полно других проблем?

– Не несмотря, а именно поэтому. Понимаешь, когда она слабая, она больше не кажется таким совершенством! И это очень симпатично выглядит.

Если подумать – Камиути-кун тоже говорил, что самодостаточные девушки не симпатичные.

Спустившись до конца пролета, Юри-сан обернулась.

– Эмм, может, это прозвучало как шутка, но, пожалуйста, приходи ко мне на самом деле. Я буду ждать.

– Ладно. Честно говоря, ты меня немного напугала сейчас, но я приду. Я ведь правда о тебе беспокоюсь.

– У-хе-хе… А, да, я всегда подстрою под тебя свои планы, ты только заранее звякни, но сегодня у меня важная встреча. Прости.

– Хмм, и что за встреча?

Юри-сан повернулась ко мне спиной, по-прежнему улыбаясь.

– Я ведь уже говорила тебе, что не разговаривала пока с Ирохой, да?

– Ага.

– Так и есть, но вообще-то мы мэйлами обменялись. Прямо перед тем, как я тебя позвала.

Вот это сюрприз.

Значит ли это…

Юри-сан вновь обернулась и сказала:

– Сегодня у меня встреча с моей любимой подругой.

Сияющая улыбка – и слова, которые я так надеялся услышать.

Аа… ну разумеется: она не соврала, когда сказала, что они   п о к а   не разговаривали.

Когда я вернулся в класс, прикрывая ладонью улыбку, там царило столпотворение.

У одних сияющие глаза, у других заплаканные, но все улыбаются.

Что происходит? – лишь секунду эта мысль жила у меня в голове.

…Ааа, вот оно что.

Девушку, что находилась в центре толпы, я узнал мгновенно.

…Черт, если б Коконе не брякнула лишнего, я был бы реально тронут…

Мысленно ругая Коконе, я принялся прокладывать себе дорогу сквозь толпу. Вот передо мной незнакомый металлический каркас и шины. И –

– …

Беру свои слова назад.

Хорошо, что я знал заранее.

Если б я ее увидел, ничего не зная, вполне мог бы разрыдаться.

– Моги-сан…

Моги-сан в своей школьной форме сидит в классе.

От одного этого мой голос дрожит, хоть я и навещал ее в больнице время от времени.

– Хосино-кун.

Заметив меня, Моги-сан улыбнулась.

– Тебя уже выписали?

– Не, не. Просто разрешили выбраться наружу ненадолго. Я пока что не могу жить самостоятельно. Мне разрешили прийти сюда после уроков, в класс меня отвезла мама. В общем, похоже, сама я вообще ничего не могу.

Она говорит с улыбкой на лице, так что звучит в целом не столь депрессивно.

– Но я хотела с тобой встретиться, даже если бы пришлось напрячься.

– И с кем это «с тобой»? – ухмыльнувшись, поинтересовалась Коконе.

Моги-сан залилась краской и ответила:

– Н-ну, в смысле с вами всеми!

Толпящиеся вокруг одноклассники расхохотались.

– Ну чтооо такое, ребята, уже прикалываетесь надо мной, хотя мы так давно не виделись… А, Хосино-кун, подойди чуть поближе, хочу с тобой поговорить.

– Говоришь нам не прикалываться над тобой, а сама даже не пытаешься скрывать своих привязанностей, хех.

– З-замолчи, Коко-тян!

Я подошел к Моги-сан, как было велено. Раскрыл рот, соображая, что бы такого сказать.

– …Классно смотрится.

– Э?

– Твое кресло.

– Зачем, блин, ты именно сейчас говоришь мне свое мнение о кресле? Если уж завел речь о внешнем виде, то что-то другое должен хвалить!

Я получил от Моги-сан нагоняй…

Внешний вид, э… Я присмотрелся к Моги-сан получше. Похоже, она немного смутилась от того, что ее так разглядывают; во всяком случае, порозовела.

Если подумать – ее телосложение почти полностью вернулось к тому, что было раньше.

– Ты набрала вес, да?

– …Я понимаю, что ты имеешь в виду, но ни одна девушка не будет рада услышать такие слова, Хосино-кун!

Окружающие вновь расхохотались.

– Э, эээ, а что мне тогда сказать?..

– Это ты меня спрашиваешь… хотя я не против… эмм, вот, как насчет сказать что-нибудь о том, как я одета?

– А, это. Не волнуйся, я заметил.

– Нет, я не это имела в виду. Мне интересно, как тебе это нравится, ты же меня так давно в ней не видел…

Школьная форма на ней, похоже, с иголочки. Кроме того, кажется, ее юбка заметно длинней обычного. Наверно, это потому, что иначе… эммм… когда она в коляске, были бы видны они.

Но что же мне сказать? Не могу же я похвалить ее, что она предусмотрела, что никто не увидит ее трусики.

Мм, пожалуй, вопрос лучше обойти.

– Очень симпатично смотрится!

– …Э?

Моги-сан распахнула глаза. …Чего? Я не такой реакции ожидал. Попробую еще разок, на всякий случай.

– Ты в форме очень симпатично смотришься!

Моги-сан покраснела до корней волос.

Отвела взгляд и несильно ткнула меня кулачком.

Уу?.. Думаю, Мария просто сказала бы «И что дальше?», Коконе бы гордо выпятила свою грудь размера «Е» со словами «А то!», а сестрица Рю-тян сделала бы вид, что ей совсем не интересно, хотя сама же и спросила. Ну а это что за реакция? Новый вариант какой-то.

Вдруг мне на плечо опустилась рука Харуаки.

– Все ясно. Вот, значит, как ты это делаешь.

– Э?

– Вы все слышали, уважаемые леди? Трюк этого типа в том, что он умеет говорить подобные вещи, не смущаясь при этом! Сколько же женщин, начиная с мисс Марии, пали жертвой этого прирожденного бабника, попавшись на этот трюк!

Чего это он так странно говорит.

Но почему-то мои одноклассники после шоу Харуаки закивали и принялись кидать на меня холодные взгляды. Да что с вами, парни, я вас боюсь!

– Покарать этого бабника Кадзуки Хосино, высшую меру ему! Наказание тебе будет такое: мы засунем тебе в рот носки, которые Кири носила три дня подряд! Это точно высшая мера!

– Каким боком это высшая мера! – запротестовала Коконе. – Это скорее награда!

– Я слышал, они смертоносны, серьезно. И еще я слышал одну теорию, что в процессе ношения вырабатывается ядовитое вещество под названием «трикоконетилен».

– Этого н-не может быть! Ко мне много всяких благотворительных организаций обращались за помощью, потому что с помощью моих носков можно производить актин, который спасет африканских детей!

Вау, к чему же это все идет?

Но мое лицо уже невольно расслабилось.

Если не считать того, что Моги-сан сидит в инвалидной коляске, ничего не изменилось с тех, прежних времен, когда она здесь была. Ее по-прежнему любят, а Коконе с Харуаки по-прежнему дурачатся.

Я словно вернулся в прошлое.

– …

…Я   с л о в н о   в е р н у л с я   в   п р о ш л о е?

Я машинально огляделся.

Вернуться в прошлое? Как такое возможно?

Что-либо подобное – невозможно.

В классе, где нет Дайи Омине, – невозможно.

Я кинул взгляд на Коконе. Она весело хохочет.

Я заметил кое-что.

Именно.

Марии здесь тоже нет.

– …Мм? Что такое, Хосино-кун?

…Не пойму, что это за неприятное ощущение.

В отличие от Дайи, Марии здесь нет только в данный момент. Думаю, она решила, что присоединиться к нашей ностальгической беседе было бы для нее трудно, и либо вернулась к себе в класс, либо вообще пошла домой раньше остальных.

И больше ничего. Не должно быть больше ничего.

И все же не могу избавиться от этого неприятного ощущения. Наоборот, еще хуже становится. Чувство в груди почти такое, как если бы что-то сжало мое сердце.

– …Моги-сан.

– Мм?

– Прости, но мне надо выйти ненадолго.

– Э?

Глаза Моги-сан расширились.

– Что такое, Хосии, внезапно посрать приспичило?

– Да нет! Просто Мария…

…У меня такое чувство, что я должен сейчас пойти к Марии.

Но фразу я не окончил.

Из-за Моги-сан.

Радостное выражение лица Моги-сан испарилось мгновенно.

– …Прости, Моги-сан.

– …Э? Почему ты извиняешься? Эммм… ты ведь не собираешься уйти совсем… да?

– Прости.

– …Знаешь… мне скоро придется вернуться в больницу, так что у меня совсем мало времени, понимаешь? Давай хоть это время побудем вместе? Пожалуйста?

– …Я вернусь, если только смогу.

Когда она услышала эти нежеланные слова, в глазах ее проступили слезы.

– Почему? – дрожащим голосом спросила она. – Неужели ты не можешь остаться? Ты ведь можешь с Отонаси-сан встретиться в любое время, правда? Неужели ты меня даже не проводишь, хотя я так старалась, чтобы с тобой повидаться?

Паршиво чувствую себя под тяжестью ее печального голоса и выражения лица.

Марии ведь здесь нет только сейчас. Всего-то надо сдержать мой порыв броситься к ней. Незачем ни с того ни с сего оскорблять чувства Моги-сан.

Так не остаться ли здесь ради нее?

– …

Но я уже решил.

Защищать Марию – превыше всего остального.

И поэтому –

– Прости!

И я вылетел из класса.

Не обращая внимания на голос, пытающийся меня остановить.

Я не мог дозвониться Марии по телефону.

Мария плюет на школьные правила и обычно приезжает в школу на мотоцикле, который паркует где-то недалеко. Но сейчас ее мотика тут уже нет.

А ведь, как правило, она меня ждет.

Убедившись, что ее мотика нет, я сразу направился к станции. Бесясь по поводу того, что поезд тащится как черепаха, я одновременно понял наконец, в чем причина моего беспокойства.

Я обманываю Марию. Я не рассказал ей об «Игре бездельников», и я делаю вид, что не был знаком с Кодаем Камиути.

И о том, что «О», возможно, потерял ко мне интерес, я ей тоже не рассказал.

Поэтому я всегда подсознательно думаю:

Мария может однажды исчезнуть.

Должно быть, я не смог подавить беспокойство, когда увидел Моги-сан в школьной форме.

Прежде, в те времена, когда Моги-сан ходила в наш класс, Марии еще не было. Она не была еще частью моей повседневной жизни. И дело не только в этом. Как я изменился благодаря «шкатулке» Кодая Камиути, так и Марию изменила «шкатулка» Касуми Моги.

Моги-сан и Мария неразрывно связаны, как две стороны монеты.

Вот почему я без всяких на то оснований думаю примерно так:

к о г д а   М о г и - с а н   в е р н е т с я,   М а р и я   м о ж е т   и с ч е з н у т ь.

– …

Я мысленно переключился на Дайю и Коконе.

Дайя пропал. Но Коконе об этом совершенно не тревожится. Дайя должен быть очень близок ей, но она всего лишь разозлилась немного, что он пропал так неожиданно. И только.

Почему?

Попробуем соорудить гипотезу.

…Может, у Коконе было предчувствие, что Дайя когда-нибудь исчезнет?

Конечно, вряд ли она ожидала, что он исчезнет именно так. Она не может знать про «шкатулки».

Но, может, она знала, что он оставит ее рано или поздно?

Может, она знала цель Дайи?

И именно поэтому она выбросила из головы мысль, что он может вернуться скоро.

Потому что была уже готова к тому, что Дайя исчезнет.

Не знаю, что между ними произошло. Так что не следует думать, что Коконе равнодушна, исходя из того, как она вроде бы смирилась с исчезновением Дайи.

Но я не Коконе. Я знаю цель Марии, я знаю, что ей суждено исчезнуть, – но я не отступлюсь.

Я ни за что не позволю Марии уйти из ее собственных эгоистичных побуждений.

Я добрался до дома, где живет Мария.

Уже подойдя к подъезду, я вдруг вспомнил, что сюда ведь и не войдешь, если обитателя комнаты нет на месте. Я даже до лифта не доберусь.

Что же делать?

Нервно походив взад-вперед перед подъездом, я наконец собрал в себе остатки рассудка и достал мобильник.

Вбив номер по памяти, я нажал кнопку «Вызов». Пошли гудки. С каждым новым гудком я молча молюсь: «Ответь, ну пожалуйста!»

И тут –

«В чем дело?»

Голос Марии.

– …

Аах…

Несмотря на то, что я слышал ее голос совсем недавно, несмотря на то, что она говорит в своей обычной резкой манере, у меня не хватает сил ей ответить.

«Эй? Что случилось? Или ты так и собираешься молчать в трубку, хотя даже не удосужился скрыть свой номер?»

– Д-да нет же!

Наконец-то мне удалось выдавить хоть что-то.

– Я сейчас перед твоим домом. Можешь меня впустить?

«Что? Нет, я не возражаю – но почему ты не предупредил зара-… аа, ты предупредил. Прости. Я не заметила, потому что была на мотике».

– Нет проблем. В общем, я сейчас поднимусь, поэтому открой дверь, пожалуйста.

«Мм».

Разговор прервался, и дверь открылась.

К лифту я направился почти бегом. Никак не мог успокоиться, даже пока ждал лифта и ехал в нем.

Поднявшись на четвертый этаж, я бросился к комнате 403, хоть она и была совсем недалеко.

Нажал на кнопку звонка, и дверь тотчас начала открываться.

В проеме показалось лицо Марии.

Одного этого достаточно.

Я ворвался в комнату, словно пытаясь наброситься на Марию, еще до того, как дверь полностью отворилась.

– …Что с тобой, Кадзуки?

Мария явно удивлена моим странным поведением.

– Мария… почему ты ушла домой так рано, не дождавшись меня и даже не предупредив?

– …Я ушла раньше, потому что мне неприятно находиться рядом с Моги, разумеется. Почему ты думаешь только о себе? И, кстати, почему ты ушел так рано? Тебя устраивает, что не пообщался с Моги еще немного?

– Да, вполне устраивает!

И затем я произнес.

– Важнее всех для меня ты, Мария!

Глаза Марии распахнулись еще сильнее…

Но тут же вновь ее взгляд смягчился.

– Вот как.

И она ласково погладила меня по голове.

– Ох уж… последнее время ты странный какой-то!

Мария самую малость заметила, что я изменился.

– Тебе просто кажется.

Поэтому я вру.

И ласково глажу ее длинные волосы в ответ.

Но смущенная улыбка, родившаяся у нее на лице, кажется немного одинокой; все-таки мне неловко из-за этого.


  1. Цундере – архетип персонажа аниме и манги, который сперва держится с другим персонажем холодно (или даже враждебно), но постепенно меняет поведение на сентиментальное и влюбленное.

  2. Имя Касуми означает по-японски «туман».